Проснулся я без будильника. Он показывал четыре утра. Рассвет только занимался и в каюте стоял утренний полумрак, хотя мои биологические часы показывали шесть часов вечера. Поняв, что заснуть больше не удастся, я умылся, оделся и вышел на палубу.
Рассвет был прекрасный. На небе ни облачка. Не жарко. В шортах было самое время прогуляться по причалу или по недалеко расположенному пляжу.
Но, надо было знакомиться с судном. Для того меня сюда и послали, чтобы не прохлаждался, а занимался делом.
Ознакомление с судном я начал с пеленгаторной палубы.
Чем дальше вниз, тем ясней становилась картина, что это за судно, для чего предназначено и какое его состояние.
Ржавчина старательно замазана краской. Значит, старались придать надлежащий вид судну без особых затрат. Тросы на шлюпках менялись давно, а маркировка стояла свежая. За прошлый месяц. Палуба не полностью ободрана, но закрашена.
Получалось, как в сказке, чем дальше в лес, тем страшнее.
Зашёл в надстройку. Вроде бы всё и чисто, но что-то здесь мне не понравилось.
На нижней палубе у рефрижераторных камер почему-то воняло фекалиями. Завернув за угол, я увидел там установку обработки сточных вод. Вентилятор для жизни бактерий работал, но воздух оттуда шёл с гнильцой, хотя маркировка о проверке была поставлена свежая. Гайки на фильтре засыпки бактерий оказались на столько заржавевшими, что говорило, что они не отдавались минимум с полгода. Хотя содержимое фильтра должно обновляться ежемесячно.
И так всё дальше и дальше. С собой я захватил блокнот, ручку и фонарик. Времени до завтрака было достаточно и поэтому, я продолжил обследование.
Мне, при моём опыте, достаточно было только взглянуть, прослушать механизм, и становилось ясно, в каком состоянии он находится.
Добрался я и до входа в машинное отделение.
Несведущему, это бы показалось странным, что он начинался входом в тоннель длинной метров восемьдесят. Идти пришлось по решёткам, под которыми проглядывалась не очень чистая палуба. Под решётками то тут, то там виднелись разбросанные различные крепления для груза.
Проскользнула мысль:
– А если будет резкая качка и всё это хозяйство начнёт летать с борта на борт? Пробьют они борта или нет?
Лазы в трюма оказались открытыми. Клинкетные двери не зафиксированы на защёлки, которые оказались заржавевшими и даже рукой я их не смог сдвинуть с места.
Наконец-то я добрался до машины.
Грязь меня поразила. Но, кто-то что-то старался предпринять для наведения порядка. Палуба около ЦПУ оказалась свежевыкрашенной, хотя борта и бортовые переборки на этом фоне только явственнее выделялись своей чернотой. Наверное к ним с постройки не прикасалась не то что кисточка, но и тряпка с порошком.
Вид переборок и подволока оказался хуже, чем на какой-то занюханной барже. Машинное отделение оказалось очень маленьким со множеством механизмов, а грязь и неухоженность как-то давило и создавало впечатление, что ты попал в пещеру к неандертальцам.
Меня поразило одно. Неужели это судно принадлежит немецкой компании? Ведь у них должен быть во всём порядок и чистота! А тут наоборот. Только замасленная грязь на переборках, палубах и механизмах.
В ЦПУ везде разбросаны документы и инструкции. Полные урны ветоши, бумаг и все пепельницы полны окурков.
В компьютере полная неразбериха. Все документы выведены только на экран. Никакой систематизации. На полках стоят папки без названий с какими-то документами. И только по степени замасленности этикеток, можно определить, какие брались и использовались чаще всего.
Впечатление было удручающее. Куда я попал?
В кладовой, непосредственно сообщающейся с ЦПУ, – полнейший беспорядок. На полках – кавардак. Где, какие и для чего запасные части лежат – было непонятно. Что-то на этих полках лежало, но перемотанное в тряпки и без всяких этикеток. Для чего? Непонятно. Может быть, со временем я и разберусь в этом беспорядке, но сейчас, только один взгляд на эти полки приводил меня в ужас. А что? А если что-либо случится с каким-нибудь механизмом? Что я буду делать? Где искать запасную часть? Как я буду восстанавливать механизм? Блокнот переполнялся вопросами.
Но время приближалось к завтраку, а по моим биологическим часам мне бы и поужинать было пора.
Прервав осмотр машинного отделения, я поднялся на главную палубу к камбузу.
Там орудовал высокий, черноватый парень лет тридцати. Он что-то ловко переставлял, жарил, парил, резал.
– Доброе утро, – приветствовал я его по-русски.
– Доброе утро, – машинально ответил он, но, подняв глаза, удивился:
– О, да Вы, наверное, наш новый дедушка!
– Точно так. Я им и буду у вас на ближайшие четыре месяца. Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Владимирович, – на что кок так же машинально ответил:
– Валёк, – я с удивлением поднял глаза на него, и он поправился, – Валентин.
– Ну, всё понятно, очень приятно познакомиться. А где же можно налить себе чай, Валентин? – поинтересовался я, оглядываясь в незнакомой обстановке.
– У нас все пьют кофе, кроме меня. Приятно будет иметь собеседника за чашкой чая. Вот здесь, в буфете я месяц назад положил пачку чая, но она, по-моему, ещё не закончилась.
Он подвёл меня к буфету. Показал, где хранится чай, чайник, ложки, вилки, и моё место за столом.
Налив чай в чистую кружку, я попробовал его и в очередной раз удивился. Да…, это был не тот «Липтон», что на последнем судне заказывал нам капитан. У того был только цвет и без сахара он казался водой. А здесь ощущался вкус настоящего чая и от него шёл приятный аромат.
Тем временем Валёк поднёс мне полную тарелку с яичницей и беконом, поставил рядом несколько сортов сыра и колбасы. Я удивился. Среди сортов сыра присутствовал даже сыр с плесенью. Рокфор! А в специальной хлебнице я обнаружил даже чёрный хлеб!
– Вот это кормят тут! – пронеслась мысль.
Валёк сел рядом, и видя новые уши, начал накачивать их информацией.
Нет, он никого не закладывал, он рассказывал о судовой жизни. Наверное, ему не с кем было долгое время поделиться, вот он и выкладывал мне то, что у него накипело.
Его контракт заканчивается через три недели. Он сел на судно в Европе и судно пошло в Африку. Сейчас пересекли Атлантику, чтобы выгрузить остатки груза. Следующий порт намечается в Аргентине, где будет погрузка цементом. А потом через Магелланов пролив судно пойдёт в Чили. Вот там ему и приедет замена. Он всё это выкладывал, как по нотам.
Но тут стали подходить на завтрак матросы. Валёк извинился и пошёл готовить завтрак для них.
В кают-компании я остался один, но ненадолго. Забежал, как будто с пожара, человек в комбинезоне. Автоматически хватая, чашки, ложки, он также, автоматически проговорил:
– Доброе утро. Старпом, Игорь, – и торопливо протянул мне руку.
– Доброе утро, – ответил я, пожимая его узкую, но крепкую ладонь, – Александр Владимирович.
– Очень приятно, надеюсь, у нас не будет проблем, – так же автоматически протарахтел он.
– Поработаем, посмотрим. Но все проблемы решаемы. Я думаю, у нас с Вами они не должны возникнуть, – я доброжелательно посмотрел на него.
Старпом с удовлетворением хмыкнул, прихватил чашку с кофе и убежал к матросам, откуда вскоре послышался его голос. Он что-то выговаривал боцману. В ответ раздавалось несколько унылых голосов, которые в унисон возражали ему. Нормальное судовое утро в порту. Я начинал чувствовать себя в своей тарелке.
Прихрамывая, зашёл абсолютно седой человек. На вид даже постарше меня. С одесским акцентом и странной горловой буквой «РР». Он представился:
– Владимирррр Львович. Вторррой механик, – и протянул мне руку для рукопожатия.
Это была действительно рука настоящего механика. Увесистая, шершавая, с расплюснутыми ногтевыми фалангами и с мазутной грязью под ногтями. Указательный палец травмирован и сросся в форме когтя, от чего его рука казалась клешнёй.
– Александр Владимирович, – представился я, – надеюсь, Вы уже знаете, кто я?
– А чего не знать. Олег уже вторую неделю ждёт замены, – я недоумённо поднял брови.
– Это стармех, которррого ты будешь менять, – пояснил второй механик.
Как-то само собой улетучилось чувство официальности. Львович сел за стол, сыпанул себе в кружку несколько ложек кофе, и мы продолжили разговор. Что нам было делить? Нам предстояло работать. Нас в машине только четверо и её, нашу машиночку, родимую, надо было заставить бесперебойно работать так, чтобы нам хватило её до конца нашего контракта и ещё осталось нашим сменщикам.
Я с первых слов понял Львовича, что именно это его работа, и он будет тянуть свою лямку до конца.
По длинному туннелю мы с Львовичем прошли в машину. Там уже находился Серёга и молодой черноволосый симпатичный парень. Его обаятельная улыбка обезоруживала. Он представился:
– Электромеханик. Миша.
Тут в ЦПУ влетел Олег с молодым высоким парнем, который оказался его мотористом. Моторист тоже списывался.
И началась суета. Моторист подхватил Серёгу и повёл его показывать механизмы и рассказывать обязанности. Механики дружно закурили и налили себе по кружке кофе. Начался рабочий день.
Олег, ещё на правах стармеха, отдал распоряжения и повёл меня по машине. Хорошо, что я уже утром здесь побывал и поэтому для меня это был уже не белый лист. После обхода, взяв блокнот, я записал новые замечания по механизмам и начал задавать Олегу вопросы. Он, в свою очередь, уселся за компьютером и тоже принялся рассказывать о порядках в компании, о документации, о неисправностях. Видно было, что к сдаче дел он подготовился основательно.
К обеду мы подготовили отчет по расходу топлива за сутки и его остатки на сегодняшнее число.
– Ну вот, в основном, и всё, – как-то облегчённо вырвалось у Олега. – С Мишей пройдёте после обеда по остальным механизмам. Он расскажет о нюансах по электричеству. А теперь пошли, пообедаем. В семнадцать подпишем акт, а потом агент заберёт меня в аэропорт.
Да, давненько мне не попадалось такое судёнышко со столькими неисправностями. По списку Олега их было двадцать три. Хотя много работ уже выполнено, о чём в компьютере, для подтверждения, Олег занёс много фотографий.
Но элементарные вещи поражали. Даже судовой телефон не работал после последнего обесточивания. Что-то сгорело в электронике. Так что я даже не представлял, как сообщить что-нибудь в надстройку. Например – капитану или старпому. Хотя парный телефон с мостиком, рулевой и аварийным дизелем работал.
На главный двигатель вообще не было запасных форсунок и топливных насосов. Второй механик выбирал что-то из ранее использованных деталей и пытался хоть как-то восстановить отсутствующие необходимые запчасти.
Следы его деятельности были зажаты в тиски и раскиданы по верстакам. В шкафах и столах ящики раскрыты. По углам валялись груды ветоши. С первого взгляда мне стало понятно, что второй механик не хозяин в машине и наведению порядка уделяет минимальное внимание. Да, это не второй механик с моего последнего судна. У того во всём был военно-морской порядок. И даже за пыль каждый мог получить нагоняй. Сказывалась наука, оставшаяся о ВМФ.
Мне становилось понятным, почему Олег с таким облегчением сваливает отсюда. А мне это всё предстояло приводить в рабочее состояние. Выгрести кучи мусора и провести должную инвентаризацию.
Запасных частей для многих механизмов не было совсем, хотя они были заказаны, и это бы ещё ничего. Оказалось, что судно выставлено на продажу уже с августа и поэтому хозяева не хотят тратиться на продаваемое судно. А мне об этом при подписании контракта никто ничего не сказал. Экипаж ещё в августе хотели заменить в Европе, но что-то не срослось у покупателей и продавцов. Судно было загружено и работает до сих пор у старого хозяина.
Настроение было ниже ватерлинии. Но не уезжать же домой из-за этого. Надо будет работать и добиваться того, чтобы и запасные части были доставлены и механизмы работали, и судно из-за этого не имело простоев.
После обеда меня вызвал на мостик капитан. Ему были нужны мои документы.
Мостик – это шестая палуба. Но я как-то привык называть их этажами. И, поэтому моряки иногда на меня странно косились, когда я палубу называл этажом.
Когда заберёшься по крутым трапам на мостик, то язык у тебя окажется на плече, а если так до десятка раз в день, когда телефон не работает? К концу дня не то, что язык, ноги протянешь. Как потом и оказалось. Побегать мне пришлось предостаточно. Но, слава богу, ноги я не протянул.
Капитан сидел у компьютера. Он только скосил взгляд в мою сторону. Я подошёл к нему и по-английски представился. Дальше разговор шёл только по-английски.
Капитан забрал у меня документы. С некоторых сделал копии, а остальные вернул. Он, как бы между делом, спросил меня, когда мы закончим передачу дел и дал понять, что он больше меня не задерживает.
За мной стоял великий англичанин Серёга, так же вызванный капитаном на мостик.
Он попытался что-то сказать капитану по-английски, но тот на вполне нормальном русском, почти без акцента, отвечал ему.
Это я уже услышал, когда закрывал за собой дверь на мостике. Услышанное меня покоробило. Но что делать? Он капитан – ему виднее, как общаться с подчинёнными. На судне единоначалие и поэтому молчи и сопи в две дырки. Капитан потом сам выберет манеру общения с тобой.
Как-то на одном из судов я попытался качать права, но в ответ сам оказался в дерьме. Поэтому, пока пусть всё будет так, как оно есть. Потом разрулим.
Вернувшись в машину, я продолжил самостоятельно изучать записи, сделанные со слов Олега, просматривал компьютер, осматривал механизмы и делал всё, чтобы быстрее освоится на абсолютно новом и незнакомом для меня судне.
А ведь в семнадцать часов я становлюсь хозяином всей механической части судна. Вечером Олег уедет и уже не у кого будет спросить, если что-то случится, а спрашивать будут у меня и только с меня.
Хотя оставались Львович и Миша. Это облегчало мою задачу. Они уже отработали более двух месяцев и, как говорится, въехали в курс событий.
В пять часов Олег последний раз спустился в машину. Мы подписали акты, журналы и пошли к капитану на доклад.
Тот встретил нас с непроницаемым лицом, но теперь уже разговаривал с нами по-русски. Наверное, потому что Олег говорил с ним тоже только по-русски.
Капитан забрал акты, вложил их в файлы и поинтересовался у Олега готов ли тот к отъезду и ушёл на мостик, а Олег вернулся к себе в каюту переодеться.
Его каюта находилась в паре метрах от двери капитана на этой же палубе, а я спустился палубой ниже в каюту, где лежали мои вещи. Переоделся и пошёл на ужин, а поужинав, вернулся в машину. Теперь я был тут один. Никто не отвлекал меня и можно было спокойно продолжить ознакомление.
То и дело, сверяясь с записями Олега, я проверял свои знания по механизмам и системам. Такими проверками практические навыки закреплялись намного быстрее. И, если понадобиться в аварийной ситуации, не дай бог, конечно, я смогу это сделать и в абсолютной темноте, и при качке, и без посторонней помощи.
Машинное отделение было маленьким. Всего в полтора этажа. Оно напоминало чем-то подводную лодку.
Не то, что на балкерах, где мне пришлось проработать несколько лет. Там только до крышек главного двигателя приходилось карабкаться три с половиной этажа, да ещё до выхода на главную палубу из машины два, а если через трубу, так все четыре.
На контейнеровозах из-за коротких стоянок дела приходилось принимать и за несколько часов, а тут мне повезло, что знакомиться с судном предстояло целых полтора суток. Красота! Времени достаточно. Да ещё и механики старые остаются.
Но, что там, что тут надо было всё знать и уметь. Завтра отход. Олег уезжает поздно вечером. Если что непонятно или я забыл, то есть ещё время спросить у него.
Хотя в машине и работал высокооборотный вспомогательный дизель, естественно грохот стоял неимоверный, но я надел наушники и находиться в одиночестве мне было комфортно. Шума я не замечал, а вентиляторы давали достаточно воздуха. Температура в машинном отделении не больше двадцати пяти градусов. Ничего мне не мешало. Я был вновь в своей тарелке.
Сами механизмы, их щиты управления, трубопроводы с клапанами – всё как-то само собой откладывалось в памяти, запоминалось, становилось близким, родным. Подходя то к одной системе, то к другой, я проверял себя. Что я запомнил, что упустил, а на что надо обратить особое внимание для того, чтобы надёжно и уверенно манипулировать в любой ситуации всеми приборами и механизмами.
Да, это на первый взгляд всё казалось таким сложным и запутанным. Но это уже не первое и не двадцатое судно в моей жизни, где мне приходится делать одно и то же.
Сконструировано, конечно, по-другому. Но принцип везде один и тот же.
В сущности, нет ничего сложного. Только каждая фирма всё делает по-своему, но везде по шаблону, отработанному многолетней практикой судостроения.
Выполз я из машины ближе к полуночи. Уставший, но уже уверенный в своих силах и знаниях. Вопросов к Олегу не было. Да даже если бы и были, то задавать их всё равно было некому. Олега уже давно не было на борту.
Я чувствовал, что готов к завтрашнему отходу. А нюансы? На то фирма и оставила мне в помощь электромеханика и второго механика.
С удовольствием помывшись в душе, я завалился спать. Надо свои внутренние часы приучать к судовому времени. Во Владивостоке было уже четырнадцать часов следующего дня.
2 апреля 2012 г.
Владивосток
Рио-Гранде – т/х «Паулина» – Комодоро-Ривадавиа – Магелланов пролив – Вальпараисо – Буэнавентура – Эсмеральдас – Панамский канал – Галвестон – Флоридский пролив – Чарльстон – Панамский канал – Панама – Мадрид – Москва – Владивосток
Моё первое самостоятельное рабочее утро на «Паулине» началось, как всегда буднично. По звонку будильника я поднялся, умылся и спустился на три палубы в кают-компанию.
Там, на камбузе, уже полностью хозяйничал Валёк. Он был весь в заботах в приготовлении завтрака и, конечно, обрадовался, когда увидел меня. Ведь это же были свежие уши. И он начал выкладывать мне то, что накипело у него на душе, а мне оставалось только сидеть, пить чай и слушать, что же он мне будет рассказывать. Как я понял, то он своими речам уже утомил всех окружающих, а я был новым объектом и Валёк старался излить мне душу. Но его откровенности продолжались не так уж и долго, как бы ему хотелось.
Постепенно стали подтягиваться матросы. Подошёл второй механик, заскочил Миша. Он быстро налил себе кофе, схватил горячий бутерброд, приготовленный Вальком, перекинулся парой слов с Львовичем и побежал дальше, а я, спокойно закончив завтракать, поднялся в каюту, чтобы переодеться в рабочую одежду.
Переодевшись, я спустился к входу в туннель, ведущему в машинное отделение.
Больше всего меня удивляло то, что идти надо было не вниз, в машинное отделение, а вдоль всего правого борта, по длинному-длинному полутёмному тоннелю, в котором половина лампочек перегорела, а в иных местах была кромешная темень. На счёт этой темени я уже вчера сделал Мише замечание, и он пообещал, что заменит перегоревшие лампочки. Теперь я надеялся, что мы не сломаем себе ноги и не разобьём головы при очередной учебной тревоге, когда в очередной раз будем бежать в машину. Но пока в тоннеле было темно, поэтому Миша и торопился на завтраке, чтобы начать утро с замены лампочек.
Боцману я тоже высказал свое недоумение по поводу открытых дверей из трюмов в тоннель. Тот согласился и пообещал:
– Сейчас мы пойдем на работу и по мере выгрузки трюмов, будем задраивать все двери, чтобы приготовиться к отходу, – а отход планировался вечером.
Пока я дошёл до ЦПУ, вернее пробирался по полутёмному тоннелю до входа в машинное отделение, опасаясь обо что-нибудь не стукнуться, в голове созрел план о том, что необходимо сделать сегодня.
Зайдя в ЦПУ, я увидел, что-то бурно обсуждающих Львовича и Серёгу. Что они обсуждали, мне не было слышно, из-за плохой звукоизоляции с машинным отделением. Наверное, при постройке кто-то что-то не рассчитал. Сейчас в машине работал только один вспомогательный дизель, но шум от его работы делал невозможным слышать говорящих с расстояния трех – четырех метров. Чтобы тебя услышали и поняли, надо было приблизиться к собеседнику и, чуть-чуть напрягая голос начать говорить. Я представил себе, что же делается здесь на ходу, когда работает главный двигатель. Наверное, и в ЦПУ надо будет носить наушники.
Неожиданно в ЦПУ вбежал Миша. Он уже переоделся в робу, но чувствовалось, что работать он сейчас не собирается. Увидев меня, он, чуть ли не с мольбой в голосе, обратился ко мне:
– Владимирович! Последний шанс побывать на берегу! – но, увидев мой недоумённый взгляд, тут же начал заверять меня: – Лампочки я потом заменю. Слово даю. А сейчас – вот как надо, – и он ребром ладони резанул себя по горлу.
Его обращение меня удивило – что такое, почему он мне ничего не сказал о том, что куда-то собирается, когда был в кают-компании?
Как будто поняв мой недоумевающий взгляд, Миша опередил меня:
– Тут матросы собрались, два человека в город, и я хочу с ними сходить. У меня ещё остались реалы. Мы знаем, где тут склад шипчандлера. Так мы хотим к нему сходить, чтобы затовариться до Панамского канала хоть чем-то, – он неоднозначно потёр себя по горлу тыльной стороной ладони.
Тут и без такого жеста мне сразу стало понятно, зачем Мише так срочно понадобилось сойти на берег.
По стечению обстоятельств, так как моя каюта была открыта, а ключа от неё у меня не было, я не захотел оставлять в ней кошелёк с деньгами, поэтому кошелёк положил в нагрудный карман рабочего комбинезона. Разгадав секретные Мишины желания, которые он связывал с посещением шипчандлера, я вытащил двадцатку долларами из кошелька и сделал Мише предложение, от которого он не мог отказаться:
– А купи-ка и мне что-нибудь…
– Что именно? – Миша от неожиданности, что такая животрепещущая проблема была так легко решена, был ошарашен.
– Купи бразильского красного вина, чипсов, орехов. Но так, чтобы уложиться в эту двадцатку. Вон Серёга по дороге на судно, купил бутылочку, – я бросил взгляд в сторону Серёги, – а я что-то не догадался. А так бы хотелось попробовать, что же это за такое – бразильское вино.
– Понял, – с готовностью и счастьем в голосе, подтвердил Миша и, выхватив у меня двадцатку, моментально исчез.
А Львович с одесским юмором только успел крикнуть вдогонку вихрю, оставленному Мишей:
– Не забудь купить зубную щетку, мыло, пасту, порошок, крем для обуви, и принеси сдачу пять центов, – от его шутки мы рассмеялись, но Мишин след уже давно простыл.
После ухода Миши, в ЦПУ нас осталось трое, то есть вся машинная команда. Решили сделать ознакомительную экскурсию по машине. Пошли туда под руководством Львовича. Одели наушники, и вышли из ЦПУ.
Львович начал рассказывать и показывать, как запускаются дизеля и остальные механизмы. Особенно он обратил моё внимание на один вспомогательный дизель-генератор. В машине было два вспомогательных дизель генератора, один работал, а второй Олег мне почему-то не предъявил в работе. Когда же я предложил Львовичу запустить его, то тот скривил мину на лице:
– Я тебе не рекомендую его запускать, потому что у него забортная система связана с пресной системой охлаждения. Мы сейчас закрыли все клапана на нём, чтобы пресная вода не уходила за борт, и я тебе не рекомендую его запускать. Он весь гнилой внутри. Запчасти заказали. Но когда они будут доставлены – никто не знает.
Для меня это опять было неожиданностью, вот ещё одна гнилушка попалась, которую надо ликвидировать. Начинались не очень весёлые времена.
Потом мы полезли наверх, в помещение аварийного дизеля.
Интересным было то, что из ЦПУ можно было сразу войти в мастерскую. Там находились – сварочный верстак, сварочный агрегат, слесарный верстак и стеллажи для запасных частей горами, наваленными на них.
Как работал Львович – непонятно.
Глядя на эти горы барахла, Львович похвастался, что он уже притёр несколько форсунок, распылители к которым нашёл в этих гòрах хлама и сделал несколько пригодных к работе форсунок, которые уже стоят на главном дизеле.
Глядя на всё это, я в недоумении спросил его:
– Львович, а как же ты в такой грязи умудряешься это делать? На эти форсунки даже пыль не должна попадать, а ты тут вон, что устроил…
– Ничего, они работают, нам хватит дойти до Панамского канала, – махнул рукой Львович на что я с сомнением покачал головой:
– Дай бог, чтобы хватило их, но путь-то наш будет ещё дальше.
– А вот там нам уже и запчасти подвезут, потому что сюда, в Бразилию, хозяева вряд ли что доставят. Стоянки здесь очень короткие, да и агентов надёжных нет.
Я и сам это понимал, что фирма не рискнет связываться с пересылкой запасных частей. Тем более что, как стало известно, фирма, которая владеет «Паулиной», решила продать её. И уже в течение года ищет покупателя. И вот-вот этот покупатель должен найтись. Кто он такой? Скорее всего, это будут немцы, но не очень богатая компания, которая тоже будет экономить на поставке запчастей. Вот это я попал!
С такими мыслями, вернувшись в ЦПУ, я сел за компьютер и продолжил более подробно знакомиться с документами, которые мне вчера показывал Олег.
Приближалось время обеда, нужно было составить первый рапорт о расходе топлива за прошедшие сутки. У меня была своя собственная программа, которую я сделал несколько лет назад для подсчёта топлива, она меня спасала на многих моих предыдущих судах. Она была моим первым помощником в подсчёте топлива, но надо было приспособить её к этому судну.
Сев за компьютер, я быстро переделал программу и написал первый суточный отчёт по расходу топлива.
Телефонная связь с мостиком могла осуществляться только с помощью аварийного телефона, который имел несколько номеров – мостик, помещение аварийного дизеля, капитан, румпельная и ЦПУ. Обычный телефон, как и громкоговорящая связь не работали. При последнем обесточивании они сгорели. Когда их восстановят? Об этом тоже никто не знал, потому что запасных частей для неё не было. А что именно сгорело, никто не знал. Миша на мой вопрос только недоумённо пожал плечами.
Позвонив на мостик, я передал сведения об остатках топлива и пошёл обедать.
После обеда, когда я уже собирался выходить на работу, в каюту постучался капитан. Он обратился ко мне на русском языке и пригласил зайти к себе в каюту, где мы обсудили, что необходимо ещё сделать, чтобы подготовить судно к выходу в рейс.
Я поинтересовался о правилах компании, существующих на судне, для того чтобы правильно оформить все документы перед отходом и при подходе в порт и какие документы и информацию мне надо предоставить лично капитану, чтобы не нарушить правила страны захода и судна.
Решив с капитаном все вопросы, я вернулся в машинное отделение, а капитан ушёл на мостик.
По мере приближения к машинному отделению я всё больше и больше задумывался, с чего бы начать, чтобы разгрести всю эту грязь, весь этот бедлам, который заполонил ЦПУ, токарку и машинное отделении? Сейчас в моём распоряжении были только Серёга и Львович, которые заняты тем, что готовят форсунки в запас. Да! Их рук будет недостаточно, чтобы навести порядок с запасными частями. Надо самому впрягаться по полной программе в работу. Придётся вспомнить то время, когда я работал на костере. Тогда я в машинном отделении был один. У меня в помощь не было не то, что механика, а и моториста. Поэтому все работы за семь месяцев контракта пришлось выполнять только самому.
Войдя в ЦПУ, я увидел мирно беседующих Серёгу с Львовичем, которые сидя за столом мирно попивая послеобеденный кофе. Подсев к ним, я налил себе чай и, прислушавшись к их разговору, прервал его:
– Давай-ка, Львович, продолжай тереть форсунки. А ты, Серёга, иди в машину, продолжай знакомиться со всем оборудованием, а заодно и с веником и тряпкой. Хоть что-то протри. Собери ветошь, которая там валяется. Одним словом – наводи порядок. К отходу, чтобы нигде ничего не валялось.
Хоть и был позавчера порт-контроль на борту, но после произведенного ремонта, Львович оставил вокруг топливного насоса и сепаратора кучу грязи. Всё на площадке было перепачкано топливом и везде разбросана ветошь. Я себе никогда такого не позволял. У меня за долге годы на флоте выработалась привычка, что как бы я не устал, сколько бы времени ни было на часах – порядок после работы и ремонта должен был наведён обязательно.
Серёге, естественно, моё приказание очень не понравилось. Он что-то бухтел себе под нос. Типа – не успел приехать, а уже гайки закручивает на шее у единственного моториста. С такими темпами у него не хватит никаких сил дожить до конца контракта. Но всё же, поднявшись и скорчив недовольную мину, генеральный секретарь ушёл в машину.
Львович, искоса глянув на меня, переместился в токарку, а я, сев за компьютер принялся восстанавливать в памяти, сверяясь с записной книжкой, куда были занесены все замечания по приёмке, что же надо ещё сделать.
Рядом с основным компьютером на столе лежал ноутбук. В нём находилась информация о том, как надо извещать компанию о заказе запасных частей. Я ещё толком не знал, как именно составлять эту заявку, но тут же лежала папка с инструкциями и я начал знакомится, как именно это делается.
Около трех часов дня с радостной физиономией прибежал Миша.
Когда Миша уходил, я ему сказал, что каюта будет открыта и, если он что-то купит, то пусть занесёт в каюту и положит в спальне.
Миша, уже был переодет в робу. Он доложил, что купил бутылочку бразильского вина и несколько пакетов с чипсами и орехами.
Миша сам был из Мурманска, ему было всего-навсего двадцать семь лет. Что за специалист Миша – я ещё не знал, но уезжая, Олег сказал, что он очень башковитый парень, полностью знает электрооборудование судна и способен разобраться во всём, что может сломаться, хоть и закончил всего лишь три года назад электромеханический факультет Мурманской Вышки. Тогда невольно и мне вспомнился Мурманск и первые два года, которые я проучился в этой же Вышке.
Увидев Мишу, я попросил его сделать мне экскурс в электрическую часть машинного отделения и, если останется время, то и всего судна. Мы надели наушники и спустились в машинное отделение.
До пяти часов мы с ним облазили всё машинное отделение, аварийный дизель, кладовки в трубе и трюме, слазили в рулевую машину. Ой, а туда было вообще страшно пробраться.
Это надо было зайти в трюм из тоннеля, который вёл в машину. В трюме пройти вдоль борта, открыть одну из дверей и спуститься вниз на пару палуб по узенькому скоб-трапу. Потом согнуться и проползти, чуть ли на четвереньках, к рулевой машине.