Алексей Макаров
Ромас. Морские рассказы
© Алексей Макаров, 2024
ISBN 978-5-4493-5181-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Прошло более сорока лет, как мы, молодые мальчишки выпустились из стен нашего Высшего Инженерного Морского Училища.
Каждый год в последнее воскресенье июля, мы встречаемся и, как будто окунаемся в те беззаботные курсантские годы и начальные годы своей трудовой деятельности.
Нас осталось не так уж и много. Большинство уже покинули этот мир. Непросто даются годы, проведенные в море. Оно всегда забирает свою дань.
Но те из нас, кто в очередной раз приходят на встречу, счастливы и радостны, что они увидели своих прежних друзей-товарищей в полном здравии.
Надолго затеваются разговоры, рассказы о временах, проведенных в море.
Теперь, нам старым морским «волкам» не надо стыдиться своих неудач, которые то тут, то там преследовали нас.
Сейчас мы эти неудачи воспринимаем со смехом, юмором и с легкостью рассказываем их за столом единомышленников.
Некоторые истории, которые мне особенно понравились, я собрал в рассказах, изложенных в этой книге.
Может быть, кое-где я их немного приукрасил или где-нибудь что-то не так описал.
Но пусть меня извинят мои друзья, которые эти рассказы поведали мне в период откровенности.
Некоторые из этих историй я передал от первого лица и объединил их в единое повествование. Но не надо считать, что эти события происходили именно со мной. Это только морская жизнь, которая коснулась каждого из нас.
Все события в этих рассказах являются плодом авторского вымысла. Все совпадения имён, дат, названий и сюжета являются случайными. Местоимение «Я» в данном тексте обозначает не Автора, а вымышленного персонажа, созданного моим воображением.
С уважением ко всем читателям,Алексей Макаров
Рейс первый
Часть первая
(жизнь судового механика)
Глава первая
На табло появилась надпись о пристегивании ремней, запрете курения в салоне самолёта и прозвучало объявление, что самолет пошёл на снижение.
Несмотря на увещевания стюардесс, пассажиры оживились. Чувствовалось, что они устали от четырехдневного ожидания вылета в аэропорту Владивостока и хотят побыстрее отправиться по домам.
Как только самолет коснулся колесами взлетной полосы пассажиры повскакивали со своих мест и лихорадочно начали вынимать с полок вещи и одеваться.
Рулежка самолета ещё не прекратилась, а в проходах уже столпились люди, готовые на выход.
Меня очень удивило такое поведению людей. Чего торопиться? Всё равно уже прилетели. Конечно, я понимал их желание быстрее добраться до дома, но багаж-то всё равно раньше времени не выдадут, пока его не привезут в аэровокзал.
Самолет четверо суток ждал во Владивостоке вылета в Петропавловск-Камчатский из-за циклона, бушевавшего над Камчаткой.
Понятно, что все устали и хотят домой, но, чтобы вот так не сдерживать эмоции, молодому двадцати двухлетнему четвертому механику, едущему на работу в Камчатское морское пароходство, было непонятно.
Тесть Леонида рассказывал, что у него в Питере есть троюродная сестра Мария Филипповна и живет она на улице Первомайской. Где эта Первомайская, тесть не знал. Но посоветовал, пожав плечами, как бы извиняясь:
– Выйдешь из самолета, спроси. Там всё и узнаешь.
Он работал таксистом и его друзья по его просьбе каждый день во время этой вынужденной задержки, возили Леонида в аэропорт.
Тесть мог себя не ограничивать в расходах по оплате этих поездок. Сам он на смене зарабатывал левых больше двадцати пяти рублей, а этих смен выходило у него в месяц то ли семь, то ли восемь, плюс зарплата и премии за перевыполнение плана.
Тесть не бедствовал. Был он участником Отечественной войны, прошедший штрафбат. Хотя о войне и о том, что он там испытал, восемнадцатилетним пацаном, он редко рассказывал, но в степени легкого алкогольного опьянения, рассказывал такие ужасные подробности, которые с трудом укладывались в голове из-за их правдивости, реалистичности и жестокости.
Его слово, как фронтовика, для Леонида было, как кремень, поэтому он особо не переживал, что потеряется или заблудится в незнакомом городе.
Название улицы – знал, номер дома – знал. Значит, доберётся. А если Лёня чего-то захочет, то этого всегда добьётся обязательно.
Поэтому он сидел спокойно в своём кресле, дожидаясь, когда народ освободит проход и можно будет спокойно, без толкотни, выйти из самолета.
Подали трап и стюардесса громко предупредила выходящих пассажиров, чтобы все раскрыли паспорта на странице с пропиской и предъявили их встречающим пограничникам.
Леонид с собой имел только направление на работу. Петропавловской прописки в паспорте не стояло. Когда он выходил из самолета, то пограничник, подозрительно посмотрев на него, спросил:
– Прописки нет?
– У меня только направление на работу есть, – как бы извиняясь, Леонид предъявил паспорт милиционеру.
– Молодой специалист, что ли? Ну, давай, давай. Проходи, – и миролюбиво добавил: – Специалисты здесь всегда нужны.
Выйдя на трап, Леонид непроизвольно зажмурился от ярких лучей солнца.
Яркость их усиливалась лежащими вокруг взлётного поля сугробами снега. Они ослепляли своей белизной. Непроизвольно пришлось даже прикрыть рукой глаза, глядя на эту сверкающую красоту земли и голубизну неба.
Морозный воздух придал силы и энергии.
Сойдя с трапа, Леонид пристроился к веренице пассажиров, шедших к зданию аэровокзала, а обернувшись, он остолбенел от красоты, открывшейся передо ним картины.
На фоне голубого неба за взлётным полем красовались два вулкана. Один из них был ровной конической формы, а у другого вершина немного скошена и из неё валил «небольшой» дымок.
Леониду как-то стало не по себе. А вдруг – рванёт. Но спокойствие прибывших пассажиров успокаивало и, отвернувшись от красоты вулканов и, поёжившись от морозного воздуха, он поспешил в здание аэровокзала.
Здесь уже ажиотажа, как в самолёте, не было и, получив багаж, он вышел на площадь перед зданием аэровокзалом.
Куда ехать, чего ехать – он понятия не имел. Тем более, на улице оказалось очень холодно. Особенно в его балоньевом пальто на «рыбьем» меху.
Пришлось вернуться в здание аэровокзала и найти справочное бюро, где бы он смог узнать, как добраться до улицы Первомайской.
Дождавшись своей очереди к окошку информации, он пригнулся, заглянул в лицо царственной тетеньке и заискивающим голосом обратился к ней:
– Скажите, пожалуйста, а как бы мне добраться до улицы Первомайской в городе?
Тётенька окинула его безразличным взглядом и тут же, скороговоркой выпалила в его наивные очи:
– Садитесь на номер автобуса, – она посмотрела в какой-то свой список, – вот такой-то и езжайте до Сероглазки. Там пересядете на другой автобус и потом доберетесь до КП. На КП Вы пересядете на другой автобус, и на нём Вы уже доберетесь до своей улицы Первомайской.
Все это она произнесла такой скороговоркой, что Леонид ничего не запомнил. У него в голове от объяснений тётеньки из справочного бюро стояла полнейшая каша, а переспросить её он постеснялся.
Что такое Сероглазка? Что такое КП? Где автобусные остановки? Где надо выходить? Всё это перемешалось в голове и он в нерешительности отошёл от справочного бюро.
В полной прострации выйдя на площадь вокзала, он в недоумении огляделся.
Где он? Что делать? Куда идти? Людей вокруг не было. Все прилетевшие пассажиры давно разъехались.
Но минут через десять-пятнадцать подошёл автобус, направляющийся в город.
Со своим чемоданищем Леонид взгромоздился в него, устроил чемодан в проходе, хотя некоторые пассажиры пихали и толкали его ногами, таким образов выказывая недовольство, что он тут стоит и мешает им пройти.
Не обращая внимания на их недовольные действия, Леонид устроился на заднем сидении. Внутри автобуса оказалось тепло и, несмотря на чувствительный морозец на площади аэровокзала, Леонид сразу же согрелся.
Вскоре автобус тронулся и он смотрел по сторонам на пейзажи зимней Камчатки.
Всё казалось интересным и необычным. Снег вдоль дороги стоял огромными сугробами, высотой метра по два-три.
Наверное, недавно прошли грейдеры, которые его сгребали с дорог.
Потом, когда он пожил некоторое время в Петропавловске, то видел эти грейдеры.
Хотя в понимании материкового жителя, это были вовсе не грейдеры, а турбоагрегаты, чистившие дороги даже во время самых сильных снегопадов. Они шнеком забирали в накопитель снег и струей выкидывали его на обочину.
Поэтому вдоль обочины дороги стояли такие громадные трехметровые сугробы. Зато дороги – всегда чистые.
Автобус не спеша доехал до Елизова, постоял несколько минут на автовокзале и двинулся дальше.
От Елизова он ехал по извилистой дороге вплоть до самого города.
Начало города определилось по пятиэтажным домам, выглядывающих из-за сугробов.
На одном из них Леонид прочитал, что это улица Тушканова.
Так, значит, ему скоро надо выходить.
Подойдя к водителю автобуса, он спросил у него:
– Скажите, пожалуйста, а как мне добраться Сероглазки?
Водитель, не отрываясь от дороги, буднично ответил:
– Вот сейчас я поеду по Тушканова до Сероглазки, там ты выйдешь и найдешь то, что тебе надо.
Леонид так и сделал. Когда с Тушканова автобус завернул на Сероглазку и проехал некоторое время, водитель махнул ему рукой – вот здесь тебе выходить.
Выйдя из автобуса, Леонид огляделся. На остановке и вокруг неё снега не было, зато вокруг распростёрлась девственная белизна. Ни дома, ни деревца.
Куда идти? Чего идти? Леонид понятия не имел. Но, видя, что где-то там, в стороне, куда махнул ему рукой водитель, находились какие-то дома. Он и пошел туда.
Сначала снег достигал щиколоток, потом Леонид брел в нём чуть ли не по колено, волоча за собой свой громадный чемодан. Ох, и тяжеленный же он оказался. И не мудрено! Одну треть его Леонид забил технической литературой по специальности.
Постепенно он начал вязнуть в снегу. Несколько раз провалился чуть ли не по пояс. Чемодан спасал его от того, чтобы он не проваливался ещё глубже, оставаясь плотом на снежной целине, на который Леонид мог опереться, чтобы выкарабкиваться.
Дальше идти оказалось невозможно, потому что вниз шёл отвесный косогор, а передо ним раскинулась широкая гладь Авачинской губы, на которой кое-где плавал лед.
Внизу находился какой-то полуостров с небольшими домиками.
– Не-ет… я туда не пойду, – невольно подумалось Леониду, потому что какая-то мысль подсказывала ему, что он выбрал неправильное направление и заблудился.
Выбравшись из снега, он вновь вышел на ровную дорогу и вернулся на остановку автобуса. Перешёл на другую сторону дороги, дождался очередного автобуса и забрался в него.
По-другому это никак нельзя было назвать.
Леонид выглядел, как снеговик. Только что шапка не в снегу. Ноги промокли, брюки мокрые, шерстяные перчатки представляли собой жалкое зрелище мокрой половой тряпки.
Автобус оказался почти пустой. Все пассажиры с удивлением разглядывали невесть откуда взявшееся снежное чучело.
Поставив чемодан в проходе, Леонид подошёл к водителю:
– Скажите, пожалуйста, а как мне добраться до КП. – как можно вежливее поинтересовался он.
Водитель с сочувствием посмотрел на «снежного человека»:
– И где же это тебя угораздило так изваляться? – покачал он головой, не отрывая взгляд от заснеженной дороги.
– По-моему я заблудился, – попытался объяснить водителю Леонид, выстукивая дробь дрожащими зубами. – На КП мне надо.
– А… На КП! – понял меня водитель. – Я как раз туда и еду. Давай, садись, погрейся, оттай. Доедем мы до твоей КП, – и кивнул на сиденье у себя за спиной.
Что такое КП, Леонид понятия не имел. Но, пересилив свою застенчивость, спросил у соседа, сидевшего рядом:
– Что же это за КП такое?
Сосед понимающе посмотрел на него:
– Первый раз в Питере что ли?
– Ага, – кивнул утвердительно Леонид. – Я только что с самолета.
– Понятно, – протянул сосед. – Площадь это так называется. Да ты её сразу увидишь. Там танк на постаменте стоит, на этой КП.
Леонид всё равно не понял значение аббревиатуры КП.
– Понятно… Танк. Нет, ну а что это вообще такое – КП?
Сосед ещё раз усмехнулся:
– КП – это Комсомольская площадь. Но все её называют КП и как-то к этому уже привыкли.
– Теперь всё понятно, – до Леонида дошло объяснение соседа. – Комсомольская, так Комсомольская.
Автобус не спеша ехал по улицам города. На одном из домов Леонид прочитал: Владивостокская улица. Вскоре и водитель прокричал:
– Кто там собрался выходить на КП? Следующая остановка КП. Выходим на КП!
Леонид вышел на КП со своим чемоданищем. Куда ехать? Он опять остановился в недоумении.
Пытаясь прояснить куда ему ехать дальше, он обратился к женщине, стоявшей на остановке.
– Вы бы не подсказали мне, как добраться до улицы Первомайской, – вежливо поинтересовался он. – Мне сказали, что сначала нужно до КП доехать, а там уже пересесть на другой автобус. Но я не знаю, на какой…
Женщина непонимающе посмотрела не него:
– Первомайская?.. Да не знаю я такой улицы, – раздраженно ответила она и отвернулась.
Но, видимо что-то вспомнив, махнула рукой на противоположную сторону улицы:
– Где-то, наверное, в той стороне.
Рядом стоящий мужчина, услышав название Первомайская улица, вмешался в разговор:
– А, это, наверное, вон туда, в сторону Восточного шоссе. Ты перейди на другую сторону улицы, и сядь на автобус, – он назвал номер, – и поедешь дальше. Там водитель тебе подскажет, где твоя Первомайская улица.
Теперь, когда Леониду стало известно и направление и номер автобуса, дело пошло на лад. Он забыл о промокших ногах и брюках, а настроение улучшилось.
Вскоре подошёл и долгожданный автобуса, в который Леонид влез без особого труда.
Во всех автобусах, на которых он ехал, было тепло. Так что он особо не замёрз, даже несмотря на то, что промок.
В середине ноября смеркалось рано, а дни в Питере были намного короче, чем во Владивостоке.
На часах около пяти часов вечера, на улицах зажглись фонари, а Леонид до сих пор точно не прояснил для себя – куда же ему надо ехать.
Автобус ехал по очищенным улицам и, проехав все жилые дома, выехал в какое-то заснеженное широкое поле. Проехав его и повернув направо, он оказался у высоких стен какой-то крепости с колючей проволокой.
«Так это же, наверное, тюрьма», – почему-то подумалось Леониду.
Скорее всего, так оно и было.
После тюрьмы автобус пропетлял между домов и вновь выехал в поле.
Тут Леонид не на шутку обеспокоился. Не хватало ему ещё одного путешествия по снегам Сероглазки. Там то, хоть было светло, а тут темень – только редкие фонари на столбах освещали наезженную дорогу.
Не выдержал обуревавших его сомнений, он подошёл к водителю автобуса:
– Вы мне не подскажете, когда мне надо будет выходить на Первомайской улице?
Водитель, занятый преодолением неровностей на дороге, доброжелательно ответил:
– Да, да, да, да. Вот сейчас немного проедем и будет тебе твоя Первомайская улица.
Леонид даже обрадовался, что его путешествие подходит к концу.
– Хорошо, спасибо, – он от души поблагодарил водителя.
Автобус подошёл к плохо освещенной остановке, на которой выглядывал только засыпанный снегом покошенный навес.
– Вот твоя остановка, – водитель указал на него и переспросил: – А какой дом тебе там нужен?
– Да мне дом два нужен, – Леонид пытался хоть что-то разглядеть в темноте.
Водитель усмехнулся:
– А тут их всего два. Вон тот, который большой, по-моему, и есть второй дом.
Он показал назад от остановки на крышу дома, едва видневшегося из-за сугробов, наваленных вдоль дороги.
Поблагодарив водителя, Леонид вышел из автобуса и, волоча чемоданище, побрел по узкой тропинке, проложенной кем-то вдоль сугробов к указанному дому.
Точно, это оказался дом номер два – двухэтажный, желтый, с мощными стенами. Он утопал со всех сторон в снегу, только к двум подъездам кто-то проложил узенькие тропинки.
По одной из них он вошёл в подъезд, с трудом приоткрыв тяжелую дверь и, найдя номер нужной квартиры, оказавшейся на первом этаже, надавил на кнопку звонка.
Звонок, конечно же, не работал и пришлось стучать.
Как только он постучал, то через несколько секунд дверь открылась и на пороге появилась полная женщина пожилого возраста, лет далеко за пятьдесят, как и описывал её тесть Леонида.
Увидев женщину, Леонид представился:
– Я Лёня Макаров. А вы Мария Филипповна?
Женщина, всплеснув руками, чуть ли не заголосила:
– Да, да, я Филипповна. Ждём мы тебя, ждём, а тебя всё нет и нет. Куда ты мог подеваться? Уже сердце всё изболелось. Тут уже три часа всё на столе стоит. Остыло, поди уже всё. Давай, быстро проходи, раздевайся и будем садиться за стол. Все тебя уже заждались. Где же тебя носило? Самолет-то вон, когда уже прилетел… – суетилась она вокруг Леонида, помогая перетащить чемодан и раздеться.
Увидев занесенные снегом ноги Леонида, она достала веник:
– На тебе веник и снег с себя стряхни, – указав на коридор.
Выйдя на улицу, Леонид смёл с себя снег и вернулся в квартиру.
Филипповна оказалась миловидной женщиной, одетой в торжественное платье и кутающейся в душегрейку из чёрно-бурой лисы.
На лице у неё отображалось столько добродушия, а в голосе теплоты, что Леонид сразу же забыл о перенесенных тяготах сегодняшнего дня.
Филипповна, увидев его промокшие ноги, сразу же засуетилась и куда-то скрылась. Через минуту она вышла в коридор с ворохом одежды.
– Вот тебе брюки, носки, свитер и тапки. Иди в эту комнату, – она указала на дверь рядом, – там ты будешь жить, – добавив при этом, – и переодевайся там. Мокрые вещи развесь по батареям.
Леонид прошёл в указанную комнату, занёс туда чемодан и начал переодеваться. Его одежда, и в самом деле, оказалась вся мокрая, так что одежда, выданная Филипповной, как раз и пригодились.
Переодевшись, он вышел в коридор.
Квартира состояла из трех комнат, коммунальная. Справа в коридоре находились две комнаты. Из первой из них выглянула женская голова и женщина приветливо поздоровалась:
– Здрасьте, – молодая, полная женщина вышла из первой комнаты и протянула для приветствия руку Леониду. – Я Лена.
За ней вышел невысокий, начинающий полнеть мужичок примерно её роста лет тридцати.
– А я Пётр, – он крепко пожал ладонь Леониду.
– А Филипповна где? – Леонид стоял посередине коридора, не зная, что ему делать дальше.
– Так у себя же, – удивилась Лена. – Тебя же ждет, – указала на комнату на вторую комнату справа.
А затем, указав на комнату, из которой вышел Леонид, пояснила:
– А там у нас никто не живет, потому что майор, который там жил, куда-то уехал в командировку и сейчас она закрыта. Вот Филипповна тебе там и постелила. Ты теперь там будешь жить.
Пока Леонида всё устраивало и он согласился с Леной:
– Хорошо.
Слева в коридоре Леонид увидел кухню и какой-то чуланчик. Он ещё подумал, что там находиться туалет, но как потом оказалось, что он ошибался, потому что там располагался небольшой чуланчик с ведром, куда опорожнялись ночью.
Туалет для всех остальных нужд был на улице. Так что по особой нужде приходилось бежать только туда. А это хлипкое строеньице спряталось глубоко между сугробами и продувалось со всех сторон так, что вонь от испражнений не тревожила посетителя и не мешала ему думать о смысле жизни советской действительности.
Последней комнатой справа по коридору оказалась комната Филипповны – большая, с высокими потолками.
На двух стенах висели ковры, на третьей красовался какой-то гобелен. На пол постелен большущий толстый ковёр, а посередине комнаты стоял накрытый стол.
В левом углу комнаты располагалась огромная широкая кровать, на спинках которой красовались блестящие, никелированные набалдашники, а у противоположной стены стоял большой старинный диван, покрытый гобеленом.
Точно такой же диван стоял и в дома Леонида, когда он был ещё мальчишкой, и мама на нём читала ему с братьями сказки.
Столько лет прошло, а диван как был, так и остался! Леониду даже показалось, что это тот же самый диван, перекочевавший из его детства сюда в комнату Филипповны.
Посреди комнаты красовался стол, на котором чего только не стояло в различных судочках, тарелках, чашечках и блюдах.
Рыба запечённая, вареная, пареная, картошка жареная, вареная, икра красная, красная рыба солёная и копчёная, какие-то салаты… И всё это аккуратно накрыто красивыми полотенцами, чтобы не заветрелось. Наверное, полотенца были ручной работы, которые на Украине назывались рушниками.
Видно, что хозяева, всё-таки не выдержав, что гостя долго нет, сели за стол и по паре стопочек всё-таки пропустили.
Едва он успел вымыть руки, как его усадили за стол, поставив перед ним огромную тарелку и вручили налитую до краёв стопку.
Филипповна наполнила его тарелку картошкой с мясом.
Тут же стояли нарезанный сервелат, красная рыба, красная икра, какие-то консервированные овощи, соленые помидоры, огурцы. Всё это было разложено на столе, а что не помещалось, стояло на широком подоконнике.
Филипповна широким жестом показала Лене и Петру, чтобы они тоже сели за стол. На одном краю Филипповна, на другом Лена с Петей, а спиной к окну, сел Леонид.
Филипповна кивнула головой Петру:
– Петя. Ну, что, давай достань вон ту, холодненькую, которая там, за окошком стоит.
От такого предложения Пётр не посмел отказаться и, приоткрыв окно, достал бутылку, стоящую между рамами. Она и в самом деле оказалась холодненькой.
Пётр тут же разлил её содержимое по внушительным стопкам и, без всяких сантиментов, все выпили за успешное прибытие Леонида.
Филипповна постоянно беспокоилась обо нём, накладывая в его тарелку, то картошки, то маринованной рыбы, то сервелат, то красную икру со словами:
– Кушай, кушай, кушай, ты же устал, тебе надо отдохнуть. И не дай Бог, заболеть. Ты же весь промок в наших снегах.
А потом пошёл разговор и о жизни.
Выпили и вторую бутылочку, которую Петя достал из-за окна. За этими разговорами съели большую часть того, что находилось на столе. Потом с подоконника достали оставшуюся закуску и принялись за третью бутылочку.
Когда и этого не хватило, то Петруха из своей комнаты принёс оттуда ещё одну такую же холодненькую бутылочку.
Закончилось всё тем, что Леонид едва пробирался в свою комнату, где ему застелили кровать. События оставшегося вечера остались у него в памяти только кадрами, как в немом кино.
