Сатана восседал на громадном железном троне, который попеременно то потрескивал потусторонними белёсыми электрическими разрядами, то переливался раскалёнными красно-оранжевыми волнами. По всему безразмерному тронному залу, тут и там, вспыхивали кострища, раздавались тяжкие стоны; стук половников о котлы и нарочито вежливая ругань чертей тонули в стенаниях мучеников.
– Нет уж, заберите его себе, любезнейший, в моём котле сплошь прелюбодеи, – один из чертей отпихивал от себя измождённое страданиями мужское тело.
– Да неужели вы не видите, что мой котёл начисто переполнен! Уверяю вас, эта несчастная душа попортила немало невинных девушек и вполне подходит под вашу юрисдикцию, – отнекивался другой чёрт.
– Позвольте! Но всех этих девушек он обеспечил и обогрел, его грех исключительно в хищениях в особо крупных размерах. Ведь не проходило ни дня, чтобы он не присваивал себе чужое добро, так что он целиком и полностью ваш, – спорил первый чёрт.
Такие мелкие дрязги и междоусобицы прерывались лишь на время обеденного перерыва. В обед черти оставляли в покое котлы со своими подопечными и собирались в помещении с угольными стенами и куполообразным потолком. Сатана назвал это место в недрах своих владений Планетарием. Здесь черти питались.
Потолок вдруг будто улетал вверх, а затем становился прозрачным, демонстрируя преисподней безграничную красоту космоса. Далее, словно некая движущаяся скрытая камера, потолок останавливался на каком-либо здании или какой-либо местности, устремляясь в детали чьей-то человеческой жизни.
Сегодняшняя сцена явила двоих. Мужчина грубо отчитывал женщину, переходя на крик, потом замахнулся на неё. Женщина взвизгнула и разразилась рыданиями. Она отвернулась от мужчины (прямо в несуществующую камеру) с искажённым обидой и душевной болью лицом.
– Ах, – хором вдохнули черти, с удовольствием потирая животы.
Покончив с обедом, черти тёрлись об угольные стены, дабы обновить чёрный окрас и шелковистость шкурки. После отдыха вновь закипала работа и котлы.
Сатана перелистывал адскую ведомость и подводил итоги дня.
– Так-так. Что тут у нас? Утопленники, висельники, воры, убийцы, обжоры, лизоблюды, завистники, пьяницы, наркоманы, олигархи… Хорошо, хорошо. Сегодня урожайно.
Сатана водил острым ногтем по пылающим страницам с тлеющими буквами и вдруг… Он остановил свой взгляд на последней строчке.
– И… Ася…
Сатана сощурился, отодвинул ведомость подальше от глаз, снова придвинул поближе, желая убедиться в прочитанном.
– Так и есть. Ася.
Брови его, шиповидные и широкие, полезли вверх, высокий лоб его покрылся длинными огненными волнами морщин, демонстрируя растерянность и удивление. Явление это было настолько редким, что черти от трона, на всякий случай, отодвинулись подальше, кое-кто прижался к другому собрату, кое-кто присел, поджав хвост. Потому как, чего ожидать от такой сатанинской моськи, никто не знал. Разве есть что-то страшнее неопределённости?
– Что такое Ася? – наконец выдавил из себя Сатана, переводя глаза с одного черта на другого.
От чумазо-чёрной толпы отделился человеческий силуэт и произнёс:
– Не что такое, а кто такая, – сказала девушка. – Я Ася.
– Ты Ася? – он ожидал пояснений. – Меня мало волнует твоё имя. И мне странно, что оно выведено в моей адской ведомости, ибо она не знает имён. Что за клеймо на тебе? В какую группу мы тебя зачислим? Ты вор? Или ты кого-то придушила в порыве страсти? – Сатана был терпелив, торопиться ему было некуда.
– Что вы, нет. Ничего такого за мной не водится, – дёрнула плечиками Ася.
– Позвольте мне пояснить, о Владыка, – несмело залепетал низенький пухленький чертёнок, робко выступая вперёд, – эта душа не совершила ни одного из обозначенных грехов. Но определить её в Рай нет никакой возможности, так как её самые добрые и самые искренние, полные наивности поступки привели многих людей к разного рода несчастиям.
– Например? – произнёс Сатана с любопытством разглядывая Асю.
– Ася пожелала добра своей подруге и рассказала ей об измене её мужа, семья распалась, и двое детей остались без отца, – деловито жестикулируя стал перечислять чертёнок, – Ася посоветовала своей знакомой лекарство, которое принимала сама, а меж тем знакомой стало от него значительно хуже; Ася рассказала своей соседке, что дочь её завела роман с репетитором английского, и соседка разорвала эти отношения (прошу учесть, Владыка, что по нашим прогнозам, от этой связи должен был родиться гениальный физик); Ася резко крикнула вслед лыжнику, чтобы он был осторожен, он отвлёкся на крик и расшибся, семья потратила все сбережения на его лечение…
– Ты хочешь сказать, что эта… Мм… Ася… наикатастрофическим образом вмешивалась в жизни других людей? – оборвал его Сатана.
– Именно так, – подтвердил чертёнок, – только вот дело в том, что всё это она совершала без всяких задних мыслей, с открытой душой, чистым сердцем, благими намерениями… – хихикнул он на последних словах, и другие черти тоже стали посмеиваться, оценив остроумное замечание.
– Ясно, – усмехнулся Сатана и углядел в сегодняшнем происшествии возможность немного развеяться и развлечься. Он покажет ей Ад, пока придумает к какой категории её причислить.
– Ну что же, Ася, – выдохнул Сатана зычным басом, – пойдём-ка, покажу тебе местные красоты.
– Что же вы мне будете показывать? – удивилась Ася.
И была поражена. Души попавших в Ад прекрасно проводили время. На бесконечной территории Ада была масса увеселительных заведений, парков, аттракционов, библиотек, театров, кинозалов, уголков для уединения. Всё это утопало в живописных водопадах, лесах и горных вершинах. Здесь было место, где всегда лежал пушистый искрящийся снег, здесь были острова с молочно-белым гладким песком… Короче говоря, всё, что можно было себе вообразить, только в гораздо более ярких красках, обозначило своё присутствие и было доступно любому возжелавшему.
– Но как же котлы? – поражалась Ася.
– Ну… В них души варятся с девяти утра до обеда. Затем с двух часов дня до семи часов вечера. И, по сути, они ощущают и переживают во время этого процесса что-то сродни хождению на нелюбимую низкооплачиваемую работу, – пояснил Сатана.
– Это недурственно! – обрадовалась Ася, – а что же такое Рай? Какой он, Рай? – Ася наивно глядела в налитые кровью очи.
– О! Там скучно, – уверил Владыка Тьмы, – и попадают туда одни блаженные да особо одарённые, люди тусклые и душевно больные. Лечат им души спокойствием, тишью и херувимскими песнопениями. Ничего, кроме тёплого задушевного света и мохнатых облаков, там нет.
– Прекрасно! – воскликнула Ася и поспешила воспользоваться всем тем, что предстало пред её ненасытным взором.
Ася посетила дискотеку, попробовала сногсшибательные коктейли, в ресторане с хрустящими скатертями, залитыми золотом софитов, многократно отражённых в веренице зеркал, заказала устриц, ананасов, чёрной икры и шампанского, прыгнула с парашютом, посидела за штурвалом самолёта, нырнула с аквалангом в океанские чудеса, сыграла в казино, прокатилась на яхте… Ася была не в силах прикрыть свой ящик Пандоры, с непрерывно вылетающими из него желаниями и несбывшимися при жизни мечтами. Пока вдруг не осознала, что впереди у неё целая многообещающая вечность, за которую она всё узнает, всё испробует, перечитает всё когда-либо написанное.
В чудном настроении она вернулась к трону Владыки со счастливой улыбкой на лице.
– Послушайте, милейший, – обратилась она к Сатане, отвлекая его от раздумий, – а где бы мне выпить кофе?
– Выпить чего? – поднял левую бровь Владыка.
– Кофе, – повторила Ася, – капучино со стойкой плотной пенкой и карамельным сиропом.
– Нет здесь такого, – отрезал Сатана, теряя к Асе интерес.
Ася присела на ступеньку у трона, не замечая исходящего от него жара, способного уничтожить всё живое.
– Это Ад, – прошептала Ася, обнимая лицо печальными ладошками.
Быть всегда недовольным и подозрительным пессимистом полезно для здоровья. И не надо легковерно впитывать в себя новомодные рекомендации психологов радоваться каждому мгновенью. Во-первых, восхищаться каждой встречной мелочью, никакого позитивного заряда не хватит. Во-вторых, эйфория порождает беспечность.
Засмотрелся с блаженной улыбкой на щебечущих птичек – вступил в лужу; остановил умилительный взгляд на ухоженных руках кассирши – забыл сдачу…
На Апике, как и на Земле, такая закономерность тоже наблюдалась: залюбовался на солнце, еле-еле прорисовывающееся сквозь тусклые тучи, – на тебя напали, голову насовсем отгрызли и пожитки бессовестно присвоили.
Поэтому Лори был всегда начеку. Он и так-то редко улыбался, а когда в тяжёлой схватке практически потерял зрение, глубокая поперечная морщинка стала верной спутницей его фиолетовых бровей. Он постоянно настороженно прислушивался и водил носом то вправо, то влево, то вверх, то вниз. Медленно, внимательно, не пропуская ни единого звука, сначала слушал, потом нюхал.
Узреть солнце удавалось нечасто. Жизнь здесь, на Апике, была хмурая, сырая и дождливая, поэтому кожный покров у таких представителей бродяг, как Лори и Дрыщ, был синеватый или голубоватый.
Дрыщ, несмотря на утерянную в бою ходовую конечность, балагурил, рассказывал страшные байки про хищников, о том, как попадал в неприятности, с восхищением описывал города строителей. Но это на привале. Во время передвижения, сидя за спиной у Лори в специально сделанном Лори кожаном мешке на ремнях с прорезями, он, не умолкая, командовал куда идти, чётко обозначая каждый куст и камень.
Дрыщ был существом удивительным. Совокупность сурового жизненного опыта, наблюдательности и богатого воображения делала его непревзойдённым рассказчиком. И странно то, что, получив травму, превратившую его в калеку, и, опять же, массу негативного и печального опыта, Дрыщ оставался восторженным романтиком и мечтателем. Возможно, поэтому та же жизнь чудесным образом открыла именно ему портал в другой мир. Мир, в котором Дрыщ обнаружил средство, способное обеспечить его материальное благополучие до самой смерти.
Лори и Дрыщ часто размышляли одновременно об одной и той же сладостной мечте, об их конечном пункте назначения. Тем не менее, почти не говорили на эту тему – зачем почём зря сотрясать воздух пустой болтовнёй? Каждый из них знал, что цель у них общая.
Сначала они попадут через портал на Землю, в Кению, добудут десять мешков кофейных зёрен. Потом продадут их строителям. Потом они станут владельцами крепости с мощными отливами, неприступными стенами и острыми крышами. А в самой главной башне, посреди центрального зала с низкими потолками выдолбят круглое углубление, в котором никогда не погаснет согревающее пламя. Там можно будет расслабиться по-настоящему. Отпустить страх и постоянное ожидание опасности.
Иногда их мысли бежали вперёд, в будущее, выводя на поверхность каверзный вопрос: что же дальше? Потом, когда они насладятся спокойствием у костра? Сколько лун они, вечные скитальцы и вояки, будут нежиться в уюте и тепле, оберегаемые ограждениями и высотой стен, прежде чем коварная скука забредёт к ним в крепость? Цель, несомненно, должна быть. Но что делать, когда она достигнута? Удовольствие от результата не бесконечно…
Но это ещё далеко, и от дум в этом направлении можно было отмахнуться.
Подбирались слепые сумерки и пора было раздобыть инисов. Инисы, похожие на двустворчатых моллюсков, росли под приблизительно тридцати-сорокасантиметровым слоем рыхлой влажной почвы. К сожалению, ими нельзя было запастись впрок: теряя связь с сетью, напоминающей грибной мицелий со множеством извивающихся ризоморфов, на долгое время, они погибали и утрачивали свою бесценную способность. Крошечная полая горошина внутри иниса при открытии ракушки и соприкосновении с местным воздухом самовозгоралась. Это был единственный, известный на Апике, способ добывать живительный огонь.
– У меня целая туча идей и разработок в голове, только что с этим делать, я не знаю, – вздыхал Дрыщ, – я подозреваю, что по отросткам, которые подходят к основаниям инисов, проходит какое-то вещество, которое мы не видим и не можем учуять. Еще, мне кажется, что, если бы добраться до сердцевины этих сплетений, глубоко, очень глубоко, то мы сможем отыскать то, что питает инисы… И тогда, каким-то образом, мы смогли бы добывать это вещество. Может быть даже сделать резервуары. И мы в любой момент сможем зажечь пламя, выпуская вещество наружу, когда нужно.
– Возможно, – поддакнул Лори с кривоватой усмешкой на губах, рассеяно слушая очередные несусветные выдумки Дрыща.
– Я хочу рассказать тебе кое-что, – сказал Дрыщ.
По его напряжённому голосу, который вдруг стал тише, ниже, и представился в голове у Лори насыщенным синевато-серебристым, Лори понял, что сейчас наконец-то услышит что-то важное о портале.
Желание поведать своё сокровенное возникает, когда об этом сокровенном никто не спрашивает. От влезающих в душу расспросов и выпытывающих пристальных взглядов коробит, от них всегда хочется отгородиться. Высказаться же рвёшься в ответ на понимающее молчание или отсутствие к тебе интереса. Открыть наболевшее легче постороннему попутчику, который случайно появился и исчезнет, безразлично унося твою историю в неизвестном направлении.
Лори умел разумно молчать и не спрашивать. И Дрыща прорвало на откровенность.
Одним ухом Лори впитывал важную информацию, другим бдительно слушал шорох ветвей и листьев, чтобы не подпустить близко вездесущих хищников. Лори жадно внимал, и тонкие кончики его поцарапанных, а местами и покусанных, ушей дрожали. Через одну луну они дойдут до того самого места. Они пройдут сквозь портал. Они увидят солнце. Чужое, яркое, ослепляющее солнце, дарящее возможность созреть продолговатым красным ягодам с сердцевиной, которая изменит их жизнь.