Алина Аркади
Принцип бумеранга
Тётка, как приглашённая звезда, рассказывает всем о невосполнимой потере и сложном материальном положении, вынуждая людей сочувствовать и вручать ей купюры. Отвратительное зрелище, направленное на то, чтобы вызвать жалость. Не знай я эту женщину, безоговорочно поверил бы в искренность каждой скатившейся слезы. Но сегодня тот самый момент, когда скорбь имеет все шансы окупиться.
– Почти все разошлись. Оплати счёт, – приказ раздаётся над головой. – Нам пора.
Тянет Рому, который спросонья не понимает, что от него требуется. Ребёнок обвивает мою шею, впервые за день всхлипывая.
– Я хочу с тобой. Дядя Гела, я хочу с тобой…
– Ромка, ты теперь живёшь с бабушкой. – Глажу его по волосам, успокаивая и шипя на тётку, которой плевать на жалобы ребёнка. – Я буду к тебе в гости приезжать. Обязательно привезу поезд и пожарную часть, которую ты хотел. Договорились?
– Нет. Не хочу с ней! – переходит на визг, вырываясь из захвата Антонины Андреевны.
– Рома, ты должен пойти с бабушкой, понимаешь?
Что удивительно, тётка молчит, даже не пытаясь применить ласку в качестве успокоительного. Просто дёргает внука на себя, а затем тащит к двери, прихватив куртку с вешалки.
Понимаю, что всё должно быть иначе, и ребёнок, потерявшись самых родных людей, заслуживает сочувствия, но и взять на себя ответственность не могу. Не имею права при наличии живой бабушки. Пусть паршивой, но всё же родной. Возможно, нахождение Ромы рядом пробудит в тётке хоть какие-то чувства, заставив думать о нём, а не о размере выплат и моей помощи.
Ещё несколько минут сижу, наблюдая, как бабушка заталкивает внука в машину, а затем отъезжает, оставив финансовые вопросы мне. Оплачиваю внушительный счёт, и сам отправляюсь домой, чтобы переварить паршивый день, даже не подозревая, что уже завтра слова Островского начнут сбываться, а моя жизнь станет иной.
Глава 3
– Герман Аркадьевич, к вам пришли. – Виктория взбудоражена и растеряна, чем автоматически напрягает и меня.
– Кто? – спрашиваю, не поднимая головы и сосредоточившись на документах.
– Представители правоохранительных органов. – Склоняется над столом, переходя на шёпот. – Они показали удостоверения. Хотят задать вам несколько вопросов. Мне показалось, они настроены враждебно.
– Тебе показалось. Пригласи.
Этих ребят ко мне могла привести лишь одна причина – Парето. Только ленивый не обсуждал смерть мэра, а также появление Константина Сергеевича. Даже я, отгородившийся от новостей криминального мира, подобные разговоры слышал.
– Добрый день. – Три мужика вваливаются в мой кабинет, мгновенно осматриваясь и оценивая обстановку, словно под столом спрятана бомба, а я сам могу воспользоваться оружием.
– Чем могу помочь?
Крепкие ребята, больше похожие на уголовников, чем на представителей закона, плюхаются на диван, сверля меня испытующими взглядами. Самый крупный, и, по моему мнению, обделённый интеллектом, забивается в угол, почти сливаясь со стеной и предоставляя право напарникам вести беседу. Парень в классическом костюме, походящий на вынужденного интеллигента, шарит взглядом по бумагам на столе; второй, лысый мужик средних лет, закидывает ногу на ногу, демонстрируя дорогие ботинки из змеиной кожи.
– Вы знаете Островского Константина Сергеевича?
– Его знают все. – Откидываюсь на спинку офисного стула, принимая расслабленную позу.
– Как близко?
– Как пациентов своей клиники: если видел больше двух раз, лицо запомню.
– Герман Аркадьевич, – меняет позу лысый, придвинувшись к столу, – всем известно, что ваш отец имел множество опасных знакомств, в том числе и с Островским Константином Сергеевичем.
– Я его знакомства в наследство не получил, как и дело.
– И в этом вам помог Островский, – скалится интеллигент, посматривая на здоровяка, отвечающего кивком.
– Информация достоверная. Это было десять лет назад. С тех пор не имел моментов общения с Константином Сергеевичем.
– Ладно, – лысый нервно выдыхает, – к нам поступила информация, что на ваш дом недавно совершено нападение.
– Если бы такой момент имел место, я бы незамедлительно обратился в полицию.
– Вы знаете Ярова Григория Мироновича?
– Знаю, – отвечаю уверенно, вспоминая, что упомянутый персонаж уже за пределами страны. – Давно. Лет пятнадцать. Друзьями в классическом понимании мы не были, но если пересекались, перекидывались парой фраз.
– То есть не вы оказывали ему медицинскую помощь приблизительно дней десять назад?
– Нет. Ко мне он не обращался. Я имею в виду, в клинику. Подпольной деятельностью не занимаюсь, господа, – перемещаюсь, устраиваясь в более выигрышной позе, чем подталкиваю лысого отстраниться. – Всё официально, – указываю на папки, – в чём вы можете убедиться, проверив документацию клиники. Могу предоставить любые интересующие вас сведения и отчётность.
– А осмотреть дом позволите? – Скалится интеллигент.
– Пожалуйста. В любое удобное для вас время, – чуть склоняю голову, взвинчивая злость присутствующих.
Сам же припоминаю, что помощник Ярого скинул трупы в нескольких километрах от дома. Да, заверил, что груз надёжно спрятан, но проверить не помешает.
– Вы что-нибудь слышали о смерти мэра?
– Только то, что он трагически погиб. Подробности мне неинтересны. Соболезную родным.
– И вы не в курсе, что его трагическая гибель была организована Островским и Яровым?
– Впервые слышу, – произнесённое мною является правдой, потому как Островский в свой план меня не посвящал. – Я не вхожу в ближний круг Константина Сергеевича. Да и он довольный скрытный человек.
– То есть, об особенностях его характера вы знаете?
– Как и вы, не так ли? В противном случае сейчас бы не сидели передо мной, а задавали эти вопросы ему.
– Пятнадцать лет назад он посадил вместо себя другого человека, растворившись за границей. И сейчас неожиданно приехал, – лысый неприкрыто нервничает, дёргая ногой. – Поговаривают ради старшей дочери, которая вляпалась в неприятности.
– Вам лучше знать. – Односложные ответы, не имеющие смысла, раздражают посетителей, но в моём случае отстранённость – показатель безразличия к описываемым событиям. – С детьми Островского я не знаком.
– Герман Аркадьевич, – цокает интеллигент, – у нас другие сведения. После ранения именно дочь Парето привезла к вам Ярова.
– У вас имеется свидетель, готовый это подтвердить? Или же фото, а возможно видео, доказывающие факт оказания помощи Григорию? – Троица обменивается взглядами, свидетельствующими о бессилье и бессмысленности разговора, на который, вероятно, возлагались большие надежды. – В таком случае всё сказанное – исключительно ваши предположения.
– Что ж, конструктивной беседы не получилось, – лысый поднимается, показывая напарникам последовать его примеру. – Мы надеялись, что вы будете более откровенны. – Двое покидают кабинет, предоставляя шанс третьему получить хоть какие-то сведения. – Мы всё-таки заглянем к вам домой. Вы не против?
– Как сказал ранее, в любое время. Только, пожалуйста, с постановлением на обыск. – Переключаю внимание на документы, перекладывая листы и чувствуя прожигающий мою макушку взгляд.
– Вы усугубляете своё положение.
– Чем же? Желанием законности?
– Когда ваш отец спасал жизни тем, кто этого не заслуживал, о законности не думал.
– Верно, – поднимаю голову, чтобы попасть под изучающий взгляд лысого. – Но к нему с обыском никогда не приходили.
– У него был иммунитет.
– Впервые слышу, – удивлённый вид, который, по-моему мнению, должен дать понять мужчине, что отец меня в нюансы не посвящал.
– Выставленное им условие. Что означало: он оказывает помощь всем, кто в ней нуждается, не спрашивая имён, не выясняя принадлежность к той или иной группе, не получая личную информацию. Свой иммунитет вы потеряли, как только Островский объявил о вашем выходе из дела.
– О своём решении не жалею.
– Возможно, в скором времени это изменится.
Провожаю взглядом внушительную фигуру, а после того, как остаюсь один, падаю на стол, обхватив голову руками. Предостережение Константина Сергеевича оказалось кстати, как и контакт адвоката, номер которого я тут же набираю, кратко обрисовав проблемный момент. Борис Робертович, – по голосу молодой мужчина, – монотонно поясняет, что ситуация пустяковая, но требующая вмешательства, если события начнут развиваться по негативному сценарию.
– Как только к вам домой заявятся посетившие вас лица, наберите мой номер. В любое время.
– Я живу за городом.
– Я в курсе, Герман Аркадьевич. Константин Сергеевич снабдил меня необходимой информацией. После звонка я окажусь у вас через двадцать минут.
Слова Фримана вселяют уверенность, что Парето предусмотрел момент возникновения проблем, но мне интересно, имеется ли у адвоката офис.
– У вас есть офис?
– Конечно, – слышу, как он улыбается, – взгляните в окно. – Поднимаюсь, чтобы рассмотреть здание на противоположной стороне улицы: большой бизнес-центр, появившийся здесь не так давно. – Двенадцатый этаж. Видите меня?
Действительно, окно в пол позволяет рассмотреть фигуру мужчины, застывшего с телефоном, а затем он поднимает руку, привлекая моё внимание. Ему около тридцати, и мгновенно возникает вопрос, как он стал работать на Островского?
– Если вы хотите спросить, как судьба свела меня с Константином Сергеевичем, – словно мысли читает на расстоянии, – отвечу: значительная часть клиентов досталась мне от отца. Но в отличии от вас, я наследство принял.
Предполагаю, что о деятельности папы этот человек осведомлён. Тем лучше, если учесть тот факт, что сам я бы распространяться не стал.
– Спасибо за объяснение. Я позвоню, если возникнет необходимость.
Отключаюсь, возвращаясь в кресло. По какой-то причине испытываю дискомфорт, зная, что за мной может наблюдать адвокат, поэтому закрываю жалюзи. И всё-таки нужно проверить тела в озере, чем я планирую заняться по возвращении домой. Операционную я вычистил сразу; избавился от постельного белья, на котором спали Тася и Ярый; последствия обстрела устранил, заменив ворота и часть забора; даже отметины от пуль в дереве замаскировали. Нужно сильно постараться, чтобы найти доказательства нападения на дом.
Проговариваю моменты, способные заинтересовать мужчин, приходивших ко мне, но возвращаюсь мыслями к Фриману, уверенный, что адвокат явится по первому зову.
Взгляд падает на визитку, вручённую Островским. Переворачиваю, вновь осматривая набор цифр. Почему нельзя было указать адрес? К тому же офис адвоката напротив моей клиники. Вбиваю точку геолокации, теряясь в непонимании: трасса М5, 324 километр, третий съезд. Соседняя область и непонятный ориентир, если «третий съезд» вообще таковым можно назвать. Или чистой стороной визитки воспользовались, чтобы записать данные, и ко мне они не имеет никакого отношения? В любом случае ехать четыре часа, чтобы проверить, не намерен.
День проходит спокойно – без посетителей или неожиданных визитёров в погонах. Разбираюсь с документацией клиники, готовлю отчёты и заявки на поставки необходимых материалов. Просматриваю почту, понимая, что не вижу договор от Милы Гуровой. Бывшая жена Ярого, возможно, наведывалась в мой дом для проверки, но работать я с ней начал ещё до того, как это узнал. Набираю её номер, который оказывается недействующим, а затем звоню в компанию, и мне поясняют, что женщина там больше не работает. Мало того, о договорённостях со мной они не слышали.
К уже имеющимся проблемам добавляется необходимость поисков нового поставщика. На миг прикрыв глаза, соглашаюсь с мыслью, что с появлением Островского моя жизнь начала сыпаться. Не знаю, как объяснить, но привычный покой разнесён вдребезги, а гибель сестры, что является случайностью, практически меня добила. Я хочу забиться в свою нору, устроиться перед камином и отгородиться от мира, который давно меня не радует.
В мечтах я всегда представляю рядом Алису: тёплую, с лёгкой улыбкой и переливающимися в отблеске пламени огненными волосами, спадающими густым водопадом по плечам. От одной мысли о ней внутри расползаются приятные покалывания.
В реальность меня возвращает звонок. А затем ещё один, и ещё, пока опускающиеся на город сумерки, не дают понять, что пора отправиться в свой лес. Еду с мыслью о расчистке двора и обязательной проверке тел в озере. Как только выезжаю к своему дому, обнаруживаю несколько машин, освещающих пространство яркими фарами и проблесковыми маячками.
Успеваю набрать номер Фримана, а затем открываю ворота пультом и въезжаю, оставив позади полицейских. Но как только заглушаю двигатель, рядом с машиной появляется фигура, в которой я рассматриваю лысого, побывавшего сегодня в моём кабинете.
– И снова здравствуйте, Герман Аркадьевич. – Едва не шоркает ножкой, наслаждается моей растерянностью. – Пожалуйста.
Протягивает бумагу, где написано, что дом, а также имеющиеся постройки подлежат осмотру.
– Вы можете начать, как только появится мой адвокат. Это, – возвращаю лист, – приберегите для него.
– Быстро вы обзавелись юридическим помощником.
– Времена такие, – отмахиваюсь, направляясь к вольеру, где лаем заходится Самсон, не желая мириться с чужими на своей территории.
Я даже удивился, что Тасю он принял сразу, ластился и облизывал. Возможно, ему просто не хватает нежности и ласки, которой она с лихвой его наградила.
– Могу поинтересоваться, кто выступает вашим защитником?
– Фриман Борис Робертович.
– Интересно, – ухмыляется лысый, подходя ко мне вплотную, – один наследник представляет интересы другого.
– Что вы имеете в виду? – Всячески показываю, что не осведомлён о нюансах юридической деятельности своего адвоката.
– Фриман Роберт Валерьянович в своё время был тесно связан с Островским. После его смерти сын продолжил дело, а также сохранил связь с клиентами отца, а точнее, продолжил вести их дела.
– Был не в курсе. – Пожимаю плечами, не отводя взгляда. – Его офис находится в бизнес-центре через дорогу. Номер нашла помощница.
Нужно быть идиотом, чтобы поверить в столь удачное совпадение, но сомнения уже проникли в лысого, который отчаянно не понимает: либо я везунчик, натыкающийся на людей из другого мира, либо так складно лгу.
Адвокат появляется быстро. Борису действительно чуть за тридцать: приятное лицо с тонкими, почти мальчишескими, чертами, модельная стрижка и широкая улыбка. Вид соответствует уровню клиентуры: костюм за несколько тысяч долларов, кашемировое чёрное пальто и золотые часы, на которые он то и дело поглядывает.
Он сразу идёт в атаку, прессуя лысого и тех, кто приготовился осматривать мой дом, и я понимаю, почему Парето поручил меня ему. Не вклиниваюсь, позволяя Фриману выполнять свою работу, стоимость которой пока не знаю. Но Островский, как и сам адвокат, цифры не называл. Осмотр проходит без меня, но с участием человека, представляющим мои интересы. Я же опасаюсь, что полицейские пожелают прочесать местность. Но до озера километра три, и идти туда ночью безрассудно. Если только они уже туда не наведались, пока было светло.
– Герман Аркадьевич, можно вас? – Черёд операционной и, как следствие, вопросы, к которым я готов. – Это кровь? – Лысый указывает на тонкую полоску капель на полу.
– Да. Животного. Точнее, лисы. Зверёк повредил лапу, я нашёл его возле ворот вчера утром. Вколол снотворное, обработал, зашил, вечером выпустил.
– И часто вы трудитесь ветеринаром?
– Часто. Если травмы серьёзные, после первичной помощи отвожу в Центр дикой природы в городе. Можете у них поинтересоваться – я частый гость.
– Поинтересуюсь, – лысый поджимает губы, желая найти нечто большее, чем кровь лисы.
– Кровь животного, – оповещает эксперт, тычет в рожу лысого экспресс-тест. – Других следов я не вижу.
Отчаянье, приправленное злостью, на лице лысого настолько явное, что чувство уверенности, на какое-то время меня покинувшее, медленно возвращается. Спустя три часа безрезультатных поисков, группа собирается покинуть дом, но подъехавшая машина, из которой показываются двое, приводит лысого в состояние эйфории.
– Это кто? – Негромко спрашиваю Фримана, снующего рядом.
– Судя по тому, что один в наручниках, свидетель. Молчите, говорить буду я.
Адвокат вклинивается в беседу, показывая сначала на меня, затем на дом. Не нравится мне победный вид лысого, который почти скачет на одной ноге. Мужика в браслетах вижу впервые, но его рожа просто кричит, что в местах не столь отдалённых он частый гость.
– Тебя в этот дом привезли? – Лысый повышает голос, чтобы я слышал.
– Ну да… – Мужик растерянно шарит взглядом по сторонам. – Вроде да…
– Точно?
– Дом такой же. И крыша, и дверь, даже постройка, – указывает на операционную. – Только… – мнётся, с опаской поглядывая на правоохранителей, нависающих над ним. – Собаки точно не было. И забор другой, – задирает голову, оценивая метраж заграждения. – А дом точь-в-точь.
– Тебя он оперировал? – Внимание переключается на меня.
– Нет. – Мужик трёт хлюпающий нос, выдыхая облачками пара. – Там баба была.
– Тебя оперировала женщина?
И видимо информация озвучена впервые, потому как лысый взвизгивает, не понимая, как реагировать.
– Да. Красивая, с длинными волосами, – машет руками в районе поясницы. – И голос у неё такой приятный, убаюкивающий… Она мне потом даже снилась, – лыбится, умилённо прикрыв глаза.
– Соберись! Как её звали?
– Да хрен её знает. Она не представилась. Меня привезли, скинули на стол, очнулся уже зашитым. Дальше тачка, наша нора, а потом вы.
– Дорогу помнишь?
– Нет. Я после ранения поплыл. Так, моментами. Точно лес и дом вот такой, – указывает на строение. – Один в один.
– Рядом есть похожие дома? – Лысый приближается, надеясь на прояснение момента.
– Есть. Дом Чугунова. Несколько километров от меня, – указываю рукой направление.
– Чугунова? – Лысый передёргивает плечами, прекрасно зная, что связи Всеволода Александровича не позволят им приблизиться даже к забору.
– Наши дома построены по одному проекту. С небольшими различиями.
– А ещё?
– Понятия не имею. Похожих больше не видел. Но проект не уникален, его могли использовать где-то ещё.
– Могли… – лысый разочарованно мычит, понимая, что опознание не принесло желаемого, а похожий дом – не подтверждение. – Сворачиваемся!
Приказ, после которого люди заполняют машины и освобождают территорию перед домом. Я в компании Бориса провожаю взглядом проблесковые маячки, удаляющиеся от нас.
– Вы действительно не знаете, о ком он говорил? Я имею в виду, женщину. – Фриман приступает к той части, где я, как клиент, должен быть с ним откровенным.
– Понятия не имею. Знаю только, что после смерти отца и моего отказа продолжить его дело, в нашей области сомнительным элементам помощь получить негде. Может, в соседней?
Фриман пожимает плечами, видимо, приняв к сведению высказанное предположение. Но я давно не отслеживаю таких, как мой отец, хотя раньше интересовался, даже спрашивал у Ярого.
– Постараюсь выяснить. Кстати, покопаюсь в архиве, возможно, найду тех, кто воспользовалась вашим проектом. – Указывает на дом.
– Возможно, таких десятки.
– В любом случае проверить нужно. Не нравятся мне эти совпадения, – морщит нос, натягивая перчатки и торопясь к машине.
– Сколько я вам должен за работу? – кричу ему в след.
– Всё оплатил Константин Сергеевич.
Что ж, Островский был готов к такому развитию событий в отличие от меня. Что ещё приготовил для меня Парето? И готов ли я к сюрпризам?
Глава 4
Ночь прошла беспокойно. По какой-то причине волнует момент с аналогичным домом и женщиной, занимающейся тем же, чем зарабатывал на жизнь отец. Хотя, можно сказать, что за заработком он не гнался. Удивительно, но дорогих вещей себе не позволял, за границу по несколько раз в год не летал, даже передвигался на уазике, имеющем проходимость по любой дороге. В какой-то момент я задался вопросом: тогда для чего всё это?
После его смерти с удивлением обнаружил банковский счёт, на котором имелась значительная сумма, позволившая впоследствии организовать собственное дело. А перебирая его вещи, отметил, что одежду он носил с десяток лет не меняя, да и вообще обходился малым. Затем, проанализировав последние двадцать лет, осознал: именно после смерти мамы он сменил государственную больницу на незаконную деятельность. Даже несколько раз спрашивал его «почему?», но ответа так и не получил. Он не мог объяснить, или считал, что я не пойму? Возможно, и то и другое.
Иногда к нам наведывались его бывшие коллеги, и я слышал обрывки бесед, в которых его уговаривали вернуться. Получали категоричное «нет». Со временем гости приезжали реже, а затем и вовсе исчезли. Я всех их видел на похоронах: они стояли плечом к плечу с теми, кто побывал в его домашней операционной. Многих я видел, с остальными не встречался, но все они пришли, чтобы проводить отца в последний путь. Никто из них не забыл, кому обязан жизнью. Некоторые не единожды.
После моего «отказа» продолжить дело отца, никто пустующую нишу не занял. По крайней мере, о появлении такого человека я не слышал. Ярый бы сказал. Или не посчитал нужным? Схватив телефон, хочу набрать его номер, но останавливаю себя. Не нужно мне это. Но смартфон в моей руке оживает, являя на экране уже знакомый номер Фримана.
– Утро доброе. Или, можно сказать, обед. – Бодрый голос человека, который спешит поделиться информацией. – Есть информация.
– Добрый, – скомканно отвечаю на приветствие. – Так быстро?
– Было бы желание. – Почему-то уверен, что будь адвокат передо мной, обязательно бы подмигнул. – Итак, проект дома за последние десять лет запрашивали единожды – в позапрошлом году.
– Кто?
– Строительная фирма «Градстрой». Они занимаются возведением частных домов. Есть и крупные заказы, но преимущественно работают с физическими лицами.
– А для кого строили, не уточняется?
– Внутренняя информация фирмы, к сожалению, мне недоступна. Но обворожительная девушка Лика дала мне адрес, по которому был возведён дом. Хотя адресом это назвать сложно. Точка геолокации.
– Можете продиктовать?
Фриман проговаривает каждую цифру, пока я вывожу данные на листке.
– Хотите, я туда съезжу? Разведаю обстановку, выясню, из-за кого у вас проблемы.
– Борис, я сам. – Адвокат замолкает, сопит в трубку. – Островский поручил меня вам, но данный момент хочу прояснить самостоятельно. Если позволите.
– Конечно. Желание клиента для меня закон. Но напоминаю, вы можете мне звонить в любое время.
– Спасибо. Предполагаю, что вчерашняя встреча была не последней.
Завершаю звонок, не отпуская взглядом цифры, которые мне кажутся знакомыми… Вытаскиваю визитку, которую мне вручил Островский, переворачиваю и обнаруживаю, что записанная на ней геолокация совпадает с данными, предоставленными адвокатом.
Несколько минут непонимания и неверия в совпадения. Нет, только не в случае Константина Сергеевича. В каждое его действие вложен смысл, каждое слово имеет обоснование, каждый взгляд скажет больше, чем самый громкий крик.
Визитку он дал мне специально. Он хотел, чтобы я пробил точку и отправился в этот дом. Только так всё сходится. Поэтому не раздумывая хватаю пальто, говорю помощнице, что сегодня в клинику не вернусь и, забив маршрут в навигатор, направляюсь в соседнюю область.
Путь в четыре часа, чтобы понять, почему я должен там оказаться. И если первые полчаса я чувствую себя глупо, то по мере приближения к месту, меня будто в спину кто-то подталкивает, заставляя ускоряться. Внутри всё звенит от неожиданно появившегося напряжения, словно вот-вот свершится нечто важное, способное перевернуть мою скучную жизнь.
Третий съезд и накатанная колея, подобна той, что ведёт к моему дому. Густые ряды деревьев, плотный снег и отсутствие каких-либо построек. Еду, кажется, очень долго, но неожиданно ряды стволов расступаются, являя… мой дом.
Остановившись, осматриваю строение, удивляясь сходству. Да, проект один, но от степени похожести не по себе. Лишь спустя долгие минуты нахожу отличия: отсутствует мансарда, по сути являющаяся третьим этажом, забор однозначно другой и… всё.
Выхожу из машины, прохаживаясь вдоль заграждения, затем вокруг и решаясь войти. А нужно ли? И что я могу предъявить хозяину? Проект не уникален, а его применение не противозаконно.
Почти дохожу до машины, но развернувшись, уверенно направляюсь к калитке, дёргаю ручку и беспрепятственно попадаю во двор. Преодолеваю три ступеньки и жму на звонок. Тишина. Скорее всего, хозяина нет. Заглядываю в длинное, узкое окошко рядом с дверью, не уловив движения. Почти спускаюсь, но слышу шум, а повернувшись, со стоном выдыхаю, потому что на меня смотрит…
Алиса.
Земля уплывает из-под ног, а мир рассыпается миллионом осколков к ногам той, что пожирает меня зеленоватой дымкой бесконечности. Эмоции на её лице сменяют друг друга: шок, удивление, растерянность, сожаление… И последнее настолько явно, что меня бросает в дрожь. Открываю рот, но тут же закрываю в непонимании. Мне столько ей хочется сказать, что не знаю, а нужно ли вообще говорить? Или спустя десять лет наша беседа – молчание?
– Привет, Герман, – шёпотом, словно мы можем быть кем-то услышаны.
Моё имя, сорвавшееся с губ Алисы, звучит так мягко и привычно. Словно и не было десяти лет между нами. Будто мы виделись вчера и увидимся снова завтра. Слишком обыденно. Слишком спокойно. Слишком безразлично.
– Привет… – спустя долгие минуты отвечаю, понимая, что и сам растерялся не меньше. – Я… мимо проезжал.
Звучит глупо и странно, потому как дорога одна – к ней. Хотя может здесь есть ещё дома в паре километров, или ближе.
– Пригласишь? – Смотрю поверх её плеча, выискивая её мужа или сына, но отчаянно хочу задержаться рядом.
Алиса не спешит распахнуть передо мной дверь, сомневаясь, а стоит ли впускать забытое прошлое, неожиданно оказавшееся на пороге её доме. Но, в конце концов, делает шаг в сторону и позволяет оказаться в её мире.
Большая прихожая перетекает в гостиную, точь-в-точь повторяющую мою: камин отделан тёмным камнем, который я планировал сбить, чтобы заменить на светло-серый; антикварный комод начала двадцатого века, который так нравился отцу, но раздражал меня; овальный ковёр с длинным ворсом; кресло-качалка, избавиться от которого после смерти отца я так и не осмелился. Это мой дом и не мой одновременно, потому что всё здесь наполнено Алисой. Медленно поворачиваю голову, заглядывая в кухню, где всё тоже похоже на мою. Только видна женская рука, прикладывающаяся к каждому предмету.
Молча прохожу, занимая один из стульев и наблюдая за той, что готовит кофе, стоя ко мне спиной. Пробегаюсь взглядом, отметив, что она не изменилась. Для меня нет. Это всё та же женщина, которая отключала меня одним прикосновением, заставляя сдаваться в плен и безоговорочно подчиняться. Так близко и далеко одновременно. Чужая. Давно не моя.
Не сразу понимаю, что руки трясутся, отбивая чечётку по столешнице, и убираю их в карманы пальто, которое забыл снять. Прожигаю её взглядом, обвожу каждый сантиметр тела, изучаю, находя новое, незнакомое мне, и привычное, выжженное навечно в моей памяти. Алиса лишь передёргивает плечами, скидывая мой взгляд и сдавленно выдыхая.
– Как твои дела? – Дежурный вопрос, который звучит глупо спустя десять лет. – То есть… ты здесь в гостях?
– Я здесь живу, Герман. – Наконец, повернувшись, ставит передо мной кружку.
– Давно?
– Почти два года.
Два года и четыре часа, – цифры врываются неожиданно, заставляя анализировать: она была рядом, почти под боком. В тот самый момент, когда я засыпал с мыслями о ней, она сидела перед камином в объятиях мужа.
– А где твои? Муж и сын?
Заметно сжимается, но затем сама себя одёргивает, встряхнув головой.
– Их нет.
– Куда-то уехали? – Сухой кивок. – Ты одна не боишься здесь находиться? Чёрт знает где от людей. А если что-то случится? Никто не придёт на помощь.
– Ты живёшь в таком же месте.
– Не совсем. В паре километров Чугуновы. То есть, жизнь неподалёку всё же имеется. И я мужчина. А здесь совсем пусто.
– Всё хорошо. Я не боюсь.
Разговор не клеится, о чём свидетельствует зажатость Алисы и моё непонимание, с какой стороны к ней подобраться. А нужно ли? Мимолётная фантазия, которой я позволил выбраться из-под десятилетнего слоя сожалений, не имеет права на существование. Всё умерло ещё тогда, когда избитая девушка сыпала вопросами, не получая ответов. Презрение, в котором я утонул, поглотило то, что называлось «мы», а затем и вовсе растворилось, когда за ней закрылась дверь.
– Как ты меня нашёл?
– Я… – Не рассказывать же об Островском и визитке, оказавшейся в моих руках, о следователе, мужике, выступившем свидетелем, и Фримане, разыскавшем сведения о фирме, запросившей проект. – Искал одного человека, свернул не туда. А потом увидел дом, похожий на мой. Точнее, его копию.
– Я его купила. То есть мы. Таким. – Отводит взгляд, скрывая правду.
Даже спустя десять лет, я тонко чувствую её ложь: неуверенные фразы, сопровождаемые разминанием шеи. Мы рабы своих привычек, а точнее, сигналов тела.
– Как ты жила всё это время? – Мой вопрос сопровождаемся выскользнувшей из её рук чашкой, разлетевшейся по полу.
Бросаюсь к Алисе, чтобы убедиться, что она не поранилась, и помочь собрать осколки. Присаживаюсь рядом, шаря по полу и не задумываясь о возможности ссадин, впитывая такой родной и почти забытый аромат жасмина. Флешбэки захлёстывают, возвращая меня в прошлое. В счастливое, сладкое, такое желанное. Яркие картинки проносятся бесконечной кинолентой, напоминая, что подобного уже не повторится. Остаётся лишь биться в агонии сожалений и неверных шагов, ставших итогом лжи.
От погружения в воспоминания отвлекает настойчивый писк телефон, схватив который Алиса начинает заметно нервничать.
– Герман, тебе пора.
– Но…
– Я прошу тебя уйти, – произносит увереннее.
Настойчиво подталкивает меня к выходу, будто вот-вот здесь появится тот, кто не должен меня увидеть. Возможно, её муж ревнив, а появление человека из прошлой жизни не придётся мужчине по вкусу.
– Алиса, я хочу поговорить. Просто поговорить, – выворачиваюсь, желая оказаться лицом к ней. – Узнать, как ты жила. Помочь, если нужно. Всё, что потребуется.
– Сейчас тебе нужно уйти. – Открывает дверь, чтобы вытолкать меня, но я перехватываю её ладонь, млея от касания. – Герман, пожалуйста, – стонет, прикрыв глаза. – Я очень тебя прошу.
Её ладонь ложится на мою грудь, подкрепляя просьбу касанием, и я тут же накрываю её своей. Замираем в моменте, оба сорвавшись в прошлых нас и одновременно понимая, что этих самых «нас» уже давно не существует.
– Я могу приехать? – Рваный выдох. – Или пригласить тебя куда-нибудь? В людное место, где тебе будет комфортно. Выбери сама.
– Просто уходи, – глаза блестят от подступающей влаги. – Не надо приезжать.
