bannerbannerbanner
полная версияВойна кланов. Охотник 2

Алексей Калинин
Война кланов. Охотник 2

Полная версия

Передо мной оказывается серая спина. Глубокий укол в основание лохматого черепа и тут же отскок – задняя лапа бьет по пустому месту. Перевертень взвывает и разворачивается, но движения с каждым мгновением замедляются. Он удивленно смотрит на свои лапы, недавно смертоносные, а теперь неловкие и вялые.

Рядом рычат два разъяренных оборотня, за высокой изгородью кустов раздаются звуки неутихающей битвы. «Мой» перевертень рухнул на колени – есть пара секунд на обезвреживание, пока не восстановится.

Я быстро подскакиваю под вялую лапу. Ох, из разверзнутой пасти воняет такой болотной гнилью, что кружится голова. Я отдергиваю руку от клацающих клыков и, с быстротой швейной машинки, делаю комбо – в сердце, в налитые яростью глаза, и, со всего маху, в лоб!

– Кха! – выдыхает оборотень и кренится влево.

На глазах втягивается жесткая шерсть, руки уменьшаются в размерах, сминается звериная морда, переходя в человеческое лицо. Полулапами – полуруками перевертень пытается схватить воздух, но жизнь уходит с каждым фонтанчиком крови из впалой груди.

Я провожаю взглядом упавшее окровавленное тело мужчины, чья рука судорожно схватилась за боковое зеркало машины. Осколки сыплются на асфальт, по которому разметало рубины брызгающей крови. Ноги перевертня ещё сучат, вздымая кучи пыли, когда моя ладонь обхватывает холодную рукоять пистолета. Мокрая от крови, она едва не выскальзывает из пальцев, но указательный палец нащупывает спусковой крючок.

Я поворачиваюсь к паре на дороге, где берендей отмахивается от кружащегося перевертня. Коричневая шерсть краснеет на плече пионерским галстуком, перевертень поджимает переднюю лапу. Красные пятна расплескались по асфальту, прерывистым линиям разметки, придорожным травам.  Рычание перекрывает друг друга. Перевертень подскакивает и тут же отпрыгивает в сторону, берендей пытается поймать, подтащить к себе, сжать в огромных объятиях.

 Я навожу пистолет на получеловека-полуволка.

Перевертень с визгом отлетает после шлепка и тут же кидается на берендея. Этих секунд хватило для трех выстрелов, которые отбрасывают перевертня в сторону, отдача упруго хлещет по ладони.

Глыба мышц наваливается на поверженного оборотня, и, после двух резких рывков, из-за коричневатой спины выкатывается круглый предмет.  Шлепками падают алые кляксы на дорогу, оторванная голова перевертня застывает с разинутой пастью, которая медленно переходит в человеческий рот.

Берендей оборачивается ко мне, огромная махина, состоящая из мышц, клыков и когтей, нависает коричневой скалой. Тяжелое дыхание вздымает пластины груди, местами краснеет не успевшая запечься кровь, в глазах огонь и ярость боя. Я невольно отступаю от смертоносной глыбы, берендей щерится окровавленными клыками.

Или улыбка, или угроза?

Из треска кустов вылетает обмякшее тело последнего перевертня, которое берендей легко ловит на лету и с силой прикладывает об асфальт. Трещина на асфальте пробегает до другого края дороги.

Бессильно падают серые мохнатые конечности, больше похожие на кряжистые корни дуба. Следом выпрыгивает ещё один берендей и, футбольным пинком когтистой лапы, отправляет наполовину оторванную голову перевертня в высокий ивняк.

Когда он победно воздевает в небо лапы, я сразу понимаю, кто из них Вячеслав, а кто Михаил Иванович.

Битва закончена, внутренний хронометр показывает, что «на всё про всё» ушло десять секунд. Мы быстро оттаскиваем от дороги мертвых перевертней, складываем в канаву как в братскую могилу, и присыпаем землей – берендеи, словно собаки, шваркают лапами по дерну.

Перекидывание обратно занимает чуть больше секунды. Не смущаясь возможных машин, обнаженные берендеи копаются в рюкзаках. На свет показываются тельняшки, «пиксельки», кроссовки, «боксеры». Из пакетов вытаскивают пропитанные чем-то полотенца, влажная ткань смывает кровь, рваные раны затягиваются на глазах.

Я думал, а что бы произошло, если бы в это время проезжал посторонний свидетель? Как бы он себя почувствовал, если увидел наяву эпизод из фильма ужаса?

– Что так долго, Слава? Целовались в кустиках? – Михаил Иванович натягивает на грудь полосатую фуфайку.

– Михал Иваныч, как не стыдно такие вещи говорить?! Не было у нас ничего – я просто запнулся за корягу. Вы же знаете, что они не в моем вкусе! – взвывает Вячеслав, надевая штаны.

По дороге валяются мелкие лоскутки ткани, с ними заигрывает ветерок. Кляксы на дороге и капли на подорожнике указывают на недавнее побоище. Я собираю разорванную форму и порванную одежду берендеев – понятно, что раздеваться некогда, но одежда-то причем?

Под широкими листами лопуха я спрятал комок из разноцветных тряпок. Пока поднимался из оврага, то заметил, как под мотоциклом переливалась радужной пленкой свежая лужа.

– Ребята, а у нас тут неприятность, – говорю я, показывая на простреленный бензобак мотоцикла.

Вторая шальная пуля не задела берендеев, но всё-таки попала в «медведя». Как кровь из пробитого сердца сочатся желтые капли бензина.

– Дальше поедем на машине! – Иваныч поднимает с земли брошенную фуражку и, слегка отряхнув, водружает на кудрявую голову.

– Как на машине, а мотоцикл? – Вячеслав застывает с открытым ртом, не завязав второй кроссовок.

– Нужно чем-то пожертвовать. Ничего с ним не будет! Откатите в лесок и живо в машину. Фуражку тоже накинь! – Иваныч мотает головой Вячеславу и потом поворачивается ко мне.– А тебе особое приглашение нужно? Хватай рюкзаки и на заднее сиденье! Пулей!

Меня не надо долго упрашивать, залезаю следом за похудевшими рюкзаками в душное нутро машины. Вячеслав гладит по баку мотоцикл, и со злостью швыряет шлем в кусты. Слегка выпустив пар, поднимает с земли фуражку.

Мы быстро откатываем «медведя» в хвойно-березовый лес, который стоит по другую сторону дороги от канавы с мертвыми перевертнями. Закатываем за большую ель и забрасываем ветками – с дороги не видно, а ягодно-грибная пора ещё не наступила, так что постоит до нашего возвращения. Если оно состоится, конечно.

В заурчавшей машине обнаружились сигнальные жакеты, которые дополнили маскировочный наряд. Если сильно не приглядываться, то вполне сойдем за экипаж ДПС. Штрафов не наберем, но будем менее заметны для окружающих. Всегда замечал, как люди отводят глаза, когда милицейская машина проезжает мимо. Отворачиваются, словно подсчитывают грешки.

Иваныч выворачивает руль, мы двигаемся дальше. Вячеслав горько вздыхает и не отрывает взгляда от бокового зеркала, пока мы не ныряем за очередной поворот. Ели машут нам вслед пушистыми лапами.

– Не вздыхай, ничего с ним не случится! Такой приметный не пропадет из виду, – Иваныч кидает взгляд на пригорюнившегося Вячеслава.

– Да не пропадет целиком, а частями замучаешься собирать потом по местным доброхотам! И не трави душу, Иваныч, Федя потом харакири сделает, когда узнает, что бросили мотоцикл на растерзание! – Вячеслав вздыхает. – Эх, самого бы Федю увидеть, а мотоцикл и новый можно собрать. По старым чертежам.

– Но вот почему ты пропыхтел дольше охотника? У него одна иголка, а он мало того, что своего успел завалить, так ещё и мне помог! Даже стыдно за то, как вас учу! – кудрявая голова укоризненно покачивается.

– А вот вы оторвали им бошки… Этого достаточно?

– Ну да, это у вас особенное комбо для смерти нужно, нам же достаточно оторвать голову. Новая не вырастает, – хмыкает Михаил Иванович.

Машина сбрасывает скорость перед въездом в Палех и сходит с главной дороги на объездную.

– Стыдно ему, что мы хуже охотников… Так он заточен на перевертней, а мы-то что? Только физухой и занимаемся! Аккуратнее на ямах, Михаил Иванович, не дрова везешь! – в очередной раз, стукнувшись макушкой о потолок, ругнулся Вячеслав.

– А вы-то что? Да вот решил вас по возвращении до его уровня подтягивать, это значит вдвое больше ежедневных тренировок! Стыдоба да и только, молодой берендей проигрывает в скорости неоперившемуся охотнику! – резкий поворот руля и в бок впивается выпуклость рюкзака, судя по ощущениям, там прячется алюминиевая кружка.

– Эх, жаль все-таки, что я тебе тогда не навез! Сейчас бы не было никаких проблем! – ко мне поворачивается красное лицо Вячеслава.

Похоже, слова Иваныча задели его за живое. Ну ничего, боевая злость полезна в нашей ситуации.

Я думал о тете, как она там?

Что с Юлей?

Мысли давят тяжелыми асфальтовыми катками, чтобы отвлечься, я смотрю на улицу. Машина поднимает тучи пыли, народу попадается мало, в основном пожилые люди и дошколята. Одноэтажные домики с палисадниками проплывают мимо, поблескивают грустными глазницами окон. Утопающие в белых цветах яблонь и слив, верхушки домов обращают к небу шиферные крыши.

На панели машины бурчит рация:

– Седьмой, где вы? Седьмой, ответь!

Мы переглядываемся между собой, позывной не прекращается.

– Ну, ответь, весельчак! – гудит Иваныч, выезжая на главную дорогу в конце поселка.

Черная коробочка рации скрывается в ручище Вячеслава, откашлявшись, он нажимает на кнопку.

– Седьмой на связи! Прием! – гудносит Вячеслав, пародируя голос водителя-перевертня.

– Седьмой, почему не выходили на связь? Прием!

– Выходил покурить, ребята на улице стоят! Прием! – Вячеслав продолжает играть свою роль.

– Седьмой, вы на позиции? Прием!

– Так точно! Прием!

– Повнимательнее, седьмой, они должны быть где-то рядом! Отбой!

Ещё раз пискнув, рация замолкает. Вячеслав облегченно выдыхает. Укрепив рацию в подставке, он слегка цепляет бардачок. Из черного зева выскальзывают бумаги, карточки удостоверений, грохочет по полу пистолет.

– Ого, да это же мы, Михал Иваныч! – Вячеслав показывает фотороботы Иванычу и протягивает мне.

– Лихо за нас взялись, я думал, время ещё есть! – Иваныч мельком кидает взгляд на бумагу.

Пять картинок: тетка, я и берендеи. На мой взгляд сходство есть, но нос можно и длиннее нарисовать, а не кнопочный, как на изображении. Кто-то видел нас такими и передал сигнал на задержание. Кто-то очень знакомый и имеющий право отдавать такие приказы…

 

Иваныч даже к рулю придвигается, чтобы виднелась одна фуражка и глаза над баранкой. Мелькают мимо деревеньки, сквозь коридор зеленых деревьев мы приближаемся к Иваново.

Проскакиваем пять засад на дороге, умудряемся промчаться прежде, чем перехватчики успевают рассмотреть кто в машине. Рация ещё несколько раз вызывает, но Вячеслав прекрасно справляется с ролью милиционера. Час пролетает на одном дыхании.

По широкой дуге огибаем Иваново, когда рявкает рация.

– Седьмой, прием!

– Седьмой слушает! Прием! – с прежней интонацией тянет Вячеслав.

– Седьмой, какого хрена ты покинул пост? Прием!

– Никак нет, находимся в указанных координатах! Прием!

– Да чего ты звездишь? Только что мимо восемнадцатого поста пролетел! – вклинивается незнакомый басок.

– Обратитесь к первоисточнику! Прием! – говорит Вячеслав своим голосом.

Иваныч резко кидает на него недовольный взгляд. Вячеслав пожимает плечами

– Седьмой, к кому обратиться? Серега, тебе голову напекло или погоны жмут? Прием! – раздраженно гавкает рация.

– Другими словами – идите на …

Иваныч резко нажимает на педаль газа, мотор ревет, и я не слышу последнего слова. Хотя и так понятно, куда и зачем.

– Пацан! – цедит Иваныч. – Не можешь без хулиганства!

– Михал Иваныч, да достали они хуже пареной редьки! Не смог удержаться! – Вячеслав оглядывается на дальний отзвук сирены.

На горизонте сверкают проблесковые маячки дежурной машины. За нами кидаются оскорбленные представители власти.

– Догоняют, – делюсь я своими впечатлениями с Иванычем.

– Вижу! – берендей почти до пола утапливает педаль газа, укоризненно покачивая головой.

– Михал Иванович, а что я должен был ответить? Качать головой может каждый, а вот подсказать в нужную минуту! – ворчит Вячеслав. Его напряженный взгляд не отрывается от бокового зеркала, от приближающейся мигалки.

Сквозь обороты мотора и рев ветра в приоткрытых окнах пробивается звонкий рев сирены. Рация выплевывает указания по задержанию нашей машины, пока командующий операцией не понимает, что мы их тоже слышим, и сразу же велит перейти на спецканал.

Вячеслав крутит настройки рации, но так и не получается выявить волну. Раздраженно сжимается лопатообразная ладонь, и мелкие осколки падают на коврик. Михаил Иванович не спускает глаз с дороги, тоже включает мигалку.

Под пронзительный рев сирены мы обгоняем машины, которые испуганно прижимаются к обочине. Сзади нас постепенно настигает завывающая машина.

Я вижу, как высовывается по пояс человек с пассажирского сиденья и прицеливается в нашу сторону.

Ого, как в киношный боевик попал!

 Подтвердив мои мысли, раздается выстрел – на заляпанной поверхности бокового зеркала возникает неровная дыра. От дыры к краям по стеклу разбегаются ломаные трещины, на ухабах и ямах вываливаются блестящие кусочки. Я невольно вжимаюсь в сиденье.

– Твою же мать! Так ведь и попасть могут! – Вячеслав поворачивается ко мне, протягивая найденный пистолет. – На-ка вот, пульни им в ответку, пусть хоть немного испугаются. Покажи, как ты белке в глаз попадаешь!

– В какой глаз, Слава? Там люди, а не перевертни! Сашок, по колесам старайся, особо не высовывайся! – Иваныч крутит рулем, обгоняя дряхлую «Волгу».

– Эх, а так хотелось хотя бы раз! Всего один разик попасть менту в глазик! – бормочу я, опуская стекло.

Вячеслав усмехается, оценив шутку, Иваныч бурчит что-то вроде «эх, молодежь». Сзади раздается ещё один выстрел, пуля вскользь шаркает по двери. Сдирается краска, обнажается белый металл, треснувший лак прыскает мелкими пластинками. Голова инстинктивно вжимается в плечи. Малоприятное ощущение – ожидание прилета пули…

С догоняющей машины кричит громкоговоритель, приказывая остановиться у обочины.

– Давай! – вопит Вячеслав, видя мою нерешительность. – А то ведь остановимся.

– Ага, сам отдал пистолет, а теперь «Давай». Хитрозадые все пошли! – я пародирую обычное ворчание молодого берендея и высовываюсь в окно.

Ветер дует в затылок с такой силой, словно стремится пробить черепную коробку и остудить воспаленный мозг, машину трясет неимоверно. Вспоминается почему-то дуэль Пушкина с Дантесом, но я тут же отгоняю картинку финала этой драмы. Очень не хочется становиться на место великого поэта.

С левой руки стрелять непривычно, поэтому первый выстрел выбивает асфальтную крошку у колеса, пуля уходит рикошетом. В руку бьет отдачей, газовый запах рвет по ноздрям, но преследователи слегка сбавляют скорость. Стрелявший преследователь юркает обратно в машину. Маленький, но всё же результат.

– Ты постарайся быстрее стрелять, чтобы успеть под колесом яму вырыть! – не может удержаться от подколки Вячеслав.

Выстрел со стороны догоняющих заставляет пригнуться за сиденьем, пуля срывает ветровик, пройдя недалеко от круглой головы Вячеслава. Это заставляет его прикусить язык. Ветровик обиженно прыгает по асфальту, словно брошенный неумелой рукой бумеранг. Иваныч жмет на газ, не отвлекаясь на нас. Машина виляет, не дает прицелиться, но и не подставляется мишенью.

– А если в бензобак попадут? Взлетим же! – Вячеслав оглядывается на Иваныча.

– Такое лишь в кино бывает, на самом деле пробьют бак, и мы остановимся без топлива, – Иваныч криво усмехается.

– А-а, ну тогда ладно! А то погода нынче не летная! – бурчит Вячеслав, глядя, как меня откидывает при резком маневре.

– Саша, постарайся подстрелить их, иначе на подъезде возникнут проблемы! – грохочет Иваныч.

– На подъезде к чему? – новый выстрел пробвает заднее стекло, на сиденье падают мелкие осколки, пуля делает дырку в обшивке потолка.

– Ты так ничего и не понял: меньше говори, больше слушай! – уклоняется от встречной машины Иваныч.

Включен режим охотника

Я прицеливаюсь, на краткий миг реальность перестает существовать, остается прозрачная линия мушка-колесо. Выстрел и вновь отдача бьет по ладони. Вырванный клок черной резины отлетает в сторону. Преследующую машину тянет вправо, она на глазах оседает на ведущем колесе. От искрящего диска черными хлопьями отлетают куски шины.

– Ой, красавчик! Можешь же, когда захочешь! А то все мама, мама! Молодчик! – Вячеслав от избытка чувств даже высовывается наружу и стучит ладонью по бицепсу согнутой руки.

Водитель пытается справиться с управлением, но, сбрасывая скорость, преследователи неминуемо отстают. Я почти явственно слышу мат в подбитой машине. Она превращается в точку на горизонте, когда издалека доносятся торопливые хлопки, однако ни одна из пуль не касается нашей спасительной лодочки.

– Скоро! Совсем скоро! – цедит Иваныч, стараясь удержать вырывающееся рулевое колесо.

Не успеваю я облегченно вздохнуть, как на глаза попадается поле, вернее то, что на нем происходит. По широкому полю катится темно-серая волна. Сквозь мелькание придорожных деревьев виднеется бегущая свора оборотней.

Есть истории про человека, который, пройдя пустыню, умирает в шаге от оазиса. Обидно, когда преодолеваешь невероятные препятствия, рвешь нервы, вытягиваешь жилы из себя и запинаешься на последнем шажочке.

Последний прыжок и ты победитель!

Немного расслабляешься, чувствуешь себя на высоте.

Добрался! Смог!!!

И в этот момент коварная судьба подбрасывает невысокую ступеньку, а сил на нее и не осталось. Хватаешься за любую соломинку, за любые впадинки, но горькое разочарование накрывает с головой. И желанная победа ускользает прочь – к более удачливому и собранному человеку.

Такое же ощущение возникает у меня, при виде катящейся волны. Десять, тридцать, пятьдесят особей мчатся нам наперерез.

– Ребята, посмотрите направо, у нас гости! – я окликаю берендеев.

– Эх, и ё-ё-ё! – протягивает Вячеслав. – Где же мы их хоронить-то будем?

– Ничего, успеваем! – кидает взгляд на волну Иваныч. – Ещё десять минут и на месте.

Асфальт временами пропадает, уступая место зубодробительной брусчатке. Где-то далеко воет милицейская сирена, словно ей в ответ тянется волчий вой, на который отвечают лаем местные собаки. Мы проезжаем мимо одноэтажных построек. Домами назвать можно с большой натяжкой, но люди жили и называли.

Пегая коза у синего забора встает на дыбы и, выдернув колышек, мчится прочь от далекой волны. Проскочив за задним бампером, обезумевшая зверюга летит по дороге. Колышек на веревке скачет следом, подпрыгивает на камнях и бьет козу по бокам, добавляя страха испуганному животному. Я успеваю заметить, как вдогонку за козой бежит пожилая женщина, державшаяся за поясницу.

– Твою же маму расцеловать за телеграмму! Сколько же их, – Вячеслав напряженно вглядывается в проблески далекого поля, где серые точки увеличиваются в объемах.

За серой тучей катится черный комок тьмы. Огромный оборотень – раза в два больше берендея. Такого я ещё не видел.

– Поворот остался, держитесь, парни! – Иваныч кидает взгляд на табличку-указатель.

На двух белых ногах крепилась доска с надписью «Аэродром Северный».

– Ого, так мы на самолетах полетим?

– Ага, будем ужасом, летящим на крыльях ночи! Причем на крыльях будем лететь снаружи, а не внутри, – не может удержаться от колкости Вячеслав. – Экий же ты догадливый.

– Зато я лучше прыгаю, – парирую я и вижу, как из-за поворота показывается длинный серый забор.

– Вот начинается, лучше прыгаю, лучше бегаю, лучше стреляю. А перекинуться можешь? – оборачивается Вячеслав.

– Оставить пустой треп, готовьтесь к выходу! – командует Иваныч.

Из кустов выныривает широкий съезд и несколько бетонных прямоугольников, разлинованных красно-белыми полосами. Синие ворота с нарисованной желтой краской эмблемой «войск дяди Васи» соседствовуют с серой будкой КПП.

Иваныч резко давит на тормоза, и машину разворачивает на дороге.

Под козырьком входа в КПП курят два десантника, они заинтересованно смотрят на подъехавшую милицейскую машину. Мы выскакиваем из машины и опрометью бросаемся к ребятам. Нужно отдать должное подготовке солдат – они моментально вычисляют в нас ложных ментов, и в нашу сторону поднимаются дула короткоствольных автоматов.

– Мы к подполковнику Жестову! – рявкает Иваныч.

– Стоять! Ни с места! Кто такие? – выпаливает один из дежурных.

Мой ровесник, подрагивающие руки и неуверенный взгляд выдают с головой – ещё пальнет с перепуга. Черный зрачок автомата перепрыгивает с меня на Вячеслава и обратно. Показывается капля пота на сросшихся бровях. Второй выглядит постарше. К нему-то и обращается Иваныч.

– Слышь, сержант! Волки нападают, взбесились вроде, не веришь мне – взгляни сам! Но быстрее, а то скотину вырежут и людей задерут! – рука Иваныча машет в сторону, откуда только что приехали.

Солдат кидает быстрый взгляд, глаза увеличиваются до размеров пятирублевой монеты, и берет ползет вверх. Стая виднеется во всей своей устрашающей мощи. Видно, как маленькие точки увеличиваются в объеме и приближаются со страшной скоростью.

– Врубай тревогу! Чего застыл, солдат? – орет Иваныч, и со злостью бросает милицейскую фуражку на вычищенный асфальт.

Другой солдат тоже видит летящую смерть и, забыв про нас, кидается в серую будку КПП. Мы бежим следом. Младший ещё набирает номер на телефоне, когда подскочивший сержант бьет по низу столешницы. Уши режет противный звук сирены.

– Подполковник на связи! – быстро говорит младший и высовывает трубку в отверстие в окне.

Выпуклость с круглыми дырочками прижимается к уху Иваныча. Мы с Вячеславом останавливаемся у распахнутой двери, приготовившись к атаке. По дрожанию рук Вячеслава я понимаю, что ещё немного, и он перекинется. Поймав его взгляд, я качаю головой – рано.

– Сергей, общая тревога, нападение волков! – чеканит старший берендей, – Ещё и самолет нужен для …  Так точно! Передаю.

Сирена бьет по барабанным перепонкам, как сквозь такой рев можно разговаривать? Однако сержант, приняв трубку из рук Иваныча, тут же выпрямляется, несколько секунд слушает инструкции.

– Вам нужно пройти до конца ангара, повернуть налево и пройти до второго самолета! – объясняя нам дорогу, машет рукой сержант, потом останавливается. – Блин! Зеленый! Покажи им дорогу до диспетчерской! Так будет быстрее. Я заблокирую дверь!

– Ребята! За мной! – командует Иваныч в нашу сторону.

Мы срываемся с занимаемых позиций и бежим следом, сзади громко хлопает дверь. Раскрывается огромное поле аэродрома, на котором раскинули крылья величественные самолеты, недалеко от нас стоят несколько длинных двухэтажных зданий. Огромную площадь аэродрома накрывает бело-голубой купол неба, тот самый который так мало виден из городских окон.

 

Из кирпичных казарм выскакивают одетые по форме десантники с оружием наизготовку. Пробегая на плац, они выстраиваются в ровные ряды.

Справа от дорожки расположились самолеты, как огромные птицы, присевшие для отталкивания от земли.  Белые красавцы, стоящие на бетонных плитах, равнодушно смотрят на творящуюся внизу суету, на резкие взмахи командиров, на голубые береты, на оружие в руках.

Чуть поодаль пузом к земле прижимаются темно-зеленые вертолеты со звездами на боках. Один самолет выруливает на полосу разгона, к нему-то мы и рвем, пока он заходит за высокую будку диспетчера.

– Что случилось, Андрюха? – окрикивает один из техников, розовощекий крепыш, вытирающий руки замызганным полотенцем.

– Волки напали! – отвечает наш сопровождающий.

– Да чего ты гонишь-то? – недоверчиво тянет техник, однако бежит к остальным десантникам.

Мы почти пробежали мимо застывших самолетов, когда слышится первый выстрел и за ним следует испуганный мат. Десантники увидели, что за существа перепрыгивают через забор и мчатся к ним. Раздается звонкий вой и стрекот автоматов.

Наш провожатый оборачивается на стрельбу, берцы спотыкаются о бордюр. Голубые глаза расширяются, и тело наклоняется вперед. Споткнувшегося десантника подхватывает на лету Иваныч, откидывает назад. Солдат оседает на ватных ногах, автомат звонко лязгает по асфальтному покрытию. Берендей сплевывает от огорчения.

Я оборачиваюсь посмотреть на настигающих оборотней. Серые создания перелетают через забор и, скользя над землей, бегут к рядам автоматчиков. Стреляющие ребята держатся геройски, не убегают от страшных челюстей, организованно выпускают пули по мчащимся мишеням.

Подбитые оборотни падают в ноги бегущих, но самые быстрые перевертни достигают первых рядов.

Завязывается рукопашная. Сатанинская сила оборотней раскидывает попадающихся десантников, словно хулиганы расшвыривают магазинные манекены. Ребята в зеленых формах разлетаются подобно кеглям в кегельбане, но те, кто находится на ногах, упорно отстреливаются от накатывающей волны.

– Ты должен остаться, иначе они не выдержат! – оборачивается Иваныч к Вячеславу.

– Я понял! – кричит Вячеслав.

Он тут же перекидывает рюкзак мне. Я ловлю на лету. Два увесистых мешка колотят по хребту. Вячеслав подлетает к потерявшему сознание солдату, срывает автомат, и досылает патрон в патронник.

Мы бежим дальше, до самолета остается ещё двести метров, когда за спиной гнремит близкий рокот выстрелов. Припав на одно колено, Вячеслав расстреливает вторую группу оборотней, перепрыгивающих через колючую проволоку забора. Десантники почти расправились с первой волной, когда вторая волна перелетает через забор гораздо ближе к нам.

Вячеслав срезает пулями мчащихся перевертней, одни кувыркаются по траве, но остальные продолжают бежать на стреляющего берендея.

– Не тормози! – кричит Иваныч в мою сторону и шлепает по рюкзакам, подталкивая к самолету.

Похожий на нахохлившегося сокола, самолет двигается по полосе разгона. Опущенная платформа в задней части начинает понемногу подниматься.

Мы мчимся, не разбирая дороги, под ногами бетонные плиты меняются на заросшую травой землю, и опять на плиты. Оглушительно воют турбины, сухой воздух разрывает от воя, криков раненных людей, непрекращающейся стрельбы.

Огромная белая птица приближается, вырастает в размерах, под задорно поднятым хвостом закрывается огромный люк. Турбины ревут, разгоняя по земле тучи пыли, ошметки травы. Иваныч бросается наискосок к белому борту, рукой показав двигаться за ним. Я бегу изо всех сил, мог бы в скорости составить конкуренцию гепарду, но Иваныч всё равно опережает меня. Ненамного, но опережает.

Рюкзаки со всей дури колотят по хребту, словно кто-то хлещет меня боксерскими перчатками, пот заливает глаза, ноги спотыкаются о комья земли на поросших травой участках.

Сзади выстрелы, крики, вой. Впереди величественная птица…

Закрывающийся люк оказывается в паре метров от нас, Иваныч забрасывает свой рюкзак и, ухватившись за стойку, плашмя падает на дорожку люка. Тут же протягивает мне руку и перехватывает в прыжке к борту. Воздухом из турбин едва не сорвало рюкзаки со спины, но вот и я шлепаюсь рядом с берендеем.

– Добежали! Ну, молодцы! – басит над ухом невидимый человек.

Сильные руки цепляются в затрещавший шиворот и затаскивают внутрь грузовой кабины.

Сверху опускается железная стена, закрывая от глаз голубое небо, поднимается пол люка. Мы с Иванычем, тяжело дыша, лежим на трясущемся полу грузового отсека, когда в почти закрывшейся щели появляется серый силуэт. Перевертень запрыгивает на поднимающуюся рампу, когти скребут по ребристой поверхности, и чудовище кидается ко мне.

Разинув пасть, похожую на новенький капкан, зверь с белой отметиной на лбу ухватывает воздух, взамен моей одёрнувшейся ноги. Носком другой ноги я поддаю какую-то валяющуюся железяку. Перевернувшись в воздухе, она врезается в оскалившуюся морду. Возникает де-жа-вю, словно это происходило со мной – перед глазами проносится та ночь, когда я швырнул в перевертня монтировку. Взмахнув лапами, перевертень пытается удержать равновесие. Рампа почти поднимается, оставив небольшую щель.

Автоматная очередь оглушительно грохочет в закрытом помещении, взвизгнувшую тварь выносит наружу. Рампа лязгает, закрываясь целиком. Я облегченно выдыхаю и поворачиваю голову. В ушах звенит от раскатов и разрывов пуль. Пол методично вибрирует за спиной.

В большом грузовом отсеке по бортам прижимаются откидывающиеся сиденья, в центре можно устроить большую дискотеку. Светлый пластик окутывает детали обшивки, то тут, то там светят встроенные лампы. Над нами висит платформа, я замечаю на ней ещё два ряда сидений.

 У круглого окна стоит кряжистый мужчина в пятнистой форме, руки сжимают автомат Калашникова. Немигающие глаза смотрят в окно, морщинки на лбу собрались в четыре ломаных линии, мясистый нос встревожено раздувается. Черный ежик волос прикрывает кожаные складки на затылке. Он напоминает мощный пень в лесу, когда основание может простоять века и после того, как упавший ствол сгниет.

– Хорошо парня выучил, Иваныч! Добре бьется! – низким голосом говорит человек и кивает на иллюминатор.

Мы с Иванычем подошли к нему, самолет как раз поднимается вверх, но отлично видна картина, как на перекинувшегося Вячеслава прыгают перевертни. Богатырская фигура качается как тополь при ураганном ветре: то пропустит мимо себя перевертня, то махнет лапой так, что другой отлетает и пытается подняться. Несколько обнаженных человек лежат в изломанных позах, краснея кляксами крови на телах. Вот Вячеслав сбивает одного на лету и добавляет лапой сверху, втоптав в зеленую полосу. После Славиного удара перевертень отползает с перешибленным позвоночником.

 Берендей действительно лихо расправляется с противниками. Так было до тех пор, пока в один момент нападавшие не поворачивают лохматые головы в сторону от нашего самолета. Словно прислушиваются к чему-то. Потом, синхронно развернувшись, перевертни кидаются туда, откуда появились.

Рейтинг@Mail.ru