Мелкий противный дождик на фоне серого неба, семь утра, учебные группы на плацу переминаются с ноги на ногу. В голову никак не укладывалось наличие зеленой травки и зимней куртки, без которой с утра под дождиком было очень холодно.
– Блин, неужели нельзя это изменить. По полдня на плацу стоим, ничего не делаем.
– Джентльмены, – вмешался циник. – Разве могли вы себе представить, что встанете в шесть утра, выкурите натощак сигаретку и будете с семи до десяти под дождём стоять возле своего подъезда, а потом пойдете копать яму? Нет. Это незабываемые ощущения. Их надо ценить. Наслаждайтесь.
– Да, ты в армии, сынок.
Поржали.
Дождь начал набирать силу. Теперь это был не дождик. Народ залезал под капюшоны, но они не спасали. У Гарика с собой было пончо. Он купил его мимоходом в магазине – обычная целлофановая накидка. Лежит себе в кармане, места почти ноль, веса почти ноль. Один минус – совсем не долговечная. Время пришло, подумал Гарик и достал пончо. К его разочарованию пончо был розовый. Надо же было так? Хоть бы цвет посмотрел. Как его теперь одевать? Мужик с автоматом и в розовом пончо? Засмеют. «Ну, и хрен с ним, пусть засмеют, – подумал Гарик. – Куртку после дождя в палатке не просушишь. Одна буржуйка на сорок рыл. Места нет, да и не просохнет в этой куче. Лучше быть сухим».
Гарик одел пончо и огляделся по сторонам. Никто не смеялся. Некоторые смотрели с завистью.
– Модный мужчина, а ещё одно есть?
Так Гарик понял, что вся гражданская шелуха за эти дни выветрилась из голов. Есть пончо, есть сухая куртка. Нет пончо – сыро и холодно. Какого цвета пончо? Да какая хрен разница, это никого не волнует. Поэтому пусть будет розовое пончо!
– При штурме подъезда первая тройка умрёт, почти наверняка. Даже если вас ранят, никто не будет вас выносить. В красной зоне все дерутся за свою жизнь. Нет смысла тащить раненого, т.к. тебя самого пристрелят. Поэтому первая тройка – смертники. Но! Приказ надо выполнять.
– Можно вопрос?
– Говори.
– Если тебя всё равно убьют, зачем идти?
– Ты контракт подписал? Значит, выполняй. Сами знали куда шли. Сами выбрали свою судьбу. Не надо ни на кого валить. Мы вас учим, учитесь. Может быть, повезёт. С той стороны такие же дебилы, как и вы. Учат всех приблизительно одинаково. А при боях в городе, даже стрелять хорошо не обязательно. Там в подъездах вся стрельба в упор. Хрен промажешь. Поэтому, рычаги на себя и вперёд. Впереди надежда есть, если приказ не выполнишь, надежды нет – расстреляют.
Невнятная колонна грязных наёмников занимала очередь в столовую.
– Знаешь, Серго, – Гарик обратился к шагающему рядом армянину. – Мне как-то страшно.
– Дорогой, здесь всем страшно. Почти всех убьют. Главное, чтобы в сердце страх не проник, – Серго прошёл у себя на родине три войны. Он проболеет половину учебы, а потом на учебном штурме дома сломает ногу. Перед отправкой Серго выкинет из своего рюкзака почти всё, чтобы было меньше веса, и прямо в гипсе похромает в сторону автобуса – на фронт.
– Что тебя так беспокоит, Мишель?
– Гарик, в чай нам что-то добавляют. Представляешь, – невысокий москвич Миша сложил руки на своём пузе. Он приехал на войну, чтобы разобраться со своими бабами. Никак не мог понять с кем он хочет жить, – у меня уже неделю не стоит. У меня стоит каждое утро, а здесь не стоит. Наверное, бром в чай добавляют. У него привкус странный.
– Мишель, чай в столовке, конечно, говно. И вкуса у него нет никакого, только привкус. Его просто очень мало сыпят в котёл. С другой стороны, ты сменил режим, климат, питание, нагрузки. Ты болеешь, не высыпаешься, тебе страшно. Как ты думаешь, хочется организму в этот момент размножаться?
– Наверное, нет.
– Есть ещё один важный момент. Когда ты утром просыпаешься в палатке, разве ты видишь хоть кого-то, кто тебя возбуждает, так сказать внешний призыв?
– Нет, я мужиков не люблю, – засмеялся Мишка.
Гарик сегодня тусовался на больничке, т.к. стёр ноги. Он похромал в свою палатку, где второй день с температурой валялся Рим.
Рим никому не говорил своего имени, считал, что позывного хватит. Он был рецидивистом со стажем, волк-одиночка. Начал своё знакомство с лагерными науками ещё с семнадцати лет. Каким-то образом они сдружились с Гариком. Перед самой отправкой Рим достанет свою машинку для стрижки со словами: «Шейх, сейчас я сделаю из тебя солдата. Даже ушки подстригу. Снимай футболку». Рим разговаривал тихо, никогда не кричал. Глаза у него были прозрачные, холодные, буравили насквозь. Он давал Гарику советы, как себя вести. Два основных правила: никому не верь, лишнего не говори. Рим также дал Гарику отличный совет: переложить все вещи в целлофановые пакеты.
– Зачем? – удивился Гарик.
– Дождь пойдёт, рюкзак намокнет, или уронишь в воду. Все шмотки мокрые. Переодеться не во что. И хватит улыбаться. Лучше подумай, как тебе со штурмов уйти. Машинист прав, тебе там делать нечего. На специалюгу уходи.
– За совет спасибо, – улыбнулся Гарик. – А специалюги у меня нет.
– Нет ума, иди в штурма, – это была самая ходовая поговорка в лагере.
В будущем, совет Рима очень пригодился. Шмурдяк залило не водой, а бензином. Почти всё должно было пропасть, но Гарику повезло с товарищем – шмотки были в целлофане.
– Рим, я там плащ-палатки присмотрел. Хоз.взвод склад разбирал и бросил, или забыли. Можно притырить парочку.
– Плащ палатка – вещь, – сиплым голосом согласился Рим. – Тащи.
Минут через пять Гарик подложил под голову Рима плащ-палатку.
– Очухаешься, приберёшь.
– Спасибо, Шейх.
Наконец-то, Гарик тоже заболел. Температура прыгала. Кашель давил. Поставить товарищей на ноги взялся Шамиль, он же Шама, он же Шаман, он же товарищ майор. Достал какие-то свои киргизские травки, заварил, выдавал всем по кружке перед сном.
– Укрепляет здоровье, даёт бодрость и силы.
Шамиль реально был майором. Учился в суворовском училище. По нему сложно было сказать, что он профессиональный военный: небольшого роста, сухощавый. Однако военная разведка – не халы-балы. У него с собой почти не было денег, и Гарик регулярно снабжал его сигаретами, которыми его в свою очередь подогревали Машинист и Олежка-интеллигенция. Как-то получилось, что Гарик всегда знал, кто что любит курить и мог провести сложную операцию по обмену, при которой все оставались довольны. Гарик тоже оставался доволен. Шаман в эти операции на попадал, поэтому ему всё доставалось по дружбе.
Машинист как-то заметил:
– Гарик, ты всегда умудряешься что-то достать. Как это у тебя получается?
Они стояли возле забора напротив столовой.
– Не знаю, – пожал плечами Гарик. – Нахожусь, наверное, в нужном месте в нужное время.
– Пацаны, сок лишний остался ,будете? – со стороны забора подошёл столовский с пакетом сока.
– Давай, – Гарик протянул руку и ловко принял тетрапак.
– Нет, ты посмотри на него, – искренне возмутился Машинист. – Опять! Давай, делись.
– Стакан есть?
– Сейчас найдём. Нет, но ты видел? Всё время он что-то достаёт – обратился Машинист, к стоящему рядом цинику.
– Я тоже в деле. У меня есть стакан, – сообщил циник. – Гарику надо стать директором продуктового склада. Но это место пока за мной.
Они по-честному разлили сок по стаканам и немного понаслаждались жизнью. Вообще, здесь радости были маленькими. Мысли только о реальном. Всё, что само-собой на гражданке, здесь не само-собой. Например, как-то Гарик потерял маленькую ложку. Долго вспоминал где. Потом ему было не лень пройти два километра, чтобы её найти. Кажется, подумаешь, маленькая ложечка? Но ей гораздо удобнее есть из банки. Меньше вываливается, легче цеплять. Нет у вас маленькой ложечки, новую взять не где. Так было во всём. Бессознательные ценности, вышли на первый план, или бытие определяет сознание. С другой стороны, это было как-то лучше, проще, и по-настоящему.
– Шевелись! Шевелись! Машина эвакуации ждать не будет. Она стоит на открытке, значит быстрая цель. Спалят в две минуты, ещё через минуты накроют. Бежать надо быстро, напрягитесь.
Кажется, нет никаких проблем поднять вшестером человека. Проблем и правда нет. Но теперь, на вас броник шестнадцать кило, автомат, бк (боекомплект), хорошо хоть гранаты во время учёбы не вешают. Добавляем к этому непролазную грязь, которая и так образовалась в период дождей, так ещё танкисты постарались.
Итого шесть человек бегут с товарищем на полевых носилках всего пару километров. Бегут к машине эвакуации. Логично, что машина подъедет максимально близко к лесу, но инструктор оставил её посередине поля на открытке, т.е. на открытом пространстве, которое хорошо просматривается сверху. Последние двести метров нужно нестись бегом. Нужно уложить в машину раненного и уйти самим.
Потом, на войне, они узнают, что машина эвакуации – одна из самых лакомых целей для противника. Во-первых, сам по себе транспорт цель приоритетная, особенно специальный транспорт. Во-вторых, эвакуация – это скопление живой силы. Если боевая группа действует тройкой – пятёркой, то группа эвакуации, это несколько человек, которые несут раненного, плюс водитель, плюс санитар или врач в машине, плюс сам раненный. В-третьих, группа эвакуации может выехать сразу за несколькими раненными, которых понесут к точке эвакуации несколько групп. В-четвёртых, эвакуация нужна в максимально горячей фазе, значит в этом месте уже идёт бой, значит, все железные птички (беспилотники) противника в небе и район просматривают до сантиметра. Незаметным там не появишься. В-пятых, если зацепят первую группу эвакуации, то за ней выйдет вторая. И, пожалуйста, арта готовит кровавую кашку, ингредиенты подтягиваются, стол жирнеет и лосниться от крови. За всем этим радостно наблюдают по монитору в десятке километров, птичники и корректировщики арты, которые уже предвкушают премиальные за две, три, пять единиц подбитой техники! Подходи ещё, снарядов много! Есть мины различного калибра! Надо будет и дрона-камикадзе поднимем! Нам деньги нужны, их за кровь платят. За вашу кровь, братья-славяне! Давай ещё выстрел, выстрел, выстрел!
– Стой, сколько ты весишь? – обращается инструктор к полному седому мужику.
– Сто тридцать четыре килограмма. Я борец, – гордо произносит мужик.
– Слышь, борец. Ты понимаешь, что ты труп, если туда пойдешь? Понимаешь или нет? В тебе сотка с лишним. Тебя никто, никогда не потянет на себе из боя. Выйти из этой бойни можно двумя способами: в гробу и через больничку. Чтобы выйти через больничку, до неё надо добраться. При твоём весе, это нереально. Зачем ты сюда пришёл?
– Я пришёл на работу наниматься. Отдел кадров меня пропустил, значит, я здесь.
– Отделу кадров срать на тебя. Они твоё тельце приняли, чтобы мину в подъезде разминировать. Тобой лично. Своей головой думать надо. Ты сто процентов двухсотый. Труп через неделю. Иди.
Группы пыхтят, стараются. Условно ранеными выбраны самые маленькие.
– Несите осторожнее, я очень хрупкий.
– До лужи дотянем, там аккуратно положим.
– Круговая оборона!
Носилки с «раненным» почти бросаются, группа занимает круговую оборону в самой грязи.
– Держу!
– Держу!
– Продолжить движение, быстрее. Машина под обстрелом.
Берцы превратились в большой комок грязи, который прилично весит. Пот заливает глаза.
– Быстрее схватили раненного! Бегом, сейчас накроют. Бежим, запоминаем. Носилки в следующий раз надо ставить в укрытие, по возможности под куст или дерево. Занимать оборону надо минимум в десяти метрах друг от друга. Тогда шансов больше, что мина только одного накроет. Смелых среди вас нет, есть не обстрелянные. Обстреляют, тогда всё быстро поймёте. Как лежать, как падать. Сейчас просто запоминайте. Шевелись! Шевелись!
Толпа грязных наёмников вывалила на армейский полигон, который был по пути до лагеря, как раз в тот момент, когда на учение прибыли срочники по министерству. Министерские были одеты с иголочки, бантики-кантики, стрелочки-шнурочки. Солдаты с осторожностью смотрели на небритых мужиков, вымазанных с ног до головы грязью.
– Они думают, что мы спецназ, – усмехнулся Машинист.
– А мы и есть спецназ, – заметил циник. – Только не до конца обученный.
Ржач.
– Я смотрю, вы не устали. Тогда последний километр бегом!
– Доброе утро, джентльмены! Какой сегодня план?
– Гарик, мы сегодня занимаемся спортивным ориентированием.
– То бишь по лесу группами бегаем, противника ищем, разведку ведём.
– Какой ты умный, однако.
На самом деле ничего интересного не предстояло. Группа выдвигается гуськом, семь-десять метров друг от друга. Радиус действия пехотной мины. Если друг наступил, то до тебя не долетело. Всё время надо внимательно смотреть по сторонам и под ноги, чтобы на проволочку не наступить. Очень важным считается контакт с товарищами. За первым следишь, что он тебе показывает и точно выполняешь. Второго, что за твоей спиной, тоже сечёшь, чтобы не потерялся и, сам ему показываешь, что делать. Действий немного. Внимание – все остановились, смотрят по своим секторам. Понизить горизонта – присел на колено, опять свой сектор следишь. Вперёд – пошли друг за другом. Если минку заметил, идущему следом показываешь, чтоб башкой кивнул, что понял. Говорить ничего не нужно, только руками махай и за руками следи.
Однако! Был в группе паренёк, кликали его Белая кепка, т.к. всё время в белой кепке ходил. Как его не уговаривали её снять – ни в какую. Птичники на дронах по этой кепке всегда в лесу отряд находили – приметная на зеленом фоне. Кроме кепки у парня было много завихрений. Всех уже не упомнишь. Он и под закоренелого зэка косил, пока бывшие зэка ему не объяснили, чтобы он свой рот закрыл. Всех учил уму разуму и спрашивал нет ли у кого запасных трусов. Сигарет у него тоже не было, но стрелял он нагло, как будто все ему должны. Короче, особой любовью не пользовался. Даже инструктора его знали, называли исключительно дебилом, и за его косяки группу не наказывали.
Гарику довелось идти в лес вслед за Белой кепкой. Гарик сразу напрягся, т.к. не знал, чего от этого товарища ожидать, но порадовался, что тот впереди, а не сзади. А то пальнёт ненароком. Сначала всё шло штатно, но потом Кепка исчез. Гарик во главе хвоста с трудом его нашёл и попросил не бегать по лесу, как сайгак, и вовремя подавать сигнал к движению, но Кепка снова исчез. Гарик опять плутал со своим хвостом, выслушивая разные приятные слова в свой адрес. Кепка снова нашёлся, потом снова исчез. Потом Кепке сделал внушение командир группы, которая занималась не разведкой, а поисками друг друга. В итоге, чтобы разобраться где есть группа дали команду занять круговую оборону. Гарик одним глазом следил за Кепкой, но в какой-то момент его не оказалось на месте.
– Ты неправильно оборону держишь, – со знанием дела заметил Кепка, стоя у Гарика за спиной.
– Иди на позицию.
– Ты меня послушай!
– Дебил, ты нам фланг открыл, иди на место!
Белая Кепка пару минут был на месте. Потом снова исчез. Гарик крутил головой в его поисках, наконец, увидел, что Кепка сменил позицию. Гарику тоже пришлось переползти, чтобы держать его в зоне видимости. Вдруг Кепка вскочил и подал команду вперёд. Гарик поднял остальных, и они начали движение. Навстречу выскочил злой как чёрт командир.
– Гарик, какого рожна вы делаете?
– Кепка подал сигнал вперёд.
– Где он, гнида? Всем занять оборону!
Относительно спокойно прошло несколько минут. Началось движение. Гарик не сразу нашёл Кепку – он спал в небольшой лощине. Финиш!
– Запомни, Гарик, – сообщил ему циник. – Дно человеческого дебилизма недостижимо. Забей.
Говорили, что в первые же дни на фронте Кепка стал самострелом и сбежал в госпиталь. Как ему удалось при этом избежать расстрела невероятно, но факт.
Штурмовик, он же пехотинец, в военной машине, по сути, является разнорабочим. Овеянные ореолом славы и мужества, пехотинцы самые бесправные люди на войне. В гражданской среде сложно представить себе кино про штабных, которые занимаются рутинной работой, с минимальным риском погибнуть. Другое дело пехота, которая врывается на позиции противника и крушит всех подряд. Лицом к лицу с врагом, риск, мужество, опасность.
С другой стороны, поговорка – нет ума, иди в штурма – приемлема для военных. Пехотинец находиться в самых тяжёлых условиях. У него нет машины, у него нет бани, у него нет дома. Он живёт в землянках, блиндажах и подвалах. Он грязный, небритый и лысый. У него нет возможности тащить домой кучу трофеев, т.к. он всё возит на своём горбу. Он ночует в мокром спальнике под дождём или вовсе без спальника в сыром и холодном полуразрушенном подвале. Он всегда физически вымотан, т.к. или что-то копает и строит, или тащит на себе боеприпасы под обстрелом.
У пехоты есть плюсы. Обычно, время на боевых не более четырёх месяцев и самые большие премиальные за выполненную работу. Есть один небольшой нюанс: средний срок жизни пехотинца при штурме города двое суток. Двое суток! Слышите вы, которые собрались храбростью своей удивить весь мир? Двое суток! Кто прожил дольше, тот ветеран. За три недели боёв из группы Гарика выкосило почти всех. Остались только спецы, раненные калеки по госпиталям и трупы в мешках и под завалами.
Сама пехота делилась на три группы. Добровольцы с гражданки. Бывшие уголовники, которых выдернули из лагерей, и смертники.
В команды смертников входили неизлечимо больные люди. Их накачивают обезболивающими, готовят три-пять дней и бросают в атаку. После них идут уголовники и добровольцы. У них, по сути разделения нет. Однако в условиях тяжелейших боёв, когда мясо перекручивается с огромной скоростью, всё перемешивается. В батальоны смертников гонят всех подряд, т.к. кому-то надо идти на штурм. Гонят всех. Гонят под страхом расстрела, только вперёд. Обратной дороги нет.
С другой стороны, когда мясорубка набирает обороты, а воевать как-то надо, другого способа, кроме расстрела, заставить людей идти в атаку нет. Конечно, есть мотивированные парни, таких крайне немного. У основной массы населения есть желание жить. Инстинкт самосохранения подсказывает, что зарыться в ямку и лежать, ожидая, когда в тебя прилетит кусок железа, не лучший вариант для продолжения рода. Поэтому лучше бежать как можно дальше. Если тебе предстоит вылезти из ямки и ловить металл прямо грудью, то мотиваций нет совсем никаких. Лучше обратно в ямку, а потом драпать подальше. Подавить инстинкт выживания может только ствол у твоей спины, который здесь не оставляет тебе выбора, а впереди есть маленькая, но надежда. Эта надежда и есть движущая силы атаки.
Нельзя всех подгрести под одну гребёнку, но факт остаётся фактом. Большинство из тех, кто идёт на войну не осознаёт, куда он попал. Осознание порождает страх. Страх – это нормально. Как известно, не боятся только дураки. Но, когда ты пришёл, подписал контракт, дороги назад у тебя нет. «Там впереди коварный враг, рычаги на себя и вперёд!» – Стругацкие, кажется.