bannerbannerbanner
полная версияОгонь дракона

Алексей Владимирович Шарычев
Огонь дракона

Полная версия

Зима

Зимнее солнце не греет лучами,

Трескучий мороз на дворе.

Снежинки-кристаллы искрятся, сверкают,

Глаза мне слепит яркий свет.

Снегами-коврами покрыты просторы;

Приятно на тройке коней

Лететь по ним быстрой лихою стрелою,

Под звон бубенцов, в ясный день!

В белых мехах Зима величава,

Красивая шуба на ней,-

Снежная пава смеётся лукаво:

"Гони ты, ямщик, поскорей

К избе по глубоким сугробам-ухабам!

К вечеру станет темней,

Поднимется ветер; где лево, где право

Ты не разберёшь, – всё метель

Окутает белым сплошным покрывалом."

И правду сказала Зима; ветер-зверь

Надрывно завыл, тучи снега поднял он.

Один я в степи, нет вблизи деревень;

Куда не взгляни, – белый саван.

В ночь превратилась вечерняя мгла.

Холодно. Волки поблизости воют.

Ко мне подбирается злая Зима,

Зовёт в ледяные покои;

Я в них буду жить до прихода тепла,

Весной моё тело отроют.

Сага про пса

В сонном городе темнота,

Не горят на столбах фонари.

Тишина вокруг, люди спят

В лабиринтах бетонных квартир.

А где-то там поезда гудят,

Утром ранним слышны они,-

Долгим эхом доносит сюда

Вольный ветер свистки, гудки.

Далеко по пустынным кварталам

Раздаётся таинственный гул;

Он как будто живой, и устало

Шепчет мне: "Не уснул, не уснул."

И, действительно, я не спал;

Старый двор от воров охранял.

А сейчас по бульварам гуляю,

Мой хозяин меня отвязал

От цепи. Что-то я ощущаю…

Город, словно выметен снегом,

Пусто в нём; белоснежный ковёр

Широко устилает проспекты,

А на нём никого, нет следов,

За ночь всё замело. Но я чую,

(Нет, не носом, – звериным чутьём),

Что вновь чёрный пришёл в чей-то дом,

Он всегда души смертных ворует;

Вечно бодрствует, ночью и днём.

Мудрый ворон с ним рядом летает,

И сейчас он картавит, зовёт

На одр меня, – человек умирает;

Завывать, а не лаять я принуждён.

(Так давно повелось, испокон,-

Все мы близкую смерть ощущаем,

И людей в мир теней провожаем;

Долгим воем надрывно, печально

Погребальную песнь им поём).

И вот совершил я обряд,

Стою в подворотне уныло.

В сторожку бы надо назад

Вернуться мне. Эх, паршива

Собачья жизнь! День-деньской

Сидишь на цепи, охраняешь.

Хозяин не гладит рукой,

А пинает ногой. Проклинаешь

Прохожих заливистым лаем,

И за это потом получаешь

Кость да кашу. Доля такая,-

Верность прежде всего у собак,

Не поспоришь ты с этим никак.

Но, историю я вспоминаю;

Бабка мне рассказала её,

Когда мы на селе проживали.

Я в ту пору был малым щенком.

И сейчас стану выть я ветрам

Быль старинную, сагу про пса;

(Только им мой звериный рассказ

Ясно слышен). Начну завывать.

Посреди лесов густых

Был посёлок; жили там

Староверы, и у них

Всегда добра по закромам

Хватало; труд тяжёлый

Приносил достаток им,-

Избы выстроены вровень

С кронами высоких ив

Были. Норов строгий

Добрым людям помогал

Жить достойно; близко к Богу

Каждый из них пребывал.

Но в одной избе жестокий

Человек с семьёю жил;

Чад своих нещадно сёк он,

И жену всё время бил.

А больше всех возненавидел

Он верного цепного пса,

Пинал его, когда увидит,

И днями без еды держал.

Ох, тоска у пса была:

"За что? Ведь я же всё готов

Исполнять. Не делал зла

Никогда ему, а он…

Сколько раз я гнал волков

От избы, – спасал их скот,

И за это вновь и вновь

В благодарность, лишь сапог

Прилетает в бок. Как больно…

У-у-у! Устал я жить на свете!

Эх, собачья злая доля;

Счастья не было и нету!"

С каждым годом только хуже

Обращался с псом хозяин.

И вот уже во псе разбужен

Гнев, – рычит и дико лает

Он на всех, кого увидит.

Люто стал он ненавидеть

Всё живое; страшно злоба

Изнутри испепелила

Разъярённое животное.

Разорвать он в клочья хочет

Всех, кто на двух лапах ходит.

Гнев ужасный днём и ночью

Из души у пса исходит,-

В нём он почерпает силы.

И вот тогда от пса решили

Избавиться; скорей на волю

Выгнали, с цепи спустили.

Ночь была, когда собакин

Покидал свою деревню.

Медленно он шёл к оврагу,

Думал он, что там подремлет.

Звуки в темноте ночной

Сильней слышны: ухают совы;

Где-то лист шуршит сухой

На ветру, – слетает с кроны.

Ветви старые скрипят

На дубах, берёзах, клёнах.

И сучки порой трещат

Сломленные, – кто-то ходит…

А где-то в отдаленьи воют

Волки леденящим хором.

(Надобно мне вам сказать,

Что для нас, собак, волк – враг;

С ним, разбойником суровым,

Биться мы всегда готовы.

Сотни яростных атак

Совершают эти звери

На деревни; сеют страх

В тех, кто хрюкает и блеет.

И людей порой они

Тоже стаей убивали,-

Острые свои клыки

В глотки им вонзали.

Когда слышали мы вой

Их тоскливый, то в ответ

Лаять начинали сворой;

Выть у нас привычки нет).

А сейчас собакин взвыл

От тоски и лютой злобы.

Столько он заполучил

Тумаков от тех двуногих,

Которых он так полюбил

С детства раннего, щенком.

Эх, и как хватало сил

Выносить всё это зло?..

Страшно выл несчастный пёс

На луну, на лес, на жизнь.

Ждал он, чтобы чёрт принёс

Волков; тогда держись!

Храбро ринется он в битву,

Быть ему убитым.

Трое огромных волков

Направились в тёмный овраг,

Чтоб посмотреть, кто таков?

Кто воет? Друг, или враг?

Это был малый отряд,

А сзади осталась вся стая,-

В кустах они будут стоять,

Вестей от друзей ожидая.

И вот смотрят волки на пса,

А тот продолжает петь песню,

И в ней просит он небеса

Забрать его дух в поднебесье.

Тоскливо и страшно звучала

Мелодия скорби и гнева.

И вдруг стал другой запевала

Псу подпевать; справа, слева

Завыли в лесу волки серые…

Сплочённая стая идёт вновь в набег,

К жилищам двуногих ведёт их злой пёс.

Он знает, где ставят коней на ночлег,

Где держат свиней; чутко чувствует нос

Знакомые запахи. Помнит собакин

Все двери, заборы и ставни.

(Ум есть в собаке, такой, что с волками

В сравненье никто не поставит).

Подкрались к амбару; потом ближе к хлеву,

И подкоп под него подкопали.

Забрались оравой туда, и за дело! -

Трёх жирных козлят растерзали;

А за ними корову с телёнком.

Устроили праздник кровавый,

Насытили плотно утробы;

И в лес поскорее умчались, петляя.

Легко добывала добычу та стая,

Три месяца в страхе деревня была;

Такого крестьяне ещё не видали,

Так часто их скот воровать никогда

Свирепые волки не умудрялись.

"Нечистая сила сюда замешалась,

Прогневали Бога мы; это не звери…" -

Такие слова иногда раздавались

Среди населения староверов.

Всем миром решили, чтоб в ночь оставались

На карауле с ружьями люди,

Но даже при этом волкам удавалось

В хлевах и курятниках набедокурить.

Звери лесные людей не боялись.

Три месяца шла эта волчья война;

Налёты зверей, не смотря на потери,

Не прекращались. А когда старика

Загрызли они, (главу той деревни),

То люди решили уехать оттуда:

"Проклятое место! Здесь только худо

Будет преследовать нас; нет добра.

Спустил сатана с цепи силы зла!"

Вот что покойница-бабушка мне

Поведала, когда я был малым щенком.

А сейчас я ветрам эту сагу пропел,

Провыл… Знаю я, лес – мой дом.

Четыре всадника

"В мир примчались на конях

Всадники из тёмной бездны,

И стали сеять смерть и страх,

Глады, войны и болезни.

Землетрясенья, наводненья,

Ураганы и пожары,

И кровавые сраженья

До сих пор не утихают.

Что прикажете нам делать?!" -

Обратился к Иоанну

Злой архангел Михаил,

(Он был очень раздосадован).

"Вы те беды предрекли,

А расхлёбывать их нам!"

– Тише, тише, господа!

Не будем наше совещанье

Превращать в бедлам.

Давайте при себе оставим

Амбиции. Апостол Павел,

Выскажите ваше мненье.

"Надо строить больше храмов.

Всё земное населенье

Мы покрестим, – христианам

Не страшны болезни, тленье,

Голод, войны и цунами."

– Вы послушайте, что мелет

Этот Савл! В мире зверь,

А он строительство церквей

Предлагает! Ты ослеп

На своём пути в Дамаск!

До сих пор ты не прозрел,

На очах твоих повязка!

– Тише вы, отец Матфей.

Призываю всех к порядку!

О, господи, опять мигрень

Началась. Как ноет гадко…

Объявляю перерыв.

Михаил и Гавриил,

Собирайтесь; мы летим

К Господу. Пора доклад

Вседержителю представить;

Скоро здесь настанет ад,

А он, наверно, и не знает.

И отправились архангелы

Всей компанией прям в рай;

А по дороге рассуждали они:

"Скажите мне, зачем Иран

Так рьяно свою канцелярию

Захламляет кадрами?"

– Ага, у них в Месопотамии

Правят бюрократы.

Ко мне недавно заходили

Азраил и Микаил;

 

Про Джибраила говорили

Мне они, (он их просил

Брата своего пристроить

К ним в управу). Там у них

Кумовьёв да братьев много.

"Прямо как у нас – святых,

Хе-хе! Везде сейчас такое."

– На Земле настанет горе,

А вы чиновников своих!..

– Господа, лететь спокойно

Вы не можете? Ваш крик

Голову мне разрывает!

Ух, мигрень проклятая…

А в это время хитрый дьявол

Разрушал подлунный мир,-

Огнём войны его сжигал он,

И катаклизмами топил.

Бесчинство зверя в запустенье

Превратило вскоре Землю;

Одни руины в городах,

Ушло оттуда населенье.

Люди прячутся в лесах,

И преклоняются пред зверем.

У каждого на лбу печать,

Символ рабства – три шестёрки;

Ни покупать, ни продавать

Рабы, без цифр, не способны.

За каждою живой душой

Дьявол наблюдает зорко;

Он всех ведёт одной тропой

К погибели. Полынью горькой

Реки и моря наполнил

Зверь жестокий. Люди мрут,

Но не вспоминают Бога;

Мутную водичку пьют,

И за неё ещё налоги

Платят дьяволу в казну.

В общем, все идут ко дну.

А нечистый веселится,-

Любит провести досуг

С вавилонскою блудницей.

Всё мерзавцу сходит с рук!

Сколько это будет длиться?!

Где архангел Михаил?

Надо бы поторопиться;

Миша, погибает мир!

Михаил и Гавриил,

Рафаил и Уриил,

Селафиил, Варахиил

Ждали Иегудиила,-

(Он у Господа гостил

В кабинете). Проходили

В коридоре толпы знатных:

Лот, Иосиф и Мария,

Лазарь, Соломон, Иаков,

И многие другие сильные

Духом, – ангелы, святые.

Всюду очереди длинные

К кабинетам, там большие

Силы, власти и престолы*,

Серафимы, херувимы…

(Очень кадров было много;

У мусульман ещё терпимо,

По сравнению вот с этим).

В общем, ждали до обеда.

Наконец-то получили

Подпись от Всевышнего,-

Разрешил он, с полной силой,

Зверя бить под дышло.

И настала брань кровавая;

Дракон и демоны его

Бились против светлых ангелов.

И, и конечно же, добро

Одержало верх над злом.

Полный был в аду разгром,

А в раю парад победы;

Кончились земные беды.

С высокой горы на сраженье смотрели

Четверо всадников: первый из них

На белом коне, он лучник умелый,-

Стрелами метко стреляет в больных.

Второй верховой – на рыжем коне,

Он держит в руке своей меч исполинский,

И сеет раздор, подстрекает к войне;

К кровавым, жестоким делам он стремится.

А третий ездок – на коне вороном;

Меру он держит в костлявых руках,

И ей отмеряет ячмень и пшено

Так, что тела превращаются в прах.

Четвёртый наездник – на бледном коне;

Дана ему власть умерщвлять всё живое.

Он всех на Земле избавляет от бед;

Зовут его – смерть, он велик, непреклонен.

И бледный сей воин соратникам молвил:

"Здесь нет ничего, только мы в этом мире.

В свободном просторе нет тела и крови;

Мы общим усилием плоть победили.

Смотрите, как солнце ввергается в море,

Оно власяницею мрачною стало;

Луна же, – багрова, кровава, сурова,

Помнит она, как война громыхала.

Ветра принесли с четырёх сторон света

Прах всей Земли; нету больше живых.

С новым рассветом, другая планета

Души их встретит, – воскреснут они."

Силы, власти и престолы – ангельские чины; (

всего их восемь)

Ветер и стрела его

В небе солнечный огонь

Воспылал; горит заря!

Резвый белогривый конь

Вновь осёдлан, ждёт меня.

По степи стрелой летим,

Много нас, нам нет числа.

Мы врагов испепелим,

Превратим дома их в прах.

С четырёх сторон земли

Нападём на них мы вмиг;

Слышишь, как земля стучит

Тысячью копыт!

Ветер и стрела его

Выше этих облаков,

Принесли они к нам в дом

Дыхание богов.

Вечен будет наш поход,-

Мы уйдём, а вслед за нами

Род потомков в бой пойдёт

С новыми клинками.

Сотни, тысячи веков

Будет плакать твердь земная,

Ветер и стрела его

Ей наносят раны.

Армагеддон

Тёмные всадники мчатся по полю;

На копьях у них пять голов,

Они их срубили с врагов,

И возят повсюду с собою.

Чёрные вороны, с граем картавым,

Следом за ними летят,

Зловонные клочья плоти кровавой

Несут они в острых когтях.

Мрачная свита спешит в старый храм

К своим властелинам жестоким;

Нечистая сила молебн служит там

Дьяволу и лжепророкам.

Враны и всадники в жутких трофеях

Несут подношение зверю. -

В пяти головах: злоба и страх,

Безумие, похоть, тоска.

А в клочьях кровавых – слова;

(На всех мировых языках

Воронам пели ветра

О мудрости ввергнутой в прах.

Вороны падаль склевали,

И мудрость теперь пребывать

Стала в ошмётках кровавых).

В храме старинном свершился обряд.

На пентаграмме дары,-

Мёртвые головы сложены в ряд,

Рядом с ошмётками тли.

В гневе, и в страшной тревоге,

На всех языках завопили народы:

"Да что же такое у нас происходит?!

Голод, болезни, разруха и войны

Свалились на нас, как лавина!

Нам надо быстрее плодиться,

Иначе все мы погибнем!

Скорее, скорей! Торопиться

Надо!" И все впали в похоть.

Потом наступила тоска;

Жителям сделалось плохо,-

Забиты места в роддомах.

А дьявол и верные слуги его

Безумно над тем хохотали:

"Люди, ужасная кара вас ждёт!

Вы будете жить, как в Китае,

С индийским бюджетом в карманах!

Армагеддон в ваших странах

Настанет! Прощайте, земляне."

Но добрые светлые всадники

Примчались на помощь к землянам,

С боеголовками ядерными,

И всех их от кары избавили.

Катрены

В год кровавого дракона

Эту летопись пишу я.

Духи дали мне дар слова;

Я стихами повествую

О царях и царствах мира,

О народах многоликих,

Что, без устали, воюют;

О воскресших и убитых.

Обо всём я зарифмую.

В звонких строках скрытый символ,

И его не расшифруют.

Дряхлый старец прах развеял

На Капитолийский холм.

Руки воздевая к небу,

Крикнул он: "Да грянет гром!

Почве нужен белый пепел;

Пусть же небеса дождём

Обольют сухую землю!

Удобренье в чернозём

Перейдёт; и там, я верю,

Урожай мы соберём

Восхитительный! Соседей

Пригласим потом за стол.

Лысый немец в это время

Молот Тора приподнял,

Но ударить не посмел им,

Потому что точно знал,-

В чернозёме редьку с хреном

Соберут на урожай;

В грязь залезут по колено,

А уйдут ни с чем, как встарь.

И французик миловидный

Тоже помнил про "Бистро",

От закуски русской сильно

Галлов в прошлом пронесло.

Аппетит неукротимый

Им отбили; и сейчас

Могут они только мину

Корчить, профиль и анфас

Грозными изображая.

Не собрать им урожая.

Старец бойкий, взгляд-двустволку

Недругам в глаза направил,

И сказал им: «Чернозём мы

Не дадим! Уйдите с грядки!

Мы пахали здесь веками,

И орало наше – меч,

Им мы головы срубали

С ваших басурманских плеч!

Нам Микула завещал

Землю-Мать оберегать.

Прочь уйдите, я сказал!

Не бесите нашу рать!»

На востоке все пророки

У высоких стен рыдали;

Чуяли они, что вскоре

Снова ад земной настанет.

В страшном пекле всё живое

Загорится, словно хворост.

Реки крови быстро в море

Превратятся. Каждый голос

Диким криком прозвучит.

Плач и стоны не умолкнут

До тех пор, пока наш вид

Не уйдёт с лица Земного.

Мировой пожар

Полыхай, пожар мировой!

Много дров под тобою народных;

Начинай с их голов, верховой,

А потом перейди на утробы!

Чёрным дымом покрой белый свет,

Пропитай смрадной гарью весь воздух;

Мрачный хаос на грешной земле,

Как и прежде, будет господствовать.

Весь в огне стадный зверь-человек,

Сатане он возносит молитвы;

Много жертв на костре в каждый век

Он приносит ему. Жаждой битвы

Одержим сей двуногий злодей,

Семя гнева повсюду он сеет;

Нет и не было в душах людей

Света разума, – все они звери.

Так сожги же их всех поскорей,

Беспощадный пожар мировой!

Дай свободу несчастной Земле,

Исцели её плоть пустотой.

Рейтинг@Mail.ru