Алексей Гришин
Вторая дорога: Выбор офицера. Путь офицера. Решение офицера

Глава VII

Поговорим о Клиссоне в августе.

Я москвич, меня невозможно поразить столпотворением. Зато можно поразить вонючим столпотворением.

Только представьте – по российским меркам даже не городишко – большое село с населением около тысячи человек. И в него в один момент набивается порядка пятисот дворян, многие со слугами, все на лошадях, которые, как и люди, не только жрут и пьют. Мыться не просто негде – это вроде как даже дико – мы ж не варвары, чтобы в воде плескаться – элита! Нужду справляют прямо на улицах, хорошо, если потом дождь смоет, а дождя-то и нет, зато жара под тридцать есть. И спадать явно не собирается. Постоялые дворы переполнены, скученность неимоверная, все на нервах. Драки постоянные. Убивают редко – на то и рапира, чтобы скорее ранить, но работы врачам хватает. Их сюда короли лично каждый год командируют, для сохранения дворянской породы, так сказать. Врачи-то не простые – маги, они такие раны лечат запросто, если успевают, естественно.

Ну а я договорился с крестьянской семьей в ближайшей деревне ночевать у них на сеновале, а что – и тепло, и мягко, и клопы не кусают, которыми гостиницы полны. Да еще нам с Планше и еду поставляют – хлеб, молоко, каша – много ли нам надо? Хозяева оказались люди серьезные, аккуратные, мой дорожный костюм в порядок привели, отстирали. Дочку еще предлагали – но я отказался, вроде как мне невместно. Зато Планше оторвался…

И так устроился не я один. Проблема в том, что остальные постояльцы крестьянских дворов – представители обнищавших родов. Они здесь как бы вынужденно. Соответственно, поэтому и отношение к нам сверху вниз. С другой стороны, я лишний раз в город стараюсь не соваться – противно. Потому и оскорблений не вижу. А соседи туда каждый день тусоваться ездят, возвращаются злые, часто раненые, а иногда и битые – высокородным шпагой бывает лень махать, они порой изволят местным приказать палками нищету проучить.

Однажды я сам был свидетелем, как какой-то высокородный вызвал на дуэль моего соседа. Только вместо того чтобы доставать оружие, натравил на бедолагу компанию своих прихлебателей, которые тоже за оружие хвататься не стали – сбили человека в грязь, ногами пинать собрались. Хорошо мы в город компанией выехали – отбили товарища кулаками, не допустили его позора. Жаль, зачинщик успел скрыться – очень уж нам хотелось и ему в рыло насовать.

Но наша общая цель не город – замок. Старинный замок, который когда-то давно от каких-то не то графов, не то маркизов в собственность короны перешел. Вот в нем академию и организовали. У курсантов каникулы, и сейчас все в Клиссоне заточено на отбор тех счастливчиков, что в сентябре наденут желтые плащи, на манер мушкетерских – форму местных курсантов.

Для начала надо было зарегистрироваться в местной приемной комиссии. А дальше условия приема каждый год меняются. В этом сдавались письменно математика и стихосложение! – обалдеть. Прошедших потом две недели будут проверять на профпригодность в условиях казарменного положения. И никаких экзаменов по магии! Интересно – почему?

Первой была математика, которую сдавали аж в пять потоков. Я попал в последний.

Поскольку кушать хочется, пришлось идти в местную таверну, которая по запаху не сильно от сортира отличалась. Пока дошел – все ботфорты в дерьме изгваздал. Сел за неожиданно чистый стол, заказал еду, но пока ждал – нос сильно морщил, запах-то от ботфорт никуда не делся. А здесь это повод для драки оказался самый превосходный. Я же мало того, что у крестьян ночую, так еще в дорожном костюме, пусть и вычищенном и отглаженном, в самый дорогой трактир зашел – потрясение основ непростительное. И какой-то благородный прыщ стал немедленно меня задирать. Причем достаточно примитивно. По части утонченных гадостей ему явно есть куда расти, хотя какие его годы.

– Трактирщик, почему у тебя по столам вшивые коты бегают?!

– Что вы, ваша честь, у нас приличное заведение. У нас никаких котов в зале никогда не бывает.

– Как это не бывает – а это что? – и пальцем в меня тычет. Причем стоит-то рядом и норовит, сволочь, в глаз попасть. А вокруг народ подхихикивает. Видимо, вокруг этого заводилы тут целая команда сложилась. Или парень безмерно родовит, либо имеет врожденные качества лидера. Впрочем, возможно и то и другое.

– Убрать эту мразь немедленно! – А вот уже серьезно. Трактирщик же не знает, кто я такой, – потому связываться не хочет, но и прыща боится до дрожи в коленках.

– Я сказал убрать, или мы опять тут порядок наведем! – Так, ясно – сейчас они начнут эту харчевню разносить вдребезги пополам, а мне от драки в любом случае не уйти. Ну, извини, парень, я тебя за язык не тянул.

Вот в чем я местных всегда на голову превосходить буду – это в безоружном бою – ему здесь просто никого не учат. А грамотный апперкот, да точно в подбородок, да неожиданно – отправляет спать крепко и надежно. И стоит клиент очень хорошо – слева и рядом.

Резко встаю – нна! Немая сцена. Такого точно здесь никто не ждал. По их правилам, я должен был нахамить в ответ, потом выйти во двор и, прыгая в дерьме, начать размахивать железякой! Ага, сейчас, у нас в Марьиной Роще таких до фига на задворках прикопано.

А так товарищ лежит смирно, остальные стоят, но, что характерно, молча. Мало ли что я еще отчубучу? И вот этот момент растерянности упускать нельзя. Достаю золотой:

– Трактирщик, всем вина и вызови врача! И где мой заказ?

Вот это народу понятно – побитый пускай сам свою честь восстанавливает, – все-таки удар по морде – оскорбление несмываемое. Зато все остальные при деле. Экзамен еще впереди – эт хорошо, эт здорово, эт мы дойдем, на худой конец доползем, но сдавать будем! Или зря сюда ехали?!

Врач бедолагу быстро в чувство привел. Ну и ладушки. Ну и пусть он смотрит на меня, как Ленин на мировую буржуазию. Пока всем не до нас – посадил его за стол.

– Ты кто такой, герой?

– Шевалье Дезире, к вашим услугам, – он попытался вскочить – не получилось.

– Какие услуги – тебе неделю головой трясти нельзя – помрешь неотомщенным. Ты в каком потоке?

– В четвертом.

– Ну, хоть время есть мозги в кучку собрать. Ты чего в драку полез?

– Это ты в драку, а я хотел тебя, как положено, клинком заколоть.

– А зачем?

Дезире даже закашлялся от удивления.

– Ты что, совсем тупой? Не знаешь, как дворянин честь блюсти должен?

– Знаю, видел, как ее здесь блюдут – прихлебателям просто избивать неугодных приказывают. Думал, ты из таких, потому и кулак в дело пустил.

– Ты прав – был здесь один такой граф, – шевалье понуро кивнул. – Только его вместе с этими прихлебателями еще вчера из Клиссона выгнали – даже до экзаменов не допустили. Такие в Академии ни с какими титулами не нужны.

– Не знал. Извини, если хочешь, поправишься – скрестим шпаги. Но до этого я вроде тебя не задевал – чего хамить начал?

– Неважно! Мне отец перед отъездом сказал, что чем больше я буду драться, тем большего достигну! Дуэль – вот единственно верная дорога дворянина к славе и богатству! – в подтверждение своих слов Дезире крепко ударил кулаком по столу.

– Хорошо, насчет славы понятно, а с богатством у тебя как?

– Как у всех четвертых сыновей.

Ясно, дворянин шпаги, обыкновенный. Папаша сыновей настругал, а наследством обеспечить не смог, зато голову им задурил по полной. Из таких четверть гибнет на дуэлях, четверть на войне и только единицы добиваются достойных постов. Зато именно их потом папаши тычут своим детям как пример для подражания, как д’Артаньяну – де Тревиля.

– Вот объясни мне, сейчас у тебя действительно есть возможность изменить свою жизнь. Другой такой может никогда не быть – какого черта ты ей рисковал? А если бы я достал рапиру и проткнул тебя – врач мог ведь и не успеть.

Дезире задумался, а потом ворчливо сказал, явно стремясь закончить разговор:

– Ладно, пойду я, – и начал неуверенно подниматься.

– Сиди уже, время есть, потом пойдем вместе. Ты хоть поел сегодня? – А вот тут нюанс этикета – от дармовщины отказываться не принято. Жить на содержании у женщины или принять угощение у незнакомца – никакого ущерба чести. И это правильно. Потому что таких нищих Дезире в стране пруд пруди, оторви их от халявы – вымрут с голодухи как класс.

Так что согласился мой враг, даже повеселел. А готовили в таверне превосходно, я такого, честно, не ожидал – наелся от пуза.

Так что в положенный час пошли мы с Дезире к замку. Ну как пошли – повел я его, все-таки от нокаута быстро не отходят. Он отправился восхищать мир своими знаниями, а я еще два часа лежал на полянке, любовался птичками и следил, чтобы никто рядом со мной гадить не сел – простые тут нравы, незамысловатые.

Сам экзамен описывать не буду – экзамен как экзамен, только шпаргалкой не воспользуешься и с соседом не посоветуешься – магия все-таки. Я только не понял, кого они этими заданиями отсеять собрались? Я, конечно, понимаю, что у науки путь впереди долгий и интересный, но задачки-то придумать и позаковыристей можно было. А то скучно, ей-богу.

Решил я все первым, но продолжил сидеть, морща лоб и задирая к небу глаза, чтобы не выделяться на общем фоне – ни к чему привлекать к себе повышенное внимание. Сдал работу восьмым, позже нельзя – вдруг экзаменаторы и скорость решения учитывают.

Через день пришел на стихосложение. Сразу зачитали результаты предыдущего экзамена. К моему удивлению, отсеялось больше половины. Причем никто не выглядел расстроенным – явно народ приезжал на тусовку, без особых надежд на поступление.

Дезире, кстати, тоже прошел.

Оставшихся кандидатов разбили на три потока и, по закону подлости, я угодил в третий. В этот раз решил судьбу не искушать, послал Планше за обедом в тот же трактир, благо погода была солнечная, и поели мы на природе без проблем и конфликтов.

А этот экзамен меня приятно удивил.

За два часа надо было в стихотворной форме написать письмо к женщине, в которую безответно влюблен. 40–50 строк. Вспомнилось «Что же касается бедер, благородный дон, то они необыкновенной формы. Как это сказано у Цурэна… М-м-м… Горы пены прохладной… М-м-м… Нет, холмы прохладной пены… В общем мощные бедра»^[14]. Да, здесь такое поймут, но явно не конкретно сегодня.

Впрочем, в замке я баловался переводом русских стихов, как упражнением в галльском. Даже перевел «Балладу о борьбе» Высоцкого. Перевел явно плохо, но барону и Гастону понравилось. Попробую пойти тем же путем.

Что я помню наиболее близкое к теме?

Есенин, «Письмо к женщине»… Пожалуй, нет – слишком много заменять про советскую сторону, да и про мир, направленный в гущу бурь и вьюг. Не поймут, а поймут – не одобрят.

Что же – остается начало лермонтовского «Валерика», как там: «Я к вам пишу, случайно право, не знаю, как и для чего…», ну, поехали…

Закончил, что интересно, одним из последних. Видимо, крепкие здесь рифмоплеты.

Порадовало то, что вечером у моего сеновала остановилась закрытая карета, и в ней приятный баритон продекламировал: «Я к вам пишу, случайно право, не знаю, как и для чего…». По окончании послышались характерные скрипы и ахи.

Оборотистые здесь экзаменаторы, внушает.

Результаты этого экзамена объявили только через два дня. Видимо, споры военных искусствоведов были жаркие.

К дальнейшим испытаниям допустили ровно сто человек, меня в их числе. Дезире ходил гоголем, сияя как золотой экю – он тоже попал в заветную сотню.

На этом моя вольная жизнь заканчивалась как минимум на две недели. Это время Планше проведет в городе. Если в течение четырнадцати дней я не выйду из замка, он садится на лошадь и едет в Безье с радостной вестью, что они меня теперь два с половиной года точно не увидят. Если выйду – мы едем вместе.

Осталось освободиться от имущества. Лошадь в конюшню, там есть кому о ней позаботиться. Вещи – в кладовку, оружие – в оружейку. Все, готов служить.

Сто человек разбили на четыре взвода по двадцать пять кандидатов. Через две недели останется только один взвод – он же курс набора 1617 года. Живем в палатках по пять человек – нечего абитуриентам поганить общаги избранных. Но уже непосредственно на территории замка Клиссон.

Замок построен на высоком крутом берегу реки. Две линии мощных крепостных стен когда-то были окружены глубоким рвом, от которого сейчас не осталось и следа. В крепостных башнях расположены хозяйственные помещения. В пятиэтажном надвратном донжоне и состоящем из двух башен пятиэтажном внутреннем донжоне оборудованы учебные залы и административные помещения. Два верхних этажа надвратного донжона выделены под жилые апартаменты начальника школы. Офицеры-преподаватели и обслуживающий персонал проживают в городе.

Отдельно внутри замка построено общежитие курсантов, снаружи выстроены конюшни и казармы для роты охраны. Преподаватели, охрана, обслуживающий персонал – все мужчины.

С первого дня двухнедельных тестов у нас начался курс молодого бойца во всем его великолепии, включая мытье полов, наряды на кухне и подъем на время. Только что окурки не хоронили – нет здесь табака.

Как ни странно, ни одна графская морда грязной работы не чуралась. Видимо, понятие о воинской службе у молодых дворян было правильным. А вот нагрузки выдерживали не все. Все-таки одно дело на лошади скакать, к этому здесь народ привычный, а вот кросс по пересеченной местности – это не по паркету шаркать. Здесь и навык, и терпилка нужны, командиры задавали темп, который только на зубах выдержать можно. И вот на этом высокородные посыпались. Негде им было эту злость воспитывать, когда через не могу бежать надо. В этом плане у меня преимущество – меня-то жизнь била по-всякому, мне не впервой.

Правда, где не хватало злости, спасал гонор. Отстать, а уж тем более безнадежно отстать, признать себя слабее других?! Нет, такого дворянин не мог себе даже представить. Вот и рвались вперед кандидаты из последних сил, так что после кросса многих буквально рвало, но никто ни разу их за это не упрекнул. Грязные, в порванной от многочисленных падений одежде, эти титулованные мальчишки упрямо стремились вперед.

Что же, люди с сильным характером всегда являются надежной опорой своей страны, ее движущей силой. Наверное, это и является одной из целей направления в Клиссон молодых дворян. Даже не поступив, они получают серьезный урок победы над собой. А совместное преодоление таких преград поневоле протягивает между ними нити взаимной приязни, не зависящие от положения в обществе, которые в будущем могут перерасти и в крепкую мужскую дружбу, и в надежные деловые и политические партнерства.

Однако никто не пытался помочь отставшему товарищу. Из вялых разговоров в перерывах я с удивлением понял, что дело здесь было вовсе не в конкуренции. Просто так не было принято. Каждый должен выполнять свои обязанности. А что в это время с товарищем – пусть командир смотрит. Как я узнал впоследствии, это приводило в реальных сражениях к чрезмерной зависимости армейских подразделений от командира, гибель и даже серьезное ранение которого слишком часто означало гибель его подчиненных.

Вторая проблема – сдержать себя при ругани командиров. Ругаться здесь умеют – до костей пробирает. Могут и отца с матерью всячески вспомнить, и по фамильной истории пройтись, а сорвался – пожалуйста домой. Ибо офицер, не умеющий себя контролировать в конфликтной ситуации, опасен для армии.

Причем я точно знал, что в других училищах такого прессинга нет. Кого же готовят в Клиссоне?

Очень интересно происходил отсев на занятиях по фехтованию. Вот фехтует человек уверенно, имеет явное преимущество перед другими, а отсеивают именно его. Заинтересовался, присмотрелся внимательно и заметил, что отсеивали по тому же принципу – неумение контролировать эмоции. Человек мог побеждать за счет лучших навыков, но если при этом в ходе поединка он терял голову или впадал в неуправляемую ярость – все, он признавался негодным для обучения.

Отдельно проверяли память, короткую и длинную. Например, перед кроссом зачитывали текст и просили поступающего повторить. А после кросса просили повторить еще раз.

Проверяли зрительную память и координацию, вестибулярный аппарат и умение мыслить при физических нагрузках. Мне запомнился интересный тест – бегут абитуриенты кросс, рядом с каждым – преподаватель, который заставляет решать на бегу математические задачи, которые постепенно усложняются.

Результаты, видимо, оценивались комплексно, потому что самый большой отсев произошел в последний день – отчислили пятьдесят шесть человек, в том числе и Дезире.

Я остался учиться.

Подошел к Дезире, ожидая увидеть расстроенного человека, упустившего золотую птицу. Однако его физиономия светилась от счастья,

– Шевалье, позвольте выразить вам свое сочувствие – отсеяться в последний день, наверное, безумно обидно.

– Что вы, барон, меня же теперь без вопросов возьмут в любое военное училище! Отсеявшиеся в последний день в Клиссоне – это элита армии, для меня теперь все двери открыты. По секрету скажу, что это я вам сочувствую, ведь если таким было поступление, то какова будет учеба? Нет, я не просто доволен случившимся – я счастлив! А вам, де Безье, я искренне желаю удачи в Академии. Как я понял из разговоров, здесь она вам еще как понадобится.

Вот на этой оптимистической ноте мы и расстались.

М-да, в чем-то он, конечно, прав…

Письмо, которого Жан не читал

«Дорогой друг!

Спешу сообщить тебе, что наш общий знакомый успешно поступил в Военную академию Бретони, чему здорово помогла представленная тобою информация. Поскольку я, как тебе известно, вхожу в попечительский совет Академии, мне удалось протащить решение о назначении в этом году экзаменов по математике и стихосложению.

В соответствии с традицией, экзамен по математике проводится ежегодно – проверяется умение поступающих мыслить логически и оперировать абстрактными понятиями. А вот смысл второго экзамена – поставить молодых людей в неожиданную, возможно глупую ситуацию и посмотреть, как они из нее будут выкручиваться. Например, в прошлом году это была живопись, до этого – актерское искусство. Посмотрел бы ты, что эти юные прохвосты вытворяли… Ей-богу, приятно вспомнить.

А наш знакомый поступил ожидаемо – просто перевел одно из известных ему стихотворений, получилось прекрасно. Наши экзаменаторы его наизусть выучили, говорят, очень дамам нравится.

Остальные проверки он прошел без вопросов. Даже сумел удивить – никогда такого не было, чтобы один кандидат другому помогал, а он это делал, по-моему, даже не задумываясь, словно такое поведение в него намертво вколочено. Хотя, может быть, так и есть. Представляешь, во время кроссов он помогал отстающим, причем не толкая в спину, как сделал бы, наверное, а сам, поддерживая под локоть, чтобы человек не упал. Самое интересное, что, глядя на него, поддерживать отстающих стали и другие курсанты. Так что на разборе, прошедшем по результатам экзаменов, сам де Ри обратил внимание преподавателей на действия нашего знакомого, потребовав в ходе занятий поощрять взаимовыручку в среде курсантов, разумеется, не доводя ее до круговой поруки.

И спешу тебя успокоить – его магические таланты здесь особенно никого не волнуют. Боевых магов готовят в другом месте, у Академии своя специализация.

Так что поздравь баронессу с его удачей и передай от меня лично поздравления и наилучшие пожелания!

Ее преданный слуга и твой друг виконт Транкавель».

Глава VIII

Учеба началась, как и положено, с торжественного построения. В строгих шеренгах по два стояли три курса по 25 человек. Новички в одежде «кто во что горазд» и курсанты предыдущих наборов в ярко-желтых плащах-казакинах типа мушкетерских, с вышитыми белыми крестами на спине и груди.

Как выходец с юга, где были сильны влияния Кастилии и реформистов, я был одет в черный дублет, черные штаны, черные сапоги и черную шляпу. Но поскольку реформистом я не был, одежду украшали белоснежные кружевные воротник и манжеты, а также вышитые серебром пояс и перевязь. Над шляпой развевалось красное страусовое перо. Черный цвет выделял меня из группы однокурсников, одетых по такому торжественному случаю в яркие цвета. В результате в первый же учебный день я получил курсантскую кличку «Черный барон». А что – мне нравится. В том мире был Красный барон^[15], а здесь черный. Теперь дело за малым – прославиться на весь мир, как мой красный коллега, кстати, тоже военный, правда, летчик.

Как и во все времена и во всех странах, на торжественном построении начальник Академии полевой маршал де Ри произнес не менее торжественную речь.

– Курсанты! Поздравляю вас с началом нового учебного года! Особые поздравления я адресую поступившим в этом году! Информирую их, а остальным напоминаю, что Военная академия Бритони является лучшим военным училищем в Галлии, а следовательно, и в мире! Учиться здесь великая честь и великая ответственность, ибо ворота Академии открывают перед выпускниками любые двери, ведущие к славе и успеху! В наших стенах перестают действовать сословные различия, ибо вступив в них, вы уже вошли в высшую элиту общества, коими являются курсанты и выпускники нашей Академии!

И так далее на пятнадцать минут. Господи, ну почему все так знакомо? Видимо, армейское красноречие не зависит от стран, эпох и миров. И ведь это говорит полевой маршал, генерал-майор по-нашему, вероятно, лично оценивавший наши вирши – интересно, по каким параметрам он их оценивал? Особенно понравились ворота, открывающие двери, и вхождение в стены. Не хуже нашего «от меня до следующего столба шагом марш» и «сапоги надо чистить вечером и утром надевать на свежую голову».

Особый шарм торжеству придавал сам виконт де Ри. Невысокого роста, толстенький, седоволосый и с черными, несоразмерно пышными, воистину буденновскими усами, он производил опереточное впечатление – эдакий капитан Фракасс^[16].

Но все в этой жизни заканчивается, закончилась и великая речь великого человека. Из нее лично для себя я отметил два действительно важных момента. Первое – дуэли между курсантами рассматриваются как грубейшее нарушение дисциплины. За дуэль в любом месте, любом виде и по любому поводу оба участника и секунданты не просто изгоняются из Академии, но и лишают права поступления своих братьев и сыновей. И вот это уже серьезно, потому что накладывает печать позора на род. По сложившейся в это время традиции, ради дуэли дворянин мог и даже должен был наплевать на любой запрет. Но вот из-за той же дуэли унизить свой род – никогда.

Вторым, а как я узнал позднее, главным запретом был запрет на разглашение полученной в Академии информации. Любой, неважно от кого и зачем полученной. Узнал что-то от преподавателя – пользуйся, но молчи. Рассказал тебе что-то курсант – пользуйся, насколько совесть позволит, но другим ни намека. Услышал что-то от обслуги – все равно молчи. Навсегда – молчи. Называется Тайной Академии. И, в общем, понятно почему.

С одной стороны, так создается закрытый клуб выпускников Академии, куда войдут даже те, кто не сможет ее закончить. Ты учился здесь – ты наш. Ты – свой. Это особенно важно, поскольку присягу курсанты не приносят, мы можем в будущем буквально оказаться по разные стороны баррикад. Мы можем убить друг друга, но мы никогда не сможем обесчестить друг друга. И при любой ситуации мы знаем – курсант курсанту всегда поможет. Если, конечно, это не будет противоречить принятой присяге.

С другой стороны, методика преподавания остается эксклюзивной интеллектуальной собственностью Академии еще на долгие годы. И ни один выпускник не передаст полученные знания другим, поскольку сюзеренов может быть много, а альма-матер – одна навсегда.

Затем де Ри перед строем лично вручил каждому первокурснику форменный плащ, и курсанты разошлись по классам, где начальник курса капитан де Фонтэн довел до нас распорядок дня, программу занятий и предъявляемые к учащимся требования. Честно говоря, я считал, что с моим прежним образованием учиться мне будет легко, с чем и обломился по полной программе. Негде мне было почерпнуть знания по организации и структуре армий того времени, организации тылового обеспечения, тактики кавалерийских и пехотных подразделений, основам артиллерийского дела. Кроме этого, в программу входило изучение кастильского и островного языков, ежедневные конные занятия и фехтование, правда многое за счет личного времени, но попробуй откажись. И это только первое полугодие!

Вот распорядок был стандартный – подъем в 7.00, утренний кросс и зарядка, завтрак, четыре часа занятий, обед, еще два часа занятий, два часа самоподготовки, два часа фехтование и конная подготовка, ужин, личное время, отбой в 23.00. Практически как в моем прежнем мире. Только в связи с отсутствием телевизора и прочих благ цивилизации, курсанты личное время на физподготовку и фехтование тратили. Не от энтузиазма, а внимательно прислушиваясь к тонким намекам преподавателей. Ну не могли они видеть курсантов, не занятых делом, четко следуя великому принципу «чем бы солдат ни занимался – главное, чтобы он задолбался». Лично я, на потеху народу, по вечерам стал тренироваться с саблями и стрелять из лука. Всем интересно, но никто не понимает зачем.

Так как слуги курсантам не полагались, дворянам пришлось осваивать искусство владения ниткой, иголкой и утюгом. Самим стирать одежду и чистить сапоги. Ну, кто из бедноты – те какой-то навык имели, а вот богатым и родовитым досталось.

Но вершиной педагогической мысли преподавателей оказались наряды на кухню, уборку территории, помещений и, о господи, сортиров. Да, в отличие от всей остальной Галлии, включая королевский дворец, здесь были оборудованы отхожие места, и не дай бог, кто-либо забудет об их существовании. Это относилось и к преподавателям, и к курсантам, и к охране, и к обслуживающему персоналу – поварам и конюхам.

И за все время обучения в Клиссоне я ни разу не слышал возмущения по поводу установленных здесь порядков. Более того, впоследствии родовитые дворяне гордились тем, как орудовали лопатой, метлой и шваброй, даже хвастались этим перед дамами! Представляете разговор в королевском дворце разодетого в шелка и кружева кавалера с утонченной дамой:

– А раз в месяц я, как золотарь, чистил туалет, вот этими руками, без перчаток, только тряпкой и шваброй!

– Ах, сударь, это так романтично! Вы такой герой! Вам через столько пришлось пройти! – Кто бывал при дворе, тот в цирке не смеется.

После ознакомительной беседы с начальником курса новички прошли тест на уровень магической силы. Ничего сложного – заходишь в небольшую комнату и в присутствии де Ри и пары преподавателей кладешь руки на хрустальный шар, лежащий на специальной подставке. Шар меняет цвет, и в зависимости от результата комиссия определяет, сколько гадостей можно ждать от данного индивидуума. В смысле, насколько он силен магически. Когда на шар положил руки я, то сразу вспомнил, что каждый охотник желает знать, где сидят фазаны. Шар вначале стал красным, потом менял цвет по радуге до фиолетового и снова стал прозрачным.

Комиссия потребовала повторить этот опыт дважды, после чего отпустила меня с миром. Ну и ладно, приказ о моем зачислении все равно состоялся, а в первый день не выгонят. Потом узнаю, что это было.

Поскольку первый день являлся учебным только номинально, и вторая его половина была полностью предоставлена в свободное распоряжение новичков, наш курс в полном составе направился в трактир.

Там, как положено, выпили за поступление, за будущую учебу, за будущее лейтенантство, ну а потом за все подряд. Из нетрезвых разговоров стало понятно, что у моих товарищей проверочный шар фиксировал какой-либо один цвет, обычно от желтого до синего, только у одного он стал фиолетовым. Другой интересной информации я не почерпнул, и стало откровенно скучно.

Еще на выходе из замка обратили на себя внимание подозрительно заинтересованные взгляды, которые бросали на нас преподаватели и старшекурсники. Не трудно было догадаться, что молодежь, впервые вылетевшая из-под родительской опеки, может элементарно напиться, что непременно аукнется завтра утром. Однако бороться с юной стихией я посчитал бессмысленным и тихонько, по-английски, покинул уверенно надирающуюся удалую компанию.

А на улице обнаружил, что за мной следят. Невзрачный тип, одетый как простой горожанин, шел на расстоянии около тридцати метров, старательно изображая праздного бездельника. Затем якобы ненамеренно стал приближаться и в какой-то момент бросился бегом. Я схватился за кинжал, ожидая нападения, однако он просто обогнал меня, резко развернулся, а потом приторно заулыбался и рассыпался в фальшивых поздравлениях.

– Господин курсант, – запричитал он, демонстрируя выбитые верхние зубы, – поздравляю с зачислением, мы так рады, так счастливы… – после чего убежал.

Согласитесь, поведение нетипичное. Хотя подвыпивший юнец мог и не обратить на это внимания, но я-то юнцом не был, а весь мой опыт подсказывал, что ничего случайного в произошедшем не было. Дай бог, если я ошибаюсь, но похоже, что на кого-то из нас здесь устроена засада, не обязательно для убийства, но какая-то гадость точно готовится, а этот тип дал сигнал своим подельникам, что я не их клиент. Действительно, место удачное – тихое, огорожено заборами и мимо него в замок никак не пройдешь. А лиходеи могут располагаться в любом дворе и, если сейчас попробовать их искать, не факт, что меня самого не прирежут.

Значит, нужно молодежь забирать с пьянки, пока они еще стоят на ногах и могут оказать какое-то сопротивление – на 25 человек, даже нетрезвых, никто не набросится. А в форменных плащах, да вечером, нас друг от друга никак не отличишь, то есть выстрела тоже можно не опасаться.

Решено, возвращаюсь в трактир и с грохотом открываю дверь.

– Господа, я встретил посыльного от де Фонтэна. Нам за каким-то дьяволом приказано срочно прибыть в замок. Предлагаю взять с собой вина, закуски и уже там достойно завершить этот чудный вечер! Хозяин, приготовь и давай счет!

Оказалось, что вернулся я очень даже вовремя. Языки у мальчишек уже заплетались, но на ногах они стояли относительно твердо. Так что возвращались пусть и не строем, но толпой вполне организованной.

Что интересно – на обратном пути нас действительно встретил старшекурсник, представившийся посыльным, с приказом немедленно прибыть в замок. Как выяснилось – это был розыгрыш старшекурсников, чтобы, с одной стороны, обломать новичкам гулянку, а с другой – сохранить их здоровье перед утренним кроссом.

То ли я ошибся, то ли сидевшие в засаде не ожидали такого и решили изменить планы, но по дороге в замок на нас никто не напал. Только в силу намертво вбитых годами службы профессиональных рефлексов это происшествие отложилось в моей памяти.