Алексей Шишов
Полководцы Петра Великого
Войско Шереметева возвратилось в Псков 4 января 1702 года, куда ранее «добежали» легкоконные вестники. Его встречали колокольным звоном, молебным пением, пальбой из крепостных пушек и старинных пищалей и «мелкого ружья».
Переоценить моральное значение Эрестферской победы в самом начале Северной войны было трудно. Нарвское поражение в сознании россиян после Эрестфера начало уходить в прошлое: пришла первая большая победа. Тем самым был развеян миф о непобедимости «свеев». Несказанно обрадованный известием о славной виктории царь Петр I восторженно писал:
«Мы дошли до того, что шведов побеждать можем; пока сражались двое против одного, но скоро начнем побеждать их и равным числом…»
«Слава Богу! Мы можем, наконец, бить шведов!..»
В Москве, как в древнем Пскове, на радостях звонили колокола кремлевских храмов, монастырей и уличных церквей. В кремлевском Успенском соборе провели торжественное молебствие. Палили из 100 (!) пушек, а вечером был праздничный фейерверк. От имени царя-батюшки простой люд угощали вином, пивом и медом. Привезенные Шереметевым-младшим в столицу трофейные знамена и штандарты вывесили на башнях Московского Кремля для всеобщего обозрения. Огромный город ликовал не один день.
В столице, помимо ставших традиционными салютов, пиров и угощений, царские власти устроили для люда любого звания нечто вроде общедоступного театра. Первопрестольная Москва такого театрализованного представления в своей многовековой истории еще не знала. Человек из Посольского приказа Желябужский писал о нем в таких словах:
«А на Москве, на Красной площади для такой радости сделаны государевы деревянные хоромы и сени для банкета; а против тех хором на той же Красной площади сделаны разные потехи; и ныне стоят».
За эту такую нужную победу генерал-фельдмаршал Борис Петрович Шереметев был награжден недавно учрежденным орденом Святого апостола Андрея Первозванного. Награду ему в Псков привез из Москвы царский посланец, петровский фаворит Александр Данилович Меншиков, тоже в будущем генерал-фельдмаршал. В походном журнале полководца Петра Великого сохранилось описание этой орденской награды:
«…Знак золотой с алмазы, внизу того знака крест кавалерский Святого апостола Андрея с цепью золотою, ценой в 2000 рублей».
Царских пожалований удостоились, пожалуй, все участники Эрестферского дела. Разные награды получили все шереметевские офицеры. Всем солдатам выдано было наградных по серебряному рублю с профилем государя. Такие рубли впервые были отчеканены на Московском монетном дворе вместо прежних денег. Трофейные шведские знамена еще долго висели на Спасской башне Кремля в знак признательности Борису Петровичу Шереметеву. Таково было царское пожелание.
…Кампания 1702 года для русского оружия началась и закончилась большими успехами. В июне русские лодочные отряды разбили шведские флотилии, состоявшие из гораздо больших судов с пушечным вооружением, на Чудском и Ладожском озерах. Их остатки бежали по реке Нарове и больше не возвращались. В августе будущий генерал-адмирал русского флота Федор Матвеевич Апраксин на реке Ижоре разгромил корпус генерал-майора барона Адама Кронгиорта.
Эта победа была примечательна тем, что барон Кронгиорт пользовался большим расположением короля Карла XII как опытный военачальник, способный самостоятельно решать серьезные задачи. С 1700 года лифляндский барон как «храбрый генерал» командовал шведскими войсками на границах Ингрии и Карелии.
Но самую удачную операцию третьего года Северной войны для русского оружия опять провел генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, о полководческом первенстве которого в рядах петровской регулярной армии спорить не приходилось. Еще с зимы он стал готовить свои полки к новому большому походу «за рубеж». Впрочем, и он, и Петр I прекрасно понимали, что сил у России еще недостаточно для проведения широких наступательных операций. Пока можно было предпринимать только отдельные рейды, походы, удары, надеясь на их удачу.
Обладатель фельдмаршальского жезла настойчиво и заранее запрашивал у царя Петра I о том, как ему действовать в наступившей военной кампании: «Как весну нынешнюю войну весть, наступательную или оборонительную?»
Государь отвечал, тоже проявляя известную осторожность: «С весны наступать оборонительно». Борис Петрович сказанное в Москве государево слово понимал: оба были в ответе за то, как идет война со «свеями». Весь вопрос был в том, как бы чего «дурного» не случилось.
Петр I по дипломатическим каналам, конечно, имел больше полезной информации о том, как на разных театрах идет Северная война, что позволяло ему выстраивать стратегию России в ней. Находясь весной в Архангельске, узнал, что главная королевская армия во главе с Карлом XII выступила в поход на Варшаву. И тем самым Шлиппенбаху в Лифляндию он подкреплений не пришлет. Отсюда напрашивался верный вывод: воевать нужно идти в Лифляндию, «истинный час для того пробил».
Знающий Шереметев только одобрил такое решение, чувствуя по всем признакам, что шведы «за рубежом» напротив Псковщины теряют силу и потому серьезных «диверсий» от них уже ждать не приходилось. Он, как и раньше, медленно собирался в уже назначенный царем поход. А дел было у него как командующего действительно много. Полки укомплектовывались до полного штата людьми и лошадьми, подбирались офицерские кадры, запасались боевыми припасами.
Шереметев в третью кампанию войны действовал более уверенно, чем в предыдущие кампании: на нарвское «прошлое» он уже не оглядывался и все так же не делал спешки, даже если его поторапливал сам царь. Его войско (корпус) выступило в новый поход из Пскова 12 июля, имея в своем составе 18 тысяч человек. На этот раз в его составе иррегулярных сил (конницы) имелось всего 3 тысячи человек, а пять шестых это были солдаты и офицеры регулярной армии, на обучение которых ушла вся зима и вся весна. Генерал-фельдмаршал позаботился о «сколачивании» воинских коллективов – рот и эскадронов, орудийных расчетов и полков.
Шереметевские полки шли «за рубеж» уже знакомыми дорогами опять в Лифляндию. Шведы теперь не имели возможности прикрывать границу сильными «партиями», предпочитая встречать русских достаточно далеко от нее. Чаще всего это делалось под стенами городов с крепостной оградой. Из разных источников Борис Петрович знал, что его соперник граф Шлиппенбах зиму провел в Дерпте и его окрестностях и свои полки оттуда он никуда не перемещал. В Дерпт всю зиму к нему шли пополнения, но в силу известных условий значительными они быть не могли.
Летом 1702 года генерал-майора графа фон Шлиппенбаха, имевшего под командованием уже 13-тысячный корпус (называются и другие цифры), постигло новое сокрушительное поражение под мызой Гуммельсгоф, юго-западнее Дерпта. Он потерял почти всю свою пехоту (около 5,5 тысячи человек), полевую артиллерию и все знамена. От прежнего превосходства над русскими не осталось и следа. Гуммельсгофские события развивались следующим образом.
Ради предосторожности Шереметев 17 июля выслал вперед конную «партию». За «трудною переправою» через реку она с налета разбила шведский аванпост – эскадрон кавалерии. В коротком бою он был разбит, в плен попали два офицера (в том числе командир эскадрона) и 27 рейтар. Стоявший у Сайга-мызы генерал Шлиппенбах, узнав о приближении русских и результате состоявшегося боя, в спешке, бросив часть багажа, отошел к мызе Гуммельсгоф и занял там более удобную позицию. «Неприятель во ордер баталии против наших построился».
Шведы мост «через реку Амовжу разрубили» и поставили там несколько пушек («караул») для защиты переправы. Подошедший к реке шереметевский авангард «отбил» вражескую заставу от реки. Мост был быстро починен, поскольку его до конца разрушить не успели, и вперед выслана легкая на подъем иррегулярная конница (калмыки и казаки). Главные силы русских войск «за оными следовали чрез великие три переправы и неприятеля дошли при мызе Гумиловой от тоя реки в 15-ти верстах».
Сражение 18 июля 1702 года началось с того, что кавалерия шведов напала на выдвигавшийся авангард большого полка Шереметева, потеснила его и взяла несколько пушек, не успевших стать на позицию. Самоуверенный Шлиппенбах начал было праздновать успех, но рано.
Затем начались настойчивые атаки двух русских драгунских полков, которые, в свою очередь, стали теснить противника, и ход битвы для сторон уравнялся. Когда к месту битвы подоспели спешившие на звуки боя шеремевские полки пехоты, то первая же их дружная, решительная атака имела полный успех. К тому же удачно действовали русские пушкари, выигравшие артиллерийскую дуэль у противника.
Шведы не выдержали этой атаки и в панике обратились в бегство. Королевская кавалерия оставила пехотинцев без прикрытия, смяла их на пути своего бегства, и те были почти все истреблены в рукопашном бою. Русские на поле боя «артиллерию, знамена и обоз взяли». Победители насчитали на поле битвы до 5 тысяч убитых, в плен попало 338 человек. Таков был урон шведского корпуса в людях, «кроме ушедших в леса». Трофеями стали 6 пушек и 7 мортир.
Драгунские полки вели преследование в «несколько миль», после чего возвратились с пленными к мызе Гуммельсгоф, которая на время стала штаб-квартирой генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева и его тыловой базой. Отсюда он 22 июля выступил с войсками после «опустошения» края по Рижской дороге «жилыми местами» «до озера Вильяна».
В городе Пернове (Пярну), стоящем на берегу Балтийского моря, королевский военачальник граф Шлиппенбах собрал не более трех тысяч беглецов. Остальные полегли на поле боя или рассеялись без особых надежд вернуть их в строй королевской армии. Собрать хотя бы какую-то небольшую часть разбежавшихся местных ополченцев он не смог: «в лесах и болотах осталось 5490».
После Гуммельсгофской победы рассылаемые во все стороны летучие отряды стали опустошать Лифляндию и Эстляндию, до того богатые провинции Шведского королевства. Налеты проводились на богатые мызы и старинные рыцарские замки, которые часто имели защитников. Провиант, который было невозможно забрать с собой, подвергался уничтожению (обычно его предавали огню); брались пленные. Коммуникационные линии шведских гарнизонов были разрушены.
«Легкие» отряды, рассылаемые Шереметевым по дорогам, опустошали, в соответствии с законами войны, местный край. Он задержался здесь на целых два месяца, тогда как зимой прошедшего года – только на десять дней. За эти два месяца шведские крепостные гарнизоны так и не собрались с мужеством выйти в поле и сразиться там с противником. Король Карл XII и более близкий Стокгольм оказались глухи ко всем посланиям из Лифляндии и Эстляндии о военной помощи.
За время летнего похода генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев захватил две крепости – у мызы Менза и в городе Мариенбург. И та, и другая были взяты, когда русские войска пошли «в Керепецкую мызу и далее по Мариенбургскому тракту». «По скаске взятых языков» там «обреталось неприятельских людей число немалое».
5 августа Шереметев направил к мызе Менза (там во главе гарнизона крепости сидел подполковник Вильгельм) драгунский полк полковника В.Д. Вадбольского (Вадбальского). Тот, когда подошел к мызе, то увидел рядом огромный «каменный дом с земляной крепостью и палисадами», которую сразу же осадил. Генерал-фельдмаршалу Вадбольский послал донесение, что своим полком «он ее один достать не может».
6 августа Шереметев пришел сам с полками к мызе Менза. Крепость была обстреляна из пушек. Под прикрытием пушечной пальбы драгуны, «подшед под палисады, подсекли оныя и, забросав ров, деревянное строение зажгли». Так начинался штурм, и гарнизон крепости с комендантом, «видя свое изнеможение», предпочел капитулировать, о чем барабанщик «начал бить шамад». «Во оной крепостице» было взято 158 человек, 4 пушки с «амуницей и всякими воинскими припасами».
В Мензе стало известно, что в недалеком городе Вальмер находится королевский отряд в тысячу человек с пушками. Шереметев отрядил туда отряд в семь полков во главе с генерал-майором фон И.Г. Верденом (Вердином), а сам двинулся к Мариенбургу. Вальмерский гарнизон был без труда («после малого сопротивления») разбит и пленен, взято несколько знамен и 4 пушки, а сам город подвергся разорению.
Из Вальмера к Риге была послана разведывательная «партия», которая в пяти милях от города разбила и частью пленила отряд кавалерии рижского генерал-губернатора в 50 человек. После боя разведчики «с языками» вернулись к главным силам. Пленные показали, что генерал Шлиппенбах не готов к ответным активным действиям, ожидает подкреплений из самой Швеции, но из Стокгольма не шлют даже обещаний. Король же Карл XII приказывает корпусному командиру вести войну собственными силами.
В результате похода 1702 года под контролем успешно действовавших русских войск оказалась вся Восточная Лифляндия, не только приграничная зона. Царь Петр I, получая донесения о новых успехах, с радостью для себя отмечал успехи своего «развоевавшегося» полководца: «Зело благодарны мы Вашими успехами».
Осенью того 1702 года генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, который мог теперь доложить самодержцу о действительно серьезных боевых успехах, писал царю Петру I:
«…Всесильный бог и пресвятая богородица желание твое исполнили: больше того неприятельской земли разорять нечего, все разорили и запустошили, осталось целого места – Мариенбург, да Нарва, да Ревель, да Рига. С тем прибыло мне печали: куда деть взятый ясырь? Чухонцами полны и лагеря, и тюрьмы, а по начальным людям – везде… Да и опасно оттого, что люди какие сердитые… Вели учинить указ: чухон, выбрав лучших, которые умеют топором, оные которые художники, – отослать в Воронеж или в Азов для дела…»
Виктория при Гуммельсгофе и последующие за ней военные удачи имели в ходе еще не развернувшейся во всю историческую ширь Северной войны большое значение. Король Карл XII лишился целого армейского корпуса, которому предписывался контроль над обширными территориями Прибалтики: они в какой-то части оказались для королевства уже безвозвратно потерянными.
Последовали новые успехи русского оружия. От шведских военных флотилий окончательно были очищены Псковское и Чудское озера. Там ситуация немало заботила Б.П. Шереметева: шведы вполне реально могли высадить десант вблизи города Пскова, главной тыловой базы и зимних квартир для его полков.
С осени 1702 года по весну 1703 года от шведов были очищены берега Невы. События на порубежных озерах разворачивались следующим образом. Для начала русская пехота, посаженная на струги, очистила от неприятеля Ладогу и Чудское озеро. На последнем удачно действовал отряд полковника Федора Толбухина. Прорвавшись из Псковского озера в Чудское, он нанес шведской флотилии Лешерна поражение в двух боях на воде, захватив две яхты, вооруженные пушками. Остатки неприятельской флотилии по реке Нарове ушли в Финский залив, чтобы больше не появляться на озерах. Теперь можно было не опасаться высадки вражеских десантов в тыл наступающим в Эстляндии русским войскам.
В том же 1702 году войска генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева взяли крепости Мариенбург и Нотебург (древний новгородский Орешек). В последнем случае войсками командовал сам государь. Петр I поздравлял полководца с каждой новой победой, говорил о ней в своих письмах к другим лицам. Так, царь сообщал адмиралтейцу Ф.М. Апраксину: «Борис Петрович в Лифляндии гостил изрядно довольно».
Мариенбург вошел в российскую историю особой страницей. В этом городе пленницей (военнопленной) стала жена «пропавшего» под Мариенбургом шведского драгуна Марта Скавронская, служанка местного пастора, которая нашла приют прачкой у командующего. Потом у Шереметева ее выпросил А.Д. Меншиков, а у того – сам царь. Через несколько лет она под именем Екатерины Алексеевны станет законной женой Петра I Великого, а в 1725–1727 годах – всероссийской императрицей Екатериной I. Такой удивительной для истории стала судьба безвестной пленницы из Мариенбурга.
Перенесение военных действий на берега Невы, на территорию Ингрии (Ингерманландии), древней новгородской земли-пятины, началось с основательной подготовки операции, которую в истории Северной войны можно с полным основанием назвать стратегической. Это было «прорубание окна в Европу» там, где и задумывал государь Петр I. Борис Петрович Шереметев оказался одним из главных действующих лиц, да еще в ранге главнокомандующего русской армией, хотя во многих и самых важных случаях им на деле являлся самодержавный государь.
Одержанные Шереметевым победы, прежде всего в Лифляндии, дали русским солдатам и офицерам уверенность в будущих победах, способствовали их боевому обучению. Возможность успешной борьбы за берега Невы и Финского залива стала реальностью сегодняшнего дня. Еще в конце 1701 года Петр I задумал вернуть России древний новгородский Орешек (Нотебург) у истока Невы и крепость Ниеншанц близ ее морского устья. Других крепостей на линии Невы Швеция не имела.
В январе 1702 года Петр I приказал Б.П. Шереметеву, «первому победителю шведов», разведать действительное состояние этих крепостей. Он особо подчеркнул в письме: «Все сие приготовление зело хранить в тайне, как возможно, чтоб нихто не дознался». Можно считать, что такое задание было исполнено «в строгом секрете», поскольку появление русских войск на берегах и водах Ладоги оказалось для шведов полной неожиданностью.
Перед началом активных действий на линии Невы (первый удар наносился по Нотебургу, древнему новгородскому Орешку) «царским словом» Шереметеву ставилась следующая задача. В летнее время он решительными действиями против войск генерала Шлиппенбаха, соединенными с разорением Лифляндии и Эстляндии, должен был, с одной стороны, отвлечь внимание шведов от Ингрии, а с другой, лишить неприятеля средств к содержанию значительного корпуса войск поблизости от русских границ.
Петр I задуманную операцию готовил самым тщательным образом, не давая противной стороне обрести настороженность за свои владения в восточной части Финского залива. Пока Шереметев успешно воевал в Лифляндии, притягивая к себе все внимание шведского командования, Петр I с двумя гвардейскими полками убыл в… Архангельск, единственные морские ворота России на Русском Севере, далеком от театра военных действий.
В Архангельске царь занимался кораблестроительными делами и подготовкой города к возможному повторению нападения шведского флота на портовый город, о чем в европейских столицах ходило много слухов. Слухи эти по дипломатическим каналам, естественно, приходили в стольный град Москву. Спустя несколько дней после прибытия в Архангельск Петр I напомнил Шереметеву о походе в Лифляндию:
«Хотя уже и довольно ваша милость слышал от нас, и сам не оставишь доброго случая, однакож не мог не оставить сего, яко у нас есть ведомость, что неприятель транспорт из Померании в 10 000 человек из Лифлянды готовит, а сам, конечно, пошел к Варшаве. И теперь истинной час (прося у Господа сил помощи) в небытии его, а также и пока транспорт не учинен, поиском предварить главным делом на Веллинга к Дерпту».
Но угроза прибытия в Лифляндию 10-тысячного корпуса оказалась пустой: эти войска пошли на пополнение главной королевской армии, находившейся в Польше. Воевать же генерал-фельдмаршалу Б.П. Шереметеву приказывалось активно, но пока не на берегах Невы.
Все это было так. На самом же деле шла «удаленная» подготовка похода на Ладожское озеро для взятия Нотебургской крепости и всего течения реки Невы. После трехмесячного пребывания в Архангельске Петр I вместе с гвардией двинулся через леса Карелии к Онежскому озеру. Там от берега Белого моря была прорублена гигантская просека длиной около 250 километров, которая получила название «царской дороги». Она начиналась на берегу Белого моря у деревни Нюхча. На пути встречалось только одно доступное для судов Выгозеро. Просека проходила по дремучим лесам, мхам и болотам. Места отличались безлюдием.
Такое царское повеление умело и в заданный срок исполнил сержант-преображенец Михаил Щепотьев, руководивший работами, на которые были мобилизованы местные жители. Валились тысячи и тысячи деревьев, в болотистых местах настилали гати. Солдаты гвардии и мужики из окрестных деревень тащили волоком несколько судов, построенных в Архангельске. На себе переносили корабельные тяжести. Через две недели участники похода вышли к Старой Ладоге.
Петр I не сразу вызвал Бориса Петровича к себе воевать на невских берегах. Он приказал ему до своего прибытия на Ладогу продолжать разорять Лифляндию, активно воюя в этой части Шведского королевства. Царь писал Шереметеву, поздравляя его с одержанной победой у Гуммельсгофа («мызы Гумоловой»):
«Нам время, слава Богу, есть, и для этого извольте вы еще довольное время там побыть, и как возможно землю разорить или что иное знатное при Божией помощи учинить, дабы неприятелю пристанища и сикурсу своим городам подать было не возможно».
На военном совете при государе был обсужден и утвержден петровский план овладения Нотебургом. Командующим русскими войсками был утвержден генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, хотя фактически он состоял при Петре I. К концу сентября к Нотебургу были стянуты шереметевские полки, гвардия (Преображенский и Семеновский полки с бомбардирской ротой), подвезены артиллерия и припасы.
О Нотебурге были собраны сведения, которые дали торговые люди, ходившие по Ладожскому озеру и реке Неве, а также новгородские служилые дворяне. В представленной государю «росписи» говорилось:
«Город Орешек на острову, величиною с Ладогу; стены высокия, немного ниже новгородских; стоит от озера с версту. Невский проток подле Орешка от русской стороны, шириною сажен со 100, глубок и быстр; суда ходят подле самой стены, а с левой к берегу (Корельскому) не ходят. Солдат в нем не более 300. В городе строений мало: только воеводские хоромы да солдатские две большие избы. Наряд (пушки) не малый; сколько же, не ведают».
Нотебург, расположенный на Ореховом острове, в считанные дни был надежно окружен войсками, вставшими лагерем на обоих берегах Невы. На Ладожском озере уже действовала лодочная флотилия: крепостной гарнизон помощи по воде мог уже не ждать, равно как и подать вести о своем положении.
Благодаря заботам и трудам командующего под крепость была стянута артиллерия, которую в достатке обеспечили боевыми зарядами. Гарнизон Нотебурга оказал стойкое сопротивление. В осаде последнего деятельное участие приняла Ладожская военная флотилия. Штурмом же будущего Шлиссельбурга фактически руководил царь Петр I. Нотебург пал после кровавого штурма, который длился 13 часов. Царь ликовал: «Токмо великому Богу в славу сие чюдо причесть».
Взятие Нотебурга немало озаботило Бориса Петровича: вверенные ему войска на какое-то время остались без почти всей полевой артиллерии и с малыми запасами пушечных боезарядов и пороховых запасов, хотя о том почти не пишется. Дело обстояло так.
В «Гистории Свейской войны» («Поденных записках Петра Великого») сказано, какой ценой для армейской артиллерии победителей стало взятие Нотебурга (Шлиссельбурга). В «росписи припасам, которые издержаны при добывании Слюсенбурха», из 31 пушки (18- и 12-фунтовых): 15 пушек (все крупного, 18-фунтового калибра) были «расстреляны», то есть их стволы разорвались при яростной (беглой), продолжительной стрельбе «без роздыха». 8 пушек (все 8-фунтовые) оказались по разным причинам негодными для стрельбы. 4 пушки (того и другого калибра) после бомбардировки крепости было «починить можно».
В итоге только 4 полевые пушки могли продолжать свою «боевую биографию», то есть вести и дальше походную жизнь в рядах петровской армии. В ходе бомбардировки крепости и ее штурма было израсходовано пороха (в пудах): пушечного – 3017, мушкетного – 971, ручного (гранатного) – 429. Выстрелено: ядер – 8324, бомб (бомбов, то есть артиллерийских гранат) – 2581. Пехотинцами-гвардейцами в защитников крепости была брошена 4471 ручная граната двухфунтовая. На пополнение этих запасов в армии требовалось время.
…Из-под Орешка, переименованного тут же в «Ключ-город» (ныне Петрокрепость Ленинградской области), самодержец из Романовых уехал в Москву, приказав генерал-фельдмаршалу вернуться с войсками в Псков и оттуда вновь начать «воевать шведов». В старинной Новгородской крепости на Ореховом острове оставлялся сильный гарнизон. Новый «генеральный поход» в Прибалтику Петр I приказал на время отложить, сказав Борису Петровичу: «Всесовершенно бы утрудили людей, а паче же лошадей».
Небо над первопрестольной Москвой в начале декабря 1702 года снова озарилось победным фейерверком. Городские улицы и площади снова увидели торжественное шествие петровских войск (через триумфальные арки) по случаю побед генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева в Лифляндии. Именно там он фактически вступил в должность главнокомандующего русской армией и завершил процесс взятия Нотебургской крепости. Вернее – возвращения Орешка в лоно Отечества. В последнем случае войсками командовал сам Петр I.
По возвращении с гвардией в Москву царь Петр I предписал генерал-фельдмаршалу Б.П. Шереметеву быть готовым к «генеральному походу к весне», а теперь «добрыми партиями по своему рассмотрению чинить промысел извольте». Государь извещал, что солдаты на укомплектование скоро будут посланы. Кроме 7000 солдат, будут и драгуны. «Артиллерию отпустим скоро, и пушки уже отобраны, также и иные вещи. Лошадей изволь раздать по рукам, как и псковским драгунам».
То есть лошади на зимнее содержание в большом числе до весны отдавались местным жителям со строгим наказом заботиться о них. Таким образом, Шереметев, как старший над действующими войсками, был избавлен от немалой части лишних хлопот, связанных с поиском и подвозом фуража. Все это делалось «по царскому повелению». Противиться «лошадиному постою» не приходилось.
Казалось бы, в ту эпоху европейские войны, не год длившиеся, «затухали» на время зимних холодов и непогоды. Шереметев же, штаб-квартирой которого являлся город-крепость Псков, продолжал воевать «по ту сторону рубежа», не давая шведам покоя ни в Лифляндии, ни в Эстляндии.
В середине декабря 1702 года из Пскова к Нарве и Ивангороду был выслан отряд из трех драгунских полков и тысячи казаков под командой полковника князя В.А. Вадбольского. Он совершил неожиданное нападение на пригород Ивангорода, где на квартирах стояло две тысячи человек шведской пехоты и кавалерии. Неприятель был разбит, взято много пленных. Почетными трофеями стали знамена и барабаны. Мызы и деревни вокруг Нарвы были разорены и сожжены. Сильный нарвский гарнизон в той ситуации оказался бессилен что-либо предпринять.
…Зима во время псковского «сидения» ушла на подготовку нового похода «за рубеж»: на то заранее был получен царский указ. Но речь шла не о Лифляндии: предстояло отвоевать невские берега и выйти к Финскому заливу. Царь приказал генерал-фельдмаршалу Б.П. Шереметеву «по самой первой воде» прибыть в Шлиссельбург и собрать там русскую армию воедино. Когда полководец из Пскова, «поспешая», прибыл в назначенное место, он там не застал ни одного полка, назначенного в поход.
Войска собирались трудно. Виной была весенняя распутица: дороги, вследствие оттепели, были совершенно испорчены, речки разлились. Полки гвардии – Преображенский и Семеновский с бомбардирской ротой – вышли из Москвы в конце февраля в числе 5177 человек. Им пришлось остановиться в Новгороде и ждать, когда местный губернатор Брюс с немалыми затруднениями собрал только для гвардейских полков 800 подвод, считая и 227 подвод, пришедших с ними из Москвы. При переправе через разлившуюся речку Тигати пришлось делать плоты. И только в начале апреля оба полка выступили на подводах из Новгорода к Ладоге. Двухнедельный запас напеченного хлеба и больных отправили по Волхову на 12 стругах. Поход из Новгорода до Шлиссельбурга занял две недели.
Столь сложно добирались до места сбора армейских сил полки, стоявшие в Пскове и Новгороде, в других городах. Меньше затруднений в переходах имела драгунская кавалерия. Наконец, собрав полки у Шлиссельбурга, подтянув туда лодочную флотилию с Ладожского озера, Б.П. Шереметев 23 апреля выступил на запад по течению Невы, следуя берегом и по воде.
Русская 20-тысячная армия появилась у Ниеншанца внезапно для шведов: они не ожидали столь скорого ее прихода после падения Нотебурга. Крепость была осаждена, начались земляные работы и установка пушечных батарей. Усиленные работы над возведением ретраншаментов и устройством батарейных позиций продолжались три дня под сильным неприятельским огнем из мортир. Палили камнями, бомбами и каркасами, не причинявшими осаждающим большого вреда. На реке Охте был построен мост. Прибывшую на судах по Неве от Шлиссельбурга осадную артиллерию (48 пушек и 16 мортир) вместе с боеприпасами и разным армейским имуществом удачно выгрузили на берег.
Когда под Ниеншанц прибыл царь Петр I, он вместе с генерал-фельдмаршалом Шереметевым провел рекогносцировку вражеской крепости. Он отписал Меншикову, что «шведский город» гораздо больше, чем было ему известно: «Про новый вал говорили, что низок: он выше самого города и выведен порядочною фортификациею, только дерном не обложен».
После рекогносцировки крепостных укреплений и отказа шведского коменданта сдаться на почетных условиях началась бомбардировка Ниеншанца. Она велась без перерыва. Орудия (пушки и мортиры) стреляли залпами, ведя огневое обеспечение скорого приступа. Но скоро ожидаемый штурм не состоялся: на рассвете 1 мая королевский гарнизон, не выдержав обстрела, сдался: в крепости барабанщик стал бить «шамад». Бомбардировка сразу прекратилась.
Завязались переговоры о сдаче крепости. Шереметев сурово потребовал от коменданта немедленной капитуляции, а не запрашиваемым утром следующего дня. Шведам разрешалось, взяв с собой 4 железные пушки, под распущенными знаменами, с барабанным боем уйти к Нарвской крепости. Вечером в Ниеншанц вошел лейб-гвардии Преображенский полк, который расставил там караулы.
С Ниеншанцем связано создание первого воинского мемориала России. Дело обстояло так. Царь Петр I приказал срыть неприятельскую крепость до основания, которая не играла никакой роли для обороны устья Невы и никак не вписывалась в строительство Санкт-Петербурга. Но в мае того же года на месте, где находился Ниеншанц, возник небольшой холм, окруженный оградой из трофейных шведских пушек. Это была братская могила русских воинов, павших при взятии крепости. Со временем холм осел и затерялся на местности.
