Алексей Лухминский
Мой Ванька
Молчу. Уверен, что не трахал.
– Она здесь стольким мужикам жизни сломала! Её, наверно, уже полпосёлка перетрахало! – Андрей сильно понижает голос. – Даже у меня грех был. Моя тогда чуть со мной не развелась. Гнилая она, гнилая!
Ванька забегает домой, вернее, в квартиру Дмитрия Ивановича. Вообще он уже неделя как все свои вещи перетащил к Свете. Может, забыл что-то?
– Вань… Давай с тобой поговорим, – тихо предлагаю я.
– А чего нам разговаривать? Брось, Саша! Я наперёд знаю, что ты скажешь!
О! Это не мой Ванька. Голос звучит жёстко, насмешливо, сухо. Будто я чужой. И взгляд чужой…
– Ты её любишь? – спрашиваю буквально с замиранием сердца.
– Да! Ты это хотел услышать? – выкрикивает он раздражённо. – Саша, всё! Твоя власть надо мной кончилась! Я свободен и теперь сам решаю свою судьбу!
Молчу и смотрю на него. Не узнаю… Что она с ним сделала?
– Ванюха, понимаешь… Мы же всё-таки с тобой братья…
– Не называй меня Ванюха! Нет больше того влюблённого в тебя мальчика! У тебя своя жизнь, у меня своя! – снова выкрикивает Ванька теперь с бешеными, буквально ненавидящими глазами. – Я много лет жил без брата, и сейчас проживу!
– Это Света тебе…
– Она открыла мне глаза, – тихо, даже зловеще тихо произносит он. – Так что, Сашенька, чао-какао!
– Знаешь, Ваня, – я специально не стал называть его по-прежнему, – видит Бог, я очень хотел, чтобы ты стал натуралом и чтобы у тебя всё было, как у нормальных людей. Но я не ожидал такого конца. Прости… – и выхожу из комнаты.
– Прощай, прощай, братец! – слышу вслед насмешливый голос.
Голову плющит. Это всё… Это для меня, наверно, трагедия всей моей недолгой жизни. Были мысли задержаться здесь подольше. Мне ведь действительно интересно работать в больнице! Но при всём этом… Видеть такое я не смогу!
Уже месяц я в Булуне. Тот экипаж, который нас доставил сюда, будет здесь только через неделю. Пришлось отзвониться парням в Питер, чтобы не волновались. После разговора с Ванькой с головой ушёл в больничные дела. Мне очень плохо. Пришлось сделать так, чтобы свободного времени не было, чтобы не думать ни о чём, кроме работы. Вечерами усталость сразу валит меня в постель, и я засыпаю. Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной неодобрительно, но очень по-доброму на меня ворчат.
…Завтра улетаю. Андрей ходит. Кислов выписался без повязок. Язва у Дмитрия Павловича, как показал рентген, зарубцевалась и вообще почти пропала. Сам себе признаюсь – эти пять недель я прожил не зря. С пользой для людей прожил! Это меня радует… А вот Ваньку давно не видел. И не увижу. Не хочу к нему идти прощаться!
Сидим с Андреем за столом и пьём. Все рекомендации я ему уже дал. Маша тут же. Она с меня аж пылинки сдувает. Обсудили, кажется, всё, даже Ванькины фокусы.
– Ладно, Андрюха. Надо идти, – я встаю со стула. – Завтра самолёт…
– Погоди, дай встану тоже, – и встаёт, опираясь на костыли. – Спасибо тебе, Сашка! Ты ведь хоть и младше, но теперь мне как второй отец. А вообще про тебя в посёлке многое плетут. Ты вроде как чуть ли не волшебник.
– Да ладно! Ещё немного, и я звездун поймаю. Пусть Кириллу Сергеевичу ставят памятник. Это он меня к этому всему пристроил. Это всё он. И он – мой учитель. А ты, Андрюха, не пропадай, звони. Буду консультировать по телефону. И ещё… Боюсь я за Ваньку. Если что, не дай его в обиду… Пожалуйста!
– Не сомневайся. Даже если бы ты не просил… Глотку перегрызу! Хотя лучше было бы ему морду набить.
– Вот этого не надо. Сам потом поймёт. Только очень ему больно будет.
Я это своим нутром чувствую! А в будущее заглядывать боюсь, хотя пару раз у меня это уже получалось… А может, именно сейчас я снова заглянул?
На аэродроме опять делегация провожающих. И Дмитрий Иванович с Надеждой Михайловной, и Кирилл Сергеевич, и Вера Петровна, ещё люди… Только Ваньки нет.
Объятия, поцелуи…
– Сашенька! Ты мне теперь вместо сына, – обнимая, тихо говорит мне на ухо Кирилл Сергеевич. – Не забывай старика. Хорошо?
– Кирилл Сергеевич, я вам звонить буду. Обязательно!
– Ты подумай. Если захочешь продолжать практику, иди в неврологическое отделение больницы Медицинской академии. Там Юрий Степанович Воронов. Это мой друг и однокашник. Мы работали в Питере вместе. Я ему позвоню и напишу о тебе.
– Спасибо! Я обязательно туда приду. Обещаю.
– И ещё… С твоими талантами ты сможешь медицинский и экстерном закончить. Уверяю тебя. Про это я ему тоже скажу. Дело за тобой.
Дверь закрывается. Самолёт выруливает к взлёту. Так гадко… Скорее бы Питер и… работать! Там, глядишь, что-то забудется и как-то полегчает.
Часть 2
Раз ступенька, два ступенька
Вот моя квартира, вот мой дом родной… Захлопываю за собой входную дверь, будто хочу ею отгородиться от всего того, что уже случилось. Бросаю вещи прямо на пол и включаю Ванькину музыку, точнее, реквием Верди. Падаю спиной на тахту и плачу на протяжении всего звучания. Размазываю слёзы и чувствую элементарное сиротство.
Однако – всё! Я же сильный человек! Надо собраться! Я должен начать новую жизнь! Душевный непокой я должен преодолеть занятостью. Я буду работать так же, как в Булуне! Я пойду в больницу Медицинской академии к Воронову и буду учиться дальше!
«А в личном?» – скрипит голосок из глубины сознания.
– Что-нибудь придумаю! Я всё выброшу из головы!
«И Ваньку?» – скрипит тот же голос.
Не знаю, что ответить… Я опять потерял человека. Теперь уже – совсем родного мне человека. Анализируя свою предыдущую жизнь, понимаю, что во взаимоотношениях с Ванькой было что-то очень существенное, как я думал, для нас обоих. Оказалось, не для обоих. Честно признаюсь, сам не знаю, как с этим справлюсь.
В кабинете завотделением неврологии, немолодой мужчина, протягивает мне руку.
– Юрий Степанович Воронов! А вы – Александр Николаевич Елизов. Верно?
– Да, это я…
– Кирилл Сергеевич мне о вас звонил. И написал очень подробно, даже в превосходных степенях. Вам повезло. У него добиться похвалы – задача трудная.
– Я не добивался специально. Само как-то получилось… Когда с Ваней работал.
– Про Ваню он отдельно написал. Там был архисложный случай. Но ему показалось, что вы – именно тот человек, который справится. Надо сказать, у Кирилла Сергеевича глаз – алмаз. Практически он не ошибается никогда. Жаль, что сидит в этом Булуне. Давно бы здесь профессором стал! Короче, Саша, давайте, я буду вас звать так, когда мы тет-а-тет, пойдёмте, вы мне покажете, на что способны.
Входим в палату.
– Будьте добры, встаньте, – просит Юрий Степанович одного из больных. Тот медленно встаёт. – Александр Николаевич, осмотрите его и скажите, что вы нашли.
Смущаясь, подхожу и, не касаясь, провожу руками вдоль тела стоящего пациента.
В области шеи, а потом между лопатками пальцы начинает крючить. Очень сильно крючит. Дальше вроде ничего. Провожу ещё… Всё повторяется. Но теперь пальцы на шее будто что-то колет. Поворачиваю его к себе лицом. В области желудка вижу тёмное пятно. Желудок… Вожу рукой… Те же ощущения… Может, и здесь язва? Похоже, что так…
– Ну что? – несколько нетерпеливо спрашивает Юрий Степанович.
– Видимо, остеохондроз шейного и грудного отделов позвоночника. Шейные позвонки скорее всего с так называемыми шипами. Всё зажато! Думаю, что боли сильные.
– Да уж, – хмыкает пациент. – Ночей не сплю! Голову по полчаса устраиваю!
– И видимо, язва желудка. Или двенадцатиперстной кишки… Скорее, желудка!
Последнее вызывает у Юрия Степановича откровенное удивление. Конечно! Ведь отделение неврологическое! Не больница в Булуне, где лечат в одном месте всё и сразу.
– Ты лучше скажи, как эту язву вывести! Специалисты… – ворчит больной. – Что она есть, я уже сам два года знаю.
– Подумать надо, – неуверенно говорю я, хотя удачный опыт вроде есть.
Вернувшись в кабинет заведующего отделением сажусь на диван и жду вердикта. Воронов садится напротив и долго молча меня рассматривает.
– Да, – наконец улыбается он, – Кирилл опять прав. С вами, Саша, и рентгена не надо. Определили вы всё правильно. Правда, про язву я действительно не знал, не наш профиль. Вы сказали, что подумаете, как его лечить. Вот и подумайте! Завтра обсудим, коллега, – и протягивает мне руку. – Значит, жду. В шесть. Устроит?
– Я приду, – говорю уверенно, ведь уже понял – моя жизнь круто меняется!
…С утра думаю, как буду работать с моим первым здесь пациентом. Вроде какой-то опыт уже есть, но слова Кирилла Сергеевича о вечном сомнении в правильности выбранного метода не дают мне покоя.
– Шеф! Ты сегодня опять не в своей тарелке! – ворчит Димка, заметив, что я долго пялюсь на рычаг подвески и ничего с ним не делаю. – Отойди, сам разберусь! Философствовать о смысле жизни брательника лучше над движком в соседнем боксе. Вали!
Послушно иду в соседний бокс. Парням я рассказал про разрыв с Ванькой. То, что можно было. Они меня, похоже, поняли. Не знаю, может, зря стал своим личным трясти? Но мне так не хватает человека рядом! А к Даше будто что-то не пускает…
В шесть вечера вхожу в кабинет завотделением. Воронов меня ждёт.
– Здравствуйте, Саша! Ну как? Придумали?
– Так, кое-что… Думаю, что надо несколькими сеансами массажа позвонки разогреть, а потом осторожно начать их разрабатывать, то есть двигать. Это чтобы если не убрать совсем, то по крайней мере уменьшить защемлённости. Их ведь у него много. Вообще-то мне в Булуне уже приходилось такое делать. И с язвой у меня там тоже был опыт.
– Вот и прекрасно! – профессор похлопывает меня по плечу. – А про вашу работу по вправлению позвонков Кирилл мне расписал в красках. Уверен – сможете.
– А рентген больного можно посмотреть? – Смотрю долго. Многое мне знакомо. Убеждаюсь, что не ошибся. – Ну вроде ясно…
– Тогда вот вам ваш халат. Идите и работайте! Свой стол в ординаторской у вас тоже будет. Но попозже, когда войдёте в штат.
Илья Анатольевич впускает меня в квартиру.
– Здравствуйте! Вот, приехал…
– Здравствуй, путешественник! Идём в кабинет… – там он, как обычно, располагается в своём кресле, а я сажусь на диван. – Ну рассказывай! Уверен, что тебе есть чем похвастать, – Мастер по-доброму усмехается.
Не знаю, чем хвастаться, но понемногу рассказываю про свою работу в больнице в Булуне, потом – как стал работать в больнице Медицинской академии.
– То есть ты собрался идти в медицину, – задумчиво говорит Илья Анатольевич. – Что ж… Одобряю! Может быть, это и есть то, что у тебя будет получаться лучше, чем у других. Только постарайся получить ещё и медицинское образование.
– Я в общем-то уже созрел для этого.
– Большому кораблю – большое плаванье. Желаю тебе успехов, Саша. И всё-таки нам с тобой очень бы стоило ещё позаниматься. Ты должен всё время отдавать себе отчёт в том, что стоишь только в самом начале познания огромной науки, если хочешь, о запредельном. Я бы даже сказал, что это вообще целая философия. То, чему я тебя успел научить за наши встречи, это ещё азы, да и то не все. Конечно, ты очень многое пробуешь сам, возможно, даже развивая знания в этой области, но многих фундаментальных вещей ещё не знаешь. Согласись, открывать то, что уже кем-то открыто, – напрасная трата времени. Учти это, пожалуйста. И помни: есть некий старик Кох, который может тебе пригодиться. Короче, надо учиться дальше!
– Я буду учиться! По выходным… Можно?
– Конечно же, можно! Я сам очень хочу, чтобы ты продолжил.
Летаю от своего автосервиса в больницу. Короче, всё как в Булуне. Мой пациент терпеливо сносит мою работу. Иногда кряхтит. Уже прошла неделя, а он мне похвастался, что стал спать хорошо, потому что болей почти нет. Чёрт его знает! Может, от моей работы, может, от физиотерапии…
Сегодня пятнадцатое августа, Ванькин день рождения. Сегодня ему двадцать один… Дома перед ужином ставлю на стол бутылку водки. Достаю одну из наших рюмок и пью за его здоровье. Мне почему-то кажется, что только так я могу его поздравить. Пусть у него будет всё хорошо! Он, конечно, повзрослеет и многое поймёт сам. Зачем я буду судить молодого пацана! А вот я… Пойму ли я? Хотя тоже – хорош! Вернулся, а так и не позвонил Даше. Стыдно приходить к ней после такого долгого перерыва.
В комнате мебель я переставил. Ванькин аудиоцентр убрал в стенной шкаф и купил свой. Кое-какие его записи переписал, чтобы тоже иметь свои. Надо давить воспоминания. С постоянным одиночеством уже свыкся. Стимулирует к работе! А когда отвлекаюсь от неё, родимой, внутри тошно. Может, в церковь сходить? Говорят, полегчает…
В церкви полумрак, лики святых угодников кажутся строгими, а глаза пронзительными. Будто все они стремятся заглянуть мне в самую душу. Не зная, к какой иконе надо идти со свечкой, которую я купил при входе, останавливаюсь почти в центре. Пространство храма божьего странно воздействует на меня. Я буквально физически ощущаю, как что-то во мне устремляется ввысь. Может, моё сознание?
– Господи! Прости мне мои грехи! Будь милостив, прости… Научи меня, грешного, как жить дальше. Помоги мне в делах моих праведных. Помоги научиться освобождать людей от страданий, – шевелю губами, повторяя свои просьбы. Делаю несколько шагов вперёд и останавливаюсь у иконы Божьей матери с младенцем. Зажигаю свечу, ставлю… Поднимаю глаза к её лику и вздрагиваю. Вместо лика Божьей матери я вижу лицо… Даши. Холодок пробегает по спине. Неловко крещусь и поспешно ухожу. Что это было?
…Приехал на кладбище. Стою у могил Ванькиной бабушки и нашего с ним отца. Я сюда приехал, чтобы в первую очередь положить цветы от Ваньки. Сам отца не помню, мне было полтора года, когда он ушёл, но мать не говорила о нём плохо. Да и не уйди он от нас, не было бы Ваньки на свете… Пусть земля им всем будет пухом!
Едва вечером приезжаю в больницу, завотделением приглашает меня в кабинет.
– Скажите, Саша, вы собираетесь получать медицинское образование?
– Я думал об этом. Хотел бы. Только на вечернем мне учиться будет невозможно так как я работаю вечерами здесь. А днём зарабатываю на жизнь в своём автосервисе… – и рассказываю, как он у меня появился, как там работаю и заканчиваю словами: – Так что если у вас будут проблемы с машиной, готов сделать всё бесплатно.
– Ну ладно… К этому мы, возможно, ещё вернёмся, – Воронов задумчиво смотрит на меня. – Проблемы действительно есть, но пока поговорим про вас. Судя по вашим способностям, вы умеете учиться, а главное, учитесь легко.
– Военмех я закончил за четыре года вместо шести. Многое сдавал экстерном.
– Это замечательно! Именно такой вариант я и хотел вам предложить. Согласны?
– Конечно! А какая специализация? Можно для начала врач общей практики…
– Ого! Только для начала!
– А там посмотрим. Может, потом ещё на что-то решусь, – улыбаюсь я.
– Вот и отлично! Только сначала я хочу вас познакомить с нашим ректором. Вернее, это он хочет с вами познакомиться.
В ректорском кабинете тоже седой, тоже сухощавый, но в отличие от Кирилла Сергеевича с большой залысиной человек крепко жмёт мне руку. Воронов стоит рядом.
– Вот, Сергей Петрович, как я тебе говорил, Саша уже успешно практикует! – он по сути представляет меня. – Не зря его Кирилл рекомендовал!
– Кстати, Юра, он мне о нём тоже написал. Правда, официально рекомендуя, через канцелярию, – ректор посмеивается и, уже обращаясь ко мне, шутливо замечает: – Так что, молодой человек, вся ваша подноготная нам известна от нашего агента в Булуне!
– Спасибо Кириллу Сергеевичу. Он мне как отец стал…
– Замечательный человек! – тихо произносит Сергей Петрович. – Ну а вами, Александр Николаевич, мы просто обязаны заняться! И заняться всерьёз!
– Я готов! Хоть с сегодняшнего дня!
Возможно, это звучит пылко, и поэтому оба пожилых врача по-доброму смеются.
– Саша… Можно, я вас тоже так буду называть? – между тем продолжает ректор. – Что вы скажете об этом?
Он подаёт мне программу обучения студентов по курсу «Врач общей практики». Пробегаю её глазами. Ох-х… Спасибо Кириллу Сергеевичу! Почти треть из указанных предметов я уже изучал самостоятельно или в Булуне под его руководством!
– Знаете… Кирилл Сергеевич, когда рекомендовал мне литературу, наверное, исходил из этой программы, – бормочу я и, взяв карандаш, начинаю отмечать предметы. – Вот это, это, это… И это! Короче, вот эти помеченные предметы я уже изучал самостоятельно или с ним. Наверное, через месяц смогу уже что-то из них сдать.
– Да… – видимо, слегка опешив, произносит Сергей Петрович. – Продолжаю удивляться. Ай да Кирилл! Ну что ж! Пишите заявление с просьбой принять у вас вступительные экзамены на заочный факультет нашей академии. Думаю, школьный курс биологии и всё прочее вы за две недели повторите и сдать сможете. Ну и принесите ваш инженерный диплом, обязательно с вкладышем. Наверное, кое-что из ваших прежних стараний мы сумеем вам перезачесть. А после зачисления сразу пишите на моё имя заявление о сдаче экстерном. Юра, – теперь он обращается уже к Воронову, – ты помогай, если что.
– Конечно! Саша, может, вам эти две недели не ходить в больницу?
– Нет! У меня есть пациенты, они мне верят, – отвечаю я поспешно и замечаю, что при этом оба врача переглядываются. – Я не имею права обмануть их надежды.
– Да, Юра… – ректор вздыхает. – Вот мы с тобой всю дорогу лоботрясов всяких учим, учим… Всё пытаемся их врачами сделать, ответственность им привить… Саша, вы ко мне заходите, не стесняйтесь! Вот мой мобильный. Мне было бы очень интересно с вами ещё поговорить на темы ваших позвоночных успехов.
* * *
Едва выдался свободный вечер, сразу стало как-то мерзопакостно на душе.
Вспоминаю Лену и Павла, которые почти перед отлётом в Булун, такие весёлые и счастливые, приезжали к нам на работу. Димка теперь часто общается со своим командиром. А весёлые и счастливые они потому, что вместе даже когда порознь. Не напрашиваться же в гости, чтобы снова выплакивать Лене свою беду? Недостойно!
А Даша? Она сказала, что она у меня есть. Но не буду же я ей всё рассказывать, как когда-то Лене в электричке! Да и стоит ли выговариваться кому бы то ни было? Жизнь меня учит сдержанности, умению преодолевать всё самому. И спасибо ей за это!
Нет! Всё-таки я должен позвонить Даше. Набираю номер телефона.
– Привет…
– Ой, здравствуй, Саша! Очень рада тебя слышать! Ты давно приехал?
– Даш… Врать тебе не могу… Почти три месяца назад… – и жду приговора.
– Ох, Сашка… – она вздыхает. – Как тебе не стыдно! А ведь я беспокоилась.
– Прости. Мне было очень плохо. Мы с Ванькой сильно поссорились. Короче, он остался там…
– Ты сильно переживаешь? – это звучит так сочувственно!
– Сейчас уже меньше… Я остался один. В том своём состоянии я не мог приползти к тебе за… пониманием.
– Ты забыл, что я у тебя есть и с удовольствием встречусь с тобой в любом твоем состоянии. И судя по тому, что ты позвонил…
– Да. Я хотел бы встретиться.
– Понимаешь, – и возникает некоторая заминка, – в моей жизни произошли… очень большие перемены…
– Ты вышла замуж? – перебиваю я.
Очевидно, это звучит с сильным беспокойством потому, что Даша улыбается. Я это чувствую!
– Нет, Саша, замуж я не вышла и, чтобы сразу решить твои сомнения, нового мужчину не завела. Но теперь я тоже очень нужна одному человеку и поэтому у меня совсем нет времени. Ты это должен понять.
– Мне это понятно, но не понятно, что это за человек. Что-нибудь с отцом?
– Папа – как всегда… Пьёт так же, к сожалению. Он сейчас на работе в вечер.
Опять повисает пауза. Понимаю, что она чего-то недоговаривает. Становится тревожно, и я решаюсь.
– Даш… Можно, я к тебе сейчас приеду?
– Я не знаю…
– Короче, я выезжаю, – перебиваю уже во второй раз.
Действительно, я созрел до мысли, что хочу её увидеть. Мой расчёт прост – она, если я приеду, не сможет меня не пустить, тем более отца нет дома.
– Ну ладно… – будто выдавливает… М-да…
Даша живёт довольно далеко от меня. Хорошо, что сейчас уже половина десятого вечера и ежедневные питерские пробки пошли на убыль. Так что больше еду, чем стою. Пытаюсь разобраться в своей голове и ловлю себя на том, что в висках стучит: «Новая жизнь, новая жизнь…» Можно подумать, что по железной дороге еду, так хорошо это легло бы на стук колёс поезда! Все сопли должны остаться в прошлом! Ванька, который теперь уже не мой, – это перевёрнутая страница моей жизни. С переворотом этой страницы в забытьё должно уйти и всё хорошее, и всё плохое, что было с ним связано.
«А ведь хорошего-то было куда больше», – снова просыпается скрипучий голос из глубины сознания.
– Больше, меньше… Теперь это уже неважно! Всё прошло!
«А что для тебя важно?» Вот ведь… Не унимается!
– Для меня важно настоящее и будущее! – старательно затыкаю треклятый голос.
«Но ведь без прошлого и того, что воспитано там, нет будущего. А Ванька, сам того не зная, много хорошего в тебе воспитал».
– Вот и постараюсь быть не хуже…
Дверь на мой звонок распахивается сразу, будто Даша ждала около неё. Стою и не знаю, что сказать, как сейчас себя вести. И опять вспоминаю Ваньку! Так же я стоял перед ним тогда, у его дома, в самом начале…
– Вот… Я приехал… – Господи! Это и тогда звучало так же!
– Сашка! Милый! – Даша берёт меня за плечи, сама прижимается ко мне и тихонечко, шёпотом: – А я тебя ждала…
Тоже прижимаю её к себе, но это какое-то отчаяние с моей стороны. Я же за неё цепляюсь так же, как раньше Ванька за меня!
– Ладно, пошли на кухню, я кофе сделаю, – решает наконец она и идёт первой.
Под её суету с кофеваркой начинаю рассказывать про Булун, про Ваньку, про эти три месяца со дня возвращения.
– Значит, ты снова учишься, – со странным выражением говорит Даша, наливая мне кофе. В её фразе есть и грусть, и уважение.
– Да, я учусь. И знаешь, мне это очень интересно!
Хочу ещё что-то сказать, но рядом в комнате вдруг начинает плакать… ребёнок!
– Ну вот… Разбудили, – бормочет хозяйка, вскакивает и бежит туда.
Невольно тоже встаю и иду за ней. Вид Даши, укачивающей на руках маленький свёрток, обливает меня холодным душем. Не это ли я видел тогда в церкви? Предсказание? Да, это было предсказание мне о том, какой я её увижу.
Она осторожно кладёт ребёнка в кроватку, берёт меня за руку и тянет из комнаты.
– Вот… Пришлось тебя познакомить с Сергеем Александровичем. Вернее, это он захотел, чтобы ты с ним познакомился.
– Не понял… – ошарашенно бормочу я.
– Это твой сын, Сашенька. Сергей Александрович. Помнишь, я тебя сюда зазвала? А потом говорила, что занята и отказывалась от свиданий…
Машинально киваю.
– Я очень хотела ребёнка только от тебя, и рада, что родился именно мальчик.
– Дашка, – выдыхаю я, вскакиваю, становлюсь перед ней на колени и прижимаю к себе. – Дашка… Прости меня…
– Не за что, Саша. Мне не за что тебя прощать. Я всё сделала своими собственными руками и очень благодарна тебе за всё.
При этом очень ласково приглаживает мои волосы и целует.
– Я хочу, чтобы мы были вместе, – шёпотом признаюсь я.
После обретения сына, моего Серёжки, я словно по-новому взглянул на мир. Неужели для меня действительно открывается новая жизнь?
– Дорогой мой Сашенька, – прерывает поток моих мыслей Даша, – это, к сожалению, невозможно. Папа после рождения Серёжи видеть его отца не хочет. Он – человек, воспитанный в старых правилах, и считает, что у нас всё не по-людски. Папу, как ты понимаешь, я не брошу. Кроме того, я, как и ты, сильный человек, привыкший всё решать самостоятельно и за себя, и за других. В этом отдаю себе полный отчёт. Представляешь, какая у нас будет вулканическая жизнь и чем она закончится? Ты же не позволишь мне что-то решать за тебя! А у меня это в крови. Так что давай оставим всё, как оно есть.
– Дашка… Но ведь у Серёжи должен быть отец! – пытаюсь я возражать.
Теперь мы сидим у противоположных сторон кухонного столика, как высокие договаривающиеся стороны. Я держу её руки в своих.
– А у него и будет отец. Ты же будешь нас навещать?
– Конечно, буду! Только навещать – это одно, а жить рядом с отцом – другое.
– Повторяю, давай оставим всё как есть… Сашка. Ты должен понять, что это для блага Серёжи, меня и тебя… Да-да! И для твоего блага! Поверь, всё должно остаться вот так… По крайней мере, пока.
Ощущаю, что Дашина уверенность поколеблена, и это вселяет надежду.
– Понимаешь, Сашенька, – продолжает она, – я прекрасно осознаю, что ты совершенно незаурядный человек. Я не льщу тебе. Твои успехи в медицине, а я знаю только их, совершенно очевидно об этом говорят. Ты сейчас начал учиться снова. Это трудно. Очень трудно! Я ведь вынуждена была приостановить свою учебу на вечернем после рождения Серёжи. А тебе знания по медицине и диплом необходимы для твоего будущего. А я в него очень верю, – и улыбается такой милой, ласковой улыбкой. – Саша… Выучись! У тебя же днём работа, вечером больница, ночью учёба… А где же нам с Серёжей найти хоть какое-то свободное время у нашего папы?
Возразить мне нечего.
– Ну ты хоть деньги брать будешь? – с надеждой спрашиваю я.
– Если будешь давать, то я буду брать. Честно говоря, мы сейчас живём только на одну папину маленькую зарплату да на пособие, которое тоже очень маленькое.
– Слушай, а кем он работает?
– Он хороший инженер-радиотехник, но сейчас работает простым сторожем.
– Понятно… Короче!
Вытаскиваю из куртки кошелёк и вытряхиваю его содержиме на кухонный стол. В кошельке оказалось около пяти тысяч.
– Так. Тысячу я оставляю себе на бензин и еду, а остальное забирай.
– Спасибо, Саша. Я хоть за квартиру смогу заплатить и за свет, – очень просто признаётся Даша.
– Но это же не последние! Через несколько дней я тебе ещё привезу!
– Саша, ты любишь слова «не парься»? Так вот – не парься! Я уверена в твоей порядочности и знаю, что ты нас не бросишь. И попусту тебя напрягать не хочу.
– Дашка, – начинаю её ласково тискать, – я даже ничего обещать не буду. Ты сама всё сказала.
– Ох, Сашенька, как бы я хотела, чтоб ты остался. Но папа должен скоро прийти…
– Ладно, я тогда поехал.
– Ты прости меня, – Даша утыкается мне носом в грудь. – Я говорила с тобой очень сурово, но поверь, я тебя люблю. Мне никого другого не надо…
У порога долго целуемся.
Я – студент-заочник Медицинской академии! Все вступительные экзамены прошли на «отлично»! Сам себе удивляюсь. Сразу же написал под диктовку Юрия Степановича заявление о сдаче предметов экстерном. И уже три сдал! Даша радуется вместе со мной. Требует, чтобы после каждого экзамена я ей докладывал. Димке с Лёшкой я похвастал, что стал папой. Поздравляли. Даже на работе безобразие устроили, да так, что свою машину я потом загнал в бокс, а сам до дома добирался на маршрутке.
Из Булуна пришли вести. Звонил Андрей. Ванька живет со Светой. Работать пристроился в больницу к Кириллу Сергеевичу, санитаром. Только, как сказал Андрей, в глазах огня нет. Говорит, понурый он какой-то. Думаю ли о нём? Врать-то кому? Конечно, думаю. Может, не так часто и подолгу, как раньше, но не могу я его выбросить из головы, да и не хочу! Он всегда говорил о том, что он мужчина. А мужчина не только принимает решения, но и умеет нести за них ответственность. А что до его свободы – это слишком трудное состояние. Его нужно не только выстрадать, но ещё и выдержать. Но всё равно – это мой младший братишка, о котором я должен заботиться и думать.
Пришло письмо от Кирилла Сергеевича в ответ на мой ему доклад о своих делах.
«Дорогой Саша! Был очень рад получить от тебя письмо вообще, а такое – в особенности. Бесконечно рад твоим успехам. Поздравляю тебя с поступлением в мой родной институт, теперь академию. Держись за Юру и Сергея. Они порядочные, душевные люди и хорошие врачи». И так далее… А потом про Ваньку:
«Ваню я взял к себе в больницу санитаром. Увы, эта женщина скоро его загрызёт совсем. Он мне поплакался про их отношения. Она ведь гораздо старше его!
Работает он хорошо. Старается учиться, но хватка, к сожалению, пока не твоя. Может, ему надо больше внимания. Вспоминает тебя. Говорит, что очень обидел, и кается».
Чувствовал я, что ему будет плохо со Светой! Эх, Ванька… Глупенький ты мой…
…Перед поездкой к своему семейству выбираю в магазине для Серёжки коляску. Делаю это с таким удовольствием! Даша сама мне её не заказывала, но я знаю, что коляски у него пока ещё нет. Вот, кажется, эта… Должна быть удобной и маме, и сыну. Пару погремушек ещё туда кинем… Для развлекухи! Ну, поехали к кассе!
– Вот! Серёжкин личный транспорт! – и затаскиваю коляску в квартиру.
На Дашином лице радостное удивление.
– Ой, Саша! Ты сам догадался! А я всё боялась просить. Теперь хоть на улицу выходить сможем. А то всё на балконе да на балконе… Спасибо тебе!
Обнимает меня и целует. А мне так приятно, что я оказался полезным!
– Ты знаешь… – хитренько произносит она, – а из тебя со временем может получиться неплохой папашка. Но ты не расслабляйся! Это только – со временем!
* * *
– Слушай, шеф! – Димка сбивчиво говорит в трубку. – Можно, я завтра на работу не приду? У меня с мелким что-то совсем плохо. В садике, понимаешь, простудили… Температура зашкаливает. Аж тридцать девять и шесть! И дышит тяжело…
– Жаропонижающее давали? – спрашиваю я, понимая, что говорю, как доктор.
– Не можем никак его заставить. И укол сделать сами не можем. Звонили в «Неотложку», а те сказали, что все на выезде и завтра придёт участковый врач.
Понимаю, что от меня сейчас зависит многое, может быть, даже и жизнь пятилетнего Вовки.
– Я сейчас приеду. Только по дороге заскочу в аптеку. А ты свою там подготовь. Куда ехать? Я ведь у тебя ещё не был на новой квартире.
Димка только полгода как разменял свою коммуналку. Он мне ближе, чем Лёха, и знает про мои медицинские устремления.
…Поднимаюсь по лестнице на четвёртый этаж. Звоню.
– Привет. Извини, что тебя всполошили, – бурчит хозяин, открывая мне дверь.
– Твоя в курсе? – вместо приветствия спрашиваю я.
– Да, я её уболтал.
Скинув кроссовки, иду мыть руки. В сумке у меня уже есть всё необходимое – и жаропонижающее, и шприцы. Даже фонендоскоп, а проще трубку, я взял с собой. Спасибо Кириллу Сергеевичу, что подарил в Булуне свой.
Димкина жена Катя сидит рядом с сыном.
– Здорово, – осторожно здороваюсь я с ней, зная, что она меня за что-то недолюбливает. – Разреши-ка мне тут присесть…
Молча уступает своё место.
– Ну привет, Вовка-морковка, – и улыбаюсь пацану.
– Привет… – он вдруг открывает глаза и тоже мне улыбается.
– А ведь даже глаз не открывал, – тихо произносит мать за моей спиной.
– Ты, Вовка, лежи спокойно, а я тебя немножко посмотрю. Хорошо?
– Хорошо… А это не больно?
– Нет, конечно! Я только руками немного повожу над тобой…
Специально не хочу сначала слушать его, чтобы голова не сбивала ощущений рук. По мере своей практики я стал понимать, что сначала руки, а потом уже всё остальное от традиционной медицины. Пальцы крючит как раз над лёгкими, и дышит мальчик уж очень тяжело. Вижу тёмное пятно именно в этом месте. Точнее, где-то справа… И на горле…
