Алексей Шишов
Полководцы Петра Великого

На том холме, который венчал братскую могилу, Петр I посадил дуб: он хорошо прижился и был более двух веков памятен для жителей столичного Санкт-Петербурга, затем Петрограда и Ленинграда. В Великую Отечественную войну 1941–1945 годов вековой петровский дуб сгорел. Сегодня первый воинский мемориал России, которому уже более трех столетий (!), представлен шестью шведскими пушками, сохранившимися с тех времен.

Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев после взятия Ниеншанца с малой частью армии пошел на Копорье, тоже старинную новгородскую крепость, превращенную в твердыню немецкими рыцарями-крестоносцами и отбитую у них в свое время князем-воителем Александром Невским. Крепость со стенами, сложенными из дикого камня, усиленная самой природой, не позволяла надеяться на быстрый захват Копорья, стоявшего на полпути от Невы до Нарвы.

Полководец был настроен на осаду Копорья. Он писал Петру I: «Если от бомб не сдадутся, приступать никоими мерами нельзя: кругом ров самородный, и все – плита».

Однако борьбы за Копорье не случилось. Едва прозвучали первые пушечные выстрелы, как комендант крепости, о неустрашимости которого говорили пленные, заявил о сдаче. В донесении о том Шереметев радовал царя: «Слава Богу, музыка твоя, государь, – мортиры бомбами, – хорошо играет: шведы горазды танцовать и фортеции отдавать; а если бы не бомбы, Бог знает, что бы делать». Капитулировавший на почетных условиях шведский гарнизон был отпущен в Нарву.

Посланный далее генерал-фельдмаршалом сводный отряд освободил древний русский город Ям (был переименован в Ямбург). Здесь шведы после недолгого сопротивления тоже сдались: ямский гарнизон получил обговоренное право свободного выхода из крепости и ушел к недалекой Нарве, пополнив собой ее гарнизон.

Сам Шереметев по царскому повелению направился через Эстляндию и Лифляндию к Пскову, по пути разоряя местность и разбивая небольшие шведские гарнизоны. Ожидалась встреча с корпусом генерала фон Шлиппенбаха, но он не рискнул еще раз встретиться с русскими и отступил западнее пути продвижения русских войск.

Полки Шереметева проделали обратный путь в Псков без серьезных боевых столкновений, хотя прошли большую часть Эстляндии и Лифляндии. Военная кампания близилась к завершению, и полководец остановился с главными силами на зимних квартирах в Печерах и окрестностях монастыря, превращенного его трудами в сильную крепость.

Прошедший 1703 год оказался удачен для набиравшейся боевого опыта петровской армии: русские войска взяли Ниеншанц, древнерусские Ямбург (Ям), Копорье и ряд других неприятельских укрепленных пунктов. В Эстляндии штурмом взяли хорошо защищенный город Везенберг. Так Ингрия и значительная часть Эстляндии и Лифляндии полностью оказались в руках русских. Выход в Балтийское море был завоеван, в чем была немалая заслуга полков, подчиненных Шереметеву и им подготовленных воевать. Этот выход предстояло еще защитить и закрепить за Россией.

Надо признать следующее. Полководец Б.П. Шереметев вел войну в Прибалтике так, как ее вели в прошлом воеводы царя Ивана Грозного (на опустошение неприятельской территории, лишение вражеских войск провианта, фуража, свободного передвижения на коммуникациях). То есть, как то ни странно звучит, в Северной войне пригодился опыт войны Ливонской времен царя Ивана Грозного.

В начале войны подобную тактику ведения «малой войны» в псковском приграничье избрали и шведы, но с полной неудачей. Умело расставленные по квартирам шереметевские полки, опираясь на укрепленные Печеры и Гдов, не позволили шведам «разгуляться» в приграничье.

В 1704 году генерал-фельдмаршал Шереметев во «второй Нарве» не ходил на первых ролях: русской армией, осаждавшей и бравшей крепость, победоносно командовал сам государь. Он отправил Бориса Петровича во главе 21 тысячи войск брать древний город-крепость Юрьев (Дерпт, ныне Тарту, Эстония). Петровский приказ гласил кратко: «Извольте, как можно скоро, иттить со всею пехотою под Дерпт».

За этим указом вчерашнему боярину-воеводе последовали еще два грозных царских напоминания: «Конечно, не отлагая, с помощию Божиею подите и осаждайте». «Еще в третье, подтверждая, пишу – конечно учини по вышеписанному, и пиши немедленно нам».

Шереметев, как всегда не спешивший выступать в еще плохо подготовленный поход, будь то малый или большой, отвечает царю уклончиво в письме от 16 мая: «В поход я к Дерпту збираюсь и, как могу скоро, так и пойду».

Отписка, разумеется, имела под собой веское в условиях войны обоснование. Однако царь Петр I снова не может скрыть своего раздражения затяжкой похода на Дерптскую крепость: «Немедленно извольте осаждать Дерпт; и зачем мешкаете, – не знаю».

Шереметев, совершив трудный для пехоты и полковой артиллерии переход, осадил сильный крепостной Дерпт, который был взят при участии Петра I. Изначально это был древний Юрьев, построенный в 1030 году великим князем Ярославом Мудрым. Гарнизон (вместе с вооруженными горожанами-ополченцами) насчитывал до пяти тысяч человек. Город защищали 132 орудия крупного калибра, установленных на шести бастионах. Осаждавшие имели артиллерии числом в два с половиной раза меньше: 24 пушки и 22 мортиры. К тому же это была не осадная, а полевая артиллерия гораздо меньших калибров.

Дерптский гарнизон капитулировать даже на почетных условиях, с правом выхода из города, не собирался. Крепостные стены и башни загодя были подновлены, равелины выдвинуты в поле, рвы перед ними полны воды. С запада город надежно обороняла полноводная река Эмбах, с юга – обширное моховое болото.

Начались привычные осадные работы. Из крепости велся беспрестанный артиллерийский огонь, немало досаждавший русским, особенно землекопам. Шведы пушечных зарядов не жалели, имея их запас «изрядный». Пришлось работать ночами. Борис Петрович писал: «Как я возрос, такой пушечной стрельбы не слыхал».

Русские отвечали огнем из пушек и мортир, но нанести серьезные повреждения укреплениям Дерпта они не могли. Впрочем, взаимная бомбардировка в ходе осады этой королевской крепости эффективностью не отличалась, поскольку серьезных потерь в людях она сторонам не принесла.

Осажденных откровенно пугал ход осадных работ, которые русские вели с большой настойчивостью. В конце июня шведский гарнизон совершил сильную вылазку с целью засыпать близко подведенные к бастионам апроши и лишить противную сторону части шанцевого инструмента. Поначалу в стане осаждавших от такого неожиданного хода дерптского гарнизона произошло смятение. Но русская пехота быстро пришла в себе, пошла в контратаку и отбила вылазку: шведы, с потерями и мало сделав из желаемого, укрылись за крепостной оградой.

Петр I, прибывший к Дерпту 2 июля, приказал Шереметеву поставить осадные батареи на краю болота для обстрела городских «Русских ворот» с башней и за рекой, на берегу Эмбаха. Крепость обстреливали двухпудовыми ядрами и фитильными бомбами. Гренадеры полка Ивана Жидка стали гатить болото связками хвороста, чтобы начать штурм крепостной ограды там, где шведы этого никак не ожидали. Они перетащили сюда часть орудий с других мест, но сбить стреляющие осадные батареи не смогли.

Следует заметить, что царь, ознакомившись с ходом осадных работ, был недоволен тем, как они ведутся: «Все негодно, и туне людей мучили». Он указал генерал-фельдмаршалу ошибку в организации осады: Шереметев приказал вести апроши к самым мощным стенам и бастионам крепости. Генерал-фельдмаршал резонно отвечал царю, что в этом месте, мол, сухо, а в других местах много воды в почве: сочившаяся вода заливала апроши.

Озабоченность Петра I была вполне объяснима: шереметевские полки ожидались под осажденной Нарвой, где требовалось участие всей полевой армии. Там же не хватало и артиллерии, особенно крупных калибров. Поэтому крепость Дерпт требовалось побыстрее взять. Только одним этим известием можно было нанести моральный урон стойко державшемуся нарвскому гарнизону.

Дерпт пал благодаря его усиленной артиллерийской бомбардировке. При виде усиленно завершавшихся осадных земляных работ и начале штурма в ночь на 13 июля шведский гарнизон счел за лучшее для себя выкинуть белые флаги. Комендант выслал четырех барабанщиков бить «шамад» – сигнал сдачи, но их в суматохе начавшегося приступа убили. И только трубач с замковой башни остановил русских, уже ворвавшихся в город и ведущих уличные бои.

Потери победителей за время осады составили 317 человек убитыми и 400 ранеными. Шведы потеряли 811 убитыми и 1388 ранеными. Трофеи в виде большого числа орудий не впечатляли: многие из них были старых образцов и годились только на переплавку в «артиллерийский металл». Остатки гарнизона были отпущены: офицерам оставили шпаги, трети солдат – ружья без зарядов. Шведы уходили с семьями, личным имуществом. Им разрешили взять на дорогу необходимый провиант. Почетными трофеями стали знамена и музыка – литавры, трубы, барабаны (они еще послужат петровской армии).

Через несколько дней, 17 июля, Петр I уехал назад, к осажденной Нарве. Он приказал Шереметеву, оставив в Дерпте должной силы гарнизон, идти с полками туда же. Но тот заболел и долго не мог сняться с места. Он привел войска в осадный лагерь с запозданием, но за это оправдываться ему перед государем не пришлось.

Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев участвовал и во «второй Нарве», но только в ее последней фазе. Гарнизон крепости, которым командовал все тот же Хенинг Рудольф Горн, но уже генерал-майор, насчитывал 4555 человек при 432 орудиях. Стоявший на противоположном берегу Наровы крепостной Ивангород имел на вооружении 128 орудий; его гарнизон был немногочисленным. Но использовать всю их огневую мощь генерал Горн не мог: в крепости оказалось всего 300 человек обученной артиллерийской прислуги. Большую часть орудий обслуживали пехотные солдаты, и об эффективности их стрельбы рассуждать не приходилось.

После высокомерного отказа Горна сдать крепость на почетных условиях ее подвергли бомбардировке, которая велась и в светлое, и в темное время суток. Часть крепостных бастионов разрушалась каждодневно сосредоточенным огнем русских батарей. Осажденные уже не успевали по ночам заделывать бреши бревнами и камнями, а днем такой относительно безопасной возможности они не имели.

В обстреле Нарвской крепости участвовали собранные под ее стены 66 пушек крупных калибров и 34 тяжелые мортиры. В ходе «второй Нарвы» русская осадная артиллерия не испытывала недостаток в боезарядах, о чем Шереметев заботился вместе с царем. Сотни и сотни подвод ежедневно тянулись к осадному лагерю и обратно на Новгородчину и Псковщину. И качество пушечного (равно как и ружейного) пороха было намного лучше, чем в недалеком 1700 году.

Сложность организации бомбардировки Нарвской крепости состояла не столько в том, чтобы «выпалить» с известной меткостью многие тысячи ядер и бомб, а в том, чтобы своевременно доставить в осадный лагерь под Нарвой эти десятки тысяч пудов металла и пороха. И вся эта масса артиллерийских снарядов была «брошена» на вражескую крепость в считанные дни. По приказу командующего тысячи солдат занимались осадными работами, в том числе и возведением артиллерийских батарей.

Командовал русской артиллерией генерал-майор Яков Вилимович Брюс, прямой потомок королей Шотландии, родившийся в Москве в семье эмигранта, которого на родине ожидал топор палача. Брюс стал правой рукой командующего армией в ходе борьбы за крепость Нарву. Артиллерийский генерал за свои знания и способности был любим царем Петром I, от которого получил монопольное право торговли в России «никоцианской травой», то есть табаком. До Петра I табак считался на русской земле «богомерзким зельем».

В ходе всей осады не снималась угроза высадки шведского десанта для помощи крепостному гарнизону. Русские береговые батареи сильным огнем дважды отгоняли от устья Наровы королевский флот (во втором случае он состоял из 52 вымпелов) под флагом вице-адмирала де Пруа (Депруа) с многочисленным десантом на борту. Шведы под ядрами и в ожидании картечных залпов в упор высаживаться на берег не захотели. Королевскому флотоводцу пришлось уйти в Ревель и больше не делать попыток оказания помощи осажденной Нарве.

Потери в судах у вице-адмирала де Пруа все же были: три тяжелогруженные провиантом для нарвского гарнизона купеческие барки во время шторма сели на мель у самого берега. Суда и их груз (бочки с сельдями и солониной) стали трофеями русских. Для крепостного гарнизона это была плохая новость, на которую они ответили вылазкой эскадроном кирасир, атаковавшим русские шанцы.

Сильная своими фортификациями крепость Нарва пала на десятый день ее осадной бомбардировки. Петр I обязал генерал-майора Я.В. Брюса пробить бреши в двух бастионах: Глория и Гонор. Начальник артиллерии русской армии не знал отдыха, направляя огонь осадных батарей. 6 августа был разрушен хорошо вооруженный бастион Гонор. Неожиданно и для шведов, и для русских в девять часов утра целый фас бастиона с бруствером, валом и стоявшими на них пушками «опрокинулся в ров».

В тот же день осадные батареи сосредоточенным огнем совершенно разрушили бастион Виктория. Из 70 орудий, стоявших на этом бастионе, 69 (!) оказались выведенными из строя. Сильно пострадал и бастион Глория. От метких попаданий бомб и ядер крепостной арсенал превратился в груду развалин.

9 августа в 2 часа дня русские пошли на самый решительный приступ, в котором участвовало 1600 человек (больше охотники-добровольцы), разделенных на три штурмовые колонны. Из осадного лагеря вывели все войска, готовые поддержать атакующих: они были выстроены перед крепостью. Победный штурм Нарвы – древнерусского Ругодива – длился всего 45 минут. Победа далась ценой жизни 359 участников приступа.

Вскоре вслед за Нарвой капитулировал и гарнизон Ивангорода, стоявшего на противоположном берегу Наровы. Взятые здесь трофеи были огромны: 95 пушек, 7 мортир, 4 гаубицы, 22 дробовика, 16 тысяч ядер, много пороха, картечи, свинца, селитры и прочих воинских припасов. В итоге «второй Нарвы» русской армии почти не досталось только одного: провиант у шведов заканчивался.

В этих двух последних победах русской (Дерпт и Нарва) Борис Петрович Шереметев официально значился (по документам и даже в царских распоряжениях) главнокомандующим русской армией, хотя фактически во главе ее стоял сам государь. Петр I для непосвященных людей на Северной войне оставался «в тени» назначенного им предводителя армии России. Впрочем, недавний ближний царский боярин никогда не забывал при исполнении обязанностей главнокомандующего «своего места». Забываться ему было опасно, как, впрочем, и другим высоким лицам в государстве и армии.

В ноябре 1704 года генерал-фельдмаршал получил царский указ выступить с полками в Литву через Курляндию. Ему предстояло действовать против корпуса генерала графа Адама Людвига Левенгаупта, «когда реки станут», то есть с наступлением холодов. Левенгаупт, как рижский генерал-губернатор, умело командовал королевскими войсками в Курляндии и у Карла XII считался одним из лучших военачальников. Поэтому он был опасным соперником.

Шереметев смог выступить в поход из Пскова лишь в конце декабря. Три недели спустя, по зимним дорогам, он прибыл в неблизкий Витебск и, поскольку фуража на дальнейшее походное движение у него для тысяч лошадей уже не было, остановился на зимних квартирах на Витебщине, собираясь там остаться до конца весны.

Это вызвало большое неудовольствие Петра I, который прислал к Шереметеву свое доверенное лицо – генерала А.Д. Меншикова. Тот привез ему жесткое царское распоряжение: оставить под своим командованием драгунскую кавалерию и иррегулярную конницу, а во главе всех пехотных полков поставить наемника барона Георга Бенедикта Огильви, фельдмаршала на русской службе.

Потрясенный Шереметев до того расстроился такой царской немилостью, что слег в постель. Но все разрешилось для него как нельзя удачно. Царь по совету своего любимца Алексашки Меншикова оставил в высшем командовании армией все по-старому, доказывая в письме преданному ему генерал-фельдмаршалу: «Зделал то не для какого Вам оскорбления, но ради лучшего управления».

В Витебске Б.П. Шереметев закончил подготовку похода против Левенгаупта. Его войска двинулись в Курляндию: армейский авангард разгромил и «истребил» шведский гарнизон города-крепости Митавы, который не успел получить помощи от рижского генерал-губернатора. Но удерживать за собой курляндскую столицу Митаву с ее крепким замком русские не стали.

Однако после этого несомненного успеха Шереметева ожидало обидное поражение в полевой баталии. 15 июля 1705 года королевский генерал Левенгаупт в Курляндии в бою у Мур-мызы (в окрестностях Гемауертгофа) одержал верх над русским генерал-фельдмаршалом. Тот не был разбит, но отступил. Сам отступил перед врагом. Дело обстояло так.

Шведские войска первыми начали бой, находясь на выгодной для себя позиции. После ряда взаимных атак русская драгунская кавалерия отбросила шведов от Мур-мызы. Но вместо того чтобы преследовать начавшего отступление неприятеля, драгуны стали грабить его большой обоз. Опытный в войнах Левенгаупт воспользовался таким удобным случаем и в полном порядке отошел на новую позицию. От Мур-мызы отступил и Шереметев вместе со своими расстроенными полками.

На следующий день, 16 июля, шведы, наступая, ворвались в оставленный русскими без прикрытия обоз, завязали там бой, выиграли его и взяли 13 пушек и 10 знамен. В том двухдневном деле у Мур-мызы стороны понесли большие потери в людях, но их оказалось заметно больше у королевского генерала, хотя он и посчитался победителем.

Шереметев остро переживал неудачу. В его полководческой биографии она была, по сути дела, второй после «конфузии» под Нарвой в 1700 году. И он стал деятельно приводить свои отступившие войска в должный порядок. К слову говоря, после Мур-мызы его соперник генерал Левенгаупт разумно не спешил еще раз скрестить свое оружие с Шереметевым.

Царь Петр I не осудил тогда своего полководца с опытом старомосковского воеводы за потерю под Мур-мызой тринадцати пушек. За утрату же пушек государь всю войну карал строго. Наоборот, он, на этот раз сдержавшись, постарался его спокойно и мудро ободрить, написав Борису Петровичу в личном письме такие добрые слова:

«Не извольте о бывшем несчастье печальны быть, понеже всегдашняя удача много людей ввела в пагубу».

После поражения у Мур-мызы русские войска, быстро оправившись и приведя себя в порядок, ответным ударом в сентябре взяли столицу Курляндии город Митаву (ныне Елгава в Латвии) и крепостной Бауск. Командовал их обладанием сам царь Петр I. Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев стоял в это время во главе сильного заслона на дорогах между Ригой и Митавой, чтобы не выпустить из Риги Лифляндский корпус местного губернатора Левенгаупта на помощь этим двум крепостям. Тот пойти на прорыв из Риги так и не решился.

…1705 год вошел в полководческую биографию Б.П. Шереметева «астраханской страницей». Летом этого года, в ночь на 30 июля, в городе-крепости Астрахань вспыхнуло восстание стрельцов, к которым присоединились горожане, солдаты, беглые и работные люди. Восстание с деятельным участием старообрядцев было вызвано ростом налогов и введением новых поборов (с бань, погребов, печей, с производства пива и браги) и началось после объявления запрета на ношение русского платья и бород (и разрешения их носить за большую плату).

Восставшие, ворвавшись в астраханский Кремль, убили воеводу Тимофея Ржевского (отличавшегося редкой алчностью и жестокостью) и около 300 приказных людей, гарнизонных офицеров и иноземцев. Крепость оказалась в их руках надолго. Астраханцы создали свое земское управление, которое отменило поборы с горожан.

К восстанию в Астрахани присоединились города Черный Яр, Красный Яр, Терки (Терек), Гурьев. Попытка поднять донское казачество успехом не увенчалась: донцы отказались поддержать астраханцев. Отряды атаманов Дериглаза (900 стрельцов) и Хохлача безуспешно пытались взять Царицын: его гарнизон устоял от «воров».

Встревоженный Петр I направил на подавление астраханского восстания немалые числом войска, в том числе и из действующей армии, во главе которых поставил генерал-фельдмаршала Шереметева. Калмыцкий хан Аюка по царскому повелению привел 20-тысячную конницу. Борис Петрович прибыл на место в начале следующего года и, по желанию царя уладить дело миром, без крови, устроил осаду Астрахани и отказался от ее штурма со всеми вытекающими отсюда последствиями. Шереметев отправил в мятежный город грамоты с объявлением от имени государя прощения и помилования в случае, если восставшие сложат оружие. В стане восставших началось разложение: богатые астраханцы и стрельцы высказались «за помилование», «голь» на помилование не надеялась.

В марте 1706 года город-крепость у устья Волги после упорного сопротивления (восставшая Астрахань держалась семь месяцев) и артиллерийской бомбардировки сдался. Царские войска заняли Кремль. Вооруженной рукой без большого труда были подавлены восстания и в других местах: падение Астрахани сломило дух восставших.

В результате проведенного розыска от пыток и казней погибло 365 повстанцев, много людей сослано на каторгу и в ссылку, наказано кнутом и «железом». Главный розыск проводился в селе Преображенском, куда были доставлены закованные «в железо лутчие воры».

В письмах к Петру I родовитый Б.П. Шереметев, недавний боярин и владелец многих тысяч «крепостных душ», изобразил дело так, что астраханские «воровские люди» вышли «с пушки и знаменны» против него, и он вынужден был открывать ответные военные действия. Впрочем, царь хвалил в письмах близкого к нему человека за усердие. Направляя его в Астрахань, он во всем полагался на верность долгу главнокомандующего армией.

Известно, что Борис Петрович не очень охотно выполнял это царское повеление, за что мог запросто попасть в немилость. Шереметев в жизни всегда тяготился подобными поручениями монархов. Более того, он не сумел уладить астраханское «воровское» дело миром и с малой кровью, но казни были не его рук делом.

Самодержец Петр I писал ему: «За который ваш труд Господь Бог вам заплатит и мы не оставим…» Он поздравлял своего верноподданного с «изрядным триумфом». Еще бы, внутри воюющего Московского царства снова установилась прежняя тишина, не мешая государю и созданной им регулярной армии «трудиться против шведа».

Наградой за «умиротворение» Астрахани генерал-фельдмаршалу стал… графский титул (данный впервые в истории России!) и высочайшее пожалование в личную собственность целой Юхоцкой волости и села Вощажниково с более чем двумя тысячами (точнее – 2400) дворов крепостных крестьян. Так новоиспеченный граф стал одним из самых богатых землевладельцев среди «птенцов гнезда Петрова».

Царские милости действительно были щедры и «высоки». Но, по утверждению многих отечественных исследователей, мало чем подтверждаемых, государь «всея России» остался недоволен действиями Шереметева в «астраханском мире»: тот жесткостью при подавлении восстания не блеснул и «государево дело» опять затянул.

…В действующую армию генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев вернулся с Нижней Волги в конце 1706 года. Ему в командование были отданы пехотные полки, вставшие на зимние квартиры в украинском городе Остроге и его окрестностях, на полпути между Киевом и Львовом. То есть под командование генерал-фельдмаршала с графским титулом была отдана большая часть петровской армии.

Будущий обладатель фельдмаршальского жезла А.Д. Меншиков с драгунской кавалерией стоял у Жолквы северо-западнее Львова. У Полоцка располагался корпус генерала барона Л.-Н. Аларта, наблюдавший за действиями генерала А.Л. Левенгаупта, который с Лифляндским корпусом мог выдвинуться из Риги. Строящийся Санкт-Петербург по-прежнему надежно оберегали полки Ф.М. Апраксина. Таково было расположение военных сил России на театре военных действий.

К тому времени разбитый шведами польский король Август II Саксонский изменил Северному союзу, подписав с Карлом XII в Альтранштадте сепаратный мирный договор. Наемный фельдмаршал Огильви был уволен с русской службы. Россия оказалась одна против Швеции: ее воинственный король Карл XII заговорил о Московском походе уже вслух. Это была уже реальная опасность вторжения главной королевской армии в российские пределы.

Перед русской стороной встал вопрос: как воевать дальше? На военном совете в конце декабря 1706 года в небольшом местечке Жолкве царь Петр I утвердил план, предложенный Борисом Петровичем Шереметевым: против начавшей наступление на московском направлении вражеской армии стала применяться тактика «выжженной земли», известная еще с древних времен. То есть «оголаживался мост», по которому могли бы пройти шведские войска в своих главных силах.

Генеральная баталия задумывалась «при своих границах», когда для нее сложилась бы благоприятная обстановка. Все военные события 1708 – начала 1709 года стали фактической предысторией Полтавской битвы, генерального сражения двух противоборствующих армий. В ее подготовке генерал-фельдмаршал граф Б.П. Шереметев сыграл одну из главных ролей. Сама судьба петровского воителя готовила его к тому самому яркому для русского оружия в Северной войне событию.

Главные силы русской армии, ее большая часть (57 с половиной тысяч человек) под командованием Шереметева расположились у белорусского города Борисова. В то время у полководца, выступавшего против раздельного командования пехотой и кавалерией, возникли серьезные разногласия с царским фаворитом генерал-лейтенантом А.Д. Меншиковым, который встал во главе сильной по составу драгунской кавалерии русской армии. Они продолжались и дальше, но не мешая общему делу. Царской волей граф Борис Петрович продолжал командовать пехотой главных армейских сил.

Их серьезное столкновение во мнениях ведения войны против пришедшей в движение главной королевской армии случилось на военном совете в белорусском селе Бешенковичи (юго-западнее Витебска) в начале марта 1708 года. Там генерал-фельдмаршал граф Б.П. Шереметев выступил против плана, предложенного царским фаворитом в чине генерал-поручика. Суть его сводилась к следующему: русская полевая армия должна была отступать перед Карлом XII, разоряя местности, по которым должны были пройти шведы, а драгунская кавалерия с иррегулярной конницей – нападать на наступающего врага с флангов и тыла.

Борис Петрович соглашался с отступлением к черте российской государственной границы. Но в ожидавшихся боевых действиях он был принципиально против разделения в полевой армии пехоты и кавалерии, да еще под командованием людей, не подчиненных один другому. Петр I тогда решать эту проблему не стал, имея на то «свой резон». Дело видится в том, что своей решительностью Меншиков выгодно отличался от Шереметева. Это было действительно так.

К весне 1708 года русская армия занимала широкий фронт прикрытия государственной границы: от Ингрии до Украины. На севере, в Ингрии стоял сводный корпус Ф.М. Апраксина (24,5 тысячи человек), прикрывавший Санкт-Петербург. В городе Борисове – армия Б.П. Шереметева. За Ригой, где был сосредоточен Лифляндский корпус генерала Левенгаупта, наблюдал отдельный 16-тысячный корпус Р.Х. Боура (Бауер, Баур, Боуер). На Украине стояли гарнизонами в Киеве, Чернигове, Нежине, Переяславле войска князя М.М. Голицына. Никто из них серьезных резервов не имел, подать помощь в трудные дни своевременно подать было нельзя из-за дальности расположения войск.

Исходя из этого расположения сил русской полевой армии, главная роль в отражении ожидавшего нашествия Карла XII отводилась войскам Шереметева. Именно они на то время прикрывали собой московское направление, то есть путь к Смоленску. В этом выражалось большое доверие царя Петра I к полководческому дарованию Бориса Петровича, уже привыкшего к графскому титулу и все также не любившего вспоминать «про Астрахань». Он тем «государственным делом» в своей жизни никогда не гордился, в особенности при царском дворе.

Приближаясь к границам России, король Карл XII лишний раз блеснул своим редким умением водить армию по чужой территории. Он сумел обмануть бдительность генерал-поручика А.Д. Меншикова, перейдя реку Березину в неожиданном для того месте и начав движение к Днепру. Русские войска отходили перед шведами, но контакта с ними не теряли, отслеживая каждое их движение и соответственно маневрируя, каждый раз оставляя за своей спиной прямой путь на Москву. Здесь Борис Петрович показал себя искусным тактиком, к советам которого царь всегда прислушивался.

Русская армия по линии реки Бабич перекрыла шведам путь. Но занятая ею позиция оказалась слишком растянутой (более чем на 10 верст) и в итоге неудачной для сражения. Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев во главе тринадцати пехотных полков и одиннадцать драгунских Меншикова занимали правый фланг, который посчитали самым опасным местом позиции. Здесь сосредоточилась большая часть армейских сил. В центре встали девять пехотных (дивизия) и три драгунских полка князя Репнина. Левый фланг защищался десятью драгунскими полками князя Голицына.

По условиям лесистой местности, да еще с болотами, оба фланга оказались отрезанными от центра позиции и своевременно оказать ему помощь не могли даже кавалерией. Но другой береговой черты здесь не находилось, а за спиной армии уже протекал Днепр. Думается, что ее главнокомандующий все это понимал, но отходить дальше не мог, не имея на дальнейший отход перед неприятелем одобряющее царское слово. Иначе говоря, у полководца Шереметева иного выбора места не виделось, да и к тому же позицию у Головчино утвердил военный совет. То есть ответственность за итог дела была общая.

Карл XII смог разведать головчинскую позицию русских и определить ее самое слабое место – центр. Шведы без противодействия противной стороны 3 июля 1708 года перешли здесь реку Бабич и под прикрытием сильного артиллерийского огня атаковали по фронту дивизию князя А.И. Репнина. Она оказала стойкое сопротивление, но, расстреляв почти весь носимый запас патронов и не получив своевременной помощи от соседей, с малыми потерями в людях отступила в лес. Поле боя у Головчино осталось за шведами, которые продолжить наступление тогда не смогли.

В это время, когда шел головчинский бой, генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев ожидал атаки на своем правом фланге, что и помешало ему своевременно поддержать частью своих сил Репнина. Флангам русской армии после прорыва центра позиции пришлось организованно отступить. 5 июля русская армия перешла Днепр и встала на новую, «отсечную» позицию на московском направлении.