Алим Тыналин
Седьмой воин
Глава 17. Битва
Завидев, что произошло, Серке с товарищами укрылись за оградой.
Ерофей поглядел на степь. Сраженного Таумана закрыли от взгляда скачущие тати.
Жаль добродушного обжору-великана. Только зело не вовремя погиб. Кто теперь бомбы швырять будет?
Переглянулся Ерофей с Серке. Крикнул:
– Ничего не поделаешь! Когда у ограды будут, швырнем.
Батыр кивнул и поглядел на всадников, что накатывались мощной темной волной, грохоча копытами коней. Поднял лук с горящей стрелой. Пустил в сухую траву.
Чтобы подпалить ловушку, значит.
Атымтай и Беррен выстрелили вслед за ним.
Ерофей потащил зажигательные горшки к арбе у входа.
Глянул еще раз, что там, снаружи.
Огонь поначалу не сильно разгорелся. Не видно поджога, только воинственные разбойники верхом на конях. В аул полетели стрелы. Много. Старики, кого задело, вскрикивали, за раны хватались.
А потом пламя взметнулось стеной.
Хороший капкан получился.
Трава кольцом вспыхнула, зажала татей.
Эх, сейчас бы туда гранаты кинуть, в растерянную толпу. Разметают ведь горящие заросли сейчас, разбегутся. Весь смысл ловушки попусту пропадает.
Да только далеко они еще от ограды. Только Тауман бы докинул.
И тогда Ерофей решился.
Гаркнул:
– Отодвинь телегу!
Схватил горшки, побежал к Сивке, припадая на ногу.
Серке поднял оставшиеся снаряды, бросился к Журдеке.
Атымтай схватился за арбу на проходе. Потянул в сторону. Старики, что рядом стояли, помогали юноше.
Ерофей и Серке вылетели из аула. Поскакали навстречу татям.
Попавшие в огненную ловушку лиходеи их не заметили.
Подобрался Ерофей поближе, подпалил веревы, швырнул подарки. Один за другим.
Серке рядом стоял, тоже кидал.
– Эй, смотрите, кто здесь! – закричал один из лиходеев. – Лови их.
Замешкался чуток батыр, последний сосуд уронил оземь. А шнур уже успел поджечь.
– Уходим, – закричал Ерофей, разворачивая Сивку.
Серке не заставил себя ждать.
Помчались обратно. Позади ругались разбойники.
А потом грохнул взрыв. За ним другой, третий.
В спину дохнуло горячим воздухом. Сивка только уши поджала и помчалась стрелой.
Они во весь опор ворвались в аул. Атымтай со стариками споро телеги задвинули, загородили снову проход.
Обернулся Ерофей, посмотрел на дело рук своих.
На месте взрывов серел пороховой дым. Да еще от горящих кустов чадило черное облако.
Пригляделся Ерофей. Сквозь завесу виднелись горы кровавых тел, недвижные туши коней.
Оставшиеся ускакали назад, за полосу горящих зарослей.
– Неплохо мы их приложили, – усмехнулся московит. Слез с Сивки.
– Не меньше половины, – подтвердил Абдикен. Он рядом оказался.
Отвел Ерофей лошадку подальше, чтоб случайная стрела не задела. Когда возвращался к тыну, заслышал топот копыт. Ускорил шаг.
Лиходеи оправились после взрывов. И всем скопом скакали обратно на аул.
Почти добрались до ворот.
Ерофей установил пищаль, нацелил на передних всадников.
Гул все громче. Бандиты надвигались сплошной конной лавой. Никаких луков, только сабли и копья.
Впереди Кокжал, на лысой голове грязная повязка. Скалится, демон жестокосердный.
Выстрелил Ерофей. Тать рядом с Кокжалом запнулся, слетел с коня. Исчез под копытами.
А затем поток конников обрушился на ограду.
Передние повисли на кольях, сплющились о телеги. Но задачу свою выполнили. Вырвали тыны, раскидали повозки. И следом за ними в аул прорвались другие.
Не удержались, понеслись дальше, вглубь поселения.
Отложил Ерофей пищаль в сторону. Аккуратно так, авось еще пригодится. Взял бердыш обеими руками, сжал покрепче. Боль в теле улетучилась. Голова ясная, мысли четкие.
Пошел навстречу лиходеям.
Несколько поскакали к нему.
Коню переднего всадника московит подрубил ноги. Одним широким ударом, почти без замаха. Разбойник полетел на землю вместе с ржущим конем.
Увернулся от сабли другого. Ткнул в ответ острым концом секиры, распорол ворогу лицо.
С третьим пришлось повозиться.
Ловок оказался, поганец. Сабля так и порхала в руках.
Насилу отбился.
Ултарак, родич Абдикена, помог. Огрел изворотливого налетчика дубиной по спине. А Ерофей бердышом в бок добавил. Застонал тать, из седла вывалился.
Тут же мимо пролетел четвертый лиходей, походя ткнул деда копьем по спине. Ултарак повалился на землю лицом вниз. А злыдень уж дальше умчался. Не успел Ерофей его достать.
Поглядел он, как старик кончается, да закричал во весь голос.
Основные силы татей около ворот скопились.
Побежал он к ним, размахивая секирой.
Сбоку, из глубин аула, выскочил Беррен. В руках две сабли. Шлем раскололся от удара, набок соскользнул. Щека в крови. И тоже помчался к супостатам, по дороге расправляясь с отдельными всадниками.
А потом Ерофей впал в боевой раж.
Забыл о боли, наплевал на страх.
На крик его дикий все обернулись.
Что творится, видел, как в красном тумане.
И время потекло по-другому, медленно и тягуче.
Секира в руке разила ворогов то вправо, то влево.
Из сечи в него летели стрелы. Одна впилась в плечо. Больно не было, Ерофей лишь остановился на миг. И дальше пошел.
Вскоре бердыш вырвали из рук.
Он схватил ближайшего недруга за горло, сжал пальцы, вырвал кадык.
Швырнул обмякшее тело в надвигающегося конника.
Нагнулся.
Подобрал саблю.
Ощутил удар по спине.
Выпрямился.
Отбил новый удар саблей.
Рыча, придвинулся к гарцующему коню, вонзил саблю в бок всаднику.
Сбоку ударили по плечу. Палицей.
Он пошатнулся, обернулся, размахнулся саблей.
Видел, что не поспевает отбиться от нового удара палицей.
Рука ворога опускалась на голову Ерофея.
Сверху, от разбойника в седле.
А московит с яростным криком тянул саблю к груди ворога.
Снизу вверх. Наискось.
И когда палица почти достигла головы Ерофея, мимо проскользнул Беррен.
Отбил удар палицы, затем точным и легким движением вспорол бандиту живот. И Ерофей добавил, вонзил лезвие в незащищенную грудь.
И внезапно неистовство пропало.
Остановился Ерофей посреди схватки, тяжело дыша.
Боль навалилась нестерпимая. В плечах, груди, по всему телу.
Смотрел тускло, как Беррен крутится бешеным вихрем, круша ворогов. Будто не две, а десять рук у человека. Там, где пробегал Беррен, тати валились, как подрубленные.
А потом досада случилась.
Звякнула сабля у Беррена, сломалась пополам.
Та самая, особенная.
Остановился Беррен, изумленно посмотрел на обломок.
Закричал зычно, впервые Ерофей его услышал:
– Будьте вы прокляты!
И тоже впал в исступление. С голыми руками бросился на врагов. А потом пропал за массой сражающихся людей.
А я чего застыл, подумал Ерофей. Сжал крепче саблю, и опять ринулся в бой.
Тяжко пришлось, ох, тяжко. Раны болели, к земле притягивали.
Рубил Ерофей супостатов из последних сил. Сам еле отбивался. А когда невмоготу стало, опустился, задыхаясь, на одно колено. На саблю оперся. И заметил чуть поодаль Серке.
Кольчуга батыра в нескольких местах пробита, шлем и вовсе потерял. Обеими руками меч держал и разил татей одного за другим.
А потом застыл на месте.
Прямо перед Серке Кокжал стоял, ухмылялся. В правой руке сабля, в другой щит. Лицо кровью залито, повязка давно слетела.
На миг их закрыл всадник.
А когда отъехал, они уже бились.
У Кокжала сабля юркая, щит крепкий. Все удары батыра главарь на щит принимал. И все норовил клинком по руке или ногам рубануть.
Один удар Серке пропустил. Легкий такой, по плечу. Пошатнулся, но отскочил вовремя, не дал добить.
Тут еще двое конников на него наехали, зажали конями, сабли то опускались, то поднимались.
Не дело это. Помочь надо.
Поднялся Ерофей, кряхтя. И на него сразу пеший тать тут же набросился. Рядом очутился, зело не вовремя.
Еле отбился.
А когда шагнул снова к Серке, оказалось, что помощь не нужна. К одному всаднику в седло незнамо откуда прыгнул человек в черных одежах. Вонзил кинжал в шею. Старался удержаться в седле. Заки, конечно, кто же еще.
А второму Атымтай грудь копьем навылет пробил.
Так что, Серке опять вплотную Кокжалом занялся.
Плотно насел на вожака шайки.
Осыпал градом ударов.
Кокжал отбивался.
А затем пригнулся, швырнул щит Серке в лицо.
И успел рубануть по ноге.
Серке заругался.
Поскользнулся, упал.
Кокжал рванулся к нему, замахнулся.
И наткнулся на меч, вовремя выставленный батыром.
Меч погрузился в низ живота.
Кокжал тут же отодвинулся назад. Меч вышел из раны.
Схватил окровавленное лезвие одной рукой, отстранил, ударил саблей лежащего Серке.
По плечу.
Потом по руке.
И по груди.
Все норовил по голове попасть, но Серке змеей вертелся на земле.
А когда замахнулся в очередной раз, батыр вырвал меч из порезанной руки Кокжала.
Приподнялся, снова воткнул в грудь главаря.
Через проем в пластине.
Завыл Кокжал дурным голосом.
Изогнулся всем телом безмерно.
А затем ударил-таки Серке по голове, изловчился напоследок.
И повалился на батыра.
Серке ему в горло вцепился руками.
Завалил Кокжала набок.
Прикрыл глаза и потерял сознание.
Так и не отпустив горла ворога.
У Ерофея в юности пес был, тоже как-то в лесу с волком грызся, да и погиб точно также, сомкнув клыки на горле хищника.
Огляделся московит, ибо тишина вокруг, оказывается. Только сейчас и заметил.
Все за поединком наблюдали, и тати, и защитники. Причем лиходеев совсем малость осталась.
Ерофей поодаль палицу Таумана заметил. На земле валялась, рядом с телом какого-то толстого разбойника. Подошел, хромая, поднял.
Вернулся к главарям. Те валялись неподвижно. Ерофей замахнулся. Посмотрел на замерших татей. Опустил взгляд на Кокжала. Помедлил чуть, смотря в безумные глаза вожака. Прохрипел:
– Наша взяла, – и опустил палицу на голову Кокжала.
Раздался хруст. Брызнула кровь. Вместо лица у Кокжала появилась вмятина. Задрожал главарь в агонии, да и утих.
Ерофей поднял голову. Каждому татю в лицо пристально посмотрел. Поинтересовался:
– Кому еще охота?
Развернулись лиходеи, показали спины. Сначала один, потом другой, за ними остальные.
Понеслись прочь. Кто на коне скакал, кто пешим бежал.
Был бы жив Сасыкбай, каждого догнал бы да головы посносил топором.
Уселся Ерофей на землю, ибо ноги подогнулись.
Солнце высоко стояло. Жара невыносимая. Когда дождь пойдет?
Глава 18. Чач-град али царство Московское?
Только через семь дней Ерофей смог встать на ноги. Лежал беспробудно. Раны затягивались, жена Ултарака их лекарственной смесью смазала. А еще два раза в день кибитку травой пахучей окуривала. Что за ворожба?
А на седмицу вдруг понял. Идти надо. Каждый день отдаляет от Саввы.
Поднялся с кошмы. Оделся. Собрал вещи. Шкатулку Рузи в руки взял.
Вышел из кибитки. Ослеп на миг от солнца. А когда прозрел, то заметил собачку возле кибитки. Щенок Таумана, как его там. Белоголовый. Косточку глодал. Зарычал на незваного гостя, зубы оскалил. Эх, Тауман, обжора неуемный, на кого ты нас оставил?
Пошел Ерофей медленно по аулу.
Коровы густо мычали вдалеке, овцы беспечно блеяли. Женщины хлопотали возле кибиток, булькало варево в казанах. Завидев Ерофея, низко кланялись. Ребятишки бегали босыми ногами по земле. Кричали, на деревянных сабельках дрались. А Жугермека среди них не было.
– Лучше стало, Ереке? – спросил знакомый голос.
Обернулся Ерофей. Ну да, рядом Атымтай стоит, улыбается.
– Устал лежать, – усмехнулся Ерофей.
– Ничего, на нашей свадьбе отдохнете.
Замялся московит, отвел глаза.
– Атымтай, тут такое дело. Не смогу на твоей свадьбе погулять, не обессудь.
Юноша на глазах увял. Улыбка погасла, глаза потухли.
– Почему, Ереке? Что стряслось?
– Сын у меня отыскался, Атымтай. В Москве он, оказывается. А я его погибшим считал. Ехать надо, выручать.
– Раз такое дело, конечно, не буду настаивать, Ереке. Рад за вас.
Ерофей похлопал парня по плечу.
– И я за тебя рад. Береги свою любовь. И охраняй. Потерять легко, найти трудно.
Пошел дальше. Нога еще побаливала.
Добрался до кибитки Заки. Отодвинул полог, вошел. Сердце трепетало. Жив ли убивец?
И сразу успокоился. Сидел Заки, как прежде, за столиком. Кинжал точил. Рядом арбалетные болты валялись.
Поднял голову, поглядел на Ерофея. Чуть улыбнулся.
Московит подошел, уселся напротив.
– Ну как, обошел своего соперника? Нияза этого?
– Нет, – покачал головой Заки. – Отстал от него безнадежно.
Удивился Ерофей, брови приподнял.
– А кокжаловских прихвостней не засчитали, что ли? Ты, наверное, на год вперед жертв настругал.
– Нет, конечно. На них ведь поручения не было. Это мой почин был.
– О, как. Жаль. А я думал…
– Плевать, Ерофей. Я был тупицей, когда соперничал в таком занятии. Главное, наша взяла.
Они рассмеялись, друг другу руки пожали.
– Когда уезжаешь, Заки?
– Скоро. Мальчишка просит остаться на свадьбе, но не могу. Получил послание. Ты за сыном торопишься?
– Конечно. Поэтому пришел к тебе, – и Ерофей выложил шкатулку на стол.
Поглядел Заки на ящичек, кивнул.
– Хорошо, уговорил. Отдам.
Поднялся Ерофей.
– Спасибо, Заки. Ну, бывай тогда.
И вышел из кибитки.
Постоял, вдохнул чистый воздух. Направился к кибитке Абдикена.
Как там Серке? Поди, оправился от ран уже.
Батыр и впрямь хорошо выглядел. Раны скрыты под просторной белой рубахой. Нога перевязана.
Улыбнулся, завидев гостя. Попытался приподняться.
Рядом Абдикен сидел. Его жена в чаши кумыс разливала.
– А, Ереке! – старейшина аула встал навстречу. – Что так рано вышел? Полежал бы еще.
Ерофей пожал ему руку. Подошел к Серке, тоже поздоровался.
– Нельзя мне лежать, Абеке. Ехать надо. Сын ждет.
– Наслышан уже, – кивнул старик. – Понимаю, дело неотложное. Не смеем задерживать. Да хранит тебя Аллах!
– Сегодня же поеду, – сказал Ерофей.
Серке глядел на него снизу вверх. Исхудал батыр, лицо вытянулось.
– Ты уж осторожнее там, Бурный. Береги себя для сына. Вырасти его таким же батыром, как отец.
– Постараюсь, – усмехнулся Ерофей. – А ты как? Когда к хану?
Серке покачал головой.
– Помогу людям с кочевкой. Атымтая женю. Только потом поеду. И потом, пустое все это. Я попросил людей не рассказывать, что в сем деле участвовал.
– Добро, – согласился Ерофей. – Слушай, а где Беррен? За аулом, небось, упражняется? Попрощаться с ним охота.
Потускнел Серке, на Абдикена глянул. Жена старейшины заохала.
– Ты не знаешь, оказывается, – ответил Абдикен. – Ни одна душа не ведает, на какой земле она умрет. Погиб Беррен, да покоится его душа в райских кущах, да утолит его жажду Аллах чистым напитком! Больше всего ворогов положил. Но ран слишком много получил. Скончался три дня назад.
– Вот оно что, – опустил голову московит. – Жаль. Настоящий воин был.
Помолчали немного.
– Мы их на холме за аулом похоронили. Кармыс, Тауман, Беррен. Сасыкбай, Ултарак и другие, – сказал Серке. – Хочешь навестить?
Ерофей кивнул.
Чуть погодя выехали из аула. Ерофей лошадок навьючил, пищаль да бердыш прицепил.
Атымтай в простой рубахе да штанах. На голове платок, сзади узлом повязал.
Рядом Заки, тоже одвуконь. Все оружие по сумам попрятал, со стороны глянешь, обычный пастух едет. Прямо отсюда в Чач-град собрался.
Серке еле в седле сидел. От боли кривился. Рана на плече раскрылась, повязка от крови набухла.
Подъехали к холму. Слезли с коней. Поднялись на вершину. На земле бугорки, много. Опустились на землю.
Серке прикрыл глаза, зашевелил губами. Молитву читал.
Солнце жаркое за тучкой скрылось. Легкий ветерок ворошил волосы.
После молитвы воцарилось молчание.
– Они погибли в бою, – сказал Серке. – Защищая слабых и беззащитных.
– Покойтесь с миром, – пробормотал Ерофей.
В траве стрекотали кузнечики.
Мужчины помолчали еще. Встали. Обернулись к аулу. Весело кричали дети. Лаяли псы. Из юрт тянулись дымки очагов.
Спустились с холма. Подошли к коням.
Ерофей обнял друзей.
– Счастливой дороги, Ерофей! – сказал Серке.
– Если у меня родится сын, я знаю в честь кого его назову, – заметил Атымтай, улыбаясь. – Берегите себя, Ереке.
Заки молча похлопал по сумке, где лежала шкатулка. Мол, не беспокойся, доставлю куда надо.
Ерофей взобрался на Сивку.
Тронул с места.
Поехал по степи. На север.
Назад не оглядывался.
Солнце вышло из-за туч, припекло. Жарко, пить захотелось.
А потом развернул лошадей.
Поскакал обратно.
Соратники еще стояли у подножия холма.
– Забыл чего, Ереке? – спросил Серке.
– Ага, – ответил Ерофей. – Заки, отдай шкатулку. Я слово дал. Нельзя его нарушить. Как я потом это сыну объясню?
– Хорошо, – Заки полез за шкатулкой. – Тогда вместе поехали. Веселее будет.
– Это точно. Но сначала на свадьбе Атымтая погуляем. И откочевать поможем.
Серке хлопнул его по плечу.
– Раз так, мы тебя тоже в обиду не дадим. Вместе поедем за твоим сыном. Сначала в Чач, а потом на север.
Забрались на коней, поехали к аулу.
Солнце стояло высоко.
Копыта коней оставляли в сухой земле еле заметные следы.
_______________________
В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
