Алеся Троицкая
Королевство Крыльев и Теней
Глава 4
Вечер опустился на чертоги Талариона незаметно, мягко, как бархатное покрывало. Небо за огромными стрельчатыми окнами окрасилось в пурпур и золото, а в садах зажглись первые магические огни – словно россыпь звезд на земле.
Я стояла перед зеркалом, рассеянно наблюдая, как служанки колдуют над моими волосами и одеждой. На мне было длинное платье из струящегося черного шелка, расшитое серебряными рунами. Пламенно-рыжие волосы, уложенные в замысловатую прическу, украшала диадема в виде полумесяца. С каждой минутой я все больше становилась похожа на ту, прежнюю Эребу – грозную владычицу Тьмы.
Вот только мыслями я была далеко. Все никак не могла отделаться от разговора с Таларионом, от размышлений об Играх и их участниках. Кровь стучала в висках, а сердце сжималось от дурных предчувствий. Казалось, я стою на краю пропасти, и малейший шаг способен увлечь меня в бездну.
– Нервничаешь, сестрёнка?
Голос Талариона заставил меня вздрогнуть. Я обернулась – брат стоял в дверях, небрежно прислонившись к косяку. Его облик тоже преобразился: вместо простых одежд – роскошный камзол цвета ночи, расшитый лунным серебром. Серебряные волосы забраны в высокий хвост, на висках – затейливые плетения с вкраплением черных камней. За спиной плотно сжатые крылья. И неизменная лукавая улыбка на губах, столь неподходящая, неуместная сейчас.
– А сам-то? – огрызнулась я, пряча тревогу за напускной грубостью. – Будто тебе на прогулку собираться, а не на смотрины перед всем Пантеоном.
Таларион хмыкнул и одним плавным движением переместился ко мне. Отражение в зеркале – два силуэта в черном и серебряном, почти одинаковые. Только глаза выдают разницу: мои – полыхают холодным голубым огнем, его – искрятся фиолетовой дымкой.
– Кстати, тебе чего-то не хватает для полного образа, – задумчиво проронил брат. – Ах да, крылья! Непорядок, сестрёнка.
Он взмахнул рукой – и за моей спиной возникла пара роскошных крыльев цвета заката, отливающих в свете свечей рубиновыми искрами. Невесомые, полупрозрачные, они трепетали в такт малейшему движению, придавая облику одновременно хрупкость и величие.
Зачарованная, я потянулась к ним, желая ощутить прикосновение шелковистых перьев. Но пальцы лишь прошли сквозь дымку, на миг окрасившись алым маревом.
– Иллюзия, – выдохнула я, борясь с горечью и разочарованием. – Всего лишь красивый обман…
Таларион лишь печально улыбнулся.
– Увы, сестрёнка. Вернуть тебе истинные крылья я пока не в силах. Но кто мешает нам использовать эту грёзу? Пусть твои враги трепещут, пусть содрогаются в ужасе, узнав наперёд, кто вступает в бой!
Я невольно усмехнулась. А ведь он прав, хитрец! Настоящие крылья или нет – какая разница, если они придают мне силы, заставляют почувствовать себя вновь цельной? В конце концов, Игры – это тоже своего рода иллюзия. Блеф, мишура, за которой прячется истинная схватка воли и судеб.
– Что ж, не будем разочаровывать публику, – решительно кивнула я. – Сыграем на полную, брат. Сегодня весь Пантеон падёт к ногам Владычицы Тьмы – пусть даже для этого придётся прибегнуть к обману!
Таларион расплылся в довольной ухмылке и галантно подал мне руку.
– Прошу вас, о, грозная и прекрасная! Ваш выход, ваше величество.
Я на миг прикрыла глаза, и память услужливо нарисовала картины былого. Вот я, в сверкающих доспехах, парю над полем боя, и за спиной полыхают огненные крылья. Вот враги бегут в ужасе, не в силах вынести мой испепеляющий взор. А вот – я в небесах, купаюсь в сиянии звёзд, и весь мир простирается у моих ног – такой хрупкий, такой прекрасный…
Видения сменяли друг друга, будто всполохи пламени. Былая мощь, былое величие – и боль, боль от понимания, что всё это лишь прошлое. Что сейчас от прежней Владычицы остались лишь тень и имя…
Нет! Я стиснула зубы, прогоняя жгучую тоску. Что толку жалеть себя, изводиться мыслями о потерянном? Сегодня у меня есть шанс если не вернуть утраченное, то хотя бы напомнить всем, кем я была… и кем стану вновь!
Грёзы юности, боевая слава – всё это не исчезло бесследно. Оно живёт во мне, наполняет силой мою плоть и мой дух. И сейчас, в час величайшего испытания, я призову на помощь эти воспоминания. Я обращу былые триумфы в оружие, я заставлю зрителей трепетать – пусть даже лишь от блеска иллюзорных крыл!
– Постой, сестра, – Таларион мягко тронул меня за плечо, заглядывая в глаза. – Прежде чем ты шагнешь за порог, я должен сказать тебе кое-что важное.
Я вопросительно подняла бровь, и брат со вздохом продолжил:
– Там, на арене – не все враги тебе. Среди гостей немало и тех, кто верит в твое возвращение, кто ждет от тебя справедливости и мудрости, а не только ярости и мщения.
Он на миг прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями.
– Прошу, Адель – сдерживай свой гнев. Помни, кто ты и чего хочешь достичь. В пылу битвы, в конфликтах и распрях не теряй достоинства богини. Иначе… иначе ты станешь лишь разменной фигурой в чужой игре.
Смысл его слов не сразу дошел до меня, заглушенный пламенем предвкушения. Но постепенно я осознала весь вес этого наставления.
Да, сегодня мне предстоит сражаться – но не только с Мортис и прочими недругами. Куда важнее будет одолеть собственные слабости – жажду расплаты, неуемную гордыню, слепую ярость. Если я поддамся искушению и просто стану безумной фурией – кому от этого станет лучше?
– Хорошо, брат, – медленно кивнула я. – Обещаю держать себя в руках. Мое возвращение – не повод терять голову. Какие бы страсти ни кипели внутри – я останусь благородной и величественной. Такой, какой меня хотят видеть мои истинные подданные.
– Погоди, сестра, – Таларион вдруг протянул руку и коснулся моей груди. На черном шелке платья сверкнула серебром изящная брошь в виде полумесяца, окутанного туманной дымкой. – Вот. Теперь все видят, что ты – под покровительством Дома Грёз и Туманов. Моя ставленница в грядущих битвах.
Я невольно вскинула бровь. Ставленница? Покровительство? Да уж, братец, ты умеешь подать свою поддержку как великую милость!
Но спорить я не стала. В конце концов, любой союзник сейчас на вес золота. Пусть даже этот союзник – родной брат, чьи мотивы до конца неясны.
– Благодарю, о, щедрый Владыка, – церемонно поклонилась я. – Для меня честь сражаться под твоими знаменами.
Таларион самодовольно ухмыльнулся и взмахнул рукой. В тот же миг нас окутало сверкающее облако. А когда марево рассеялось – мы уже стояли в небольшом зале со стрельчатыми окнами и куполообразным потолком, что мерцал россыпью незнакомых созвездий. Зал примыкал к огромной арене, и из стрельчатых окон раскинулось поистине великое зрелище.
– Добро пожаловать на великую арену, – торжественно произнес Таларион. – Место, где вершатся судьбы и куются легенды!
***
Я подошла к окну и замерла. Огромная арена, залитая ярким лунным светом, пестрела многоцветьем трибун и балдахинов. Десятки или сотни глаз были устремлены вниз, на песчаный круг, обрамленный колоннами.
Только теперь я по-настоящему осознала размах и пышность церемонии. Это вам не провинциальные игрища людей, где довольно пары фокусов, чтобы сорвать жидкие аплодисменты. Здесь, на великой арене, сражались за благосклонность Пантеона, за почести и славу. И ставки в этой битве были куда выше.
– Впечатляет, правда? – усмехнулся Таларион, легонько касаясь моего плеча. – Ради одного этого зрелища стоило принять участие в Играх.
Я невольно передернула плечами. Мне вдруг представилось, как я стою там, внизу. Одна-одинешенька посреди огромного песчаного круга. Сотни жадных глаз следят за каждым моим движением, выискивая малейшую слабость.
Справлюсь ли? Хватит ли сил выдержать их давление, не дрогнуть, сохранить хладнокровие? Таларион, конечно, верит в меня, но…
Словно в ответ на мои мысли, брат крепче сжал мое плечо.
– Не тревожься, сестренка, – подмигнул он. – Ты справишься. Мы справимся. В конце концов, мы же Дети Хаоса! Уж если кому и место на этой арене – так это нам.
Он взмахнул рукой в сторону песчаного круга:
– Посмотри на них. Кто они такие, эти мнимые фавориты? Задаваки, выскочки, случайные везунчики. А теперь взгляни на себя. Ты – Адель, наследница Ночи! В тебе течет первородный мрак, неподвластный прочим божествам.
Таларион наклонился ближе, заговорщицки понизив голос:
– Запомни, сестра. Когда ты выйдешь на арену – ты должна источать древнюю мощь. Каждый твой жест, каждый взгляд – это демонстрация абсолютной власти над Ночью. Смотри на соперников свысока, как богиня на букашек. Они для тебя – грязь под ногами, ты же – их будущая Владычица.
Я слушала завороженно, чувствуя, как от слов брата по телу расходится знакомое тепло. Он прав, тысячу раз прав! Хватит мямлить и прогибаться. Я покажу им всем, чего стою!
Выпрямив спину, я смерила арену высокомерным взглядом. О да, ничтожные людишки. Трепещите, ибо час расплаты близок!
Таларион удовлетворенно хмыкнул, следя за моим преображением. И тут…арену потряс оглушительный рев труб. В небо взмыли тысячи искрящихся огней, складываясь в причудливые узоры. Толпа взревела, приветствуя начало долгожданного зрелища.
И на помосте в центре арены вспыхнул ослепительный луч света. Из сияющего кокона шагнула величественная фигура – распорядитель Игр собственной персоной. Это был Ам'мэль Лунный Глас, легендарный небожитель, известный своим ораторским даром и умением приковывать внимание толпы.
Он был высок и строен, облачен в затейливые багряно-золотые одежды, переливающиеся в свете огней. За спиной Ам'мэля трепетали огромные золотые крылья. Когда распорядитель взмахнул руками, приветствуя публику, от его крыл взметнулись сверкающие искры, озаряя арену божественным сиянием.
– Приветствую вас, благородные зрители и участники! – провозгласил Ам'мэль, и его зычный голос, усиленный магией, разнесся над ареной. – Славный день настал! Спустя сто лет врата Великой Арены вновь открылись, и сегодня под этим священным куполом свершится то, чего мы все так долго ждали!
Толпа одобрительно загудела.
– Но прежде чем мы начнем представление участников, я хочу воздать почести тем, без кого эти Игры были бы невозможны. Тем, чья божественная воля и мудрость направляет нас.
Ам'мэль простер руку в сторону богато украшенной ложи, где в гордом одиночестве восседал владыка Хаоса.
– Приветствуйте нашего Темнейшего Повелителя, несравненного Хаоса! – провозгласил он, указывая на возвышение. – Ваше Темнейшество, для меня честь говорить с вами на священной арене! Благодарю за то, что удостоили нас своим присутствием. Пусть же ваша божественная мудрость озарит наши Игры!
Хаос величественно кивнул в ответ, а его свита разразилась почтительными возгласами.
Затем распорядитель обвел рукой пустующие ложи Пантеона.
– Приветствую и вас, о великие боги! – возвестил он. – Пусть сейчас ваши места пусты, ибо вы готовитесь явить нам своих доблестных избранников. Но вскоре вы присоединитесь к нам и озарите арену своим присутствием!
Толпа взревела, предвкушая эпическое зрелище. Ам'мэль же продолжал, указывая на разноцветное море трибун.
– Приветствую вас, о благородные представители Великих Домов! – возвестил он. – Вижу здесь посланцев Дома Огня и Света, Дома Штормов, Дома Теней… Ваши родичи и протеже сегодня явят нам свою доблесть! Пусть же поддержка близких придаст им сил!
По трибунам прокатился приветственный гул, над головами замелькали гербы и знамена Домов. Распорядитель картинно развел руками, обращаясь, казалось, к каждому из присутствующих.
– Но все же главные виновники сегодняшнего торжества – наши доблестные претенденты! – провозгласил он. – Каждый из них, избранный богами, будет сражаться не только за победу и вечную славу, но и за исполнение своего самого сокровенного, невероятного желания!
Ам'мэль воздел палец, и его черные глаза вспыхнули, как угли.
– И запомните: лишь один из них добьется цели. Лишь один взойдет на пьедестал, увенчанный лаврами триумфа! Эти Игры будут поистине грандиозными, воистину беспрецедентными! Отвага и коварство, магия и интриги, свет и тьма сойдутся в непримиримой схватке.
С этими словами он простер крылья, словно желая обнять всю арену, и его голос загремел:
– Пусть же начнутся Игры! Встречайте наших славных претендентов, о почтенная публика! Пусть священная арена содрогнется под их шагами!
И в этот миг в небо взвились разноцветные вихри искр, трубы грянули оглушительную песнь.
– Приветствуйте! Астрапий, великий бог войны, и его избранник Рейвен! – прогремел над ареной голос распорядителя.
В тот же миг в центре амфитеатра вспыхнул ослепительный белый свет. А когда он угас, взорам предстала невероятная картина.
На арену ворвался могучий всадник на огромном вороном коне. Это был не кто иной, как сам Астрапий – бог войны, облаченный в устрашающий черный доспех. Грозный, широкоплечий, с развевающимся за спиной алым плащом, он словно воплощал саму идею битвы.
Рядом с ним, на гнедом скакуне поменьше, гарцевал Рейвен – смертный воин, избранник Астрапия. В сверкающих медных латах, с непокрытой головой, он выглядел очень молодо. Но цепкий взгляд и худощавая фигура бойца выдавали в нем закаленного война.
Пара сделала круг почета по арене, сопровождаемая восторженными криками толпы. А потом Астрапий вскинул руку, и представление началось.
Из ниоткуда возникли десятки мишеней – парящие в воздухе, движущиеся с умопомрачительной скоростью. И тогда Рейвен, соскочив с коня, выхватил из-за спины здоровенный лук и начал стрелять. Каждая его стрела со свистом рассекала воздух и безошибочно находила цель. Толпа взревела от восторга.
Но это было только начало. Закончив с луком, Рейвен отшвырнул его в сторону и схватился за меч. Клинок запел в его руках смертоносную песнь, описывая сверкающие дуги, и вновь ни единой мишени не удалось уцелеть.
Дальше – больше. Топор, кинжалы, копье – Рейвен управлялся с любым оружием столь виртуозно, словно родился с ним в руках. Он крушил мишени десятками, и вот уже вся арена была усыпана искореженными обломками.
Толпа бесновалась, трибуны ходили ходуном. Кажется, представление окончено…Но тут Астрапий вновь вскидывает руку, и арену сотрясает чудовищный рык. Из-под земли, изрыгая пламя и дым, появляется исполинская голова дракона.
Толпа замирает, ужаснувшись. Но Рейвен, словно только этого и ждал, разражается хохотом. Размашистым движением он выхватывает из ножен два здоровенных тесака и бросается на чудовище.
Начинается невероятная схватка. Рейвен прыгает и уворачивается, избегая огненных всполохов. Тесаки мелькают серебряными росчерками, кромсая драконью плоть. Астрапий что-то выкрикивает, и вот уже дракон опутан сетью молний, обездвижен и беспомощен.
И тогда Рейвен наносит последний удар. Могучим прыжком он взлетает на драконью шею и вонзает тесаки прямо в затылок твари. Чудовище издает предсмертный вопль и рушится наземь, сотрясая стены амфитеатра.
Миг тишины – а потом трибуны взрываются таким громом, что закладывает уши. Толпа ревет и улюлюкает, превознося подвиги Астрапия и его верного бойца.
А в центре арены, залитый кровью чудовища, все еще стоит Рейвен. Медленно, торжествующе он воздевает тесаки над головой, упиваясь мгновением славы. И рядом с ним застыл Астрапий, горделивый и неколебимый, словно скала.
Я пристально всматривалась в магическую сферу, не в силах отвести взгляд от искромсанной туши чудовища. В голове не укладывалось: неужели этот юнец и впрямь сразил исполинского дракона? Вот так, играючи, без тени страха или сомнения?
По спине пробежал неприятный холодок. Я вдруг осознала, против КОГО мне предстоит выступать. Эти так называемые "претенденты"… да они же практически полубоги! Разве может кто-то из людей, вроде меня, тягаться с ними?
– Потрясающе, правда? – раздался за спиной вкрадчивый голос Талариона. – Такое впечатление, что Астрапий и его протеже всю жизнь только и делали, что глотки драконам резали. Вот уж воистину – бог войны!
Я стремительно обернулась. Таларион стоял, небрежно привалившись к стене, и с усмешкой наблюдал за моей реакцией. Как будто происходящее его ничуть не трогало!
Но вот грянули финальные аккорды, и бог с избранником, взмахнув на прощание руками, растаяли в вихре искр. Миг спустя они возникли на почетной ложе чуть ниже трибуны Пантеона – месте, отведенном для участников, уже показавших свое мастерство. А сам Астрапий, сверкнув доспехами, перенесся на свой трон рядом с Хаосом.
Трибуны взорвались овациями, провожая бога войны и его верного бойца. Толпа еще несколько мгновений ревела, потрясенная невероятным зрелищем. Но вот шум начал стихать, а взгляды вновь обратились к уже очищенной арене, в предвкушении следующих участников.
И они не заставили себя ждать. Не успел отзвучать последний вопль восторга, как над ареной вновь прокатился рев труб. На сей раз трибуны озарились теплым золотистым сиянием. А когда оно померкло, на песке возникли два силуэта, словно сотканные из чистого света.
Это были Файриз и Аврелия – прекрасные, юные, лучащиеся восторгом жизни. Он – высокий, сияющий, с копной белокурых волос и затейливой короной на голове. Она – изящная как тростинка, с волосами цвета расплавленного золота и в струящемся платье, украшенном россыпью самоцветов.
Они шли, взявшись за руки, а вокруг них порхали и кружились крошечные светящиеся создания, похожие на светлячков. Толпа ахала и охала, любуясь дивным зрелищем.
Но вот Файриз поднял руку – и светлячки вспыхнули ярче, закружились быстрее. Понеслась дивная мелодия, и Аврелия, отпустив руку бога, закружилась в танце.
О, что это был за танец! Юная дева словно парила над ареной, едва касаясь ногами земли. Ее волосы развевались, глаза сияли, а с кончиков пальцев срывались сверкающие искры. Она кружилась и кружилась, вторя ритму музыки, и светлячки вторили ей, рассыпая фонтаны золотых брызг.
А потом в руках у нее возникли пылающие огненные ленты. Аврелия закружила ими, сплетая причудливые узоры, и вся арена заполыхала золотисто-алым, словно закатное небо. Толпа восторженно взревела.
Танец становился все более диким, неистовым. Пламенные всполохи взмывали все выше, музыка гремела, словно безумная. Аврелия неслась по кругу арены, и казалось, будто за ней тянется огненный шлейф.
А потом она вдруг остановилась, вскинула руки – и огненные ленты взвились в небо, сложившись в гигантский образ феникса. Дивная птица раскинула крылья, издала торжествующий клекот… а затем взорвалась тысячей сверкающих искр, озарив ночное небо. А когда сияние угасло, бога солнца и его фаворитку уже окутывало мерцающее облако. Вспышка – и вот они уже на почетной ложе, а сам Файриз, сверкнув напоследок лучезарной улыбкой, занял свое место подле владыки Хаоса.
Опять миг ошеломленной тишины – а потом трибуны грянули такими овациями, что заложило уши. Зрители вскакивали с мест, хлопали, кричали, славя бога солнца и его невероятную фаворитку.
Я невольно стиснула кулаки. Какая пластика, какое изящество! Аврелия двигалась так, словно музыка жила в ней самой, словно танец был ее истиной сутью. Не девушка, но сгусток чистой магии, пламенная душа в хрупкой смертной оболочке.
– Ты только взгляни на эту парочку! – фыркнул Таларион. – Прямо-таки слепят своей лучезарностью. Того гляди, заискрятся и испарятся от собственного великолепия.
Я покосилась на брата. Лицо его оставалось непроницаемым, но в глазах плясало странное пламя. То ли зависть, то ли досада, то ли… предвкушение?
– Гляди, а вот и еще одни любимчики публики пожаловали, – протянул он, кивая на арену. – Легендарная парочка мудрецов – Сцинтиан и его ученик Квинт! Ох, предчувствую настоящую феерию ментальных фокусов.
И верно – не успел распорядитель объявить следующих участников, как над ареной повисла звенящая тишина. Взорам предстали двое: старец в синем одеянии, расшитом серебряными рунами, и юноша с горящим взором и стопкой книг под мышкой.
Не говоря ни слова, Сцинтиан воздел руки – и реальность дрогнула, пошла разноцветной рябью. В воздухе замелькали немыслимые образы: рождающиеся и гибнущие звезды, вздымающиеся и рушащиеся города, чудовищные создания, в которых угадывались обитатели иных миров…
Я смотрела, затаив дыхание. Это и впрямь завораживало – не только размахом фантазии, но и филигранным мастерством исполнения. Сцинтиан словно ткал гобелен мироздания, играючи управляясь с нитями пространства и времени.
А Квинт, его ученик, меж тем плел собственное волшебство. Он раскрыл принесенные с собой фолианты, и страницы замерцали, испещренные магическими письменами. Юноша принялся быстро водить пальцами по строкам, и в воздухе замелькали призрачные символы, складываясь в сложные формулы и диаграммы.
Плавными движениями рук Квинт словно дирижировал невидимым оркестром – и в такт его жестам символы пришли в движение. Они закружились вокруг фигуры юного мага, образуя сияющие сферы и спирали. Трибуны подхватывали это магическое представление восхищенным гулом.
Но вот Квинт взмахнул рукой – и призрачные знаки вспыхнули ослепительно ярко. Миг – и они слились в единую вспышку, озарившую всю арену. А когда свечение угасло, над головой ученика парила сверкающая проекция звездного неба – точная копия того, что раскинулось над амфитеатром.
Толпа ахнула, изумленная невиданным зрелищем. Квинт же, гордо улыбнувшись, простер руки к своему творению. По его воле созвездия пришли в движение, заплясали в сложном, завораживающем танце. Это было поистине потрясающе – юный маг, играючи повелевающий небесами…
– Мощно, ничего не скажешь, – буркнул Таларион, когда видение схлынуло и толпа разразилась овациями. – Вот только не слишком ли умозрительно? Публика желает крови и зрелищ, а не метафизических экзерсисов.
Я промолчала, продолжая неотрывно смотреть на сферу. Как бы ни посмеивался брат, я чувствовала: его самого впечатлило увиденное. Еще бы! Не каждый день лицезреешь, как боги играют судьбами вселенных.
Но вот объявили следующую пару – и у меня екнуло сердце…
На арену ступили двое, словно явившиеся из полуночной мглы: Силана, богиня охоты, и ее избранный герой Дариус.
Они двигались с нечеловеческой грацией: текуче, хищно, будто дикие звери. Рассекающие тьму серебристые лезвия клинков мелькали так быстро, что казались сплошными росчерками. Дариус и Силана кружили вокруг друг друга, то расходясь, то смыкаясь в стремительных выпадах – и толпа замерла, боясь вздохнуть.
А потом фавориты сошлись – и танец охоты перетек в танец любви. Сплелись руки, соприкоснулись разгоряченные тела. Клинки упали на песок, позабытые, ненужные. Теперь Силана и Дариус кружили в объятиях друг друга, и движения их были полны неистовой страсти, болезненного, мучительного наслаждения…
Толпа гудела и умоляла, требуя большего. А я стояла бледная, пытаясь совладать с колотящимся сердцем. Ибо в эту минуту мне открылось главное. То, что делало Силану и Дариуса самыми опасными из соперников.
– Вот оно, – процедил Таларион, прочитав мои мысли. – Их главное оружие – не умения, не навыки. Сила этих двоих – в чувствах, что связывают их. В той темной, извращенной любви, что толкает на безумства.
Танец Силаны и Дариуса меж тем достиг пика. Слившись в последнем судорожном объятии, фавориты застыли – и трибуны взорвались неистовым ревом. Зрители вскакивали с мест, сотрясая амфитеатр криками обожания и восторга.
А я смотрела на победно вскинутые руки богини и ее бойца, на их полные мрачного торжества лица… и понимала, что обречена. Как тягаться с теми, кто черпает мощь из столь темного и всепоглощающего источника?
– Успокойся, сестренка, – шепнул Таларион, кладя руку мне на плечо. – Помни: тьма сильна и в тебе. Предстоит лишь высвободить ее – и тогда посмотрим, чья возьмет.
Я стиснула зубы, яростно смаргивая непрошеные слезы. Да, брат, ты опять прав. Нельзя раскисать, поддаваться эмоциям.
Я в последний раз взглянула на ликующую чету и отвернулась. Что ж, игра будет жестокой – но я приму ее правила. Чего бы мне это ни стоило.
Я внимательно слушала, как распорядитель объявляет новых участников. На арену ступили Эстелла, богиня домашнего очага и ее протеже Октавия.
Воплощение женственности и заботы, Эстелла была прекрасна, словно солнечный день. Мягкие золотистые локоны обрамляли нежное лицо, а в лучистых голубых глазах светились доброта и мудрость. Рядом семенила ее юная жрица Октавия – невысокая, изящная, с ласковым взглядом карих глаз и ямочками на румяных щеках.
Их представление было под стать им самим – неспешное, обволакивающее, полное тепла и очарования. Под мелодичную музыку Эстелла и Октавия показывали сценки из жизни: вот они раздают еду бедным, вот лечат больных, вот мирят поссорившиеся семьи… Магия домашнего очага, оживающая на глазах.
Толпа внимала, затаив дыхание. На лицах зрителей то и дело мелькали улыбки, а в глазах блестели слезы умиления. Да, в сравнении с прочими богами Эстелла казалась воплощением кротости. Но именно в этом крылась ее сила.
Когда представление закончилось, трибуны разразились дружными аплодисментами. А богиня и ее жрица, взявшись за руки, склонились в почтительном поклоне.
Не успели овации смолкнуть, как рога взревели вновь. И на сей раз от их рева по спине побежали мурашки.
Из клубов черного дыма соткались две фигуры. Сам Фобетор, бог страхов и кошмаров, походил на сгусток тьмы, вечно меняющий очертания, но неизменно несущий печать безумия. Древний и могущественный, рожденный из самых темных глубин бездны, он испокон веков правил царством ночных ужасов. Его садистская ухмылка и непредсказуемый взгляд, в котором плещется чистое зло, заставляли трепетать даже бессмертных.
А его избранник Мордред – высокий, весь в черном, с пылающими безумием глазами на бледном лице – и вовсе казался воплощением самых жутких ночных кошмаров. Мрачный и безжалостный, он был идеальным орудием в руках своего покровителя, готовым по первому знаку обрушить на жертву всю мощь сковывающего ужаса.
Поначалу они просто кружили по арене, меняя облик, принимая чудовищные формы. Толпа застыла в оцепенении, парализованная первобытным страхом. Ибо даже сейчас, не прибегая к своей полной силе, Фобетор излучал ауру первозданного мрака, от которой холодело в жилах и перехватывало дыхание.
Но вот бог кошмаров взмахнул рукой – и в центре арены возник дрожащий от ужаса человек.
Фобетор и Мордред тут же ринулись к жертве. Они закружили вокруг несчастного, словно стервятники, нашептывая что-то, извиваясь в жутковатом танце. Глаза человека расширились от невыносимого страха, лицо исказила гримаса боли и отчаяния.
А властители ночных кошмаров все не унимались. Теперь от них струился черный туман, заволакивающий арену зловещей дымкой. Туман обвивал жертву удушающими щупальцами, проникал в рот и ноздри. Человек упал на колени, судорожно цепляясь за горло, и завыл – жутко, безнадежно, на одной пронзительной ноте…
Но вот крик оборвался. Трясущейся рукой человек выхватил из складок одежды кинжал. На миг лезвие тускло блеснуло в свете огней. А в следующее мгновение несчастный с хриплым стоном вогнал клинок себе в сердце и рухнул на песок арены.
Я отшатнулась, едва сдерживая крик. Происходящее казалось слишком чудовищным, немыслимо жестоким даже по меркам Игр. По коже побежали мурашки, к горлу подкатила тошнота. Обратить в безумие случайного раба, заставить беднягу лишить себя жизни из-за невыносимых видений – на такое мог пойти лишь настоящий изувер.
– Дядюшка нынче настроен серьезно, – мрачно процедил Таларион, глядя на арену.
– Дядюшка? – ошарашенно переспросила я. – Фобетор – твой дядя?
Брат скривился, будто от зубной боли.
– Наш дядя, да. Единокровный брат Хаоса, представь себе. Те еще родственнички…
Я перевела взгляд на арену, где Фобетор и Мордред услужливо склонились над бездыханным телом своей жертвы. По спине вновь пробежал озноб.
Я стояла, оцепенев, не в силах отвести взгляд от жуткой сцены на арене. Казалось, все прочие звуки и образы поблекли, утратили четкость. Реальность словно подернулась дымкой, оставив лишь леденящий ужас недавнего кошмарного зрелища.
Но вот на арену ступили Мелисса, богиня врачевания, и её юная спутница Лира. Они двигались в удивительном, завораживающем ритме, сплетая целительные чары. От них веяло таким покоем и надеждой, что даже мое истерзанное видением Фобетора сердце дрогнуло. Зрители смотрели на них как на луч света во мраке, ловя каждое движение, каждую ободряющую улыбку.
А потом настала очередь Филона и Кая, последователя бога воров. Эта парочка умудрилась развлечь публику даже после всех ужасов! Уму непостижимо, как ловко они орудовали в толпе, опустошая карманы и громко потешаясь над незадачливыми жертвами. Кто-то возмущался, кто-то хохотал – но равнодушных не было. Плуты определенно знали свое дело!
Но вот все стихло – и на арену ступила сама Лилиана, посланница богини любви Вайлеи. О, это было незабываемое зрелище! Прекрасная как весенний рассвет, с сияющими глазами, полными мечтательной неги, она словно излучала очарование. Каждый шаг её был поэзией, каждый взмах руки – музыкой. И голос, этот дивный голос, воспевающий любовь и гармонию! Даже циничные сердца дрогнули, даже губы скептиков дрожали в невольных улыбках.
– О, дети мои! – звенел под сводами арены её мелодичный голос. – Посмотрите в сердца свои! Отриньте злобу, отриньте ненависть и алчность. Раскройте души для любви, для всепрощения и сострадания. Ибо лишь там, где есть любовь – есть жизнь и надежда!
Толпа внимала, затаив дыхание. Родители обнимали детей, влюбленные сплетали пальцы, даже заклятые враги смотрели друг на друга без прежней вражды. Казалось, само мироздание откликается на этот страстный призыв к миру и единению.
– Пусть рухнут стены, что разделяют нас! Пусть исчезнут границы меж народами и сословиями! Мы все – единое целое, дети одной вселенной. Так возлюбим же ближних своих, как возлюбила нас богиня!
Последние слова Лилианы потонули в буре аплодисментов и восторженных криках. Ликующая толпа скандировала её имя, люди тянули к ней руки, желая хоть на миг прикоснуться к этому воплощению чистой любви и гармонии.
На краткий миг я почти уверилась в её словах, в безумной надежде на всеобщий мир. Увы, разум быстро напомнил, сколько боли и крови может пролиться под сладкие речи о всеобщем благе. Но слушая Лилиану, я почти готова была об этом забыть.
Однако и её чары развеялись без следа, когда взревели рога. Внутри все похолодело. Я знала, что это значит. Моя очередь. Сейчас решится моя судьба. Наша судьба.
– Готова? – шепнул Таларион, до боли сжимая мою ладонь.
На миг я вновь ощутила, как липкие щупальца страха стискивают сердце. Воспоминания о могучих фаворитах, об их невероятных способностях и жажде победы захлестнули сознание удушающей волной. Как я могу тягаться с ними? Как могу даже надеяться на триумф?
