Алина Афанасьева
Дари
Я смогла почувствовать столько граней и нюансов. Твои руки вернули мне ощущение защищенности. Это словно заставило биться жизнь в каждой клетке моего тела. И мне захотелось исследовать весь мир руками. Прочувствовать все кончиками своих пальцев. Они стали проводниками в миллиарды вспышек моих ощущений. Я не просто почувствовала невероятное разнообразие прикосновений на себе, я узнала свое тело, что ему нужно, что его бодрит, что успокаивает, чего оно просит и чем я причиняла ему боль.
Но самое ценное – ты научил меня, что дарить все это своими руками другому телу приносит ощутимую отдачу. Это бесценно – понимать, что ты можешь сделать, и давать то, что необходимо. Отдавать – это не значит терять. Это значит приобретать. Странно…
Было прекрасно жить во сне. Возвращаться в свою квартирку одной, но укутываясь лёгкой дремотой, ждать слабого стука в дверь. Встречать тебя сонной и разнеженной, взбудораженной и безумной. Чувствовать, как прикосновение твоей руки успокаивает мои бури, когда я на верхней точке кипения. Или как ты пробуждаешь на восстание каждый миллиметр моего тела, когда я почти готова утонуть во сне. И вот сейчас… Я бьюсь головой об стенку буквально… Я просто хочу, чтобы этот кошмар закончился. Проснуться? Нет, это уже не сон. Нужно подняться, умыться холодной водой, выйти на свежий морозный воздух и закрыть глаза.
Наступило утро. Оно очень робко пробралось сквозь шторы, показав прекрасные краски неба, солнца, облаков в духе Клода Моне. Я заставила себя подняться с пола, зашла в ванную, медленно сняла, скорее, стянула с себя одежду, оставив все на полу. Открутила термостат на 45 градусов, подождала, пока пар медленно заполнит душевую, и стала под горячие струи воды. Это расслабило напряжённые плечи, они опустились, Вода стекала по измученным пальцам, снимая боль. Резко переключила кран в холодное положение и задержала дыхание. Ток пробежал по всему телу. Снова горячая, выдох блаженства, и снова ледяная. Глаза заблестели, кожа взъерошилась, став щитом между чувствами души и тела и тем, что было вокруг в мире.
Через пару дней контраста по утрам, я уже смогла снять с себя то забвение – события прошедших дней, недель, часов… Мысли прояснились, и я успокоилась.Снова смогла видеть вокруг себя других людей, слушать музыку по дороге домой. Заметила, какой светлой стала отремонтированная станция метро. Яркие красные буквы. Белая плитка. Вагон остановился. Марсело Зарвос в наушниках помогает движению стать красивым и эмоциональным. Платформа почти пуста. И вдруг ты прямо передо мной за окном вагона. Поманила пальцем. Тебе этого и не требовалось. Ты меня ждал. Я неосознанно остановила взгляд в точке посередине туннеля, зная, что ты проходишь в двери и приближаешься. Я чувствовала твой запах снова.Ты взял мою руку в свою, вторую запустил на талию сквозь расстегнутую молнию куртки и властно развернул в пол оборота к себе. Твоя ладонь, такая теплая, медленно повернула лицо к себе. Я посмотрела в глаза, ещё злясь и отпуская одновременно. И не успела опомниться, как с неприкрытой страстью ты уже целовал меня там, в вагоне метро при всех. На секунду остановившись, я услышала твое хриплое:«Можно?» Кивнув тебе два раза с закрытыми глазами, не понимая, страшась, я пыталась сопротивляться… «Только ты в любой момент можешь сказать, если захочешь, чтобы я ушел».
Две станции. 5 минут. Твоя рука скользнула по тонкой рубашке. На пару мгновений прижал к себе так близко, что я чуть не утонула, спрятав лицо на твоей груди. Помню, как шумно выдохнула в воротник куртки. Ты крепко держал меня за руку, мы шли так медленно, как будто растягивая шаги, пока все вокруг спешили домой. И снова это твоё тепло сквозь пальцы разливалось по всему телу. Мы еле затолкались в троллейбус. Ты поймал меня на льду на остановке, не дав даже испугаться, как обычно. Стоя позади на самой нижней ступени, ты иногда проводил руками по ягодицам и бёдрам под курткой. А я же всегда противилась проявлению физического влечения на публике, но… не сегодня. Это будоражило, но не пьянило. Это было просто таким естественным, не показным, не пошлым. Из того рода, что заставляет улыбнуться, увидев подобное влечение со стороны. Ещё оставалось пару белоснежных сугробов в парке, и, конечно же, я умудрилась споткнуться у одного из них. Ты попытался подстраховать, а я схватила горсть снега и пустила белую ледяную пыль в лицо, расхохотавшись от твоего несуразного недоумения.
Мы валялись в снегу, как дети, пока спины и руки не промокли до ледяных коликов. Закрыв за собой белоснежную дверь, мы быстро сбрасывали мокрую одежду, чтобы согреться под пледом на кровати. И оказались полураздетыми и застигнутыми друг другом. Несмотря на лёд и зиму, кожа горела. Я горела. Ты включил любимый плейлист, подошёл и обнял. Я позволила всему своему полуголому телу коснуться, тонуть, впиваться в такое же родное на экзистенциальном уровне тепло. Когда же я насытилась, когда каждая клеточка была… нет, не удовлетворена, не обессилена, но в умиротворении, я повернулась, коснулась твоего лица и прошептала: «Тебе пора». Закрыла глаза и уснула.
И это была первая ночь, когда я не съеживалась, как зародыш, не пыталась подвернуть под себя одеяло или обнять подушку. Когда ты исчез, я расслабилась и растянулась по диагонали на всю кровать, как бывало в детстве, когда весь мир был мне по плечу.
