Алексей Николаевич Котов
Адвокат Наполеона
Боцман опустил голову: на посеребренной ярким лунным светом воде, плескались женщины. Их веселые и задорные глаза с любопытством смотрели на боцмана.
– Мужчина, вас в корму подтолкнуть? – хихикнул второй голосок.
– Или якорь на палубу бросить?
«Курортницы, понимаешь!» – неодобрительно поморщился Матушкин.
Боцман встал и выпрямился во весь свой гигантский рост. Он даже открыл рот для ответа, но нужные слова не пришли. Точнее говоря, те, которые все-таки появились в голове боцмана, годились только для управления морским, сплоченным коллективом.
– Может быть, вы хотели сказать «три тысячи чертей»? – поинтересовался голосок, первым окликнувший боцмана.
– Или «Пиастр-р-ры, пиастр-р-ры, пиастр-р-ры»?
– Не стесняйтесь, пожалуйста.
«Да что я, попугай?!» – возмутился про себя Матушкин.
Боцман в сердцах пнул ногой хлам на палубе. Две полутора пудовые гири, тихо шурша железными боками, покатились к борту. Матушкин чертыхнулся и торопливо схватил спортивное железо.
«Я лучше зарядку делать буду, – решил боцман. – Ну их, этих… Ну, красавиц, в общем!»
Боцман стащил с себя тельняшку и стал спиной к морю. Гири легко взлетели вверх. Могучие, похожие на канаты, мускулы Матушкина налились упругой силой.
– Ах, какой мужчина! – снова засмеялись за бортом.
– Геркулес.
– Нет, полтора Шварценеггера.
Матушкин покраснел от удовольствия и развел руки в стороны. Вращая кистями рук, он привел гири в эффектное вращательное движение.
– Хочу такого мужчину, – потребовал голосок за бортом.
Два других потопили смех в морской воде.
– Хочу и все.
«А вот фиг тебе!..» – подумал боцман и тут же оступился на старом чайнике. Фальшборт не выдержал могучей тяжести Матушкина, увеличенной на четверть спортивным железом. В воздухе мелькнули босые ноги сорок шестого размера и через секунду, с торпедным шорохом, боцман ворвался в прохладную морскую глубину.
Прежде чем вынырнуть, Матушкин стащил с себя ремень и связал им гири: появляться на поверхности без них, то есть выказывать признаки гражданской паники, боцман не хотел.
– «Пиастры» всплыли! – радостно приветствовал Матушкина женский голосок.
Боцмана неприятно удивил звук наконец-то заработавшего двигателя «Орлана Ушастого» – катерок на полных парах удалялся к горизонту. Матушкин оглянулся по сторонам. До пляжа было примерно два километра, но проплыть их, с ищущим покоя на дне морском, железом было нелегко.
«Не брошу, – решил про себя боцман. – Из принципа не брошу!»
Матушкин набрал полную грудь воздуха и начал свой скорбный путь.
Женщины легко кружили возле тяжелого, как допотопный дредноут, боцмана.
– Увы, он счастия не ищет… – щебетали веселые голоса.
– …Он уже его нашел. Теперь на пляж тащит.
Гири тянули ко дну, как якорь.
– Врешь, не возьмешь! – процедил сквозь зубы боцман.
– Возьмем, девочки? Возьмем-возьмем!.. – взорвались смехом женские голоса.
Две головки исчезли с поверхности, и тут же боцмана рвануло вниз. Матушкин вынырнул через полминуты, отфыркиваясь, как старый морж. Очень хотелось выругаться, но не хватало воздуха. Боцман переложил ремень из левой руки в правую и продолжил путь.
– Продайте гири, – нежно и очень близко попросил Матушкина женский голосок. – Хотите, мы заплатим вам миллион пиастрами?
– Врешь не возьмешь! – огрызнулся боцман.
– Это глупо. Вы же утоните.
Перед боцманом мелькнуло удивительно красивое, но уже не веселое, а скорее озабоченное женское лицо. Матушкин сжал зубы и уткнулся носом в воду. Гири снова рвануло вниз.
– Хорошо, два миллиона.
«Хоть три, все равно не отдам!..» – решил Матушкин.
Мягкие женские ладошки внизу принялись разжимать бронзовый кулак боцмана, две другие пощекотали его под подмышками. Боцман по поросячьему взвизгнул от смеха и проглотил пару литров воды.
– Ладно, три миллиона, только отдай гири, дурак!
– Бу-бу-бу!.. – пробормотал в воду боцман.
Красавицы стремительно атаковали захлебывающегося боцмана. Когда он погружался в воду, его выталкивали на поверхность, и борьба возобновлялась с прежней силой. Матушкин отчаянно сопротивлялся.
– Четыре миллиона, водохлеб несчастный!
«Варяг никогда не сдается, – мелькнула тающая мысль в мозгу боцмана. – И особенно красавицам…»
Неожиданно из воды поднялся большой, русалочий хвост и обрушился на голову Матушкина.
…Боцман пришел в себя уже утром. На пустынном пляже никого не было. Рядом стояла древнегреческая амфора доверху наполненная чем-то желтым. Гирь не было видно.
«Золото, что ли? – безразлично подумал Матушкин, тронув мокрым пальцем желтые кружочки. – Интересно, откуда?..»
… Новенький красавец-катер «Орлан Ушастый 2» стремительно неся по волнам. Боцман Матушкин сидел на корме, смотрел на серебристое море и думал.
«Почему женщины на корабле не к добру? – рассуждал про себя боцман. – Потому что море красивое и женщины тоже красивые… Красота – к красоте. Отпускать их в море нужно – пусть себе плавают… На счастье, в общем!»
Где-то вдалеке раздался легкий женский смех, но за мощным гулом новенького мотора боцман Матушкин так его и не расслышал.
Все другие мужики
Тот, кто придумал деньги, надеялся сделать мир лучше. А с другой стороны, будь моя воля, я бы с удовольствием оторвал этому выдумщику хвост и поотшибал копыта.
Вторник. Вечер. Мы лежим с женой в постели, и она мне говорит:
– Ты молчишь, потому что тебе возразить нечего. Вот другие мужики…
Знаю, знаю!.. Другие мужики зарабатывают большие деньги. Но не все, конечно. Тех мужиков, которые зарабатывают мало, женщины почему-то никогда не замечают.
Наташка говорит:
– А Кузнецовы неделю купили новую машину.
Ну и что?.. А вчера Кузнецов сел за руль своего новенького «Ауди» и лихо промчался до ближайшего столба. А потом с него еще и штраф взяли – за столб.
Наташка говорит:
– Впрочем, дело даже не в деньгах…
Хо-хо-хо!..
Наташка говорит:
– Я сегодня видела, как Паша Иванов носил свою жену на руках.
Правильно. К Паше друзья выпить пришли, а его жена скандал устроила. Вот он ее на руках к теще в соседний подъезд и отнес.
Наташка говорит:
– А Петров своей супруге каждый день руки целует, представляешь?!
Ну, еще бы!.. Еще как представляю. Петров – безработный и так он так каждый день у своей жены на сигареты выпрашивает.
Наташка толкает меня в бок и кричит:
– Ну, почему ты молчишь?!
А о чем мне говорить с такой бестолковой как ты?
Наташка кричит:
– Вот ты всегда так!..
Правильно. Поэтому мы до сих пор не развелись.
Наташка делает паузу и говорит подозрительно спокойным голосом:
– Я тебя когда-нибудь убью.
Да, пожалуйста!..
Пауза. И снова очень длинная.
Наташка плачет, а потом шепчет сквозь слезы:
– Прямо садист какой-то, а не муж! Господи, какая же я несчастная? Ну, скажи же хоть что-нибудь… Не молчи!
А о чем мне говорить? Кстати, если я сейчас скажу тебе хоть одно слово, Наташенька, ты наверняка уйдешь к своей маме.
Наташка кричит:
– Я уйду к маме!.. Завтра же!
Завтра – это не сегодня.
Проходит три дня. Разумеется, жена никуда не уходит, потому что у нее нет повода это сделать.
Вечером мы лежим в постели.
Наташка тяжело вздыхает и говорит:
– А Кузнецов, оказывается, разбил свою новую машину.
Ты только узнала об этом, дорогая?..
Наташка говорит:
– А еще Ивановы разводятся…
Наверное, Ивановой надоело, что муж слишком часто носит ее на руках в соседний подъезд.
Наташка говорит:
– И Петров от жены сбежал.
Еще бы!.. Петров работу так и не нашел и наверняка сейчас целует руки другой женщине.
Наташка долго рассматривает мой профиль, потом спрашивает:
– Я, наверное, глупая, да?
Почему, наверное?..
Наташка говорит:
– Ну, не молчи же, скажи!.. Глупая, да?
Я протягиваю руки к потолку. Боже мой!.. Ах, как мне хочется сказать всю правду! Даже не сказать, а закричать ее. Мне хочется вскочить с кровати, рвануть на груди майку и кричать, кричать, кричать!..
Наташка спрашивает:
– А почему у тебя ухо дергается?
Из-за тебя!.. Кстати, седые волосы у меня есть?
Наташка рассматривает мои волосы:
– У тебя лысинка есть. Вот тут… Только совсем маленькая еще.
Это тоже из-за тебя.
Наташка трется носом о мое плечо и нежно шепчет мне в ухо:
– И все-таки я очень глупая…
Мы молчим. Долго…
Наташка шепчет:
– Расскажи мне, пожалуйста, сказку.
Сказки я придумываю сам. Наверное, они тоже очень глупые. Когда Наташка слушает мои сказки, ее глаза становятся огромными, как у ребенка.
Я ворчу:
– Отстань! Мне завтра рано вставать на работу.
Наташка тихо смеется:
– Заговорил!.. Ну, расскажи сказку. Я очень люблю твои глупые и добрые сказки.
Когда-нибудь, когда Наташка мне надоест, я начну с ней спорить. Я буду кричать, размахивать руками и доказывать ей, что она самая глупая женщина на свете.
Я улыбаюсь, а потом начинаю тихим голосом свою очередную сказку:
– Жил-был на свете молчаливый болван…
Атлантический вал
Солдат это вам не младенец в кирзовых сапогах!.. И, кстати говоря, что нужно солдату, чтобы вырыть окоп? Правильно, родная земля нужна. Тот самый каменистый суглинок вперемежку с булыжниками и ржавой арматурой.
В общем, в пятницу, в гвардейской кошкинской дивизии полевые учения начались.
Прапорщик Птенцов кричит рядовому Сидорову:
– Вы что лопату, как чужую жену за талию держите?! Через пять часов танки «синих» появятся, а вы, как телеграфные столбы, только по колени в землю врыты.
От такой нервной работы у прапорщика Птенцова уже через час сигареты кончились.
Он говорит:
– Я на железнодорожную станцию пошел. Вернусь, что бы из окопов только каски, как арбузы, торчали.
Ушел прапорщик.
Рядовой Сидоров лопату бросил, лег и стонет:
– Ну, их, эти танки!.. Небось, свои, хоть и «синие». Объедут.
Тут как раз мимо местные доярочки проходили. Смотрят, значит, доярочки, возле неглубоких ямок наши солдатики вповалку лежат и вроде как почти не живые. Жалко женщинам солдатиков стало, их ведь всех дома мамы и невесты ждут.
Самая грудастая доярочка спрашивает:
– Ой, девочки!.. Тут что, бой был?
Самая розовощекая доярочка улыбнулась и говорит:
– Не бой, а учения, – подняла розовощекая красавица лопату, – помочь нужно нашим солдатикам, девочки.
В общем, вернулся прапорщик с сигаретами, смотрит, а его гвардейского взвода и нет! Пропал взвод.
Прапорщик матюгнулся и кричит:
– Обалдели, да?.. Ребята, вы где?
Рядовой Сидоров из-под земли высунулся и говорит:
– Тут мы, товарищ прапорщик, в окопе. Кстати, молочка не хотите?
Осмотрел прапорщик позицию и спрашивает:
– Окопы – ладно, а кто противотанковый ров без разрешения вырыл?
Тут – танки «синих»: ур-р-ра, значит, и в атаку.
Прапорщик Птенцов руками замахал и орет танкам:
– Стойте!.. Стойте, идиоты, тут незапланированный противотанковый ров!
Командир головной машины прапорщика с поднятыми руками увидел и кричит мальчишечьим фальцетом:
– Ага, сдаются! Теперь, ребята, делай как я…
А тут и в самом деле противотанковый ров!.. В общем, у командирской машины только гусеницы в воздухе мелькнули. А следом за ней – вся танковая рота, как огурцы в банку – в ров легла.
Прапорщик Птенцов на землю осел и шепчет:
– Все, копец. Кончились учения.
Распекать взвод прапорщика Птенцова лично сам генерал Кошкин приехал.
Выстроил генерал взвод и рычит:
– Это что за безобразия, понимаешь? Кто ров без разрешения вырыл?!
Рядовой Сидоров носом шмыгнул и шепчет:
– Это не мы, это местные доярочки.
Генерал рычит:
– А кто рельсы с заброшенной узкоколейки на противотанковые «ежи» спер? Кто из шпал два незапланированных дзота построил?!
Рядовой Сидоров шепчет:
– А я че?.. Я в это время молочко пил.
Генерал рычит:
– Развели тут, понимаешь, «Атлантический вал». Обложились рвами и дзотами, как трусливые натовцы какие-то!
А потом штабные командиры генерала Кошкина еще один блиндаж нашли – замаскированный. И, главное, уютный такой!.. В центре блиндажа, значит, стол, а на нем две кринки: одна с цветочками, а другая с молочком.
Генерал Кошкин находку осмотрел и говорит:
– Подумаешь, блиндаж с цветочками. Тоже мне, невидальщина, какая.
Штабисты говорят:
– Не скажите. Во-первых, действительно невидальщина для радаров и вертолетов противника. А, во-вторых, с точки зрения управления обороной дивизии, это очень даже удобный блиндаж. Прямо генеральский.
Отхлебнул генерал Кошкин молочка, покосился на цветочки и ворчит себе под нос:
– «Атлантический вал», понимаешь!.. Пассивная оборонительная доктрина имени колхозной Буренки. А кто по-настоящему, то есть в рукопашную, против танков воевать будет?
Призадумались штабисты… В рукопашную с голыми руками против танков это, конечно, для нашего солдата всегда – святое дело.
В общем, через день в гвардейской кошкинской дивизии приказ огласили: местных доярочек на пушечный выстрел к окопам не подпускать. А лучше на два выстрела. Потому что солдат, это вам не младенец в кирзовых сапогах, он сам окоп рыть должен. Да и вообще, непобедимым должен быть солдат с автоматом, а не местная доярочка с лопатой. Усекли, стратеги?..
И все-таки мы будем дружить
Мы говорим о любви… Наташенька сидит на диване, скромно потупившись и зажав ладошки между коленями. Она изредка бросает на меня испуганные взгляды и прежде чем отвести глаза, согласно кивает головой.
Вообще-то, о любви говорю только я. Правда, меня совсем не волнуют отношения Ромео и Джульетты. Почему?.. Потому что любовь молодой женщины к слегка потрепанному жизнью мужчине имеет… М-м-м… Точнее говоря, она должна иметь несколько иное содержание. Я устал от жизненных волнений, мне хочется покоя, уюта и женского внимания.
– Любовь, Наташенька, – говорю я, – такая сложная штука, что…
За моей спиной тихо скрипит входная дверь. Я инстинктивно вздрагиваю и оглядываюсь.
– Кис-кис! – радостно говорит повеселевшая Наташа.
Огромный, дымчатый красавец-кот не спешит. Он садится возле двери и принимается внимательно меня рассматривать.
Кот мне не нравится… У него умные глаза закоренелого пройдохи. Кроме того, ухоженный вид домашнего любимца подсказывает мне, что кот пользуется в доме определенным авторитетом.
– Изюмчик иди ко мне, – зовет Наташка. – Ну, Изюмчик же!..
Кот, наконец, делает одолжение: он подходит к своей хозяйке и прыгает ей на колени. Женская рука погружается в густую шерсть. Кот снисходительно мурлыкает и снова смотрит на меня.
«Что замолчал? – говорит мне откровенно циничный, кошачий взгляд. – Давай трепись дальше».
Я кашляю в кулак. О чем это я говорил?.. Ах, да, кажется о любви!
Я возобновляю свой монолог, но в нем уже нет прежней уверенности. Бархатистые нотки моего голоса, неотразимые для дам старше двадцати двух лет, вдруг тускнеют и начинают подозрительно дребезжать.
Изюмчик не спеша вылизывает свою шерстку и усмехается… Да-да, я готов поклясться чем угодно, что этот нахал действительно усмехается!
– Любовь к мужчине, Наташенька, – неуверенно говорю я. – Имеет свои особенности. Вот, например, ужин. Голодный мужчина, конечно же, готов на подвиг, но если он уронит себе на ногу горячую сковородку или обольет себя холодным борщом, это будет уже не любовь, а страдания во имя любви…
Наглая усмешка кота Изюма становится еще шире.
«Знаем-знаем, – написано на его кошачьей морде. – Сами в марте с кошками помурлыкать любим».
Я подхожу к Наташке и беру кота на руки. Изюмчик делает попытку вернутся к хозяйке и едва не оставляет в моем крепко сжатом кулаке клок роскошной шерсти. Я подхожу к окну.
– Понимаешь, Наташенька, – уже более уверенно говорю я. – Все мужчины немножко эгоистичны. Но любовь!.. Эта штука способна творить чудеса с самым отпетым… То есть закоренелым… В общем, мужчиной.
Я пытаюсь вытолкать кота Изюма в форточку. Кот молча и отчаянно сопротивляется. Он упирается всеми четырьмя лапами в оконный переплет, причем оторвать хотя бы одну его лапу с намертво впившимися в дерево когтями, практически невозможно. Я что есть силы, толкаю Изюма кулаком в пушистый зад. Кот оборачивается и громко шипит.
– Не надо – просит меня Наташка. – Изюмчик сегодня уже гулял. Иди сюда, Изюмчик!..
Кот с победным видом возвращается на колени к своей хозяйке.
«Трепло!» – говорит мне откровенный кошачий взгляд.
«Убью!» – обещаю я коту.
«Видел я таких!.. – морщится Изюм. – Вот захочу, и Хозяйка тебя выгонит».
«Женюсь – сам тебя выгоню».
«Ты сначала у меня разрешения спроси!..»
Нашу бессловесную перепалку с котом прерывает голос Наташки.
– Ну что же вы замолчали?
Я обвожу взглядом огромную, шикарно обставленную комнату.
– А на чем я остановился?
– На любви, – подсказывает Наташка.
«…К себе!» – добавляет циничный взгляд Изюма.
«К черту кота! – с отчаянием думаю я. – В конце концов, Наташка мне действительно нравится. Иначе стал бы я тут трепаться?»
Я отворачиваюсь от кота и возобновляю свой монолог. Господи, лишь бы только не видеть этой наглой, всезнающей кошачьей морды!..
Изюм громко мурлыкает. Я повышаю голос. Кот принимается мурлыкать еще громче, и вскоре мы оба переходим на крик.
Кстати, я уже не говорю о любви женщины к мужчине. Наоборот!.. Я говорю о любви, о настоящей любви мужчины к женщине, к этому воздушному, полубожественному существу, которое… Которое… Как это? Ну, в общем, которое…
Неожиданно где-то внизу раздается громкий вопль Изюма. Я испуганно шарахаюсь в сторону. Наташка ойкает и вскакивает с дивана.
Изюм неподвижно лежит на полу, вытянув в струнку толстые лапы.
– Вы ему на хвост наступили, – поясняет Наташка. – У него обморок.
Я наступил?!.. Да я готов спорить на что угодно, что этот негодяй специально подсунул свой хвост.
Наташка бережно берет кота на руки и идет на кухню. Судя по всему, привести в чувство изнеженного женской лаской Изюма может только запах свежей ветчины или, на худой конец, валерьянки.
Я плетусь следом. Голова Изюма безжизненно свешивается с рук хозяйки и плавно покачивается в такт ее шагам.
Неожиданно кот открывает один глаз.
«Что, съел?..» – говорит мне его взгляд.
Я показываю коту кулак.
На кухне Изюм благополучно приходит в себя и мы садимся ужинать. Что ни говори, а Наташка умеет здорово готовить. Сама Наташка ковыряется вилкой в тарелочке с чем-то диетическим. Женщина не хочет потерять фигуру. Ведь ей так хочется, что бы ее любили!
Опустошив свою миску, Изюм осторожно подходит ко мне. В его взгляде уже нет прежнего недоброжелательства. Кот нюхает воздух и смотрит на мою тарелку. Получив полкотлеты, Изюм расправляется с добычей за секунду. Потом он осторожно трется о мою ногу и снова смотрит вверх…
Что ж, я думаю, мы все-таки будем дружить с Изюмом. Но не уверен, что мы будем делать это из чувства взаимной симпатии друг к другу. Совсем нет! Это вынужденная мера, ведь в нас обоих слишком, даже чересчур, много общего…
Все хорошее
(Мультяшная сказка для взрослых)
Настя Иванова женщина симпатичная и одинокая. Ну, не получилось у нее, в общем, женского и совсем маленького счастья. Зарплата крошечная у Настеньки есть, квартирушка малюсенькая – тоже есть, а вот мужа – даже совсем незначительного – нет.
Как-то раз вечером Настеньке позвонили. Открыла она дверь, смотрит, на пороге пьяный в дребезину здоровенный мужичище стоит.
Упал на нее мужичище, слабыми руками за шею обхватил и шепчет в ухо непослушными губами:
– Это самое… Облава немецкая! Спрячьте меня, пожалуйста.
Жалко Настеньке мужчину стало. У нас почти все женщины кино про войну по телеку смотрят и что такое немецкая облава очень хорошо знают. А что пьяный, что раненый… Какая разница?
Захлопнула Настенька дверь, взвалила гостя на спину и в зал его потащила. Пыхтит Настенька от натуги, а мужик небритой щекой к женской спине прильнул и шепчет:
– Спасибо, родная.
Только Настенька гостя в шкаф спрятала – в дверь ломиться стали. Открыла женщина дверь, а на пороге три хмурых типа стоят. Шляпы у них на самые глаза надвинуты – как каски.
Самый здоровенный и рыжий тип говорит Насте:
– Мы есть немецкий кредитор русского бизнесмена Кольян Егорушкин. Это вы спрятайт рус бизнесмен?
Настенька гордо отвечает:
– А вот никого я не прятала!
Только немцы на Настенькины слова никакого внимания не обратили. Оттолкнули они ее в сторону и прямиком в комнату направились.
Здоровенный рыжий немец в кресло уселся и говорит:
– Я отлично понимайт, что ви есть упрямая, русская баба. Но мы тоже… Как это по-русски? Мы есть тоже не дыркой шиты. Так что выдавайт нам рус бизнесмен Кольян Егорушкин.
Настенька кричит:
– Вы по какому праву чужую квартиру оккупировали?!
Самый толстый немец Настенькин холодильник открыл и говорит:
– О, курки и яйки!.. Рашен водка!
Рыжий немец говорит:
– Это есть проценты за наш кредит.
Расставили немцы на столе водку-закуску и к допросу Настеньки приступили.
Рыжий немец говорит:
– Или вы выдавайт нам рус бизнесмен или мы будем гуманно и по-европейски пытайт вас как женщина.
Тут Настенька, конечно, в драку бросилась. А немцы ее за руки схватили, и толстый немец как поцелует ее в щечку! Не выдержала Настенька такого надругательства и в рожу немцу плюнула.
Тот кричит:
– Ах, так?!.. Тогда я вас целый час целовайт буду.
А губы-то у немца толстые и мокрые!.. Такой один раз в щечку чмокнет – потом полдня умываться будешь. Только все равно не выдала Настя Колю Егорушкина. Ну, а как ушли кредиторы-оккупанты, Коля из шкафа выполз.
Всхлипнул он и говорит Насте:
– Уж и сам не знаю, как я такое издевательство над собой… То есть над тобой выдержал. Ты уж прости меня, а?
Вздохнула Настя и говорит:
– Ладно, чего уж там. Мы ж все бабы – терпеливые дуры.
Вот так и прижился Коля у Насти. Во-первых, уходить-то ему некуда было, вокруг немцы рыщут. А во-вторых, какой же, спрашивается, беглец из мужика на похмелье? Короче говоря, целую неделю Коля на кровати Настеньки от кредиторов прятался и, в конце концов, влюбилась в него Настенька.
Лежат они, бывало, под одеялом, а Коля Настенькину упругую грудь гладит и говорит:
– Эх, Настя!.. Бизнес-то наш он как война, в натуре. Чуть-чуть зазевался – сожрут, блин, немцы. А если не немцы, то свои губернаторы и прочая чиновничья сволочь. Так что надумал я, Настя, в лес, к партиза… То есть я хотел сказать, в теневую экономику подаваться.
А потом исчез Коля. Целых два года о нем ничего слышно не было. Но как-то раз остановилась возле Настенькиного подъезда шикарная машина. Вышел из той машины здоровенный мужик весь знаками отличия за гвардейский бизнес увешанный – ну, там цепь золотая на бычьей шее, перстни с брюликами на пальцах – подошел он к старушкам, что на лавочке возле подъезда сидят, и спрашивает:
– Здорово, бабки. Как тут Настенька Иванова поживает?
Бабки говорят:
– Плохо. Недавно ее из школьных учительниц уволили и теперь Настя одни сухарики кушает.
Взбежал Коля по порожкам, распахнул знакомую дверь и кричит:
– Вернулся я, Настенька!.. Победил я их всех, сволочей.
Бросилась бледная и похудевшая Настенька на шею гостя и шепчет:
– Коленька!.. Господи, как же я верила, что ты вернешься!
Взял Коля свою любимую на руки и прямо так, на руках, в загс и понес.
Вот и вся история… Нет-нет, не наврал я ничего, и не дешевенький сценарий придумал. Честное слово, живут Коля и Настя хорошо и поэтому жизнь наша с вами, ребята, продолжается. Но продолжается она только по одной причине: во все хорошее в жизни наши любимые женщины все-таки еще верят. А вот когда они перестанут верить, тогда и будет нам всем амба и полная немецкая оккупация…
Любовь в конверте
Да, да, да!.. У каждого человека в душе есть чертик. А у женщин этот чертик как раз возле сердца живет.
Частенько, значит, чертик шепчет женщине:
– Любишь-любишь-любишь.
Женщина сразу – ах! – и говорит она какому-нибудь мужику:
– Ах, не могу без вас жить.
Чертик женщине шепчет:
– А теперь не любишь, не любишь и не любишь.
Женщина капризно плечиками передернет и сразу мужику говорит:
– Ну, что вы ко мне привязались? Говорю же, не люблю я вас.
В женской жизни все просто. Сначала глупая и розовощекая молодость, а потом семья, двухкомнатная квартира и еще этот… Как его?.. Муж, короче говоря. Бродит, значит, этот муж в трусах по комнате, зевает и волосатое брюхо почесывает. Одним словом, быт. Ну, это вроде как «быть», только без мягкого знака, а по сути вроде как и не существовать совсем.
Нет, нет, нет!.. Настоящая любовь, конечно, от Бога. А с другой стороны, что же с чертиком делать?
Пятого числа, как раз в субботу, в дверь квартиры Бумажкиных ангел в почтальонской фуражке постучался. Дверь ангелу чертик открыл. Веселый такой. Ангел быстренько конверт за спину спрятал.
Чертик копытце протянул и говорит:
– От Бога, да? Давай сюда.
Ангел спрашивает:
– А почему тебе?
Чертик говорит:
– Почему, почему… А живу я тут.
Ангел кричит:
– А ну, убери копытца.
Ангелы и черти, добро и зло… Господи! Да кто же в наше время на такую ерунду внимание-то обращает? Не видят их просто люди.
Ангел-почтальон чертика на пол повалил и кричит:
– Щ-щас как дам по рогам.
А чертик просто ужас какой верткий. Ангел и оглянуться не успел, как чертик его на обе лопатки опрокинул. Борьба, борьба!..
Между тем Леночка спрашивает мужа:
– Может быть, в кино сходим, а?
Муж волосатое брюхо почесал и говорит:
– Да ну его…
Леночка мужа просит:
– Тогда пошли просто так погуляем.
Муж говорит:
– Не хочу. Давай лучше еще раз поужинаем и спать заляжем.
Чертик ангелу шепчет:
– Ага, видишь, моя взяла.
Любовь!.. От Бога, понимаешь. А ты ее еще донеси, эту любовь, до человеческого сердца. Того и гляди, крылышки черти оторвут.
Ангел на живот перевернулся – и ползком к Леночке. А чертик его оседлал и к конверту копытцами так и тянется.
Леночка пилочку для ногтей взяла и думает: у моей подружки Таньки любовник есть. И у Люськи тоже. Одна я, честное слово, как дура какая-то.
Смотрит ангел, на столе утюг стоит. А шнур от утюга до самого пола свисает. Ангел за шнур ка-а-ак дернет!..
Чертик за рожки схватился и говорит:
– Ой.
Потом на бок – брык.
Уже через секунду Леночка к мужу подошла, прильнула к нему и шепчет:
– Любимый мой… Самый-самый мой хороший.
Муж зевнул и спрашивает:
– Чего это ты, а?
Леночка шепчет:
– Поцелуй меня, пожалуйста.
Да, именно любовь!.. Даром, от Бога. И ничего ей взамен не нужно. Не на рынке же.
Ангел разбитым носом в ногу Леночки ткнулся, всхлипнул и думает: а мне что нужно?.. Ну, разве что отпуск. Осточертели мне совсем эти черти, черт бы их побрал.
Уже ночью Леночка пальчиком по спящему профилю мужа провела и размышляет про себя: а, может быть, мне родить, а?.. Интересно, мол, что тогда будет?
Тут, значит, Леночка себе картину представила: по квартире муж бегает, а за ним целый табунчик розовощеких карапузиков. Карапузики кричат: «Папа, папа!» и свои ручонки к мужу тянут. А муж газетой размахивает и кричит: «Отстаньте. Дайте почитать спокойно».
Засмеялась Леночка… И на душе у нее как-то легко-легко сделалось.
Муж сквозь сон улыбнулся и спрашивает:
– Леночка, солнышко мое, ты что, а?
Ленка шепчет:
– Ничего. Это я так… От счастья, наверно.
Обняла Леночка любимого мужа покрепче, вздохнула облегчено и уснула.
Любовь, любовь!.. Кто знает, что такое любовь?
Эх вы, люди!..
Своими словами
(рассказ о рассказе)
Альфред Хичкок издал книгу «Убийства, в которые я влюблен». Если бы у меня была возможность издать сборник «о любви» – только, разумеется, речь идет о любви к юмору, – рассказ, о котором пойдет речь, был бы в ней первым. Я прочитал его много лет тому назад, совсем мальчишкой и, к сожалению, не запомнил имени автора. Жаль!.. Единственное что осталось в памяти: кажется, это был раздел иностранного юмора в журнале с яркой обложкой, а в фамилии автора звучало что-то польское.
Начало рассказа примерно такое: мужчина пришел с женой в цирк. На арене установили решетки и выпустили тигров. Герой рассказа довольно безразлично смотрел на представителей семейства кошачьих, но потом в его голову – вот так, вдруг! – пришел один маленький, но довольно каверзный вопрос: а что если решетка вдруг рухнет?!..
Любой человек в большей или меньшей степени знает, что такое навязчивая мысль. Она способна преследовать человека с упорством ехидной мухи. И от этого крохотного «дежавю» порой не так просто избавится. Так что нет ничего удивительного в том, что наш герой уступил внезапной мысли и принялся думать о том, что же ему делать, если решетка действительно рухнет.
Теперь немножко о себе. Этот удивительный рассказ путешествовал со мной по жизни много лет. Я рассказывал его в основном девочкам-девушкам-женщинам только тогда, когда в наших отношениях возникала трещина, и мне срочно нужно было «разморозить» нахмуренное милое личико. Правда, именно в этом месте я, беззастенчиво нарушая авторское право, переходил к импровизации. То есть мой дальнейший рассказ превращался в эдакие планы «МЧС» по спасению героем рассказа своей драгоценной жизни. Перебирая в уме разные действия, герой то лез под скамейку, то бежал по головам зрителей к выходу, то, как полусумасшедшая белка, взлетал по канату под купол цирка.
Уверяю вас, что я умею импровизировать и, в конце концов, милое женское личико наконец-то начинало робко мне улыбаться. Да-да, наш герой страстно хотел жить! Но там, в его ошарашенных мыслях, тигры вновь и вновь настигали его и приступали к неторопливому ужину.
Знаете, что всегда поражало меня больше всего? Женские глаза, которые смотрели на меня, когда я трепался языком. Эти глаза могли быть разными: полудетскими и наивными, умными и внимательными, слегка насмешливыми и лукавыми, но всегда (подчеркиваю, всегда!) в них можно было прочитать невольное и искреннее сочувствие к незадачливому тигрофобу.
А я смотрел в эти глаза и думал: ах, как мало все-таки значит эмансипация, привнесенная из холодной, кабинетной тиши в женскую душу! Раз за разом простой (но удивительный!) рассказ безымянного автора доказывал мне, что женская суть неизменна, совершенна и прекрасна даже в своей глупости. Если бы мои слушательницы смогли хоть на минуту стать мужчиной они, конечно же, догадалась о финале рассказа. Но они не догадывались… Никто и никогда!
Когда моя импровизация (и, конечно же, жестикуляция) достигала своего апогея, слушательницы с хохотом принимались ловить меня за руки. Они требовали финала. Я соглашался… Но когда я вновь обретал свободу движений, я снова возвращался к тем утопическим планам спасения, которые строил наш незадачливый герой. Слушательницы начинали подозревать, что финал рассказа будет просто грандиозным. Они хохотали от всей души и грозились убить меня на месте, если я тотчас не скажу, чем все кончилось. Я не поклонник сериалов, но уверен, что если бы даже я переносил концовку рассказа на следующее свидание, ее тайна так и осталась бы для женского сердца неразрешимой загадкой.
А еще я думал о женской любви… Что она? Неужели и в самом деле женская любовь это форма некоей слепоты?! И откуда в женщине такая способность к жертвенности, о которой она не подозревает сама?.. Не скрою, иногда мне становилось обидно за милых дам. И чтобы хоть как-то помочь моим слушательницам догадаться самим о финале рассказа, я начинал его сначала.
