Алеся Троицкая
Королевство праха и костей

Я застыла посреди коридора. Руки похолодели, виски сдавило раскаленным обручем. Неужели это правда? Неужели я – чудовище, крадущее чужие дары? Выродок, паразит, худший кошмар для носителей искры?

Если так, то я обречена. Император велел истреблять "пожирателей силы" без пощады. Церковь проклинала "исчадий мрака", угрожающих устоям бытия. Да что там – само имя "акайра" давно стало ругательством похлеще "выродка из бездны".

Дикий, первобытный страх стиснул сердце холодной лапой. Что, если кто-то прознает о моем даре? Вдруг Амелия или Николас уже заподозрили неладное, ощутив, как посреди пытки я неистово упивалась их магией? Тогда мне конец. Тогда пощады не будет.

Живо представился эшафот на главной площади. Ликующая толпа. Палач в черной маске. Жаркие языки пламени, лижущие ступни. Тошнотворный запах горелой плоти…

По спине пробежал озноб. Колени задрожали и подогнулись.

Нет, нет! Я не чудовище! Не похитительница душ! Всю жизнь я была пустышкой и ею останусь. Никто не смеет обвинить меня без доказательств. Это наваждение, дурной морок. Он развеется – и все вернется на круги своя. Я стану обычной служанкой… тенью… пылью…

Но чем дольше брела наугад, тем явственнее ощущала: магия уже поет в крови. Гудит тысячей колоколов, щекочет нервы, дразнит своей близостью. Ее вкус горчит на языке – дурманящий, незабываемый. А в самой глубине души разгорается жажда. Темная, стыдная, неодолимая жажда, грозящая погубить остатки рассудка. Жажда вновь испытать то запредельное блаженство, упиться силой до краев…

Проклятие! Что же со мной? Неужели я…

Додумать не успела.

Внезапно жар охватил тело, будто в огненном коконе. Под веками вспыхнули алые круги. А в следующий миг мир стремительно накренился и провалился в черноту. Последнее, что я увидела, теряя сознание – ослепительную вспышку. Медальон на груди засиял нестерпимо ярко, словно крошечное солнце.

И все поглотил мрак.

***

Сознание возвращалось медленно, урывками, будто всплывая из липкого омута. Первым пришло ощущение боли – тупой, ноющей, пронизывающей до костей. Потом – холод и сырость, окутавшие тело промозглым коконом.

С трудом разлепив тяжелые веки, я не сразу осознала, где нахожусь. Облупленные стены, узкая железная койка, колченогий столик в углу. Моя комнатушка для прислуги. Жалкая каморка, больше похожая на чулан.

Кряхтя, я приподнялась на локте. Голова раскалывалась как с похмелья, во рту стоял мерзкий привкус желчи. Все тело ломило, будто меня долго пинали ногами. Особенно остро ныла правая ладонь. Скосив глаза, с удивлением обнаружила, что рука уже туго перебинтована чистой тряпицей. Похоже, кто-то позаботился о ране, пока я была в беспамятстве.

– Слава присветлой! – всплеснула руками Марта, кинувшись ко мне. – Я уж думала, не жилица ты. Почитай сутки в беспамятстве провалялась.

Марта со стуком поставила кружку на столик и с неожиданной силой усадила меня на койку. Всплеснула руками, оглядев моё помятое лицо.

– Ну и видок у тебя, девонька! Краше в гроб кладут. Губа рассечена, скула распухла, синяки по всей шее. Видать, знатно тебя отделали, сердешная.

Марта сокрушенно покачала головой. А я трудом сглотнула, судорожно подбирая слова. Спину прошиб холодный пот. Неужто ей все известно? Знает, как меня едва не придушили словно бешеную собаку?

– Я… я сама виновата, – пролепетала, опустив глаза. – Сдуру полезла к господам, на рожон попёрла. Вот и получила за свою дерзость…

– Ой, дура ты, Аделька! – всплеснула руками Марта. – Кто ж супротив господ хвост задирает? Пикнуть не моги, коли жить охота. Молчи в тряпочку и улыбайся, что бы ни делали.

Она со вздохом поправила выбившуюся из-под чепца прядь, одернула передник. И, поколебавшись, добавила уже мягче:

– Да не кручинься ты. Не впервой господа прислугу лупцуют. То как жеребцы норовистые – все бы взбрыкивать да копытами брыкаться. Ничего, перемелется.

Я нерешительно кивнула, закусив губу. Выходит, Марта ничего толком не знает. Верит, будто я по дурости нарвалась на трепку. И слава богам! Одной проблемой меньше. Теперь бы еще от Николаса с компанией откреститься…

Но тут женщина вдруг нахмурилась и пристально поглядела мне в лицо.

– Одного только в толк не возьму. Это ведь я тебя тут нашла, в твоей каморке. Дверь была заперта, а ты без чувств валялась на полу. Да еще рука вон как перебинтована, будто кто позаботился. Сама, что ли, приползла да рану обработала, пока в беспамятстве была? Чудеса, да и только!

У меня похолодело внутри. Лихорадочно облизнув губы, я попыталась изобразить недоумение пополам с испугом:

– Н-не знаю я, Марта. Ничегошеньки не помню. Очнулась уже здесь, на койке, с забинтованной рукой. Думала, может, ты меня отыскала да о ране позаботилась…

– Да нет же! – нетерпеливо мотнула головой служанка. – Говорю ж тебе, сама тебя тут обнаружила, взаперти. И перевязка уже была. Видать, память тебе отшибло знатно. Ладно, чего уж теперь гадать. Небось, до утра оклемаешься.

Она со вздохом протянула мне дымящуюся кружку. В нос ударил горьковатый аромат трав.

– На-ка вот, выпей. Настой целебный, бабкин рецепт. Мигом на ноги поставит.

Я послушно отхлебнула обжигающее варево, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло. Марта одобрительно кивнула.

– Ты давай поправляйся. Я тебя прикрою пока, скажу Брунгильде, что чуланы перебирать отправила. А там глядишь, оклемаешься.

Она еще раз смерила меня цепким, испытующим взглядом и, покачав головой, вышла вон. Щелкнул засов, и я осталась одна.

Несмотря на слабость и недомогание, лежать и отдыхать совсем не хотелось. Меня снедало лихорадочное желание действовать, искать ответы на вопросы, распутывать загадку своей мрачной сути. Покой казался непозволительной роскошью, бездействие – почти преступлением. И все же отлучиться даже ненадолго оказалось непросто. Едва переступив порог каморки, я тут же попалась на глаза зоркой Брунгильде. Старшая экономка смерила меня суровым взглядом, цепким, как коршун. Похоже, объяснения Марты её не слишком удовлетворили.

– Ишь, разлеглась тут, лентяйка! А ну, бегом на кухню – котлы драить, овощи перебирать! Нечего без дела шататься да глазеть по сторонам. Не потерплю лодырей и дармоедок!

Несмотря на жуткую боль во всем теле и путаницу в мыслях, ослушаться я не посмела. Сцепив зубы, поковыляла выполнять приказ.

Так потянулись мучительно долгие три дня, без единой секунды покоя и отдыха. С утра до ночи Брунгильда гоняла меня, как борзую, поручая самую грязную и тяжёлую работу. А стоило присесть хоть на миг, передохнуть украдкой – как тут же раздавался гневный окрик.

Лишь глубокой ночью, без сил повалившись на жесткое ложе, я позволяла себе недолгую передышку. Но даже тогда покой был зыбким и тревожным. Загадочный дар, вспыхнувший в крови ядовитой искрой, не давал забыться даже во сне. Он пульсировал в висках призрачным огнём, нашептывал невнятные обещания, дразнил своей близостью. Словно бы звал за собой – прочь от унылой рутины, навстречу неведомому.

Единственным лучиком надежды оставались редкие беседы с болтливой служанкой Кларой. Именно от неё я узнала, где находится не только заветная библиотека Академии, но и закрытое книгохранилище. Оно пряталось в дальнем крыле здания, тщательно охраняемое и запертое на замок. Лишь избранные члены Академии удостаивались чести посещать его, и то – в редких случаях. Говорили, там хранились самые древние, самые могущественные манускрипты, способные просветить или погубить неискушенный разум.

Но самое главное – Клара проболталась о секретном проходе, ведущем из прислужничьего крыла прямиком в закрытую часть. Якобы однажды, драя полы в коридоре, она случайно задела неприметный выступ на стене – и та бесшумно повернулась, явив узкую лестницу, уходящую круто вверх.

Конечно, сама Клара не рискнула соваться в подозрительный лаз. Зато я теперь знала, как попасть в желанное книгохранилище незамеченной! Мысль о бесчисленных фолиантах, хранящих тайны магии, будоражила и сводила с ума. Я грезила ими наяву и во сне, представляя, как перелистываю пожелтевшие страницы, вдыхаю запах пыльных переплетов. И всей душой рвалась туда – за ответами, за знаниями, за своим предназначением!

Оставалась лишь одна загвоздка – вездесущая Брунгильда, чей соколиный взор не упускал ни единой провинности. Улучить момент и ускользнуть от её надзора казалось почти невозможным. Старшая экономка следила за мной, как цербер, взваливая все новые и новые обязанности. Порой мне чудилось, будто она нарочно изводит меня работой, лишь бы припугнуть, вбить в покорность. Словно чует угрозу и всеми силами пытается удержать на месте.

Утро выдалось на редкость тихим и безмятежным. Ни приказного окрика Брунгильды, ни суеты старших слуг в коридорах – словно вымерли все. Никаких указаний, никакой беготни с тряпками и швабрами. Непривычно и даже тревожно.

Это был шанс, о котором я не смела и мечтать! Шанс ускользнуть незамеченной, пока никто не хватился. Наспех плеснув в лицо ледяной водой из кувшина, я торопливо принялась приводить себя в порядок.

Тщательно расчесала спутанные кудри, заправила их под чистый чепец. Придирчиво оглядела своё отражение в мутном зеркале. Привычная бледность никуда не делась, зато синяки под глазами слегка побледнели. Распухшая губа и ссадины ещё побаливали, но в целом вид стал почти человеческий.

Накинув видавшую виды шаль и подхватив масляную лампу, я на цыпочках выскользнула из каморки. Коридор встретил меня безлюдной тишиной. Обычно в этот час прислуга уже вовсю сновала туда-сюда, перешептываясь и гремя вёдрами. Но сегодня не было ни души.

Стараясь ступать как можно тише, я двинулась вперёд. Путь до заветной стены показался мне бесконечно долгим. На каждом шагу мне мерещились подозрительные тени, каждый скрип половиц заставлял испуганно замирать. Но коридоры по-прежнему оставались пусты.

Добравшись до неприметной ниши, я судорожно принялась шарить пальцами по шероховатым доскам. Сердце колотилось так, что стучало в ушах. А что, если Клара ошиблась? Вдруг никакого тайного хода в библиотеку вовсе не существует? Тогда всё напрасно…

Но страхи оказались напрасны. Стоило мне с силой надавить на едва заметную выемку, как часть стены бесшумно подалась внутрь. В лицо пахнуло сухим спёртым воздухом, в нос ударил горьковатый запах пыли и старой бумаги.

Потайной проход существовал! Недолго думая, я шагнула в узкий тёмный тоннель, озаряемый лишь слабым светом моей лампы. Стена тут же сомкнулась за моей спиной, отрезая путь назад.

Первые мгновения накатила острая паника – вдруг обратно уже не выбраться? Но отступать было некуда. Глубоко вздохнув, я начала взбираться по крутой винтовой лестнице.

Казалось, бесконечные ступени вились, петляли, словно кишки какого-то чудовища. То и дело приходилось хвататься за стену, чтобы удержать равновесие. Чем выше я поднималась, тем сильнее колотилось сердце – то ли от усталости, то ли от предвкушения.

Наконец последний пролёт остался позади. Распахнув низкую дверцу, я буквально ввалилась в просторное овальное помещение, уставленное книжными шкафами до самого потолка. Тяжело дыша, застыла на пороге, во все глаза разглядывая открывшееся мне чудо.

Библиотека Академии! Средоточие тайн и могущества, сокровищница магического знания. Или ее секретная часть. Пыль лежала толстым слоем на полках, в воздухе стоял затхлый запах старой бумаги и пергамента. Стеллажи ломились от диковинных фолиантов в потрепанных обложках. На длинных столах громоздились стопки книг и свитков. Сам воздух, казалось, искрил от разлитого в нем волшебства.

Я на цыпочках приблизилась к ближайшему шкафу. Дрожа от благоговейного трепета, повела ладонью над корешками, почти физически ощущая исходящий от них жар и силу.

Поборов трепет, я решилась. Подцепила первый попавшийся том в синей обложке, осторожно вытянула с полки. Книга легла в ладони, удивив тяжестью и плотностью. На титульном листе вязью было выведено: "Теоретические основы магии стихий".

Сердце зашлось в бешеном ритме. С замиранием духа я перелистнула страницу. И ещё одну, и ещё… Текст, иллюстрации, схемы и формулы замелькали перед глазами, сменяя друг друга в головокружительном калейдоскопе.

Это был учебник для первого курса! Азы, начала, самые простые упражнения. И всё же я впитывала строчки с неистовой жадностью. Прикусив губу, водила пальцем по строкам, едва дыша от усердия.

"Для того, чтобы сформировать простейший светлячок, начинающему магу надлежит…"

Дальше шло подробное описание визуализации, дыхательной гимнастики и концентрации. Я впилась взглядом в текст, боясь упустить хоть слово. Как завороженная, принялась повторять движения, почти физически ощущая, как магия струится по венам, концентрируется на кончиках пальцев.

Закрыв глаза, представила крохотный огонёк, парящий над ладонью. Язычок бело-голубого пламени, трепещущий, как крылья мотылька. Раз за разом прогоняла этот образ, подпитывая его силой своего желания.

"Давай же, давай! – лихорадочно твердила я. – Ты должен появиться! Я хочу этого больше всего на свете!"

Но увы. Как я ни тужилась, ни напрягалась до кругов перед глазами – ничего не получалось. Рука оставалась пустой и холодной. Ни искорки, ни самого слабого свечения.

Разочарование горьким комом подкатило к горлу. Я стиснула кулаки, борясь со жгучими слезами. Ну конечно. Глупо было надеяться, что всё получится с первого раза. Я же не чародейка, а всего лишь жалкая пустышка. Акайра, способная разве что чужую силу чувствовать.

С этими мыслями я бережно закрыла том и вернула его на полку. Покосилась на другие книги, выстроившиеся ровными рядами корешков. Искушение было велико – так и тянуло сграбастать целую охапку и утащить в свою каморку, зарыться в шелестящие страницы.

Но я понимала, что это безумие. Стоит Брунгильде увидеть книги – будет беда.

Собравшись с духом, я заставила себя отвернуться от манящих фолиантов и буквально впечататься носом в широкую грудь.

Глава 7

От неожиданности я отпрянула и едва не опрокинулась, запнувшись о низкий стеллаж. Но отстраниться не дали – сильные руки обвили талию, не позволяя ускользнуть. Подняв испуганный взгляд, я обомлела: передо мной стоял не кто иной, как сам Николас Фэйрфакс!

Его обычно безупречная внешность сейчас была далека от идеала: расстегнутый ворот, съехавший значок, растрепанные волосы. Взгляд мутный и расфокусированный. Фэйрфакс явно был пьян.

Но дело было не только в алкоголе. От него исходила темная, зловещая аура. Магия иная – злая, агрессивная, почти осязаемая. Она окутывала его фигуру подобно ядовитому туману, заставляя задыхаться от страха и отвращения.

Я дернулась, пытаясь высвободиться, но Николас лишь сильнее стиснул талию. Его лицо исказила недобрая усмешка, обнажив хищный оскал. Глаза горели лихорадочным блеском. Передо мной был уже не тот человек, которого я знала…

На лице Николаса промелькнули удивление, замешательство, гнев. Наконец он выдохнул хрипло:

– Ты?! Какого дьявола… Что здесь забыла, паршивка?

Язык прилип к нёбу. Мало того что пробралась в запретную секцию, так еще и Николасу на хмельную голову попалась.

– П-просто заблудилась я, ей-богу! Не губите, молю вас!

Николас скривился брезгливо. Сверлил меня мутным взглядом, будто решая, что делать. Потом глотнул из бутылки и со стуком поставил ее на полку.

– За дурака меня не держи, – процедил он, наклоняясь ближе. – Может, я пьян, но память еще не пропил. Знаю, какая ты тварь, Адель. Акайра!

Он сплюнул и смерил меня уничижительным взглядом, полным отвращения. Даже сквозь хмельной дурман Николас явно осознавал, с чем имеет дело. Как не знать будущему иссару о злейшем враге магии.

В подтверждение он схватил меня за подбородок и повернул правой щекой.

– Почему у тебя нет клейма? Почему не в яме? Почему разгуливаешь по академии, словно имеешь право? – Он уткнулся носом в мою щеку и втянул воздух. Тьма вокруг него сгустилась. Словно пес, почуявший добычу, он настраивался на одну функцию – убить!

– Думала, сможешь скрыться от правосудия, акайра? – прошипел он, и глаза полыхнули недобрым огнем. – Думала, сойдешь за невинную овечку? Глупая девчонка!

Он резко отпустил меня и отступил, словно брезгуя прикасаться. Но темная аура по-прежнему не позволяла сдвинуться. Я стояла, парализованная страхом, не в силах отвести взгляд от его искаженного яростью лица.

– Ещё на площади я понял, что с тобой не так, – продолжал Николас угрожающе и торжествующе. – Слишком уж идеальная и правильная. Но теперь вижу твою суть. Ты – порождение тьмы, монстр в человеческом обличье!

Он шагнул ко мне, и я попятилась, вжимаясь в шершавую полку. В глазах Николаса плескалось безумие. Алкоголь и темная магия сделали его существом, неспособным к состраданию.

– Пожалуйста, не надо, – выдавила я жалко и беспомощно. – Я не причиню вреда, клянусь! Я не знала, что значит быть акайрой. Я не желала магии, оно само вышло. Отпусти, я просто уйду, уеду из города. Не предавай меня суду, прошу…

– Лживая дрянь! – рявкнул Николас, и книги на полках задрожали. – Думаешь, поверю россказням? Таких, как ты, нужно уничтожать. Вы – паразиты нашего мира…

Он протянул руку, и на ладони заплясал сгусток непроглядного мрака.

Адель зажмурилась, готовясь к смерти, осознав, как хрупки были ее мечты – все это время она ходила по краю и вот сорвалась в бездну.

Но внезапно Николас пошатнулся и схватился за голову, болезненно застонав сквозь зубы. Сгусток тьмы в его руке дрогнул и распался клочьями черного тумана. Пальцы заскребли по лицу, оставляя кровавые полосы.

– Нет… Только не сейчас… – простонал он, и в его голосе звучала неприкрытая мука. – Я не могу… Не могу поддаться… Только не снова…

Он, пошатываясь, отступил, цепляясь за стеллажи. В его глазах, секунду назад горевших убийственной яростью, теперь плескались боль и смятение. Словно внутри него шла невидимая борьба, раздирая его на части.

– Беги… – выдохнул Николас, и этот хриплый, полный страдания голос совсем не походил на голос прежнего уверенного в себе иссара. – Беги, глупая… Пока я не передумал…

Сердце бешено колотилось, когда я смотрела на корчащуюся от боли фигуру Николаса. Разум кричал, что нужно бежать без оглядки, спасаться от расправы, пока он не пришел в себя. Каждая клеточка тела вопила об опасности, умоляя покинуть библиотеку как можно скорее.

Но что-то удерживало меня на месте. Какая-то неведомая сила, мучительное, болезненное притяжение. Словно магнитом меня тянуло к поверженному Николасу. К тому, кто всего минуту назад жаждал моей смерти.

"Ну же, Адель, беги! – надрывался здравый смысл. – Уноси ноги, пока цела!"

Но тело уже двигалось само, повинуясь странному, всепоглощающему импульсу.

Я пересекла разделяющее нас расстояние и опустилась на колени рядом со скорчившимся магом. Мои пальцы невесомо коснулись его спутанных белых волос, очертили контур искаженного мукой лица.

Мне хотелось забрать его боль, разделить страдания, вытащить из лап безумия, терзавшего его разум.

От моего прикосновения Николас вздрогнул и резко распахнул глаза, уставившись на меня с неверием и страхом.

– Ч-что… Что ты д-делаешь… – выдавил он, силясь отстраниться. – У-ходи… Я же м-могу…

Но я не дала ему договорить. Наклонившись, я накрыла его искусанные губы своими, выдыхая в поцелуй все свои чувства – сострадание и страх, желание защитить и горечь. Он замер под моими губами, напрягшись всем телом, словно готовый то ли оттолкнуть, то ли ответить. Потом издал глухой, почти жалобный стон и притянул меня к себе с нечеловеческой силой.

Сначала я задохнулась, от накативших эмоций. Но затем… Затем темная, всепоглощающая магия, исходившая от него, окутала меня словно коконом. Вкус полыни и меди наполнил рот. Тьма, окутывавшая Николаса, будто всколыхнулась и ринулась ко мне, находя лазейку, врываясь в истомленное стыдом тело. Дикая, неистовая, испепеляющая – она затопила меня без остатка, погружая в черный омут, где не было ни боли, ни мыслей, лишь первобытный восторг.

Не осознавая, что делаю, я еще сильнее прижалась к Николасу, желая поглотить, впитать до капли весь этот живительный мрак.

Одуряющее ощущение захлестнуло с головой, вытесняя все остальное. Реальность поблекла, утратила четкость. Осталось лишь неодолимое стремление – напитаться чужой силой, насытиться ею до краев, очистить от скверны…

Она опьяняла, будоражила, притягивала. Я вдруг почувствовала странное, извращенное желание – желание подчиниться этой тьме.

Губы Фэйрфакса стали вдруг невыносимо притягательными. Я приоткрыла рот, позволяя его языку скользнуть внутрь, жадно ловя каждую каплю этого одурманивающего мрака. Тело пронзило болезненное, отравляющее наслаждение. Разум помутился, увлекая в пучину безумия и запретной страсти.

Я прижалась к Фэйрфаксу всем телом, растворяясь в нем, впитывая каждую крупицу его порочной магии. Пальцы судорожно вцепились в плечи, царапая даже сквозь ткань. Низ живота скрутило болезненным спазмом возбуждения.

Но внезапно Николас отшатнулся, разрывая поцелуй. В его глазах плескалось неподдельное изумление, словно он впервые увидел меня по-настоящему. Он поднялся и отступил на шаг, не сводя с меня потрясенного взгляда, не веря в реальность происходящего.

– Кто… Кто ты? – выдохнул он едва слышно, и в его голосе смешались страх, восхищение и что-то еще, чему я не могла дать названия.

Я тяжело дышала, пытаясь прийти в себя. Реальность обрушилась ледяной волной, вырывая из плена одурманивающих чар. Что я наделала? Как могла поддаться этому безумию, этой грязной похоти?

Содрогнувшись, я попятилась, желая оказаться как можно дальше от Фэйрфакса. Прочь от искушения, прочь от запретного нектара тьмы.

Он же продолжал смотреть на меня с растерянностью и почти благоговейным трепетом, словно узрел некое божество.

И я побежала, не чуя под собой ног. Подальше от этого кошмара, подальше от Николаса Фэйрфакса и зловещих тайн, что он скрывал. Мне нужно было убраться отсюда, пока тьма, дремлющая во мне, не пробудилась вновь…

***

Николас, пошатываясь, брел по темным коридорам академии, едва переставляя ноги. В голове мутилось от хмеля и противоречивых эмоций. Сердце все еще бешено колотилось после странного, пугающего эпизода в библиотеке.

Как эта девчонка, эта проклятая акайра, посмела так с ним поступить? Самым невероятным, ошеломляющим образом – поцелуем, прикосновением, всем своим существом? Словно почувствовала его внутреннюю борьбу, раздирающую душу напополам. Увидела то, что он так долго и тщетно пытался скрыть даже от самого себя.

В нем всегда жила тьма – голодная, неуемная, жаждущая власти и крови. Она просыпалась в моменты ярости или отчаяния, застилая разум алой пеленой. Ему стоило огромных усилий держать ее в узде, не давать прорваться наружу, сметая все на своем пути.

Сколько раз он был на грани срыва, готовый пуститься во все тяжкие, поддавшись зову могущества. Наделать непоправимых бед, уничтожить все и всех вокруг. Он боялся этой тьмы в себе, ненавидел ее и в то же время тайно упивался ею.

Но явилась она – юная, невинная, непостижимая. Робкая акайра, девчонка с печатью проклятия. И каким-то чудом вобрала в себя весь этот мрак, приняла его без остатка. Забрала боль и страх, ярость и ненависть, до краев наполнявшие его сердце. Словно впитала в себя, растворила своим чистым светом.

Тьма схлынула, отступила, присмирела. Впервые за много лет Николас почувствовал себя свободным. Словно сбросил невыносимо тяжкий груз, годами давивший на плечи. Словно глотнул свежего воздуха после удушающей черноты.

Это было невероятно. Невозможно. Немыслимо. Но это случилось – здесь и сейчас, наяву, а не в бредовом видении. Акайра, отродье тьмы, лишенная магии, спасла его от него самого. Развеяла морок, вернула ясность ума и твердость духа. Уравновесила свет и мрак внутри него одним лишь прикосновением истерзанных губ.

Николас остановился, тяжело привалившись к стене. Голова кружилась то ли от хмеля, то ли от пережитого потрясения. Перед глазами стояло ее лицо – хрупкое, нежное, полное отчаянной решимости. Прекрасное лицо жертвенного ангела, спустившегося в ад его души.

Кто же она на самом деле? Какая сила таится в этой девчонке, раз она смогла совершить невозможное? И почему именно сейчас, именно с ним? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Голова шла кругом от невероятных догадок и смутных подозрений.

Николас со стоном сжал виски пальцами. Ему нужно было выпить. Много, до беспамятства, до забытья. Залить в глотку обжигающий яд, чтобы стереть из памяти эти пронзительные глаза, этот дурманящий поцелуй, это ошеломляющее чувство обретенного покоя.

А потом… Потом он во всем разберется. Дознается правды, чего бы это ни стоило. Ведь Николас чуял, каким-то звериным, первобытным нутром – сегодня произошло нечто необратимое. Нечто, способное пошатнуть сами основы его мира.

Решение было принято. Шатаясь и хватаясь за стены, Николас побрел прочь – в ночь, в холод, навстречу неизбежному. Магия и страсть, ненависть и вожделение бурлили внутри, грозя затопить с головой. Но теперь он знал, что справится. Ведь у него появилась она – его проклятие и спасение. Акайра, сама того не ведая, одарившая его надеждой и смыслом.