Алина Розанова
Сборник Новогодних рассказов
Парень наклоняется к моей груди и обхватывает губами припухший после его пальцев сосок, прикусывает, из-за чего я издаю еще один громкий стон, а затем проводит по нему дразнящими движениями языком.
– Август… Боже… – повторяла я и шептала, как мне хорошо.
Мышцы внизу живота напрягаются, и я выгибаюсь в спине, издав победный и самый яркий стон, на выдохе произнося его имя снова и снова, пока сладкая истома не заполнила все мое нутро. Август делает еще несколько толчков, а затем его тело содрогается.
Я подняла глаза и наблюдала за тем, как его лицо искажает прекрасное выражение удовлетворенности, а на руках, что снова держат меня за талию, ярко проглядываются выступившие вены.
***
– Ты телевизор-то включи, а то чего сидишь и в стену смотришь? – пошутила я, заметив, как Август пристально глядит куда-то вперед.
– Да я что-то задумался немного, – сказал он и встряхнул головой, схватившись за пульт. – Что будем смотреть? Голубой Огонек или Голубой Огонек?
– Голубой Огонек, конечно же, – ответила ему я, широко улыбнувшись, и поставила на стол ажурную хрустальную вазочку с крабовым салатом, что так любила. Я могла его есть месяцами на завтрак, обед и ужин, но не делала этого, так как могу им настолько объесться, что на Новый год я его просто видеть не смогу.
Так, стол накрыт, шампанское я принесла, Август включил ежегодный новогодний концерт, до полуночи осталось два часа. Мой взгляд пробежался по столу: на нем прекрасная белоснежная скатерть без единого пятнышка, напоминавшая мне снег, выпавший в раннее зимнее утро; два бокала, предназначенных именно для шампанского; еда и две фарфоровые тарелочки. Торт все еще охлаждается в морозилке – о нем Август еще не знает. Я поправила платье, купленное летом на какое-нибудь торжество, но ни разу ненадеванное, и присела на кожаный диван рядом с мужем.
Время тянулось как-то чересчур медленно, чему я была благодарна от всей души. Я с замиранием сердца глядела на Августа, пока он, в свою очередь, слушал песню Аллы Пугачевой и Кристины Орбакайте – Опять метель, подпевая. И так мы сидели до тех пор, пока на экране не показался Путин на фоне красной площади и Кремля, как это и бывает каждый год. Он говорил обо всем, что произошло за этот год, который принес очень много плохого. На моих глазах выступили слезы, когда речь зашла о самолете, который двадцать шестого числа упал в Черное море, и все его пассажиры канули в неизвестность. Столько людей… Столько потерь. И скоро не станет Августа…
Потом Президент заговорил о наступлении праздника, о планах на будущий год и успехах еще пока что нынешнего года. Любимый молча недовольно качал головой и уже был готов схватить бокал и выпить шампанское залпом.
– С праздником вас, с новым две тысячи семнадцатым годом, – закончил обращение Владимир Владимирович и на экране появились куранты, начавшие отсчитывать последние двенадцать ударов.
– Ну что, открывай шампанское, скорее. Я возьму бокалы, – наспех проговорила, поднимаясь на ноги.
Послышался хлопок и взболтанное шампанское потекло из горлышка прямо на руку Августа. Только это слегка насмешило нас обоих, и парень разлил напиток в сосуды. Наконец, мы начали считать, когда услышали бой курантов. Через стены я слышала, как тем же самым занимались наши соседи и люди во дворе дома, готовящиеся запускать фейерверки.
– Один! – закричали мы хором. – Два…
Я не переживу, если с Августом что-то случится.
– Три!
Мне так не хочется, чтобы он уходил.
– Четыре.
Разве он заслужил того, чтобы умереть в таком раннем возрасте от страшной болезни? Что он сделал такого, чтобы заслужить это?
– Пять.
Это несправедливо. Мы даже не успели обзавестись детьми, чтобы после смерти у нас обоих остался след на Земле.
– Шесть.
У меня еще будет шанс, которым я не хочу пользоваться без мужа, а вот у него…
– Семь…
Он должен жить! Если бы я могла, то ушла бы вместо него.
– Восемь.
И не было бы никаких сожалений, потому что я хочу, чтобы жил именно ОН.
– Девять!
Только если бы была такая возможность…
– Десять, – заканчивали считать мы вместе с боем часов, а на улице ребята запустили первые фейерверки, рассыпающиеся в небе на миллионы ярких огоньков, что я так любила. Я перевела взгляд окно, и вместо того, чтобы продолжать пялиться в экран, наблюдала за салютом в нашем дворе. – Одиннадцать.
Он не умрет. Я не позволю… Не оставлю его… Я его люблю… И хочу, чтобы он остался жив. Больше всего на свете я желаю именно этого.
– Двенадцать!
И когда мы оба замолчали, я уже вовсю плакала. Август, заметив это, крепко прижал меня к себе, так и не отпив из своего бокала.
Четыре года назад
В метро сегодня был отменный такой час-пик. Людей в вагоне собралось настолько много, что я ощущала себя как в консервной банке. Все жались друг к другу, и дышать было попросту невозможно. Мало того, что народа навалом, так еще и зима на дворе, все в пуховиках и теплых зимних куртках – от того места еще меньше. Так как в метро гораздо теплее, чем на улице, и люди редко расстегивают верхние вещи, все потеют, и «приятный» аромат распространяется по салону.
– Осторожно, двери закрываются, – прозвучало в электричке из громкоговорителя. – Следующая станция Московская.
Так, мне еще надо проехать две станции, и я выхожу. Не люблю метро по вечерам. Хорошо, что ехать все-то три надо от работы до дома и обратно.
Я огляделась по сторонам. Люди, вымотавшиеся после очередного трудового дня, мирно сопели на своих местах, а те, кто стояли, державшись на поручни, в отличие от меня, так как я отлично держала равновесие, засыпали даже в таком положении. Некоторые держали в руках пакеты, а другие прижимали к своей груди личные вещи, чтобы никакой клептоман не выудил из сумок кошелек или мобильный телефон.
Электрический поезд пошел на резкий поворот, и вагон накренило, а так как «я же самая умная, зачем мне держаться за поручень» стояла без какой-либо поддержки, меня качнуло вместе с полом. Я обнаружила, что теряю равновесие и начинаю падать. Схватиться рядом не за что. Сбив несколько человек, я раскрываю веки и замечаю парня, который таращится на меня во все глаза, потому что я лечу прямо на него. Выставив перед собой руку, я стараюсь минимально задеть его, и когда ощущаю, что падение прекратилось, обнаруживаю, что не только сижу на коленях у незнакомца, так еще и мой кулак каким-то волшебным образом оказался уперт прямо в паховую область молодого человека.
Лицо парня моментально налилось краской, и он стал похож на шокированный помидор. Я подскочила, потому что мне стало неудобно, да и люди на меня вовсю таращились. Рука молодого человека уже прикрывала пах, и слышался приглушенный мужской вой, говорящий мне только об одном – приземлилась я знатно.
– Господи, простите меня. Я не хотела. Мне очень неудобно. Вам помочь чем-нибудь? – повторяла все я, а парень отрицательно мотал головой. Действительно, чем я могу помочь-то ему?
Я извинялась перед ним почти весь свой путь, а когда поезд приближался к моей станции, молодому человеку стало легче.
– Вы простите меня? – поинтересовалась, когда глаза парня перестали быть такими круглыми, а лицо приобрело более-менее нормальный оттенок.
– Напишите мне свой номер, – протянул парень мне свой мобильный телефон. – Если выпьете со мной кофе, я подумаю об этом. И, скажите, как вас зовут?
– Я Октавия, – почти кричала я, так как из-за того, что вагон находится в движении, толком ничего не слышно.
– А меня зовут Август. Очень приятно, Ви.
Настоящее
Голова болела, будто я выпила лишнего вечером, хотя мы всего-навсего распили одну бутылку шампанского. Возможно, это из-за того, что я плакала все то время, что мы обнимались и глядели в окно на фейерверки, которые взрывались почти всю ночь.
Часы на стене говорили о том, что проспали мы немало. Уже почти два часа дня, а я только раскрыла глаза. Проведя рукой по волосам, я обнаружила, что они спутались настолько, что расчесывать их придется сквозь слезы.
Я прислушалась. Было как-то чересчур тихо. Как-то давяще тихо.
Август… Он…
Я повернулась к нему и резко подскочила, схватив его за запястье. Пульс есть, но очень слабый. Тело холоднее, чем в последние дни, а губы мертвенно-бледные. Дыхание казалось настолько слабым, будто он уже умер. Я проверила несколько раз, дышит ли он, поднеся ладонь к носу.
– Август! Август, – надрывисто вопила я, схватив его за плечо, и трясла. Причем трясла изо всех сил, на которые только была сейчас способна. – Боже! Август! Очнись! Прошу, очнись!
Я перешла на крик, а слезы градом покатились из глаз. Паника охватила мой мозг, все тело напряглось, и до меня просто не доходило, что нужно немедленно встать и звонить в скорую. Я лишь продолжала взывать к мужу и теребить его за плечо, пока не поняла, что он не проснется. Если я не вызову скорую, то этого не произойдет уже никогда.
Почему я позволила ему пить вчера? Почему я не подумала, что это может как-то повлиять на его болезнь? Я не готова отпустить его сейчас, когда только узнала обо всем. Он не должен уйти сегодня. Год только начался. Нельзя же, чтобы так сразу и все хреново.
Подскочив с кровати, я выбежала в коридор и споткнулась о Винчи, лежащего перед закрытой дверью. Но боли, когда я приземлилась на ковер и стерла кожу на обоих коленях, совершенно не ощутила. Сейчас важно совсем не это. НЕ Я.
В быстром темпе я еле как нащупала в сумке мобильный. А затем набрала номер скорой.
***
– Девушка? – Ко мне обратился главврач, который несколько часов провел в палате с Августом. – Ваш муж пришел в себя. Желаете пройти к нему?
Я молча кивнула и, не вытирая слезы, направилась вслед на доктором.
Стены палаты были белыми и мне на минуту почудилось, будто я нахожусь в психушке в камере, а не у мужа в обычной больнице. В помещение было три кровати, но две из них пустовали, а на третьей лежал такой же белый, как стены, Август. Солнечный свет на него падал, так как шторы были закрытыми, и мне показалось, что это чересчур мрачно, потому первым делом я раскрыла их, а после уже опустилась на край постели своего мужа.
– Ви, что ты здесь делаешь? – тихо прошептал парень, глядя на меня. Его глаза были еле-еле приоткрыты, будто на веки давил кто-то невидимый, стараясь сделать так, чтобы муж уснул, а не глазел по сторонам.
– Я вызвала скорую. Ты не просыпался.
– Ты должна была остаться дома. – Он приподнял руку, к которой была присоединена капельница, и вытер дорожку из слез на моей щеке. Я обхватила его ладонь и не желала отпускать ее. Никогда.
– Я буду с тобой, пока тебе не станет лучше. Или хуже. Я не оставлю тебя здесь одного. Ты хоть заметил, на что похоже это место?
– Конечно, заметил. Все больницы такие. Ты так говоришь, будто никогда в них не была, – сквозь улыбку сказал Август и опустил руку обратно на кровать, а я еще крепче ее сжала. –Ты должна ехать домой.
– Я не поеду, Август. Я не…
– Надо смотреть за Винчи. Его не с кем оставить. Ты же не хочешь, чтобы он испортил всю мебель в квартире, а потом умрет от голода, верно? Езжай домой, – Август настойчиво упрашивал меня, даже не желая слушать моих восклицаний о том, что я хочу остаться с ним, – а если что-то случится, я позвоню тебе. Обязательно позвоню. Не думай, что я уйду просто так.
– Я сделаю, как ты просишь, – ответила ему я, собираясь остаться сегодня в палате на столько времени, на сколько это было возможно.
Два с половиной года назад
Прекрасные расписные обои украшали стены данного заведения, а искусственные цветы с блестками переливались от света, исходящего от свечей в старинных черны подсвечниках. Легкая классическая музыка заполняла пространство, и в зале не было ни одного танцующего медленный танец человека. Все сидели за своими большими заказанными заранее столиками и потчевали изысканные блюда иностранных кухонь. Даже голосов почти слышно не было.
Я поправила колье, подаренное Августом на свой день рождения, и продолжила смотреть в сторону двери в ожидании появления самого парня. Моего парня, который за неимением хорошей работы часто таскал меня по подобным заведениям. Уж очень ему нравилась необычная кухня. А я, в основном, готовила что-то обычное, хотя старалась удивлять его по возможности.
Наконец, я заметила знакомый синий костюм, появляющийся из открытых дверей, а затем Август быстрым шагом направился ко мне.
– Привет, любимая, – чмокнул меня в губы он и опустился на стул напротив меня. – Прекрасно выглядишь. Ты уже посмотрела меню? – Он уставился на книгу, лежащую передо мной.
– Нет. Я ждала твоего появления. Знаешь же, что я плохо разбираюсь в подобной кухне, и мне понадобится твоя помощь.
– Я уже бывал здесь ранее, – он обвел взглядом зал, – и знаю, что тут подают. Можешь даже не открывать меню, я сейчас сделаю заказ.
К нам подошел официант, одетый как в американских фильмах и принял заказ из уст Августа, даже не записав его. Хотя любимый назвал достаточное количество блюд, которые следует принести. Это ж надо, какая должна быть у того парня память отменная. Надеюсь, на кухне ничего не перепутают. Хотя, я все равно не понимаю здешней пищи, так что мне будет отчасти все равно, что именно нам принесут. Только Август может рассвирепеть. Пару раз я его уже застала в подобно расположении духа.
– Ви, а ты в курсе, что то твое покушение на мои яйца в метро было для меня как стрела Купидона в сердце? Вот серьезно.
– Покушение? – воскликнула я, наигранно схватившись в области сердца. – Ты же знаешь, что это произошло случайно.
– А ты уверена в этом? Мне кажется, ты намеренно полетела именно на меня, а не на усатую женщину, что сидела по левую сторону от меня.
– Август!
– Прости, – засмеялся он, а потом поднялся со своего места и вальяжной походкой подобрался ко мне. – Знаешь, что я хочу сделать?
– Что? – поинтересовалась я, ожидая, что он сейчас снова меня поцелует.
– Сделать тебя своей женой, – медленно сказал он, опускаясь на одно колено.
Настоящее
Уже прошло шесть дней. Сегодня Рождество, а я все еще не получила даже смс от Августа. Все это время я почти никуда не выходила – лишь делала два раза в день пару кругов с Винчи вокруг дома, а затем возвращалась обратно в квартиру. Из холодильника уже начало пахнуть залежавшимися салатами, которые совершенно не хотелось выкидывать. Мне вообще ничего не хотелось: ни есть, ни убираться, ни двигаться. Я сутками лежала на кровати поверх одеяла и плакала. Глаза опухли настолько, что я почти не могла их открыть, под глазами образовались синяки из-за недостатка сна, так как мне снились кошмары, связанные со смертью Августа.
Я все ждала самого наихудшего, что мне позвонят врачи и сообщат, что мой муж скончался, а я сижу дома и езжу к нему, потому он запретил мне. Я понимаю, что он просто не хочет, чтобы я видела его в таком состоянии; не желал снова смотреть на то, как заливаюсь плачем.
Сегодня меня так и подмывало собраться и поехать в больницу, наплевав на все изречения Августа. Просто переступить его желания и все, но разум все же твердил, что я не должна расстраивать его еще сильнее. Потому что ему тяжелее, чем мне. И он в одиночестве проходит через все это.
Издалека я услышала знакомую мелодию, и мне хватило секунды на то, чтобы подорваться с места и ответить на звонок.
– Август, что случилось? Что-то произошло? – Я уже начала натягивать на себя спортивные штаны, ожидая услышать самое наихудшее, глаза уже покраснели и готовы были наполниться слезами.
– Я звоню, чтобы сказать тебе кое что…
– Тебе хуже, да? Ты ведь сказал, что позвонишь, если что-то случится. – В спешке надевая на себя свитер, я задела торшер, стоящий на тумбочке в зале, и тот полетел на пол, разбившись вдребезги. Мне было совершенно все равно, если я вдруг наступлю на эти сраные осколки. Если любимому стало хуже, я должна немедленно ехать к нему. И плевать, что будет со мной. Я должна быть рядом с ним. Я не оставлю его. Никогда не оставлю.
Я рыдала, но старалась не подать вида. Того, что мой голос напуган, мне казалось, будет для Августа достаточно. Не хочу, чтобы он еще и переживать начал.
– Что это было? – поинтересовался парень, услышав звук разбитого стекла.
– Ничего важного. Я еду к тебе.
– Не надо, Ви, – его голос был таким слабым, таким немощным, будто парень находится на последнем издыхании, – я не хочу, чтобы ты видела меня таким.
– Это не обсуждается! Я уже выхожу.
– Не надо, прошу, я ужасно выгляжу. У меня на голове нет ни одной волосинки. Волосы выпали из-за химиотерапии буквально за неделю, представляешь? – Да он, что, издевается надо мной? Как можно говорить о таких вещах, если у него что-то произошло. Он не стал бы звонить просто так.
– Ты считаешь, что это важно сейчас? Мне все равно, есть на твоей дурной голове волосы или нет. Если тебе хуже, я приеду и не буду спрашивать твоего разрешения! – кричала в трубку я, будто от этого Август услышит меня лучше. Я не понимала, почему злилась на него. Я должна была злиться на себя, что не смогла скрасить его последние дни, послушала его и оставила одного в больнице, пока сидела дома и вспоминала, как нам было хорошо раньше, и тихо ревела в подушку.
– Боже, даже мне сказать толком не даешь. Успокойся, Ви, присядь. Сначала выслушай меня, хорошо? А потом будешь решать, есть ли смысл тебе ехать ко мне.
Я уже успела надеть один сапог, а второй держала в руке, пока зажимала плечом телефон. Но, раз Август попросил, я присяду. Да…
Но почему он говорит, что мне может не понадобиться ехать к нему? Он прямо сейчас умирает?! Или его жизнь смогут продлить еще дольше, а я испугалась из-за звонка, потому что в последние дни жила в ожидании плохих новостей…
– Говори, пожалуйста, – молила его я, пока слезы текли по щекам, щекоча кожу. Такие соленые, таких холодные…
– У меня только был врач, и у нас состоялся серьезный разговор. Он говорил, что впервые за всю свою практику встречает настолько быстро прогрессирующий рак.
– Зачем ты это говоришь сейчас, когда я сижу дома и не могу быть рядом с тобой?
– Погоди. И еще…
Он замолчал. Я запустила трясущуюся руку в сальные черные волосы и сжала клок, готовясь вырвать его. Мне хотелось причинить себе боль, если я услышу что-то ужасное. Я не хотела слышать это по телефону. Почему он хочет сказать это именно так? Неужели он настолько глуп, если считает, что так мне будет проще?
– Еще, – продолжил Август, и его голос начал становиться слегка увереннее, но был по-прежнему очень слаб, – он впервые встречает случай, когда человек побеждает рак последней неизлечимой степени. Ви. Ты слышишь меня? Я здоров!
– Но… Но как? – выпрямилась на месте я, и на моем лице появилась широкая счастливая, улыбка. Но я не понимала, как это случилось.
– Никто не знает. Это просто чудо какое-то! Сегодня меня осмотрели еще раз, потому что им казалось, что мне становится все хуже, раз я начал чувствовать себя более-менее. Они говорили там о какой-то ерунде, когда человек слегка приходит в норму перед смертью. И вот – я здоров. Рак отступил. Я здоров, Ви! И я скоро вернусь домой. Лысый и здоровый.
– Тогда, о чем ты говоришь? Как я могу не приехать? И ничего мне не говори о своих волосах, мне все равно. Я сейчас выезжаю, чтобы треснуть тебя, а потом зацелую, понял?
– Понял. – Даже так я слышала, что он улыбался еще сильнее чем я.
Я сбросила вызов, наскоро нацепила на ногу сапог и вылетела из квартиры.
Он здоров. Меня переполняли эмоции, из-за которых, казалось, взорвется голова. Я была готова плакать и одновременно прыгать на месте от счастья.
Как сказал Август, это чудо. Но ведь люди говорят, что чудес не бывает. Да и я так раньше думала. Но как теперь можно не верить в чудеса, если одно из них вот – передо мной. Мое Новогоднее желание исполнилось, так как я пожелала его от всего сердца. И это значит лишь одно – волшебство есть. Просто оно не такое, каким его себе все представляют.
А ЧТО ЕСЛИ…
«А что, если день перед наступлением нового года – последний день в твоей жизни?
А что, если ты сделаешь всего шаг, и все закончится?
А что, если произойдет нечто, что перевернет все с ног на голову?
А что, если…
А что, если…»
Думали ли вы когда-нибудь, что на вашем жизненном пути встанет выбор: жить или умереть? Когда обстоятельства складываются против вас самих, а руки опускаются. И в голове набатом стучит лишь одно – с меня достаточно. Именно в такие моменты определяется вся суть самого человека. Если он силен духом, то сможет побороть все трудности, вылезти из ямы, в которую угодил, и продолжить мирно существовать. Но если же наоборот, он не выдерживает и бросается в крайности, которые могут стать заключительными в его жизни.
Именно в такой ситуации очутилась я.
И не хочу оказаться в следующем году!
Эту мысль я вынашивала долго и все спланировала заранее.
Мама ушла с утра по магазинам – добрать продуктов для праздничного стола. А отец поехал на работу, чтобы закончить важные дела. И у меня была полная свобода действий. Можно творить то, что вздумается.
Вот только думалось про одно и то же.
Поднявшись с постели, я поправила сбившееся одеяло и посмотрела на часы. Полдень. На улице давно рассвело. Солнце спряталось за слоем плотных туч, и крупные снежинки, подхваченные ветром, кружась, опускались на холодную землю.
За ночь сугробы выросли, и теперь дети носились по двору, играя в снежки, а кто-то даже пытался слепить снеговика. Мама одного из ребят вышла из соседнего подъезда и медленно двинулась к сыну по вытоптанной прохожими тропинке. В руках, облаченных в мягкие вязаные рукавицы, морковка и шарф. Женщина склонилась к мальцу и вручила ему сувениры, а затем отошла чуть поодаль и с улыбкой наблюдала за стараниями сына. В какой-то момент рядом пробежала девочка лет десяти. А прямо в маму мальчика прилетел снежок.
Я улыбнулась. Как хорошо, когда люди продолжают радоваться жизни. Даже когда в ней не все гладко. Но я не из тех, кто не готов мириться с происходящим. Мне проще закончить все одним махом, чем проглотив, через силу поступать как остальные люди. Нет желания беззаветно продолжать носиться по делам и совершать предновогодние покупки.
Напялив на себя огромный белый свитер и плотные черные леггинсы, я встала перед зеркалом, рассматривая отражение. Под глазами образовались синие круги из-за вечного недосыпа и ночных слез в подушку. Кожа стала бледной, а волосы ломались.
Я улыбнулась своему отражению напоследок. Вышло как-то слабовато. Нацепила верхнюю одежду и обулась, а затем покинула квартиру, заперев дверь на ключ. Его я оставила под ковриком вместе с запиской, где извинилась перед родителями, что у них такая нерадивая дочь.
Путь мой лежал почти через весь город. Я заранее выбрала самое высокое здание – так вероятность остаться в живых минимальна. Загрузившись в автобус, чтобы добраться до места, я безразлично смотрела в окно. Снегопад усилился, а ветер начал бушевать: я еле видела пролетающие мимо дома. Включив музыку на мобильном, я засунула в уши наушники и сделала громче. Только бы не слышать людей вокруг! Все они твердили о приближении Нового года, как о чем-то особенном…
Через год они снова будут говорить и делать все то же самое. Что забавляет людей в данном празднике? Я столько раз загадывала новогодние желания, что сбилась со счета. Ни одно из них не исполнилось. Может, я прилагала слишком мало усилий для этого?!
В голове периодически всплывали картины прошлого. Те самые моменты, когда моя жизнь пошла под откос. Когда мне пришлось вернуться в отчий дом, зажить как раньше. Но все это больше стало похоже на существование, в котором смысла нет. И я была недостойна этого с самого начала. Я поняла, что не хочу продолжения такой жизни.
Наконец, пару часов спустя я добралась до нужной остановки. В лицо тут же ударил ветер. Снежинки, словно маленькие осколки стекла, врезались в кожу. Ее покалывало от холода, но я натянула выше шарф и растерянно оглянулась.
Здесь! Именно в этом месте все и закончится.
Слева от меня находится тот самый дом, на крыше которого я окажусь всего через мгновение. Вот тут, рядом со зданием, на белом снегу, буду лежать я. Моя кровь окрасит его в красный цвет.
Я подняла глаза к небу. Наверное, это лучшее время для ухода. Предновогодний снег… Зима… Конец две тысячи семнадцатого… Все как положено.
Тяжело вздохнув, я отряхнула прилипший к пальто снег и топнула ногой, чтобы убрать его же с обуви. Поскользнувшись, я попыталась удержаться на ногах. У меня вышло, и я не рухнула на землю. Вздохнула и отправилась к одному из самых высоких зданий города. Обычное, ничем не примечательное сооружение двадцатого века. Тридцать четыре этажа. Прыжок с крыши – верная смерть.
Лифт поднял меня на последний. По лестнице я забралась выше, там в потолке находился люк на крышу. Открыт. Я знала это, ведь бывала в этом доме, когда выбирала место. Я ухватилась за металлический прут, именуемый ступенькой, и подтянула тело наверх. Через несколько десятков секунд я уже находилась на крыше.
Передо мной распростерся город, в котором витало праздничное настроение. Вереница машин образовала пробку где-то там снизу, и люди сигналили, желая скорее оказаться дома. Снег наверху был немного слабее, но ветер наоборот. Волосы взмыли вверх и спутались, а шарф размотался и шлейфом болтался где-то позади.
Я сделала несколько шагов вперед и оказалась у самого края. Глаза опустила вниз, глядя на белый снег, находящийся прямо подо мной. Именно туда я, вероятнее всего, и упаду. Надеюсь, это не сильно испортит живущим здесь людям настроение. Хотя, о чем я думаю… Это моя жизнь. И мне решать, что делать с ней. Если уж я решила, что пора с ней покончить, то так тому и быть.
Всего каких-то десять сантиметров отделяло меня от полного забытья. От места, где нет ничего. Где будет лишь темнота. И никакие проблемы больше не захватят меня в свой плен. И только там я буду свободна. Ветер ударил в спину, заставив меня пошатнуться. Будто бы он тоже хотел, чтобы я сделала это.
Я восстановила равновесие и опустила руки. Никогда не думала раньше, что именно вот так встречу свою кончину. А все почему? Потому что я не в состоянии справиться с собственными проблемами, не посвящая в них других. Хотя, не думаю, что, рассказав, ощутила бы себя немного лучше.
Родители оказали мне моральную поддержку. Они понимали, что я тяжело перенесла гибель своего молодого человека, с которым еще с начальной школы была вместе. Но то, что, стерев все воспоминания о нем, я бросила университет, никак не укладывалось в их головах. Ведь я так настойчиво отстаивала право на собственную жизнь, а потом просто сдалась.
Нет никаких шансов восстановить потерянное. Нет возможности вернуть Диму к жизни, которой он лишился по моей вине. Ведь это я устроила ту истерику, из-за чего он сломя голову ринулся к машине в то зимнее утро, после того как на дорогах образовалась наледь. По моей вине, психанув, уселся за руль и вжал педаль газа в пол, пока я обиженно таращилась в окно. И видела, как он покинул двор, но не смог выбраться на проезжую часть. Живым. В стеклах блеснули появившиеся из-за горизонта солнечные лучи. Снег, слегка припорошивший тонкий лед, поднялся столбом из-под колес. Автомобиль резко развернулся перпендикулярно дороге. Дима не успел выбраться из западни и даже понять, что происходит. В ту же секунду в бок со стороны водительского сиденья въехал бензовоз. Содержимое бака вспыхнуло из-за выроненной водителем от удара сигареты. Мгновение. Взрыв.
Я никогда себя не прощу.
Я уже была готова завершить начатое, но остановилась.
Правильно ли я поступаю?.. Что будет с родителями?..
Но что станет со мной, если я не сделаю этого?
А что, если я вернусь домой? Достойна ли я того, чтобы продолжать жить?
Но тут же мой разум ответил на все вопросы лишь одним словом «умри». И все снова встало на свои места. О чем я вообще думаю?.. Почему я медлю, когда конец так близко? Я не должна сомневаться. Я заслужила это.
Я закрыла глаза и набрала полную воздуха грудь, приготовившись прыгать, но меня вдруг прервал голос, возникший будто из ниоткуда:
– Ты не должна делать это!
Он звучал не где-то рядом, а словно внутри меня самой. Властный и громкий. Но он не принадлежал мне. Я распахнула веки и огляделась, но вокруг никого не находилось. Лишь крыша, ее край и снег, быстро падающий вниз. Что за чертовщина? Что это было?
– Кто здесь?
– Мое имя Парадокс. Но в вашем мире я известен как Дед Мороз, – ответил мне женский голос. Я усмехнулась, скрестив руки на груди.
– Дед Мороз? Женщина? Это шутка, да?
– Ты слышишь лишь то, что тебе хочется услышать. Я не имею голоса, как и тела, потому мои слова могут звучать для тебя, как того пожелает твоя душа. И тело выглядеть так, как заходят видеть его глаза.
– Но я не вижу тебя, – снова оглянулась я, громко шмыгнув носом.
– Ты не веришь, что я здесь.
– А как можно верить в то, чего не существует? Это сказки. Я просто сошла с ума, – подытожила я.
Кажется, все это время я говорила сама с собой. Наверное, мое подсознание старалось пробиться наружу и заставить меня остановиться.
– Кто, по-твоему, исполняет новогодние желания и капризы? Никогда не задумывалась, Катя?
Он (или она) даже моё имя знала! Да что за ерунда?
– Да? – Я повернулась спиной к обрыву, сделав от него шаг на крышу, будто некто невидимый находился все это время позади, и закричала в пустоту: – Тогда почему ты не помог мне, когда мне это было нужно? Почему не исполнил ни одного моего желания? Скажи мне, сраный Дед Мороз.
– То, что ты обо мне знаешь – сказки. Есть лишь одна правда – я исполняю желания единственный раз, когда это необходимо человеку больше всего на свете. И настал тот момент, когда тебе это действительно нужно.
– Ты опоздал. Все кончено. – На пятках я повернулась обратно, готовая завершить начатое, но от неожиданности упала задницей в снег.
Передо мной прямо над пропастью парил прозрачный дух. Его тело искрилось и переливалось, а колючие снежинки, не касаясь его, пролетали сквозь призрачную субстанцию, продолжив свое падение. Силуэт становился все человечнее, пока не обрел очертания рук и ног. Но я по-прежнему не видела лица.
– Ты… Ты… Ты настоящий?
– Глупый вопрос, если ты меня видишь.
– Но у тебя нет красного плаща и бороды… Я даже не вижу твоего лица.
– У меня нет ни голоса, ни тела, – прозвучало в голове.
Я проглотила ком, вдруг вставший в горле, и прокашлялась, но на ноги так и не поднялась. Неужели все это происходит со мной? Может, я уже рухнула вниз, а все, что сейчас вижу, – лишь фантазии моего умирающего головного мозга? Иных объяснений нет.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты остановилась. Я могу помочь тебе.
