bannerbannerbanner
Царство и священство

Алексей Михайлович Величко
Царство и священство

Полная версия

III

Кто-то однажды сравнил Церковь с реанимационным отделением – очень удачное сравнение. Действительно, там находятся те, кто ни при каких иных обстоятельствах не в состоянии спастись, духовные «разбойники», «блудницы» и «мытари». Но Христос принял зрак раба и претерпел крестную смерть ради нас, ради «малых сих». И, конечно же, задачи Церкви спасать души носят универсальный характер, вне зависимости от условий ее существования. Меняются государства, режимы, власти предержащие, Церковь остается неизменной в своем сакральном величии Тела Христова. И должна спасать людей, приноравливаясь ко времени несения своего служения.

Один замечательный православный философ удивительно тонко писал по этому поводу: «В основе своей христианин стремится к нравственному богоподобию, имея живой идеал в Христе, а способы и правила в достижении этого идеала – в учении и руководстве Церкви. Его задачи жизни не исчерпываются в земном существовании и здесь не осуществимы полностью. Мир для него лишь арена борьбы за свой нравственный тип и за приобщение к нему возможно большего числа людей – это и есть христианское “спасение”. Христианин хорошо знает, что достижение правды здесь возможно лишь относительно. Поэтому ломать закон социальной жизни он не станет. Улучшать же общественную жизнь христианин всегда готов – по своей обязанности и личной потребности поддерживать и приумножать господство правды»[43].

Сегодняшняя ситуация не так трагична, слава Богу, для христиан в России, как это иногда представляют. Если уйти от крайностей, к которым следует отнести иногда навязываемую внецерковному российскому обществу «симфонию» или крайний атеистический либерализм, то мы обнаружим множество полей для деятельности.

В первую очередь духовное окормление россиян, совершенно запутавшихся в многообразии предлагаемых в течение последних 30 лет рецептов построения счастливого общества и решения личных проблем каждого из нас. Настало время вспомнить об абсолютных ценностях и национальной гордости, подарившей нам бесчисленное множество духовных и ратных подвигов.

По счастью, сегодня Церковь уже получила право войти в школу и в семью – слава Богу! Безусловно, это право накладывает на христиан обязанность учить детей не утилитарным ценностям, а истинной нравственности.

В социальной области едва ли кто-нибудь может состязаться с бесценным и многообразным опытом Церкви по части организации социального призрения. Ни один государственный орган, ни одна отдельно взятая общественная организация не в состоянии решить задачи материального поддержания больных, одиноких стариков, малообеспеченных людей. С этой деятельностью тесно связано тюремное служение Церкви – кто еще обладает для осужденных таким безусловным авторитетом, способным исправить их, как священник?! Конечно, это – риторический вопрос.

И, наконец, политическая деятельность Церкви. Ее нельзя понимать в шаблонном виде, как это иногда представляют. Совершенно неразумно и нецелесообразно представителям клира вступать в политические партии или организовывать их. Любая партия (даже КПСС) представляла лишь часть общества, а Церковь обязана представлять все общество, всю Ойкумену. Ведь каждая Поместная Церковь являет собой всю полноту Кафолической Церкви[44]. Какая уж тут партия…

Но если под политикой понимать искусство управления государством в широком смысле слова, то, безусловно, быть вне политики или уйти от нее Церковь не может и не должна. Этот тезис относится как раз к вопросу о нравственных ценностях, бытующих в обществе, целях деятельности государства, абсолютных началах, которые следует класть в основу своей деятельности всем нам.

Как видим, задач много, и те проблемы, которые родились в «эпоху перемен», требуют их скорейшего разрешения. Как же их решать, если далеко не всегда внешние обстоятельства располагают к эффективной деятельности христиан? Но мы забываем старый принцип: нужно стремиться к высшим, идеальным формам – для нас воцерковленному обществу, древней византийской «симфонии» и использовать те возможности, которые нам дарит время. Это и есть наш «царский путь» служения Богу и исполнения своего долга христианина жить по Христу.

2011 г.

Церковь, власть и политика

В течение двух тысяч лет своего существования христианство не уклонялось от воздействия на общественную и политическую жизнь, а, напротив, было постоянно одним из могущественнейших факторов в создании человеческих обществ, государств и культуры. В эпоху господства христианства человечество развило до высочайшей степени свои силы, свои средства, действия и свою общественность. Все это именно потому, что христианство указывает человечеству истинные основы для развития личности и общества и предостерегает против заблуждений и ошибок, влекущих личность и общество к разложению.

Л.А. Тихомиров

I

Должна ли Церковь участвовать в политике или ей надлежит быть аполитичной? – вот актуальный вопрос наших дней, имеющий, впрочем, давнюю предысторию. Какие только доводы, отрицающие саму возможность участия Церкви в политике, не приходится услышать!

Кто-то говорит о необходимости отделения Церкви от государства и полагает в основу своего суждения ту – весьма поверхностную – мысль, согласно которой религиозные, нравственные начала не могут доминировать над политическими. Что на идее главенства какой-то одной конфессии неверно строить жизнь целого государства, среди граждан которого присутствуют представители других религиозных течений.

Иные, формально признавая себя сынами Церкви, также не прочь отказаться от каких-либо форм ее участия в деятельности государства, хотя и по другим причинам. «Политика есть дело грязное, – нередко говорят в таких случаях, – а Церковь свята. Зачем же мы будем марать Ее белые одежды? Кроме того, разве Церковь может разобраться во всех сложностях государственного быта, не Христос ли сказал: Богу – Богово, а кесарю – кесарево?»

Иногда в основе данного суждения (особенно у представителей старшего поколения православных людей, много претерпевших от государства в годы советской власти) лежит не всегда называемый, но явственно проступающий при обсуждении данного вопроса следующий мотив: уж лучше такое положение вещей, чем ситуация, которая была ранее. По крайней мере, при демократических режимах сохраняется хоть какая-то гарантия свободы совести и неприкосновенности Церкви и ее чад.

Мотив этот совершенно понятен, и не нам осуждать тех, кто сохранял свою веру и открыто служил Богу в те времена, когда расхождения с официальной позицией государства по данному вопросу вызывали уголовное преследование и всевозможные административные ограничения. Но в то же время, согласимся, данная позиция не затрагивает существа вопроса. С тем же успехом можно было бы оправдать публичный отказ от веры в Христа, если человеку угрожали неблагоприятные последствия. В индивидуальных случаях Церковь прощает таких верующих (а какие преступления против Бога не прощает она, всемилостивейшая, когда блудный сын возвращается к ней с искренним раскаянием?!), но сам поступок никогда не может сочетаться с истинной верой, желанием претерпеть страдания и скорби за Христа.

Впрочем, подобные мотивы являются исключением из общего правила, логика которого довольно проста. Обычно в академических работах, посвященных этому вопросу, предлагается приблизительно следующий (едва ли не типичный) алгоритм рассуждения: вера есть чувство субъективное, и Церковь, как содружество верующих, представляет собой лишь один из союзов, присутствующих в государстве. Государство – союз властный, хотя оно и преследует благородные цели (общее благо), но политика по природе своей является категорией безнравственной, где важен результат, а не избранные для его достижения средства.

Надо с сожалением признать, что этот макиавеллизм, жестко разграничивающий нравственное начало и политику, становится обыденным положением вещей. Вопрос о задачах государства и способах решения насущных проблем отдается на откуп «истины», слагаемой из самых разрозненных и противоречивых мнений «народных избранников» и других лиц, лишенных всякой личной нравственности и элементарного чувства стыда. В результате едва ли не каждый депутат губернского или районного уровня, чуть ли не любой государственный служащий, занимающий должность выше секретаря-машинистки, мнит себя политиком. Анализ высказываний, звучащих в современной России, позволяет с большой долей вероятности сделать вывод, что политиками у нас являются едва ли не все от мала до велика, работать некому. Борьба за власть и привилегии, максимальная свобода действий при минимальной ответственности – вот что есть политика для этих лиц. Полная анархия мнений (даже не убеждений) о том, куда следует идти и что необходимо делать, порождает тот печальный факт, что негативные средства достижения политических целей принимают самодостаточное выражение.

 

Можно смело сказать, что при таком подходе вопрос о государственных целях принимает второстепенное, если не третьестепенное, значение. Очень часто лицо, приглашаемое во власть, даже не проходит испытания простым вопросом: а в чем, собственно говоря, заключаются задачи управления государством, что представляет собой цель государственной деятельности? Очевидно, потребности в таких вопросах не возникает. Интрига, обман, ложь полностью заменяют собой цель – благо народа, благо государства.

Занятие какой-либо должности становится на самом деле для ее обладателя гораздо важнее того, что он должен делать, находясь в ней. Его не интересует, насколько полезна для государства эта деятельность, нужна ли – объективно – его служба? Все управляют государством, но едва ли кто может ответить на вопрос: чем они занимаются? Имеют ли они навыки к этой деятельности, обладают ли необходимыми профессиональными качествами, опытом, наконец, желанием служить Отчизне?

Знание о том, «как правильно должна идти бумага», далеко не покрывает всех вопросов политики. Стоит ли удивляться, что беспринципность, безнравственность, бездарность и неумение сформировать свою позицию по самым рядовым вопросам становятся символами времени и государства? Кто не слышал фраз вроде: «Это – вопрос политический», «Здесь – политика, поэтому спешить не нужно», «Следует быть немного политиком»? Хотя затрагивались, как правило, самые рядовые проблемы, и в этих ситуациях требовалось только продемонстрировать профессионализм, твердость и готовность взять на себя ответственность за собственное убеждение. Прикрываясь «политикой», власти предержащие любого уровня четко отслеживают, кого можно привлечь к уголовной ответственности за расхищение государственной казны, а кого – нельзя. Вот вам и торжество закона, свободного от «клерикальных настроений»… Представляется, что примеров на этот счет приводить не требуется, настолько они общеизвестны.

Это и есть результат реализации идеи светской философии отделения Церкви от государства, повсеместная распространенность которой вовсе не является гарантией ее истинности. Она столь же безнравственна, сколь и бессмысленна, бездоказательна, если мы примем в расчет некоторые важные обстоятельства.

Высший политический союз (государство) представляет собой сообщество лиц, проживающих на определенной территории и объединенных единой верховной властью, а не только органы управления им. По этой причине говорить в практическом смысле о возможности полной индифферентности государства по отношению к тому или иному вероисповеданию невозможно. Попытаемся представить себе, к примеру, что большинство подданных конкретного государства придерживается строго определенных религиозных убеждений, твердо стоит в вере, организуя весь свой быт по религиозным заповедям, а государство (т. е. тот же народ) признает себя светским. Это – то же самое, как признавать себя верующим человеком и одновременно отрицать этот факт. С точки зрения логики данное суждение лишено всякого смысла.

Единственное исключение возможно только в тех случаях, когда религиозные убеждения носят крайне расплывчатый, своевольно-анархичный характер, т. е. не обладают свойствами истинности и духовности. Но в этом случае уже невозможно говорить о воцерковленном обществе, его просто нет, и место Церкви занимает N-e количество религиозных общин. Государство может признавать право на свободу совести, но само оно стоит вне Церкви. Подобные примеры характерны для протестантизма, где признается свободное право каждого члена религиозной общины произвольно толковать Священное Писание.

Сомнительность утверждений, напрямую отрицающих возможность участия Церкви в политике, нетрудно продемонстрировать не только на практических примерах, но и опровергнуть с точки зрения теории правовой и политической науки, если, конечно, она остается на объективных позициях. Издавна под политикой (в истинном смысле этого слова) понимается управление государством, знание государственных целей – благо народа (идеальный момент) и совокупность способов их достижения (практическая составляющая).

Но благо государства не есть категория самодостаточная, в противном случае мы получим тоталитарное общество, где идея власти абсолютизируется и превалирует над всеми иными общественными и духовными началами. Народное благо должно находиться под пристальной оценкой смысла человеческой жизни и блага рядового человека. Таким образом, чтобы управлять государством, вести его к намеченным целям, необходимо точно знать, к чему, собственно, мы стремимся, понимать не только существо высшего политического союза, но и иметь знание о том, что полезно человеку, а что вредно. Обладает ли ими носитель идей светской философии, для которого все нравственные явления носят преходящий, условный характер?

Вопрос более чем наивный. Полная разобщенность общества и властей в понимании блага государства (политического идеала), неясность целей и аморфность задач приводят к тому, что главенствующее значение приобретают способы достижения, так сказать, техническая сторона вопроса. Поскольку каждый самостоятельно и произвольно определяет цель – и своей деятельности, и всего государства, то способы ее достижения легко заменяют саму цель (идеал).

Более того, будучи условными и противоречивыми, цели меняются, равно как политические пристрастия, симпатии и антипатии. Сегодня «он» – враг, но завтра – уже друг. Вчера под истинной целью общественного развития понимался один политический идеал, но по прошествии времени он легко подменился другим, противоположным. В течение 15 лет нынешняя Россия сменила несколько политических идеалов: ортодоксальный социализм, «социализм с человеческим лицом», правовое государство западного типа, социальное, демократическое государство, но уже с «русскими чертами». Печально, но в современной России вообще нет политического идеала, который бы мог быть положен в основу государственной политической доктрины (внутренней и внешней).

Что ж странного в том, что государство не в состоянии четко и ясно сформулировать первоочередные задачи народного быта, определить цели, которые могли бы быть предложены всему народу? Все эти вопросы отдаются на откуп политической интриге и политической борьбе различных партий под девизом: «Кто победит, тот и будет предлагать верховной власти свои варианты спасения России». Но проходят годы, борьба продолжается, лидеры и партии меняют свои убеждения, их программы становятся похожими друг на друга, как близнецы, а никаких цельных и ценных предложений, содержание которых определялось бы не сиюминутными выгодами или расчетом, а объективным знанием, не выносится на обсуждение народа.

Предлагать варианты может почти каждый, но далеко не все способны понять, что именно они предлагают и тем более обосновать свои «прожекты». Кстати сказать, в свете указанных событий не кажется уже удивительным тот факт, что массовое вторжение «демократов» в политику в начале перестройки и постсоветскую эпоху (конец 80-х – начало 90-х гг. XX в.) в конце концов заканчивается их сокрушительным поражением от старого партийного аппарата, вновь повсеместно вернувшегося к власти. В поединке на одном и том же «поле», где торжествуют технические способы борьбы за власть, а нравственный идеал подменяется конъюнктурой, побеждает тот, кто более опытен в подобного рода делишках. Этот факт, между прочим, вполне достоверно свидетельствует об однообразном подходе и социалистов-коммунистов, и демократов-либералов к вопросам нравственности и христианства.

Нетрудно понять, что ни к чему иному субъективная нравственность привести не может. Политика незаметно перерастает в политическую борьбу, где доминирует сила, хитрость, обман и материальный критерий успеха. Государство по-прежнему остается тоталитарным, поскольку властное начало заслоняет собой все иные и борьба за власть охватывает самые широкие слои населения: от муниципальных депутатов до олигархов.

Такая политика свободна от нравственности и стоит в стороне от интересов рядового гражданина. Удивительно ли, что Церковь Христова уклоняется от предлагаемых Ей форм участия в управлении государством, которые неизменно вызывают к жизни самые худшие, самые низменные инстинкты? Можно ли представить себе, чтобы истинный сын Церкви, пребывающий в Ее лоне, днем творил безнравственные поступки, уверенный в правоте своего частного мнения, а вечером шел в храм и как ни в чем не бывало служил Богу, покоренный Его абсолютной Правдой? Нет, уж что-то одно: служить или Богу, или маммоне[45]. Церковь не желает участвовать в политической борьбе, всячески сторонится ее даже в таких, казалось бы, косвенных и мягких формах, как поддержка того или иного политического объединения или партии, участие в них и т. п.[46] Но означает ли такая позиция Церкви, сформулированная ясно и недвусмысленно, что вопрос уже закрыт и тема для дискуссий исчерпана? «Церковь не хочет участвовать в политической борьбе – значит, она не готова и к участию в политике», – скажут нам. О чем дальше говорить?

Между тем политическая борьба, результатом которой является право на власть управлять людьми и всем государством, вовсе не охватывает в полном объеме всего содержания понятия политики. Это есть лишь одна из ее сторон, причем далеко не самая важная и положительная. Скорее, она выступает в качестве лакмусовой бумажки состояния общества. Чем менее активна политическая борьба, тем более собранным и единым в убеждениях является общество. Принимает она острые формы – верный признак того, что оно дезорганизовано, запуталось в собственных заблуждениях, утратило единство духа.

Понятно, что Церковь, полнотой своей объединяющая «всех и вся», никогда не может переступать черты, за которой следуют расколы общества и сепаратные явления. Она не управляет государством как верховная власть и потому не стремится к политической борьбе. Но сказанное не означает, что Церковь аполитична по природе. Игнорируя и осуждая политическую борьбу, Церковь вовсе не отделяет себя от государства и от политики, поскольку именно здесь решаются судьбы отечества и рядовых граждан. «Неучастие церковной Полноты в политической борьбе (выделено мной. – А.В.), в деятельности политических партий и в предвыборных процессах не означает ее отказа от публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне»[47].

Но разве это не политика? Управлять государством можно, не имея политической власти. Наставлять человека и спасать его от зла, подсказывая верный путь, тоже можно добрым советом, а необязательно угрозой или физическим наказанием. Олицетворять собой идеал, к которому должно стремиться, разве это не политика?[48] Вот и получается, что категоричность суждения, предписывающего Церкви отделиться от политики, есть не более чем заблуждение (в лучшем случае). Но отрицание этих крайностей далеко не в полной мере раскрывает существо нашего вопроса. Можно даже с полной уверенностью сказать, что эта точка зрения, как наиболее несостоятельная, не требует значительных усилий для ее опровержения.

 

II

Качественно иное воззрение сравнительно со светским по интересующему нас предмету лежит в основе Римо-католической политической философии, согласно которой Церковь не только выступает в виде высшего духовного союза, хранителя Истины, но и является источником политической власти в государстве. Она может делегировать свои властные полномочия органам государства, но способна и непосредственно осуществлять их – разница, согласимся, невеликая.

Здесь как будто устраняется главный предмет критики светских учений – анархичность мнений и отсутствие веры в абсолютность Церкви и, следовательно, Бога, но присутствуют иные детали, чье влияние сказывается весьма существенно на содержании окончательных выводов. Для католицизма сохранение в неизменной чистоте церковного учения и предания становится возможным только и исключительно посредством полного подчинения себе государства, даже подмены его Церковью. Анархичности и слабостям постоянно впадающей в грех личности мирянина противопоставляется церковная власть, как представляется латинянам, – безгрешная. Вся полнота власти, какая только возможна на земле, переходит к Римской церкви. Не только знание политического идеала, которого пытаются достигнуть, но и включение в свой арсенал всех способов борьбы за политическую власть, стремление к ней – вот новый догмат веры, порожденный католицизмом.

Идея отождествления папы с Римской церковью, а ее самой – с государством нашла отражение уже в раннем католицизме. Например, в Диктатах Римского папы Григория VII (XI в.) определяется, что понтифик может самостоятельно низлагать епископов (п. 3), только он может пользоваться императорскими регалиями (п. 8), цари должны целовать ему ноги (п. 9), папа может низлагать императоров (п. 12), он не может быть никем судим (п. 19), Римская церковь никогда не заблуждается и не может заблуждаться (п. 22), Римский первосвященник по должности является святым (п. 23)[49].

Конечно, в таких условиях посягать на Церковь и устраивать на нее гонения едва ли возможно. Более того, такая попытка тут же объявляется ересью, преступлением, за которое немедленно следует расплата уже здесь, на земле. Мысль вроде бы проста и доступна: чтобы политическая власть не противостояла Церкви, чтобы она служила ей, необходимо включить государство в Церковь, признать власть одним из ее свойств как высшего духовного союза.

Казалось бы, всякое противоречие между Церковью и политикой в этом случае исчезает в принципе, становится невозможным физически. Грех больше не в состоянии проявить свою силу, власть земная перестает быть греховной, т. к. получает свои полномочия от преемника Христа и апостола Петра – Римского папы и выполняет его поручения. Что может быть лучше, когда носитель истины становится одновременно и исполнителем, реализует идеал на практике, в жизни? Но за счет чего это достигается? Способна ли Церковь сохранить в этих условиях ту святость, которой наполняет Ее Дух Святой? Не слишком ли большую цену нужно заплатить за мнимое благополучие?

Для ответа на эти очень важные вопросы необходимо учитывать некоторые существенные обстоятельства. Католицизм не отрицает государства и не пытается его уничтожить: в противном случае латинская политическая доктрина «двух мечей», сохранившаяся до наших дней, вообще не могла бы иметь места. Римская церковь «лишь» не признает самостоятельности верховной власти в аспекте управления государством, не считает ее верховной, требуя от нее полной передачи себя в руки церковного клира. Как писал в своей булле папа Павел IV (1559 г.), Римский первосвященник «обладает всей полнотой власти над племенами и царствами и всех судит»[50]. Август Триумф (XIV в.) говорил, что непосредственное управление государствами должно находиться исключительно в руках папы, включая издание законов и остальные виды императорской юрисдикции[51].

А папа Пий IX (XIX в.) объявил религиозно-обязательным для верующего католика признание за Римским епископом светской власти и осудил как заблуждение мнение, будто Церковь не имеет власти производить насилие[52].

Государь в этих условиях представляет собой не самодержца, устрояющего данной ему Богом властью вверенный его попечению народ, а «поверенного в делах», управленца, менеджера, действующего по доверенности, над которым висит постоянная угроза отзыва со стороны доверителя – Рима. Причем – и это обстоятельство следует отметить особо – отзыв может носить характер не только нравственной ответственности перед Римской церковью или замены одного правителя другим, более покладистым и менее самостоятельным. Католицизм допускает возможность физического устранения неугодного правителя, чья деятельность внушает опасения, угрозу или вызывает недовольство и критику[53].

Введена и смертная казнь для еретиков, о чем свидетельствует 25-е правило II Латеранского собора (1139 г.). А решения III Латеранского собора (1179 г.) обязывают католиков под страхом отлучения от церкви доносить церковным властям о еретиках и их покровителях. Таким образом, угроза физического уничтожения распространилась не только на государей, но и на любого христианина. Смертный приговор выносился церковной властью, что не могло не смущать некоторые нравственные натуры, которые не в состоянии были соединить священнический чин и должность палача. Однако папа Урбан IV (1261–1264) особой буллой подтвердил «богоугодность» такой деятельности[54]. Но соответствует ли на самом деле эта «идиллия» природе Церкви и существу государства?

Церковь есть союз вечный, неземной, само Царствие Небесное, принявшее видимые для нас земные формы. Она представляет собой воссоединение в Боге всех духовных сил (ангельского сонма), святых и других спасенных, не знает времени, границ, национальных или каких-либо других разделяющих человечество различий. Как Тело Христово, она едина и кафолична. Как союз, основанный Богом, Она не знает иных путей сохристосования, кроме веры и любви: веры в Бога и любви к ближнему через Христа. Нужно оставить мать свою и братьев во имя Христа, чтобы через Него вновь вернуться к ним, полюбить их, но уже не в качестве единокровных родственников, но как братьев и сестер во Христе, образ и подобие Божие. Святая Церковь не может быть одолена адом, и даже иерархия, сложившаяся в Ней, основана исключительно на нравственной ответственности младших членов Церкви перед высшими. Она беспорочна и безгрешна. Господь принимает только тех, кто по своей вере, по живой потребности души, являющейся по рождению своему христианской, стремится к Нему. Силой или обманом, выгодой или богатством спасения не купить, в Царствие Небесное не войти. Любовь и только любовь, помноженную на сострадание и прощение, кладет Господь в основу церковных отношений между Своими детьми.

Конечно, если бы все человечество жило по Заповедям Христа, а все люди вернули бы себе свою первородную, Богом данную им святость, земная Церковь стала бы уже свершившимся Царствием Небесным. Но так как мы пребываем в грехе, то и Божьи дары начинают использоваться не для спасения человека, а для его самовозвеличивания и услаждения в земных радостях.

Индивидуальные и личностные различия между людьми (способности и дар Божий) полагают основу земной власти как возможности заставить или убедить других выполнить нечто, не порожденное их решением, их волей, может быть, даже неприятное и противное им. Власть эта принимает самые разнообразные виды: власть отца семейства, сословия, рода, племени, просто сильного индивида над слабым человеком и т. д. Без Бога она практически всегда становится злом, абсолютизирует свое значение, злоупотребляет своей силой, обеспечивает реализацию низменных целей, служит во вред другим лицам.

Предоставленная сама себе, власть принимает разрушительные формы, нуждается в некотором внешнем упорядочивании. Добрые начинания и помыслы должны быть ограждены, нуждаются в поддержке со стороны тех, кто обладает властью, может применить силу и защитить их. В свою очередь, возникает настоятельная необходимость пресекать злые дела, наказывать за них, ограничивать разрушительные последствия злоупотреблений данной Богом человеку силой. И вот, наряду с Церковью возникает государство как такой политический союз, который вносит некоторый внешний порядок в анархию своевольных и властных отношений.

Век государства как земного союза краток и закончится с торжеством Христа и наступлением Царствия Небесного. Как союз властный, государство действует разрешением и принуждением, применяя свою высшую власть к виновным лицам. Здесь мало места любви, но доминирует наказующая сила. Государство есть зло, но зло меньшее, чем анархия вседозволенности. Достаточно вспомнить, что самые страшные минуты любые (даже самые великие) культуры мира испытывали именно в годы государственного кризиса, когда единая власть отсутствовала или находилась в плачевном, атрофированном состоянии.

Церковь принимает того, кто идет к Богу с верой и надеждой, а государство считает своими подданными всех, проживающих на его территории, не спрашивая их согласия. Церковь налагает нравственные наказания на провинившегося христианина и ждет от него живого раскаяния в грехах. Государство обязывает под угрозой физического наказания воздержаться от тех поступков, которые признаны законом неправомерными, и для него безразличны мотивы воздержания от злых дел: что именно – совесть, страх или лень двигали человеком.

Церковь раскрывает для каждого своего чада индивидуальный путь спасения (это связано с полом, свойствами души, способностями, возрастом и иными отличиями каждого конкретного человека), напротив, государство полагает прежде всего общую для всех норму поведения. Церковь наднациональна, государство всегда образуется определенной этнической группой – титульной нацией, формирующей характерные признаки того или иного политического союза, его культуру, быт, традиции. Церковь строит свое служение по Заповедям Христовым, по догматам и канонам – вечным и неизменным. А государство нередко противопоставляет им свой закон (право), столь же временный, ограниченный по отношению к нравственному идеалу и преходящий, как и само государство.

Тем не менее требование служить государству, быть покорным воле верховной власти неизменно звучит со страниц Священного Писания. «Всякая душа, – писал апостол Павел, – да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога»[55]. Эту же мысль высказывал и апостол Петр: «Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, – ибо такова есть воля Божия… Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите»[56].

43Тихомиров Л.А. Государственность и религия// Тихомиров Л.А. Апология Веры и Монархии. М., 1999. С. 132.
44Иоанн (Зизиулас), митрополит Пергамский. Церковь и Евхаристия. Богородице-Сергиева пустынь, 2009. С. 144–146.
45Мф. 6: 24.
46«Невозможно участие церковного Священноначалия и священнослужителей, а, следовательно, и церковной Полноты, в деятельности политических организаций, в предвыборных процессах, таких как публичная поддержка участвующих в выборах политических организаций и отдельных кандидатов, агитация, и так далее» (См.: Социальная концепция Русской Православной Церкви. М., 2001. С. 75).
47«Невозможно участие церковного Священноначалия и священнослужителей, а, следовательно, и церковной Полноты, в деятельности политических организаций, в предвыборных процессах, таких как публичная поддержка участвующих в выборах политических организаций и отдельных кандидатов, агитация, и так далее» (См.: Социальная концепция Русской Православной Церкви. М., 2001. С. 79–80.
48«Не вмешивайте Церковь в политику, – говорят нам. Неправда. Нужно сказать: не смешивайте Церкви с партиями, но зато дайте нашей, сбившейся с пути “политике” опору той высочайшей истины, которая лежит в христианском учении и которая уничтожает все иллюзии, фантазии, все односторонние увлечения людей политики», – почти сто лет тому назад писал Л.А.Тихомиров (1852–1923) (См.: Тихомиров Л.А. Христианство и политика // Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 1999. С. 18).
49Огицкий Д.П., Максим Козлов, священник. Православие и западное христианство. М., 1999. С. 64.
50Зноско-Боровский Митрофан, протоиерей. Православие, Римо-католичество, протестантизм и сектантство. Челябинск, 1992. С. 34.
51Чичерин Б.Н. История политических учений. В 5 т. М., 1869. Т. 1. С. 207.
52Зноско-Боровский Митрофан, протоиерей. Православие, Римо-католичество, протестантизм и сектантство. С. 47.
53Чичерин Б.Н. История политических учений. Т. 1. С. 148.
54Огицкий Д.П., Максим Козлов, священник. Православие и западное христианство. С. 65–67.
55Рим. 13: 1.
561 Петр. 2: 13–14, 17.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54 
Рейтинг@Mail.ru