Моим жизненным причалам
«Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным».
Сенека
Я – волжанка. Я родилась на Волге и прожила там большую часть своей жизни. С детства, сидя у волжских берегов, я любила наблюдать за белоснежными красавцами-кораблями, которые величественно и неспешно проплывали мимо, а затем причаливали к причалу. От них невозможно было оторвать глаз. Корабли мне представлялись великанами. У каждого из них свой путь и своя жизнь. Любопытно было фантазировать, откуда и куда они направляются, где и к какому причалу пристанут.
Однажды, в очередной раз любуясь хорошо знакомой мне с детства картиной, я стала размышлять, что люди, как корабли. Только двигаются они не по Волге, а по реке жизни. У каждого человека свой путь и своя жизнь. А ещё каждому человеку нужны причалы, его жизненные причалы, чтобы его не несло по течению неведомо куда, чтобы он не потерялся в потоке жизни, чтобы он не попал в коварную воронку и чтобы просто не пошёл ко дну.
Семья – это наш причал, который нам жизненно необходим. Дорогие нам люди – это наши жизненные причалы, которые помогают нам не сбиться с курса и не пойти ко дну.
В жизни человека члены семьи и родня – самые значимые люди. Без них в жизни наступает дисбаланс, наблюдается крен, и увы! отсутствует «роскошь человеческого общения» (Антуан де Сент-Экзюпери) Правда, биологически можно жить и без роскоши. Но это, как полуголодное существование – выжить можно, а наслаждаться жизнью вряд ли получится.
Присутствие в жизни человека семьи и родни, а ещё друзей и Родины – это как наличие причалов, к которым всегда можно причалить, устав от трудного плавания по реке жизни.
Просто пожелание: Пусть в вашей жизни всегда будут надёжные причалы: родня, друзья и Родина. Желаю вам мчаться по реке жизни на всех парусах. Пусть у вас будет жизнь на всех парусах, а у ваших детей – детство на всех парусах. И пусть вам кто-то скажет: «Глаза б мои на тебя смотрели! И как можно дольше!»
В этой книге я рассказываю о своих жизненных причалах – о семье моего детства и о моей нынешней семье.
В своих книгах о семейной жизни и воспитании детей я родителей условно делю на невротических, обычных и феноменальных. Последние строят Семью особого назначения, где люди не просто обитают под одной крышей, а живут счастливо и растят счастливых детей, организовывая для них уютный семейный дом в пространстве любви и обеспечивая им безопасное, продуктивное, жизнерадостное детство. В этом и состоит особое назначение семьи. В такой семье дети часто слышать ласковый шёпот благородства души взрослых.
При этом феноменальные родители незаметно для себя становятся Взрослыми особого назначения, а оно в том, чтобы создавать вокруг детей пространство любви и растить их здоровыми, успешными, и жизнерадостными. Организовать детям безопасное, активное и интересное детство – и есть особое назначение всех взрослых. Взрослые особого назначение понимают, что детство – это маленькая жизнь, за которую ответственны большие тёти и дяди.
У феноменальных родителей получается сделать сыновей и дочерей Детьми особого назначения, назначив их единственными и неповторимыми, особое назначение которых – жить и расти в «роскоши человеческого общения» (Антуан де Сент-Экзюпери), вырастая здоровыми, успешными и счастливыми людьми. Став взрослыми, они будут относиться к состарившимся родителям по-особому, тихо повторяя им: «Глаза б мои на тебя смотрели! И как можно дольше!!!» Тихо, потому что ласковый шёпот благородства души всегда негромкий, но его точно слышат и Взрослые, и Дети особого назначения.
Желаю вам непременно услышать у себя дома этот чудный шёпот – ласковый шёпот благородства души.
В жизни каждого ребёнка есть значимые для него люди, которые вершат судьбу подрастающего человека, программируют его и пишут сценарий его жизни. Список этот может быть длинным или коротким. Но в начале такого списка будут непременно мамы и папы, а также, возможно, и другие родственники.
Родители всегда значатся в списках судьбоносных для ребёнка людей. Правда, фигуранты данного списка могут быть как со знаком «плюс», так и со знаком «минус». Это уж у кого как получится! В любом случае, родители играют судьбоносную, поворотную, краеугольную роль в жизни ребёнка.
Родители – судьбоносители в жизни своих детей! А детство – это маленькая жизнь, за которую ответственны взрослые.
Родители для ребёнка – это пример для подражания и образ внешнего мира. Они для ребёнка – окно в этот мир. Что бы родители ни делали, ребёнок воспринимает это за истину.
Какими мы помним своих родителей? А какими нас будут вспоминать наши дети? Поразмышляем об этом вместе.
Памяти моей мамы, педагога и учителя XX века от её дочери, педагога и учителя XXI века
Я – из преподавательской семьи. Отец вёл электротехнику и физику в техникуме и политехническом институте. Мама была учителем истории, завучем, директором школы. Я училась в другой школе, но после уроков шла в «мамину» школу.
Помню, как строилась в «маминой» школе работа с «трудными». Самых «трудных» ребят распределяли между завучами и директором школы, а остальных – по учителям.
Однажды маме достался «трудный» подросток – Володя Уваров. Он не ходил в школу. Что с ним только ни делали, не ходит парень в школу и всё!
В его семье было и тяжёлое материальное положение, и педагогическая запущенность, и много детей. Чтобы заставить подростка ходить в школу, мама каждое утро шла к Володе, звонила в дверь и говорила: «Володя, поторапливайся, пойдём с тобой школу открывать». Через некоторое время Володя выходил из квартиры, и они вместе шли в школу. Как тут в школу не пойдёшь, когда за тобой лично директор заходит, и надо «школу открывать?!
Так мама водила Володю в школу два года. Он потом ушёл в армию и стал военным строителем. А я обижалась на маму. Почему она чужого ребёнка каждый день в школу чуть ли ни за ручку водит, а свою дочь никогда в школу не провожает?
Я говорила маме: «Поручи своего Уварова кому-нибудь, что ты с ним мучаешься?!» Мама отвечала: «С ним никто не справляется. Он никого не слушается, кроме меня. Но главное, у парня всё трудно в семье, а со мной он как будто оживает. Я же не только истории должна детей учить, а делать для них много чего ещё. Такая работа. Лучшая из всех других работ!».
Так мама работала спасателем и растила Володю Уварова, а потом Сашу Бакина и Юру Каданцева и, вообще, всегда кого-нибудь.
Потому что надо просто работать с детьми. Работать честно, добросовестно, ответственно, спокойно и профессионально. А порой работать спасателем и скорой помощью.
Уверена, любое занятие с ребёнком ему что-то даёт. Даже если мы, педагоги, не сможем научить учеников английскому или тригонометрии, то, может быть, мы хотя бы сумеем поставить заслон на пути их превращения в Маугли и Тарзанов. Или в чём-то поможем. Или даже от чего-то спасём. Такая работа! Лучшая!
Моё детство, можно сказать, прошло в «маминой» школе, где она была директором. Это была обычная общеобразовательная школа. Я училась в другой школе (с углубленным изучением английского языка). Мама считала, что негоже ребёнку учиться там, где родитель – директор. Но, после уроков я шла в «мамину» школу и была там до вечера.
«Мамину» школу я видела изнутри. Вот как там работали с «трудными» классами. Проходит педсовет по распределению часов и классов, а я сижу на задней парте и занимаюсь своими делами.
Мама говорит: «Коллеги! Распределение часов начинаем с самых проблемных классов. Давайте озвучим, какие у нас самые «трудные» классы и обозначим, какие с ними проблемы». Учителя и завучи высказывались.
Если выявили, что 9Д – очень «проблемный» класс, то комплектование в нём шло так: историю и обществоведение в этом классе ведёт директор школы (моя мама), математику – завуч по учебной части, русский язык и литературу – организатор внеклассной работы, географию – председатель профсоюзного комитета и т. д. Администрация «маминой» школы всегда «разбирала по себе» часы в самых проблемных классах.
Я как-то спросила маму: «Мам, а почему ты берёшь самые «трудные» классы? Ведь ты могла бы выбрать себе для работы отличников и хорошистов, а плохих детей раздать другим».
Мама ответила: «Плохих детей не бывает! Бывают неумные и ленивые взрослые, которые не умеют или не хотят работать с детьми. И ещё. Кто же после этого меня будет уважать? Какой я тогда начальник, если не справляюсь с «трудными» классами? Как же тогда с ними должны справляться учителя? Когда завучи и директор работают на проблемном классе, ученики улучшаются на глазах. А администрация в школе на то и поставлена, чтобы во всём помогать учителю. По-другому нельзя. Просто нельзя и всё».
Так же было с работой с родителями. В проблемные классы на родительское собрание приходит кто-то из администрации школы. Ведь родители порой бывают «труднее» своих детей. И школьное начальство «бросается на амбразуру». Перед родительскими собраниями мама говорила учителям: «Всех «трудных» родителей сразу ко мне в кабинет. Если они не идут, вызывайте меня, я сама подойду к вам на собрание».
Мама говорила: «Если тебе невыносимо трудно и, кажется, что нет больше сил, помоги тому, кому труднее и тяжелее тебя. Посмотри внимательно вокруг и найди таких людей. И особенно детей!»
Были и другие правила и традиции в «маминой» школе. Когда в школе проходил семинар с большим количеством гостей и открытых уроков, то кто-то из школьной администрации давал открытый урок наряду с остальными учителями.
Администрация школы заранее распределяла открытые уроки, которые придётся давать в учебном году. Скажем, в первой четверти открытый урок даёт завуч по учебной работе, во второй четверти – директор школы, в третьей – организатор внеклассной работы и т. д.
Видя, как мама волнуется, готовясь к открытому уроку, я спросила, обязательно ли ей давать этот урок. Мама ответила: «Конечно, обязательно. Какое я имею право требовать с рядовых учителей давать открытые уроки, если сама их никогда не даю?!»
Субботники в «маминой» школе организовывались с непременным участием школьной администрации. Вся территория делилась на участки, которые закреплялись за разными классами. На уборку участка выходил класс с классным руководителем, а с ними кто-то из администрации или учителей без классного руководства. Члены школьной администрации обычно работали вместе с самыми проблемными классами.
Мама говорила, что ученики работают лучше на любом участке, если рядом с ними на равных трудится учитель, а тем более завуч или директор. А после субботника ребята с гордостью рассказывали: «С нами на участке сама директриса работала. Она наш класс любит».
При проверке у учителей планов уроков мама раскрывала свою тетрадь с поурочными планами и говорила: «Я пришла проверить ваши поурочные планы и показать вам свои». Как в таком случае прийти учителю на работу без плана урока?!
При составлении общешкольного расписания мама исходила из того, что директору и завучам расписание уроков можно делать с любым количеством «окон», т. к. они всё равно должны постоянно находиться в школе. А учителям расписание надо составлять, по возможности, максимально удобно – с методическим днём и наименьшим количеством «окон».
А ещё от мамы я узнала, что директору и завучам школ не пристало ходить на больничный. Это – неловко, неудобно и просто стыдно перед учителями. Мама рассуждала так: «Если администрация школы «сидит» на больничных, то же самое будет и с учителями. Да и вообще педагогам на больничном быть некогда! Надо работать с детьми».
Мне вспомнился эпизод из моей учительской жизни. Следуя маминому принципу «не ходить на больничный», я так и делала. Если и брала больничный, то редко и в самом крайнем случае. Даже без голоса и с больным горлом шла на работу. «Ведь педагогу на больничный ходить нельзя!» – жил во мне мамин завет.
Порой мои ученики помогали мне работать без голоса. Однажды, слыша, как я сиплю, моя ученица Олеся предложила: «Вы не напрягайте голос. Вы шёпотом мне говорите, а я громко всему классу буду повторять».
Но были и другие случаи. Как-то отпрашиваясь с работы по семейным обстоятельствам, и чувствуя нежелание начальства отпускать меня, я сказала: «Я же 8 лет не была на больничном!» Директор ответил: «Ну и что вы этим так гордитесь?! Это – ваш личный выбор!» Мне стало обидно. Я вообще не беру больничный, но никто этого не заметил и не оценил.
С другой стороны, я же не за благодарность начальства шла из последних сил больная вести уроки. Да, это был мой личный выбор. Мой. Личный. Выбор. Но всё же я знала другое школьное начальство. Давно знала. С детства.
Эту милую девочку звали Любочка, и мы с ней подружились в детском саду. Вскоре Любочка стала дневать и ночевать в нашем доме. А мои мама, папа и бабушка, которая жила с нами, всячески поощряли эту дружбу.
Это уже потом, значительно позже я осознала, из какой семьи происходила Любочка, и какая у неё была дома обстановка. У Любочки были мама, папа и старший брат, и до 5 лет у неё дома всё было нормально. Но, когда Любочке исполнилось 5 лет, трагически погиб её отец, и с этого момента вся жизнь девочки начала катиться под откос.
Следующим страшным событием в жизни Любочки было то, её мама начала пить после смерти мужа и буквально за несколько лет потеряла человеческий облик.
Дети в этой семье, т. е. Любочка и её старший брат, жили сами по себе, а их мама – сама по себе. Так они все и жили каждый своей жизнью. Так что жизней в этом доме было, по всей видимости, несколько. А уж что это была за жизнь – мне, ровеснице Любочки, тогда было не понять.
Я хорошо помню, что последние два года детского сада и до 7 класса школы Любочка бывала в нашем доме почти каждый день. Мы вместе играли, ели, учили уроки и даже занимались музыкой. Как выяснилось, у Любочки были отличные музыкальные способности, и моя мама немного приплачивала учительнице музыки, которая ходила ко мне, чтобы она чуть-чуть занималась и с Любочкой. Моя мама брала Любочку с нами в театр, на концерт, в парк или на пляж. Даже в лагерь летом мы ехали вместе с Любочкой. Ещё помню, как моя мама водила Любочку к зубному врачу.
Мы с Любочкой учились в разных школах. Меня родители отдали в английскую школу, а Любочку моя мама определила в свою школу, где она в то время была директором. Но уроки, хоть и за разными столами, мы почти всегда учили вместе. Так Любочка стала моей любимой подружкой на многие годы. А где-то примерно в первом классе мы с ней «посестрилась».
Я иногда бывала в доме Любочки, но редко. Там мне не очень нравилось. Я любила, чтобы Любочка бывала в нашем доме.
Как-то раз, уже после того, как мы с Любочкой «посестрились», я затеяла с мамой серьёзный разговор. Мне очень хотелось, чтобы моя мама пошла к Любочкиной маме и попросила у неё Любочку насовсем. Да-да, именно об этом я серьёзно разговаривала со своей мамой. Видимо, я чувствовала, что Любочка не очень-то кому была нужна в своём доме.
Самое невероятное было то, что моя мама действительно ходила к маме Любочки на такой разговор. Мама потом рассказала мне, что она просила маму Любочки отдать её нам и заверяла, что обязуется вырастить девочку и дать ей образование. Мама Любочки, к моему великому огорчению, Любочку нам тогда не отдала, и у меня в доме, к сожалению, так и не появилась сестра.
Хорошо помню, как меня мама успокаивала по этому поводу. Она мне говорила примерно следующее: «Сама посуди, ну какая мать отдаст своего ребёнка?! А что, если бы ты кому-нибудь очень понравилась, и этот кто-нибудь пришёл бы тебя у меня просить?! Разве я тебя отдала бы? Да и зачем нам Любочку с её мамой разлучать? Она и так всё время с нами проводить может. Мы ей помогать будем во всех её школьных делах, а ночевать она пусть домой ходит. Ведь плохо, если она свою маму одну бросит. Я бы расстроилась, если бы ты меня бросила и ушла жить, например, к Любочке».
На сём мы и порешили. И мы с Любочкой были неразлучны до 7 класса.
Из моей дружбы с Любочкой мне запомнился ещё вот какой эпизод. Как-то Любочку положили в больницу на операцию. Ей вырезали гланды. Мы с мамой ходили к Любочке каждый день и носили ей «вкусные передачки». Любочка подходила к окну больничной палаты и махала нам рукой. Не знаю, приходил ли кто-нибудь к Любочке в больницу ещё. Я тогда не задумывалась об этом.
Как-то раз мама мне предложила следующее: «Дочь, давай устроим для Любочки сюрприз, но не скажем ей, от кого он». «Как это?» – спросила я недоумённо. «А мы ей купим игрушку и книжку. А ещё пакет конфет. Передадим всё это Любочке в больницу, но ничего не напишем, от кого». «Да, но тогда Любочка никогда не узнает, что это мы ей купили подарок?!» – возразила я. «Ну и что?! Она же всё равно будет радоваться этому подарку. А ведь это – самое главное. Да и интереснее так выйдет. Пусть Любочка думает-гадает, от кого подарок». После этих объяснений мне мамина идея понравилась.
Мы так и сделали. В обычное время мы с мамой пришли в больницу и передали Любочке «вкусную передачку» как всегда. Любочка помахала нам в окно, и мы ушли. А сами посидели немного в парке, рядом с больницей, а потом вернулись к больничному окну передач и передали для Любочки наш подарок – сюрприз без единой подписи или записки.
Когда мы в тот день шли с мамой домой, мне было почему-то так радостно на душе. Я всё время представляла себе Любочку в больничной палате, которая изумлённо – радостно разворачивала наш подарок. Так я и не сказала Любочке ни тогда, ни позже, кто организовал ей тот сюрприз.
Когда Любочка заканчивала 7 класс, её семья переехала в другой район. Хотя моя мама настояла, чтобы Любочка закончила восемь классов в её школе, а потом устроила Любочку в авиационный техникум, мы уже реже встречались. Постепенно наша детская дружба закончилась. Последнее, что я помню, моя мама ходила на приём к директору техникума, чтобы Любочке дали общежитие.
Только много лет спустя, я поняла, ЧТО моя мама делала для Любочки. Я осознала, что она, по сути, организовывала ей не просто нормальное детство, но и жизнь.
Моя мама, как я это поняла уже значительно позже, удивительным образом заботилась о разных детях вокруг. Она всегда умудрялась найти то, что можно для них сделать хорошего. И просто делала это. Заботилась о детях, как могла. Она делала это, разумеется, не за плату, т. е. получается, выражаясь современным словом, волонтёрила. Это было Волонтёрство особого назначения. Думаю, у меня это тоже получается. Я переняла это от мамы. В этом была её сила. И надеюсь, моя тоже.
Мамина более чем 40-летняя трудовая деятельность была непосредственно связана с детьми. Она была учителем и школьным администратором. Но мама и после работы не упускала находящихся рядом с ней детей из поля зрения. Она просто заботилась об окружающих её детях всегда. Заботилась, как могла. И делала это не за деньги, а в порыве души. У неё это отлично получалось. У мамы получалось душевное волонтёрство с самыми разными детьми!
Посмотрев внимательно вокруг себя, мама находила какому ребёнку, кроме своего родного, она может оказать реальную помощь. И помогала, помогала, помогала! Кстати, далеко не всегда те, о ком, она заботилась, знали об этом или испытывали благодарность. Просто она делала какого-то ребёнка немного счастливее, зажигая свет в его глазах. И никому не рассказывала об этом. Мне тоже не рассказывала. Но я это помню точно. Ведь мамино Волонтёрство особого назначения протекало у меня на глазах.
Мама просто делала доброе дело и радовалась радости и счастью другого человека. А хвастаться собственным благим деянием перед другими, изображая из себя благодетеля, миротворца и героя, было не в её стиле. Она делала добро для других детей от души, никому об этом не рассказывая. Делала доброе дело, просто чтобы сделать доброе дело для подрастающего человека, а не для того, чтобы потом этим бравировать, ставя сделанное себе в заслугу. Порой она делала разные добрые дела для других детей вместе со мной.
Просто пожелание: Желаю вам, уважаемые родители, как можно чаще испытывать счастье дарения и искреннюю радость за другого человека, зажигая свет в его глазах. И пусть ваши дети научаться испытывать те же чувства и эмоции.
Желаю вам участвовать в Волонтёрстве особого назначения вместе с вашими детьми так, чтобы последние непременно услышали ласковый шёпот благородства вашей души, а вы незаметно для себя превратились бы во Взрослых особого назначения
Просто мысль:
• Не моя: «Если каждый человек на куске земли своей сделал бы всё, что он может, как прекрасна была бы земля наша». А. П. Чехов
• Моя: Если каждый взрослый для находящихся рядом с ним детей сделал бы всё, что он может, намного счастливее были бы дети и добрее мир вокруг.