Алексей Николаевич Кукушкин
От «Варяга» до истории учебника
После самостоятельного выполнения боя на «Памяти Азова», Бурлакову был поручен «Варяг». Приведу начало и конец рассказа:
«Открыл глаза Бурлаков, уже находясь в солнечной Филадельфии, присутствуя на совещании судостроителя с двумя офицерами, прибывшими из Петербурга.
– Перед нашей встречей, господа, я хотел на Вас заработать, но после того, что Вы сделали для меня и моей дочери, примите мои искренние уверения в честности и достойности как судостроителя, – заверил Чарльз Крамп русских офицеров.
Николай стал сканировать память Щесановича Эдуарда Николаевича, по прозвищу «Идальго», вероятно связанную с его умеренностью и аскетизмом, о произошедшем инциденте, и узнал, что русские моряки спасли от вооруженных налетчиков автомобиль, прообраз автобуса, правда на паровой тяге, на котором и совершала своё путешествие дочь Крампа.
– Теперь перейдем к делам господа, – опять взял слово Крамп, который умел не только корабли строить, но и был неплохим оратором, – почему вы не хотите построить корабль типа японского "Касаги"? Позвольте мне напомнить его характеристики: 4900тонн водоизмещения, 374 фута длинны, 49 футов ширины и 18 футов углубления, пройдет даже Путиловским каналом в Санкт-Петербурге и отшвартуется у Зимнего дворца, или Адмиралтейства, как Вам будет угодно.
– В данном напоминании, нет необходимости. Я отлично знаю и помню характеристики всех кораблей, которые могут противостоять Русскому императорскому флоту, – скромно ответил капитан 1-го ранга с польскими корнями. – Для нас имеет определяющий фактор скорость, и дальность плавания, так как исторически у Российской империи мало баз в океанах, мы почему-то не принимали в подданство многих султанов, тех или иных островов, а это было делом не лишним, в отличие от наших геополитических противников и характеристики кораблей должны учитывать и это обстоятельство.
– Но позвольте, – настаивал Крамп, – у того корабля что я построил для флота микадо и бронирование палубы составляет от 1 ½ дюйма до 2 ½ дюйма, а скосы вообще 4 ½ дюйма, щиты 8-дюймовых орудий 2 ½ до 4 ½ дюйма, щиты 4,7-дюймовых орудий 2 ½ дюйма, боевая рубка 4 ½ дюйма. Можно сказать, что японцы получили многое в малом. Данный крейсер будет достойным противником для любого Вашего корабля, который сумеет его догнать.
– Именно об этом мы и хотели с Вами поговорить, – включился в разговор Бэр Владимир Иосифович, отправившийся от внезапного появления в своём разуме Бурлакова, представитель другого течения в русском императорском флоте, а именно остзейских немцев, составлявших костяк флота, – бронирование корабля, который мы с Вами строим в настоящий момент, составляет 588 тонн. Оно представлено плитами толщиной в 1 ½-дюйма, 2-дюйма и 3-дюйма, что я считаю вполне достаточным, но если у «Касаги» установлена дюжина паровых котлов, то у нас будет находиться три десятка паровых котлов системы Никлосса. Скорость должна составить не просто рекордные 24,5 узла, то есть на два узла больше, чем у японцев, но корабль должен суметь её держать длительное время, а именно часов двенадцать».
В общем, с горем пополам крейсер был сконструирован и после начала войны, встретил своего японского визави, в два раза его меньший, именно такими японцы и планировали вести разведку, крейсер «Ниитака»:
«За пять минут пристрелки с «Ниитаки» прилетели четыре снаряда. Попадания пришлись в якорь, который вдавило силой взрыва в корпус, два попадания в середину корпуса на уровне коффердамов и один в корму под дальномерным постом.
– Укусы больные, но не смертельные, – заметил Бэр первому помощнику и похвалил наводчика, – обрусевший швед хорошо свой дальномер знает.
Мичман Иванов подбадривал своих командоров, в то же время размышляя: «Все чему они учились, расстреливая стволы пригодилось им во внезапном бою, вот он враг, теперь лишь надо только попасть».
«Бурлаков в обличии Бэра обращаясь к старшему офицеру:
– Кажется, у японцев выбиты до половины орудий. Нам необходимо добить супостата.
Но тут, на протяжении двух, минут русский крейсер был чуть не отправлен в нокдаун. Один снаряд прямо попал в кормовое3-дюймовое орудие, вывел его из строя вместе с расчетом, а другой снаряд попал в 1 ½-дюймовый бронепояс, с трудом установленный Щесановичем при постройке «Варяга» в аккурат над носовым торпедным аппаратом. Хорошо, что снаряд был фугасный, и пусть и тонкая, но броня Круппа с честью выдержала данное испытание. Но по иронии судьбы, рядом ударил второй снаряд, прямо в торпедный аппарат, и уже раскачавшаяся плита, у которой отломились два болта, выдержала и это попадание, не выдержали оставшиеся болты. Бронеплита, как осенний листок, соскользнула в пучину морскую, выполнив свой долг до конца, и спасла корабль.
Будто в ответ, мичман Петр Иванов очень тщательно прицелился и залп четырех 6-дм орудий левого борта выстроил против японца стену разрывов. Результатом удачного попадания стала сбитая кормовая труба и начавшийся пожар в центре японского крейсера.
Комендор Семен Диких наводит свою пушку, и шепчет ей ласковые заветные слова. Она, как подобает красавице упрямиться. Перелет, перелёт, недолет. Вдруг, как будто тоже перелет, но волна как на ладони чуть приподнимает «Ниитаку» и 8-дюймовый снаряд врезается в 2 ½ дюймовую бронепалубу японца, прорезается её как в масло и взрывается уже в носовом артиллерийском погребе, не стреляющей баковой 6-дюймовки, где лежали шестьдесят шесть снарядов, и разверзся настоящий ад.
Чуть ранее, случившегося взрыва японский капитан решил развернуть свой корабль кормой к противнику, размышляя: «Пока тот будет догонять, есть шансы всадить пару снарядов в нос русскому крейсеру или сбить часть труб». Но это было последнее, что пришло ему в голову, носовая часть крейсера была взорвана и оторвана.
Крейсер погружался носом в пучину морскую. «Ура!» – кричали русские моряки, а японцы спасались, кто может, но железная дисциплина приказала в первую очередь спасти портрет императора».
Вторая победа юного курсанта вдохновила на следующие подвиги, но вначале опять хронология: «Кстати я выяснил, что юлианский календарь и григорианский отличались не, только, на 14 дней как нам впаривают, но и на одиннадцать лет, – Бурлаков решил блеснуть своими знаниями. – В старообрядческой Москве был принят юлианский календарь, а в Петербурге, который больше ориентирован на Европу как и у всех григорианский был в почете, и когда советы пришли к власти, они свой календарь распространили на всю страну, а до этого и так всех всё устраивало.
– Я, то думал, почему медаль за оборону «Порт-Артура» выпущена только 14 января 1914 года, – Козлов потер лоб, теперь все сходиться, – 23 декабря сдали крепость, которая еще могла обороняться, а 14 января через три недели выпустили награду, чтобы поощрить тех, кто достойно сражался.
– Обороняться крепость не могла! – как гром среди ясного неба еще повысил голос Морозов. – Куча больных и раненых, продукты кончаются, враг лезет во все щели, а если бы японцы взяли город штурмом, то не пощадили бы не только раненых, но и женщин с детьми. Ведь Стессель и Фок, оба остзейских немца и о них думали.
– Да, эти остзейские немцы на русские авось и небось понадеялись для них и самих количество пленных в Артуре 43000 человек было полным откровением, они думали лишь о 24000 защитников не говоря уж о 610 исправных орудиях и 200 тысяч снарядов к ним, значит, каждое еще могло выстрелить в среднем триста раз, – Николай Николаевич и не думал сдаваться, – более того, склады ставшиеся от империи Цин, даже небыли разобраны, а там хранились орудия Круппа, пусть и не самые новейшие, но вполне боеспособные.
– Получается, можно было не снимать артиллерию с кораблей, а поискать собственные резервы на собственных складах? – Николай внимательно следил за ходом ниточки разговора.
– Можно спорить до бесконечности, – вернул инструктаж в нужное русло Морозов, – быть тебе капитаном броненосца «Сисой Великий», – корабль с современной, на тот момент, артиллерией, но с небронированными оконечностями, так что не бравируй напрасно».
Итак, броненосец «Сисой Великий». На этот раз без всяких переделок, корабль с Бурлаковым на борту, входил в Цусимский пролив. Японские броненосцы били по новейшим русским броненосцам, а против «Сисоя» встали броненосные крейсера. Тут они огребли по-полной: «Залп, снова четыре чемодана полетели в японцев. За предыдущие две минуты, туда же отбыли два десятка 6-дюймовых снарядов. В гарибальдийца попали два 6-дюймовых и один 12-дюймовый снаряды. Если первый 6-дюймовый фугас взорвался, в аккурат у носового, небронированного 12-фунтового орудия. Он вывел орудие из строя, да ещё и поубивав командоров, крупными осколками, то второй ударил в 6-дюймовый бронепояс, доставшийся «Ниссину» от первых итальянских броненосцев, так как ничего более передового, конструкторы с «сапога» придумать были не способны, но как оказалось в данный момент и не требовалось.
Вот 12-дюймовый русский фугас, вероятно из кормовой башни, из какого орудия уже не определишь, ударил в кормовую башню с 8-дюймовыми орудиями, сотряс ее до основания. Броня толщиной 6-дм защитила от русского чугунного фугаса находящиеся в ней заряды мелинита и пороха, но контуженые артиллеристы с кровью из ушей, те кто могли ползать, уже вылезали из башни, засыпанные осколками цейсовской оптики. Башня вышла из строя, и история пошла немного другим путем. Крейсер-броненосец "Ослябя" подвергся меньшему обстрелу, чем в известной нам реальности».
«То ли сказался опыт Залесского, толи влияние влажности, ветра, брызг, качки или чего-то еще, но попал в "Ниссин" именно бронебойный снаряд. Пробив 8-см бронепояс из стали Круппа, только произведенной на заводе Терни, чуть впереди носовой башни главного калибра, затем 1 ½-дм бронепалубу, снаряд попал в носовую динамо-машину, и именно там взорвался, конечно же, вывел ее из строя.
Вся носовая часть крейсера «Ниссин» была обесточена. Носовая башня стала вращаться вручную, и это было мучительно долго. Пока спасал запас снарядов в башне, но ее командир смотрел на остаток из шести штук, и думал: «Скорострельность вскоре неминуемо упадет».
«Надо же так выбрать в качестве жертвы, самого медленно стреляющего японца», и тут же оказался не последовательным, приказал перенести огонь на следующий на "Ниссином", броненосный крейсер "Идзумо", ведь тот весьма интенсивно и успешно засыпал снарядами броненосец "Ослябя".
«Броненосный крейсер "Идзумо", который пристреливался по "Ослябе" получил 12-дюймовый снаряд под бронепояс, в район главного командного поста, снаряд поднырнул, пробил борт, попал в боевой пост, благо там никого не было, храбрые самураи во главе Иноуэ Тосио предпочитали стоять на мостике. Но гордый крейсер, который уже наметил себе жертву, получил от русского ветерана удар поддых».
В 14 часов и 4 минуты Залесский видя в оптический прицел, что "Идзумо" загорелся всего лишь от 6-дюймовых попаданий, и подумал: «То ли это судьба благоволит русским морякам, то ли корабль правда "картонный" и вступать в противостояние с настоящим броненосцем, пусть и не новым, ему явно не стоило».
Командир носовой башни, вдохновленный своим умозаключением, прицелился особенно тщательно и приказал произвести выстрел. Целых 331,7-кг стали и заключенный в них 5,3-кг заряд пироксилина устремились к творческой квинтэссенции всех английских корабелов и господина Филиппа Уоттса в частности. Снаряд пробил тонкий для бронебойного 3 ½-дм бронепояс и 2 ½-дм бронепалубу и вывел из строя привод руля. Пять сотен царских рублей были израсходованы по назначению и броненосный крейсер водоизмещением в 10000 тонн, стал выкатываться вправо, по направлению русской эскадры.
Ситуация тем более трагичная для "Идзумо" и шестисот человек его команды, что крейсер не имел боевых траверзов! Именно так решили «гениальные» английские судостроители! Следовательно, с носовых румбов был не более защищен, чем любой бронепалубный крейсер, а также, что артиллерия была расположена в казематах, и огонь в нос давал крейсер крайне слабый. Совокупность данных факторов и отразилась в расширенных зрачках капитана «Идзумо» Иноуэ Тосио, а по-русски просто у него появился ужас в глазах, но к чести японца, мускулы лица не дрогнули»
В 14 часов и 12 минут. Вновь раздался залп русского броненосца по "Идзумо", но Сергей Александрович предполагал, что тот встанет в кильватер за впередиидущим крейсером, но видимо повреждения были настолько серьезны, что тот предпочел зализывать раны, вне огневого контакта с русским вторым броненосным отрядом, и отправился вслед за "Асамой", под прикрытие своих боевых товарищей.
«Без серьезной причины самураи так никогда не поступают, это равносильно потере лица, знать серьезно мы им вмазали», – подумал Бурлаков/Малечкин, и на душе посветлело.
Он видел, как в этот раз, снаряды с недолетом легли по горящему "Идзумо". В настоящий момент он перестраивался, и Бурлаков приказал: «Перенести огонь по броненосному крейсеру "Касуга"».
На этот раз залп лег по носу "Касуги". Один снаряд прямым попаданием уничтожил 12-фунтовое орудие, и вызвал пожар заготовленных к нему снарядов, нос японского крейсера задымился. 6-дюймовые снаряды этого залпа попали в главный бронепояс не причинив вреда.
Время 14.20 и Семен Федорович Овод сидел на своем посту в носовой башне, и видел, что старший артиллерийский офицер постоянно, немного запаздывает с отдачей приказа, и дальномер похоже не врет, и курс верный, но по своему разумению Семен решил, что необходимо производить выстрел бы чуть раньше, и на свой страх и риск, в тот момент, когда снаряд и заряд были на своих местах, совместив целик и прицел, дал залп не дожидаясь команды старшего офицера.
Вторая башня выстрелила пятью секундами позднее, на лице Малечкина появилось сначала недоумение, а затем негодование.
Бронебойные снаряды покинули стволы орудий носовой башни с разницей в миллисекунды, обусловливаемой в разной скорости сгорания порохового заряда, летели по одной траектории. Но опять же, из-за разницы в весе на несколько грамм, их траектории не совсем совпадали. Если первый пролетел между двух дымовых труб, то второй врезался, как молот в кормовую башню 8-дюймовых орудий и разбил ее к чертям, полностью выведя ее из строя вместе с расчетом.
Снаряды кормовой башни упали где-то рядом, но в "Касугу" не попали. 6-дюймовые снаряды разорвались на броне, и повреждений опять не принесли, лишь образовали выбоины. Все-таки, забронирован гарибальдиец был хорошо, хотя схема бронирования была заимствована еще с Лиссы, но к современным условиям подходил как нельзя кстати.
Через минуту капитан 1-го ранга Като видел ненавистный броненосец "Сисой Великий", грозной скалой маячивший на горизонте, исправно и точно посылающий свои снаряды в строй кораблей Микадо. Уже два его боевых товарища капитан 1-го ранга Идзити на "Идзумо" и капитан 1-го ранга Ясиро на "Асаме" вышли из строя для устранения повреждений, вызванных в первую очередь 12-дюймовыми снарядами русских кораблей. Да и подчиненный ему броненосный крейсер "Касуга", двумя минутами ранее лишился кормовой башни, вместе с тридцатью воинами страны Восходящего солнца. До этого были как малоболезненные удары в бронепояс корабля фугасами, так и мощный удар наковальней в носовую скулу, и уничтоженное там 12-фунтовое орудие. В данный момент, видя, как в направлении его корабля летят русские чемоданы, даже у самурая, коим Като являлся по праву рождения, замирает сердце.
Мощнейший удар в корму потряс крейсер и "Касуга" необычно, мелкой дрожью, задрожал. Вскоре вестовой прибежал, и сообщил, что русский снаряд попал в отделение кормовой машины, но силу взрыва растерял в коффердаме, но пробоину сделал хорошую, и отсек мощно затапливает.
Старший артиллерийский офицер броненосца Малечкин, смотрел на корабли противника и думал: «Какое счастье, что бой длиться, уже сорок минут, а по нам даже не стреляют. Мои подчиненные проредили линию броненосных крейсеров весьма зело, вспомнил он петровское словечко». Но вот опять залп 12-дюймовок Обуховского завода, и его взгляд устремился к броненосному утюгу "Касуга" визави "Сисоя" в данный момент. В руках застыл хронограф известной фирмы Breguet, подарок его покойного отца.
Русский 12-дюймовый снаряд ударил "Касугу", опять в корму, аккурат в кают-компанию, где уже побывал 6-дюймовый. Он, вероятно, пролетел бы весь корабль на сквозь, но повстречал массивные напольные часы, или что-то там еще, но взрыв был мощный, и пироксилин не только взорвался, но и все в кают-компании изуродовал. 6-дюймовый попал в кормовой 3 ½-дюймовый бронепояс и взорвался на нем.
Избиение японского броненосного крейсера продолжается: «На этот раз все было по-честному. 12-дцатидюймовый бронебойный попал с тридцати кабельтовых в главный бронепояс изготовленный по методу Круппа, и толщиной 6-дюймов, аккурат под носовым двойным казематом шестидюймовых орудий. Броню благодаря Макаровскому колпачку он пробил, а затем и бронепалубу.
«Знать с того света Степан Осипович подсобил и направил движение снаряда», – подумал Малечкин. Бабахнуло в носовом котельном отделении, и пар направился всюду, кроме как туда, куда ему положено, а в пробоину стала поступать холодная морская вода из Цусимского пролива».
В общем, в данном рассказе описывается, как один броненосец «Сисой Великий» в трагическом, для Русского императорского флота, да и для всей империи, Цусимском сражении выбил из строя кораблей японской линии четыре броненосных крейсера, я про «Ивате» не упомянул. Они, в свою очередь, не смогли причинить ущерб другим русским кораблям, а следовательно, исход боя мог стать более благоприятным для кораблей под Андреевским флагом.
Завершающим рассказом, которые я включил в сборник «Курсант-адмирал» стало описание битвы дредноута «Кёниг» с броненосцами Черноморского флота и против английских линейных крейсеров при Фолклендских островах. В нашей реальности, в первом бое, участвовал линейный крейсер «Гёбен», получивший попадание с первого выстрела.
«Из пелены дождя и низких облаков 29 октября 1914 года показалась тень большого корабля. На «Кениге» сыграли боевую тревогу. Адмирал Сушон, прохаживался по боевой рубке своего, самого мощного на Черном море корабля и думал: «Кто же это может быть? Или какой либо крупный транспорт, либо весь броненосный отряд русских, хотя и устаревших, и имевших низкую скорость порядка 15 узлов, но бежать от такого противника новейшему дредноуту Кайзерлихмарине не пристало, а значит надо принимать бой, а здесь госпожа фортуна, как уж покажет свою изменчивую натуру».
Русская эскадра, вице-адмирала Андрея Августовича Эбергарда, шла курсом на ост со скоростью 14 узлов. Эскадренные броненосцы: "Евстафий", "Иоанн Златоуст", "Пантелеймон", "Три святителя", стройной кильватерной колонной патрулировали море и искали встречи с неприятелем. Адмирал вывел эскадру в море с целью препятствовать действиям именно «Кенига», так как разведка уже доложила о его прибытии и выходе в Черное море.
Третий залп «Кенига» настиг флагманский «Евстафий». Сразу два снаряда дубль попаданием, попали в броненосец гордо шедший, под Андреевским флагом. Первый германский снаряд хоть и упал с недолетом, но прошил толщу воды в пять метров толщиной и ударил в корпус, в аккурат под носовой башней главного калибра. Он образовал подводную пробоину. Жизнь корабля висела на волоске, причем грозили сразу две напасти, вода и взрыв боезапаса главного калибра. Сцилла и Харибда. Второй снаряд ударил в корму, под каюту капитана, там, где борт прикрывался лишь тонкой броней, для противостояния фугасным снарядам в 2-дюйма толщиной. Честно взорвавшись, снаряд вызвал пожар и уничтожил все что мог. Неприятным сюрпризом оказалось для Сушона и радостью для вице-адмирала, в роли главнокомандующего всем Черноморским флотом Бурлакова, что первый русский залп прямым попаданием угодил в германца! Причем первый снаряд точно угодил в первую башню главного калибра. Броня «Кенига» выдержала, что не скажешь о контуженых артиллеристах, с кровью из ушей потянувшихся из башни в травмопункт. Второй снаряд попал в небронированную часть кормы под палубу, и тоже натворил там дел.
«Русские ответили честно. Два на два, – германский капитан проговаривал первому помощнику каждое слово, – легким бой быть не собирался. Мы как тяжеловооруженный тевтонский рыцарь против четырех средне вооружённых татар, лет двести назад, когда Петр I, завоёвывал вновь свою родину…
Весь рассказ приводить не буду, отрывок позволяет составить представление о содержании, противостоянии снаряда и брони, на фоне исторических фактов. Офицеры и матросы разных стран рассказывают о себе, кораблях, попаданиях. Ситуация меняется в зависимости от причинённых сторонами повреждений.
Приведу отзывы читателей, на книгу «Курсант-Адмирал», которые диаметрально противоположны:
«Для меня это уже четвертая книга и я не пожалел потраченных денег. Автор редкостный моринист-альтернативщик и еще с техническим уклоном. Живо, интересно, технически и исторически грамотно. жду новую книгу».
Спасибо читателю за отзыв, но он чересчур лестный, я с большой критикой отношусь к себе и своему творчеству. Технические и исторические факты я стараюсь соблюдать, так как придумывать по многим фронтам мне не нравиться. Для примера придумать: мир, окружающий героя, технику, на которой идет бой, противника, экономику и природу с погодой я не могу. Что-то одно, на край два. В последнем рассказе, про «Кёниг», я лишь заменил им «Гебен», все остальное смоделировал. Второй отзыв:
«Не буду читать. Не очень связанные фразы. Описание и лексикон краткие, подростковые: летающие автомобили, ментовские методы управления и т.п. Графоманщина какая-то».
Я уважаю любую корректно высказанную точку зрения. Слог в данном рассказе простой, рубленный, это верно подмечено. О капельке утренней росы стекающей со ствола орудия в предрассветные часы, действительно не сказано. Летающих автомобилей читатель представить через тридцать лет не может, хотя сейчас уже существует множество действующих образцов. Полицейские методы управления, в современном мире, можно разглядеть во многих государствах, я лишь возвел её в абсолют, чтобы показать её уродство и не привлекательность. Упомянул читатель в отзыве и графоманию. Есть такая точка зрения на данный вопрос:
«Болезненное влечение к бесполезному сочинительству, патологическое стремление к созданию претендующих на обнародование текстов – таково общеизвестное определение графомании», – так пишет в рецензии на книгу Ю. Щербининой о графомании Т.А. Фетисова. И продолжает:
«Сами же графоманы называют себя непризнанными, непонятыми, недооцененными, и это позволяет им без стеснения выставлять на публичный суд текст сомнительного качества и рождает у пишущего иллюзию собственной уникальности и презумпции личной правоты. Графомания – это не мания создания формы, а мания навязывания себя другим».
Ещё один очень интересный взгляд. Иными словами – не в текстах дело, а в том, что их навязывают, требуют признания их заслуживающими внимания и публикации. Автор так же тонко подметила, что сегодня графоман – не ругательное слово, не клеймо бездарности и абсурда. Слово активно используется в самых разных сферах литературной жизни, «нередко употребляется в значении «многопишущий автор», «плодовитый писатель».
Я никому себя не навязываю, скорее наоборот, все книги продаются, пусть и за небольшую цену, так как я считаю, что если человеку дали что-либо просто так, то он это не ценит, от слова совсем. Если человек заплатил, пусть даже небольшие деньги, то он сделал осмысленный шаг. Между читателем и писателем заключена фактом оплаты сделка. Первый гарантирует оригинальный и качественный продукт, пусть и со своей «фабрики», а читатель прочитает ту книгу, за которые заплатил деньги.
