Алексей Витальевич Мекка
Пустота
Голова – отражение меня самого, ведь черные раскосые глаза видели куда больше, чем способно было познать тело.
Мои глаза не видели ничего.
Мое тело устало и измотано.
Мои жилы подобны заледеневшим канатам, которые трещат и лопаются, когда я подтягиваю голову и смотрю прямо в эти испуганные глаза. Испуганные, а от того мертвые. Страх застрял в ноздрях этого животного, а после покинул их через слезы пока нечто другое, нечто куда более сильное рвало его тело.
Кости я нашел за много километров от головы. Розовый снег успел сильно побледнеть, неумело скрывая чуть белесые косточки. Немного шкуры еще осталось на могучих сильных ребрах, но грудина была пуста, больше напоминая собой птичью клетку, которую давно покинули все птицы. Вырвались и улетели прочь, прихватив с собой все, чем жил этот зверь. Сердце, печень, почки, легкие. Все, что он мог слушать холодными одинокими ночами. Все, чем он мог дышать, удирая от погони. Все это лишь мясо, гниющее в брюхе чудовища, что бродит где-то рядом.
Мне хочется подобраться к нему поближе. Хочется взглянуть на него хотя бы одним глазком. Втянуть носом запах, который источает его натура.
Он должен быть недалеко, раз оставил голову на пне. Это предупреждение. Своеобразный незримый бетонный забор, который лучше не пытаться перелезать. Оторванная голова лучше всего показывает намерения хозяина леса. Существа, которое настолько старо, одиноко и устало, что даже дикие звери, голодно бродящие неподалеку, являются для него не более чем назойливыми соседями.
Голоса птиц затихли. Ветер стал тише и спокойнее, а снег мирно осел на деревьях вокруг. Теперь я могу слышать и видеть. Могу чуять то, что лежит впереди. Могу сам стать зверем, раз уж здесь больше никого нет. Никого кроме них. Несчастных и убогих, забредших в этот край с наветренной стороны. Их куртки пахнут водоотталкивающей пропиткой, а руки черным порохом.
Они не видят меня.
Слепые и глухие недотепы.
Устроились на сломанном дереве, глумясь над трупом лисицы. У нее женственный взгляд. Даже на перекошенной гримасе боли и отчаяния ее глаза остаются женственно теплыми.
Неумехи.
Огромная рваная рана почти отсекла переднюю часть туловища от задней, раздробив ребра и разметав внутренние органы тонким слоем по пушистому снегу.
