Алексей Тестон
Приключения бравого наёмника Гарика
Бронзовый мальчик
Спросить командир действительно не мог – слишком был серьёзный человек, чтобы снисходить до всяких соседей. Гарик называл его Бронзовым мальчиком. Кое-кто кликал его «рембой», за количество всего на нём висящего. Было ему немного за тридцать. Хорошо прокаченный, занимался регулярно, с собой возил гантели, которые где-то намародёрил.
Плохо образованный:
– Как пишется Ярмак или Ермак?
– Ярмак на я, Кутузофф на фэ. Можно Ирмак.
– А реально как?
Причёсочка с проборчиком, немного парфюма и две тонны амбиций. Слова: я был не прав и извини – в его лексикон не входили. Разговаривал по большей части с высока и матом. Всегда боялся, что его подставят подчинённые. Требовал чего-то такого, чего было не надо и не обязательно, но всегда был прав, если не прав, смотри пункт первый.
В плюсе был его вечный страх, что его подставят. Поэтому он всё стремился делать сам, никому не доверяя. Этим можно было пользоваться, т.к. он перехватывал работу при любом минимальном сбое. У него можно было быть вечным учеником, ни за что, не отвечая, но кивать головой, что виноват, извини дурака, глаза на выкат.
Его самокрутость доходила до высшего предела. Однажды Гарик увидел, как он чешется.
– Комары, – нервно заметил Бронзовый мальчик.
– На смажь, и всё пройдёт.
– Нет, – гордо ответил командарм. – Я перетерплю!
На гражданке Бронзовый мальчик сидел на подхвате в какой-то компьютерной шарашке, здесь получил командование аж над пятью бойцами! Пытался руководить, за попытку плюс! Встревал даже в бытовые никого не интересующие процессы.
Как-то приехал с очередного совещания и увидел, что в палатке закрыты окна. Устроил по этому поводу скандал, указывая на то, что никто не может даже окон в его отсутствие открыть. На возражения, типа было бы жарко открыли, люди все взрослые, не реагировал. Долго орал матом, обзывал всех дебилами. В конечном итоге, пообещал устроить график дежурства по открытию окон.
– На мою жену похож, когда ей шлея под хвост попадёт.
– Как жену зовут?
– Зина.
– Пусть будет Зиной.
С тех пор его за глаза стали звать Зиной.
Враги
Девятиэтажка пылала, чёрный дым поднимался столбом. В неё всаживали снаряд за снарядом, уже битый час, но пехота просила ещё и ещё. Из девятиэтажки вели огонь.
– Почему не сдаются?
– Упоротые, скоты.
– У них мотивация хорошая.
– Какая у них мотивация? За своего главного придурка воевать?
– Нет. Им фиолетово: их придурок, наш придурок или лунный царь. Мы им дом снесли, за дом они воюют. Вчера промазали, деду какому-то дом разнесли, может и деда угробили. Ты думаешь у него детей нет? Вот они и сидят в этих подвалах до последнего. Если тебе дом раскурочить, ты тоже воевать будешь.
– Я и так воюю.
– Нет, дружок. Ты деньги зарабатываешь.
Живых врагов Гарик видел только пленных. Такие же мужики: грязные, небритые, худые. Кто-то озлобленный на нас, кто-то на своих, что послали в бой, кто-то на всех. Последние были опасны для обеих сторон, т.к. проповедовали войну против правительства и того и другого, и помощников, и всех, кто эту бойню развязал. Их слова часто падали на готовую почву, т.к. в конторе было огромное количество людей, разделявших их взгляды.
– Зарплаты нормальной нет. Поэтому здесь, – сетовал мужик с золотыми зубами.
– А у меня бизнес развалился.
– Знаем мы вас, бизнесменов хреновых.
– А чего так негативно? Малый бизнес, работал потихоньку. Теперь всё рухнуло. У народа денег нет. Он все деньги на жратву тратит. Какой теперь бизнес?
– Ещё и кредиты давят, – вставил свои пять копеек третий. – Что не заработаешь, всё в банк несёшь. Хорошо здесь налом башляют.
– Да, всё перевернулось с ног на голову, – поддержал золотозубый. – У меня отец был начальником строительного треста. Ему банкиры какую-то пеню выставили, так он приехал и говорит, что мол оплатить он не против. Только он выполняет государственный заказ, и является представителем государства на государственном предприятии. Поэтому банкиры, в его лице, выписывают штраф государству.
– И чего?
– Ничего, заткнулись и претензии сняли.
– Так это было в старые времена. Тогда банкир обслугой был государственных предприятий и народа. А теперь он король.
– Я и говорю, что всё с ног на голову поставили.
– Ничего, глядишь созреем, дойдём до столицы.
– Тише, ты.
Однако, про столицу особо шептаться было не обязательно. Это предложение разделяли все. Кто-то потому, что надо заканчивать бойню и начинать строить, что-то более внятное, чем строили последнее время. Кто-то потому, что надо нормально воевать, а не договорняки устраивать с бесполезным угробиловом живой силы. Пора, мол, генералов в штабах на деревьях развесить, на самые высокие должности. В общем, здесь все были едины, даже враги.
Друзья
– Нас пришло с зоны семьсот человек. Остался я один. Утром пятьдесят человек на штурм уходит, шесть или восемь остаётся. Говорят, наших по всей стране около двухсот тысяч собрали, а через полгода осталась тысяча. Остальные инвалиды по госпиталям или убитые. Какие уж тут друзья, – рассуждал мужик с наколотыми звёздами на плечах. – Здесь, Гарик, друзей заводить бессмысленно. Пятёрка работает, из неё каждые сутки два-три человека выбывает. Ты через три дня самый старый. За подкреплением и водой бойца на пункт отправишь, глядишь ни он не пришёл, ни подкрепление. Вот и вся дружба. У меня был один корешок, три месяца продержался. Сейчас в госпитале, без ноги. Еле я его вытащил. Я тут сам восьмой месяц, как уцелел не представляю. В одних трусах готов отсюда ехать, лишь бы бабки отдали, на остальное плевать.
С друзьями, действительно, была напряжёнка. Были скорее, хорошие люди и не очень, общались все ровно. Только, когда в отпуск уходили, за день-два могли сорваться. Что-то высказать, если отношения были плохие.
– Ещё я тебе не проставлялся, отвали, – обрезал Бронзового связист в штабе, попылил малость.
А так все всегда старались держаться ровно, на нейтрале.
Был в штабе один интересный персонаж, скажем Вед, маленький сморщенный, полная челюсть золотых зубов. С Гариком они были одногодки, и Вед этому очень удивился, т.к. Гарик выглядел лет на десять моложе его. Как-то Вед потерял крестовую отвёртку, маленькую такую. В их походной жизни найти такую штучку почти нереально. Вед матерился, расстраивался. Гарик нашёл.
– Вот она моя родная, спасибо.
С тех пор у них были относительно тёплые отношения. Вед ведал хозяйством, служил третью или четвёртую командировку, всегда при штабе, всегда всё у него было, включая вечную банку энергетика в руках. Философия у него была простая: все всё воруют, надо Сталина вернуть и советскую власть.
– Ты эту дощечку не трогай.
– Я бы и не взял без спроса.
– Знаю я вас. Только отвернись, всё стащите.
– Вед, меня мама воспитывала у своих не брать. Мы с тобой просто из разных миров.
– Ладно, ладно.
Как-то Гарик шутейно сказал:
– Вед, проси, что хочешь, любое желание исполню, в разумных пределах.
– Гарик, нельзя так говорить человеку, который девятнадцать лет зону топтал. У него знаешь какие извращённые желания могут быть?
Ржач.
Мелвин, высокий рыжебородый связист, потомственный военный, расчесывая бороду маленькой расчёской, улыбаясь говорил:
– Бороду я не сбрею, только на гражданке, чтобы вы меня не знали, если что. Да и не запомните вы меня. Тебе ещё расти и расти, тьфу ты, забыл, что ты старый.
Гарик часто вспоминал своего немногословного первого командира, который ушёл на повышение через неделю, оставив за себя Бронзового мальчика. Прирождённый солдат удачи, всю жизнь в армии. С ним было спокойно.
– Какой тут воздух? Ты на море был? Вот там у нас воздух.
Наверное, не забудется, начарт, бывший участковый, который перечитал всего Пикуля. Прямо показатель, в наше время. Его помощник Олдун, маленький щупленький, тоже с зоны. Слова цедил, говорил редко, улыбался мало. В штаб попал после ранения.
– Я рискнул в своё время. Пан или пропал. Не повезло, зато здесь подниму нормально.
Много было народу, всех и в вправду не упомнишь.
Крыса
– Я люблю студенток третьего курса, они никогда не стареют, – сообщил почти сорокалетний лысеющий мужик с обвислым носом и раскосыми глазами.
В молодости он явно был красивым парнем, и раскосые глаза, признак азиатской примеси, были частью его обаяния. Он любил их широко раскрывать, изображая наигранное удивление. Но возраст берёт своё, и теперь обвислый нос с раскосыми глазами вызывали у Гарика крысиные ассоциации.
Крыса был не дурак, но верхушечник. С ним можно было поговорить обо всём, он любил говорить длинные речи. Однако, у него была современная болезнь: «тридцать пять плюс неудачник».
Такие люди часто встречаются в наши дни. У них нет хорошей работы, часто нет семьи, т.к. нет хорошей работы, часто нет дома, т.к. нет хорошей работы. Они бьются как рыба об лёд, но ничего не получается. К тридцати пяти у них проходит юношеский запал, что всё светлое впереди. Жизнь так или иначе проходит, а гордиться нечем. В глубину процессов они не заглядывают или не хотят заглядывать из чувства самосохранения: изменить ничего нельзя, система тебя пережёвывает и пережуёт. Психологический выход находится самый простой. Они начинают гордиться чем-то абстрактным. Обычно, это связано с их принадлежностью к национальности, вероисповеданию, государству и прочей шелухе, не связанной с их настоящими интересами. Защищают, они своё чувство гордости неистово, с каким-то рвением, и нежеланием принимать иное мнение. Возможно, потому, что это другое мнение разрушит скорлупу их мира.
– Наш правитель лучший из когда-либо бывших!
– Чего же тогда мы тут торчим, а не строим что-то путное?
– Ты, идиот! Нас обложили со всех сторон, у нас нет выбора!
– Кругом одни враги, это понятно. А почему селёдка, которую мы сами ловим, в пять раз за пять лет подорожала? Тоже враги?
– Ты ничего не понимаешь в экономике, идиот! Инфляция необходима для развития государства!
– И какое у нас развитие?
– Ты где живёшь? Ты вообще здесь живёшь или как? – глаза автоматически стали больше. – Ты знаешь сколько заводов построено за эти годы?
– Знаю, что развалилось несколько тысяч по банкротству.
– Что там развалилось? Закрыты нерентабельные предприятия! – Крыса брызгал слюной.
– Назови хоть одно новое градо- или государственно образующее предприятие.
– Я что их помнить обязан? На сайте есть. Я бы тебе показал.
– На сайте много чего есть, только предприятий нет.
– Идиот! – отчаянно взмахнул руками Крыса.
Чтобы не наживать себе врага, Гарик такие разговоры пресёк, но в дальнейшем Крыса проявил себя не только настоящим патриотом.
Выяснилось, что он не просто пошёл на войну, а заранее договорился работать в штабных. Умел со всеми найти общий язык, поулыбаться где надо, прогнуться, где надо, польстить, кому надо. Единственный человек, с которым он не пытался ладить был Зина. Его Крыса считал законченным дебилом, с которым никакие приёмы не работают. Как командира, он его не воспринимал, в том числе, учитывая приличную разницу в возрасте. Как человека тем более, но после скандала с закрытыми окнами не перечил:
– Бесполезно козла причёсывать. Всё равно козлом останется.
На лицо был вывод, что Крыса человек хитрый, продуманный, довольно умный и подлец, в чём Гарик убедился в первые дни знакомства, когда сослуживец пытался его подставить. Таких хватает везде, война не исключение.
Поневоле Гарик выстраивал с ним общение, надо как-то жить нос к носу. Это было довольно просто. Можно было задать пару вопросов на тему, где Крыса чувствовал себя экспертом, и минут тридцать слушать умные речи. В любом случае, это было хорошо, т.к. большая часть сослуживцев могла говорить только про баб, водку, наркоту и скотов, которых надо убить.
Кстати, нужно отметить, что разговоры исключительно ниже пояса, были проблемой не только для Гарика. Однажды, когда их вывели с зоны боевых действий, ему довелось стоять на посту с парнем, Никита. Они разговорились, и Никита заметил, что за пять месяцев устал от темы «в трусах». Это была примечательная ночь, когда можно было говорить об истории, психологии масс – о чём-то большом, оставшемся там, на маленькой корочке цивилизации, которую ещё называют культурой.
На работу и пожрать
Работали днём и ночью, посменно и бессменно. Графика, понятно, никакого не было. Задачи ставились, их надо было выполнять. Поэтому надо было жрать, когда была возможность, и спать, когда была возможность. Принимая во внимание свой возраст, Гарик ко всему этому относился очень внимательно.
До работы вела дорога вдоль поля, метров пятьсот. Днём ходить нормально. Светло красиво. Справа стоит подбитый танк, слева торчит из земли неразорвавшаяся ракета, разрушенные при обстреле домики. Как-то промчал грузовик с привязанными на бампере отрубленными руками, кистями вверх и вперёд. Кожа почти слезла, торчали растопыренные кости, покачиваясь на ухабах.
– Прикольно, – заметил кто-то.
– Ужасно, – заметил Гарик.
Ночью ходить было страшно, особенно одному. Тьма непроглядная. Руку вытянешь – не видно. Мерещились злые диверсанты. Что не было мистикой. Поговаривали, что люди пропадали, а потом их находили немного не целых, с вырезанными частями. Гарик всё порывался загнать патрон в ствол и снять предохранитель. Потом подумал, что это смешно. Если ты выйдешь на засаду ночью, то парни с ночниками и бесшумными стволами тебя снимут легко и непринуждённо, тем более, с его боевым уровнем.
Зато насчёт пожрать, всё было очень хорошо. Гарик ожидал, что кормёжка будет на уровне:
– Что сегодня на завтрак?
– Овсянка, сэр.
– А на обед?
– Овсянка, сэр.
– Не могли бы вы огласить всё меню?
– Овсянка, сэр.
Нет, нет. Всё было гораздо лучше. Паёк состоял из хорошей тушёнки, которую на гражданке купить невозможно, по крайней мере не встречал. Также входили каши, бобовые, всё с овощами и мясом. Причём, можно было сказать, что мясо с кашей, а не наоборот. Было кофе, чай, конфеты, шоколад, сахар, паштет и средства личной гигиены – влажные салфетки. В некоторых пайках были спички, их использовали как зубочистки.
За всё время службы Гарику паёк не надоел и поглощал он его с удовольствием. Как сказал, один кубанец:
– От тушёнки никогда не отвыкну. Дома мне она не по карману.
Особой популярностью пользовались конфеты, прозванные «ёжиками». Шоколад, вафли, арахис, карамель – почти валюта. Гарик поедал шоколад в объёмах, каких он не припоминал, даже в детстве. Наверное, мозг требовал. Если он был.
Начальство почему-то к пайкам относилось пренебрежительно, покупая продукты в тыловых магазинах. Хотя не только начальство, были парни, которые просто нос воротили от пайка:
– Тушняк, он и в Африке тушняк, остальное говно.
«Каждому своё», – думал Гарик, вскрывая любимую банку говядины с зелёным горошком.
Кто на сто процентов не воротил нос от пайков, так это штурма. Однажды, Гарик собрал все банки, оставшиеся от сухпая в одну коробку. Кроме тушёнки, остальное выбрасывали. С этой коробкой он дошёл до поста, где стояли штурма и предложил им.
– Начальство не ест.
– Зажрались, – часовой ловко подхватил коробку. – Если что, ещё приноси. Мы всё сожрём.
– Договорились.
У него быстро складывались отношения с работягами. Так было всегда.
Ещё один очень популярный продукт, в паёк не входит, – энергетики. Их употребляли почти все в каких-то безмерных количествах. У людей болели дёсны, выпадали зубы, но энергетики пили ящиками. Понять это было сложно. Единственное объяснение – снятие стресса, плюс тонус из-за невнятного режима с постоянными недосыпами.
Передислокация
Через месяц пал городишко, точнее то, что от него осталось. Разобрали каждый дом. Сплошные руины. Город битого кирпича из апокалипсиса, но реальный. Говорят, что в местах самых ожесточённых боёв ходить можно было исключительно по трупам. Это была редкостная мясорубка, с не очень внятным результатом. Более того, никто не мог объяснить, зачем его брали.
После объявления о взятии, первая фраза звучала так:
– Когда будет золотой дождь?
Для непонятливых надо пояснить, что речь идёт о премиях. Деньги – основная цель. За что, так сказать, боролись? Наёмники должны были получить свою прибавку и отправиться на передислокацию.
Всё так и произошло, почти по расписанию. Все снялись и ушли в палаточные лагеря в лесопосадки. Здесь началась курортная жизнь: ни прилётов, ни отлётов. Правда, Бронзовый мальчик, он же здесь станет Зиной, был гиперответственный, поэтому в какой-то период работали круглые сутки. То бишь, основательно выспаться не удалось. Но всё же война оказалась дальше, значит шансов на жизнь больше. Это Гарика радовало.
Жить стали плотнее друг к другу, до этого все были разбросаны. У Гарика появились знакомые, в том числе из людей, с которыми общаться во время боевых не было времени и возможности.
– По одной версии, люди, в итоге, превратятся в энергетические шарики, и будут блуждать по вселенной, – сообщил Белгородский Медведь.
Светловолосый, крепкий, тридцати пяти лет отроду. Он любил порассуждать на разные темы. Его мозг требовал объяснения всего, но работал немного хаотично. Он мог с самых высот мироздания упасть в трусы, а потом резко сменить тему на социальные отношения и устройство общества. С ним было интересно, но сложно. Медведь плохо воспринимал чужое мнение:
– Это чушь какая-то.
Приятель Медведя и коллега по работе, башкир, всё время хотел уйти в штурмы. Он не воспринимал штабную работу, но два его рапорта завернули.
– Говорят, нет людей на замену.
Гарик с Медведем убеждали башкира, что он дурак, что дома его ждут двое детей и туда надо вернуться, но башкир был непреклонен.
– Я пулемётчиком воевал и сюда воевать пришёл. Всё одно уйду.
В соседней палатке разместились трое бывших соседей по дому. У всех хорошее чувство юмора, не злобные, заботящиеся друг о друге простые пацаны. Главным у них был бывший омоновец, которому Гарик неправильно оставил свой телефон. Гарик просто забыл его, когда начал работать на боевых – сказалось нервное напряжение. Вторым номером шёл Колян, любимец женщин. Третий москвич, специализирующийся на некоторых махинациях с машинами, о которых лучше помолчать. Гарик подогнал москвичу полотенце, т.к. у москвича его стырили, а также ватные палочки, которых у пацанов не было.
– Как хорошо, что мы тебя встретили, – смеясь поблагодарил его москвич. Он был ходячей, вечно весёлой и неиссякаемой батарейкой.
Парни, в свою очередь, подогнали Гарику фонарик и аккумулятор, регулярно снабжали сигаретами. Жил с ними Гарик душа в душу, когда по работе они не успевали на обед в полевую столовую, он приносил им печенье, вафли, пряники – всё что можно было подгрести. Раз даже спёр пол-ящика печенья, пока столовские отвлеклись. Сам Гарик всё это не ел – не любитель.
– Ты, охренел? – возмутился Медведь. – Нам сейчас наваляют и в яму посадят.
– Молчи, я же не себе. Пацаны голодные с работы приедут.
Они свернули за деревья, и не спеша пошли вдоль вспаханного поля. Гарик любил ходить в столовую. Рожи, с которыми он жил изрядно надоели. Бронзовый мальчик своим присутствием создавал в палатке гнетущую тишину, т.к. при нём никто не общался, так, перешёптывались. Поэтому поход в столовую под голубым небом, занимавший целый час, был одним из любимых занятий.
Когда он принёс соседям печенье, начался откровенный и восторженный ржач.
– Гарик, как тебе это удаётся?
– Мне это уже говорили. Трескайте.
Общая обстановка была расслабленной, но все чего-то ждали.
Командир полка уехал в отпуск, ничего не сказав о планах. Он был не из тех людей, кто много говорил. Молодой, крепкий, всегда спокойный. Гарик ничего об нём не знал, но поверить, что этот молчаливый на работе, но в тоже время, с приятной улыбкой человек, может отдать приказ о расстреле, не верилось.
За него остался заместитель. Этого опасались все. Как говорил Бронзовый мальчик:
– Опять жестит.
Хорошо сложенный, крепкий парень, блестящие глаза немного на выкат. В нём чувствовался какой-то азарт, энергия, сила, но сила шальная, точнее шалая.
– Шалый, – так охарактеризовал его Гарик. – Его хорошо иметь в друзьях, но никогда нельзя знакомить с ним своих девок. Уведёт всех сто процентов.
