Алексей Доброхотов
Падение в небеса, или «Все будет хорошо!»
Последнее властное распоряжение, адресованное Николаю и произнесенное столь уничижительным тоном, снова всколыхнуло в нем откатившуюся, было, волну негодования. Внезапно обрушившееся на него потрясение, глупая гибель фирменной, дорогой вещи, наглое поведение самодовольного недоумка в капитанском мундире, неловкое чувство вины перед Иваном – все разом навалилось на возбужденное сознание и погрузило его в то сумеречное состояние, когда он уже слабо мог контролировать свои действия. С внезапным криком: «А ну, его всё на фиг!», – он рухнул на землю, стянул с себя обе кроссовки, и, вскочив на ноги, зафинтелил их в глубокую даль леса, простирающегося за густыми зарослями орешника. После чего скинул ватник, сорвал с себя кожаный ремень с патронами и швырнул его милиционеру.
– На, забирай. Ничего не надо. Пошли все в задницу! – выкрикнул, и как-то сразу весь сник, словно вышла из него последняя, оставшееся от былого гнева, вибрация.
– Ты, это мне тут, не очень, – пригрозил капитан, ловя патронташ, но, видя, что всё, вроде как, закончилось, добавил, – Будешь орать, враз успокою, – явно намекая, на висящую у него на ремне увесистую, резиновую дубинку.
– Это же так зачем? – удивленно уставился Иван на своего внезапно ополоумевшего партнёра, – Это же, ты, их куда? Не надо, тебе, их, что ли, да? Выбросил?!
– Вот, дурак, какой! – воскликнула Клара, отряхивая своего мужа от налипших на него сухих сосновых иголок, – Видали, как он на людей бросается. Видали, как он вещами швыряется. А мы думали, человек хороший. В дом пустили. Чаем напоили. Дружка его в доме оставили. Такой же, видать, дружок у него, как и он сам. Сумасшедший. А мы его в доме оставили, – вспомнила, вдруг, – С детями! – ужаснулась, – Ой, что же мы, тут, стоим! – представила, что может случиться, – К дому надо вертаться скорее! Дети у меня там одни оставлены. Что же это мы тут стоим! Поехали скорее!
– Действительно, – согласился с ней офицер, – Ну, что? Все, вроде как, целы? Поехали отсюда. У меня ещё дел много. Давай, мужики, в машину. Пошли.
– Погоди. Не оставлять же их тут, – возразил Иван, указывая в сторону леса.
– Кого? – недоуменно взглянул на него капитан.
– Обувку, – кивнул мужик на разутого парня.
– Ты, что, полезешь за ней, что ли? – удивилась женщина.
– Если кому не надо, то мне сгодиться, – заметил хозяйственный мужик.
– А, ну, живо в машину! – скомандовал старший милиционер, – Стану я тут ждать, пока ты будешь по лесу бегать.
– А, ты, не кричи. Не дома, – осадил его Иван, вполне оправившийся от непредвиденных потрясений. Поднял с земли брошенный ватник и добавил, – Можешь ехать. Мы пешком дойдем. Ружье, между прочим, моё. И патронташ мне отдай, – протянул руку к стоявшему рядом капитану, – Клавка, возьми у него патронташ.
– Я, тебе, покажу, возьми! Куда это возьми? Куда это, ты, собрался! – налетела на него жена, – Живо домой поехали! – и чуть ли не кулаками погнала мужика к стоявшей на дороге машине, едва ли не под аплодисменты присутствующих.
* * *
До дома доехали на милицейском, служебным Уазике быстро и без происшествий.
Дети уже отобедали и гуляли во дворе.
Дмитрий Кириллович терпеливо ожидал на кухне возле окна, на том самом высоком табурете, куда его определила хозяйка в самом начале.
Ввалились шумно и все вместе. Можно сказать, одной кучей. Просто удивительно, как взрослые и дети сумели одновременно пролезть через дверной проём. Последним гордо вошёл Николай и, протиснувшись через толпу детей, пробрался к своему другу.
– Как сходили? – тихо поинтересовался тот.
– Никак, – сбросил через губу товарищ.
– Зачем разулся? Тут и так грязно.
– Так просто. Жарко. Ноги вспотели.
– Понятно. Бывает.
Пока хозяйка выносила во двор пищевые отходы, попутно проверяя всё ли в доме в порядке, участковый без приглашения, уселся за стол, разгреб в стороны грязную посуду, оставленную детьми после обеда, положил перед собой свою черную, кожаную папку, расстегнул, извлек какую-то бумагу и, держа её в руке, повернулся к Ивану:
– Садись, – указал на рядом стоящий стул, – Рассказывай.
– Чего? – присел тот, опережая Петьку, – Чего рассказывать?
– Рассказывай, как церковь ограбил, – неожиданно выдал милиционер.
– Покачай, покачай! – тут же налип ему на ногу шаловливый Васька.
– Чего? – удивился вопросу мужик.
– Чего, чего? – передразнил его капитан, пытаясь содрать малыша с ноги свободной рукой, – Чего, вот, ты, вчера в церкви делал?
– Сам же сказал: зайди, зайди. Вот, я и зашёл, – пояснил Иван.
– Когда? – отцепил смеющегося малыша участковый.
– Получил комбикорма и зашёл. А что? – вырвал хозяин заварочный чайник из рук Таньки, плеснул себе в ближайшую стоявшую на столе чашку остатки слитой заварки, и захотел было её выпить, но не успел. Дочка схватила чашку, и с криком: «моё, моё», убежала из кухни в комнату.
– Точнее. Во сколько зашёл? – оттеснил от себя милиционер навязчивого Ваську, не желающего так просто сдаваться.
– Вечером. Когда же ещё? Как комбикорм получил, так сразу и зашёл, – уточнил мужик, наливая остатки кипятка из чайника во вторую чашку.
– И что, ты, там делал? – усердно отпихивался одной рукой участковый от разыгравшегося ребенка.
– Да ничего. Поговорил с попом и ушёл. Ты, конкретно, Михалыч, говори, что случилось, – глотнул, наконец, холодной воды хозяин дома.
– Церковь вчера ограбили. В Сенцах. Говорят – ты, – выдал блюститель порядка шокирующую новость.
– Я?! – выпучил глаза Иван, – Когда?
– Вчера. Вчера, Ваня, – тоном, преисполненным глубокого сожаления, пояснил капитан, – Как раз в то время, когда, ты, в ней находился. Ты, дурачку из себя не разыгрывай. Вещи ворованные куда спрятал?
– Какие ещё ворованные вещи!? – вошла с улицы Клара с пустой миской в руке, моментально переменяясь в лице, – Вещи все вон там, в кладовке стоят. Так это вот их вещи, – кивнула на гостей, проявляющих явное беспокойство по поводу своего дальнейшего нахождения в этом доме, – Они их принесли. А больше мы никаких вещей не знаем, и не видели.
– Да. Это наши вещи, – подтвердил Николай, – Разрешите, мы их возьмем и пойдем. Мы на электричку опоздаем.
– Когда отпущу, тогда и пойдете, – пригвоздил их к месту участковый, – Клара уведи детей на улицу! Говорить невозможно. Толик, веди понятных. Сейчас разберемся, чьи у вас тут вещи находятся.
Сержант поспешно вышел.
– Нет, ты, поясни, какие, ещё, такие вещи ворованные? Что это, ты, ещё, решил искать в моём доме? – надвинулась на участкового хозяйка, – Что это вообще тут такое происходит сегодня? То, ты, Ваньку, чёрт знает в чём, в лесу обвиняешь. То, теперь, какие-то вещи ворованные у нас ищешь. А ну, говори, что такое тут происходит!
– Ты, Клара, не горячись! – гаркнул на неё милиционер, перекрывая общий, поднявшийся в доме шум, – Детей сперва уведи. Потом говорить будем. Голова от них затрещала.
Женщина звонко хлопнула в ладоши, детский шум моментально стих.
– Котя, идите играть на улицу, – произнесла очень сдержанным тоном, – Быстро!
Детей как ветром сдуло. Даже звонкого Ваську.
– Давай, Михалыч, рассказывай, – подсела многодетная мать к участковому с другой стороны от мужа, – Что у тебя там случилось?
– Церковь вчера в Сенцах ограбили, – кратко пояснил он, – Икону Богоматери в золотом окладе с алтаря увели. Отец Никон говорит, поговорил с ним, на минуту к себе зашёл, выхожу, хлоп, а иконы нету. Пропала. Что, ты, на это скажешь?
– И причём тут Ваня?
– Вот и мне хотелось бы знать, что он там вчера делал? Можете мне пояснить? – милиционер откинулся на спинку стула в ожидании ответа.
– Ты же сам его за комбикормами позвал зайти, – напомнила Клара.
– Ну, позвал. Сказал, что их привезут. Что же я ему церковь после этого велел грабить, что ли? – возразил участковый.
– А он и не грабил! С чего это, ты, взял, что он грабил? Чего это, ты, на него всё валишь. Народу в Сенцах мало? Чего это, ты, до него всё цепляешься? Ведь, не грабил, Ваня? Не грабил? – с надеждой в голосе обратилась к мужику жена.
– Не грабил, – уверенно подтвердил тот.
– Вот, видишь. Не грабил, – с явным облегчением заключила женщина, – Чего тебе ещё надо?
– Ничего. Только проверю это и всё. Больше ничего, – согласился Михалыч.
– Проверил? – воткнула себе руки в бока хозяйка.
– Нет ещё. Но сейчас проверю. Сам икону выдашь или обыск у тебя делать? – смерил мужика пронзительным взглядом блюститель закона.
– Обыск? У нас? Совсем очумел? – вскочила хозяйка со стула, – Искать больше негде?
– Вот мы сейчас и посмотрим, есть, где искать или негде, – вскочил следом милиционер, видя, как в дом входит сержант, а следом за ним соседка баба Тоня, пенсионерка благообразного вида, и продавщица местного магазина Прасковья Петровна, по случаю официального выхода из дома накинувшая на свои дородные телеса ярко зеленый, осенний плащ, – Проходите, проходите, – махнул им рукой, – Свидетелями будете. Вот, – потряс бумажкой, что всё время держал в руке, – Постановление на обыск. Печать. Подпись. Всё, как положено.
– Да, свидетелями будете, как этот вот, паразит, моего Ваньку оклеветывает, – выскочила им навстречу Клава, – Это же надо себе такое придумать. Это же и представить себе невозможно, в чём Ваньку моего обвинил. Искать он у нас вздумал. У нас! Искать больше негде! Совсем совесть свою потерял.
– Ты, не кричи! – цыкнул на неё капитан, – Нечего на меня кричать. Порядок соблюдать надо. Положено проверить, значит надо проверить. Будешь постановление читать? Не будешь? Хочешь – читай. Не хочешь, не читай. Давай сюда, Ваня, показывай, с чем, ты, вчера ходил? Где оно у тебя?
– Что? – недоуменно захлопал мужик глазами.
– То, в чём, ты, вчера комбикорма носил? Мешок, где стоит? – уточнил участковый.
– А, мешок… В чулане, – махнул рукой хозяин.
– Иди, показывай, – пригласил его милиционер, – Давай. Где у тебя чулан?
– А, ты, не знаешь! – всплеснула руками Клара, – Иди и смотри, – выскочила вперёд всех в сени, – Давай, позорь нас среди людей. Вот он у нас, где чулан, – подбежала к двери, распахнула её, – Заходите, смотрите! Вот он мешок, – зашла внутрь и подскочила к стоящему в углу мешку, – Вот они комбикорма. Смотрите. Где тут твоя икона, – развязала, раскрыла, – На-те копайте, – отошла в сторону.
– Ничего, покопаем, – заметил капитан, протискиваясь следом, – Работа у нас такая, копать, – засучил рукав, запустил руку внутрь мешка, – Ну-ка, ну-ка, – нащупал что-то, потянул и словно фокусник вытащил из глубины гранулированного пахучего месива прямоугольную старую икону в золотом окладе, – Вот она, – поднял у себя над головой, так чтобы видели все, кто остался стоять у двери, – А, ты, говорила, нет! Вот она!
– Господи! Да, как же это! – всплеснула руками баба Тоня.
– Вот это, да! – заметила Прасковья Петровна.
– Ах! – только и вырвалось из груди Клары, – Откуда это?
– Оттуда. Не видела? Из мешка твоего. Что ж, ты, Ванька, творишь-то такое? – сочувственно произнес Михалыч, – То тебе Змеи всякие в пещерах мерещатся, то, ты, иконы из церкви начинаешь тащить. На что она тебе? Ты же её продать толком и то не сумеешь.
– Не брал я! – завопил Иван, – Быть этого не может.
– Как же не может. Вот она, полюбуйся. В мешке твоем оказалась. Эх, Ваня, надоело мне возиться с тобой. Совсем, ты, никаких слов не понимаешь, – сокрушенно посетовал участковый, – Ладно, будет у тебя время, посидеть, подумать. Пошли, протокол оформлять будем.
* * *
Пока Михалыч оформлял протокол результатов обыска, Клара сидела с лицом бледнее полотна, словно оглушенная, и без конца повторяла:
– Да, как же это может такое быть? Ваня, да, скажи, ты, им, что не брал!
– Не бал я, – неизменно повторял тот.
Икона лежала прямо перед ними на столе, среди кучи грязной посуды, вся облепленная комочками комбикорма. Сержант стоял у дверей в сенях. Рядом с ним в проходе тихо переминались с ноги на ногу озадаченные случившимся понятые. Николай с Дмитрием Кирилловичем ютились возле окна, не находя себе места и толком не понимая, что тут происходит. На их настойчивые просьбы отпустить их на электричку, участковый неизменно отвечал, что скоро и до них дело дойдет, пока же сидите, не суйтесь, а то живо окажетесь в отделении. Перспектива провести ночь в милиции не сильно радовала обоих незадачливых торговцев. Поэтому они сочли благоразумным не нарушать порядка проведения процессуальных, следственных действий, дабы не привлекать к себе лишнего внимания и без того озабоченного капитана, несмотря на то, что время прибытия долгожданного поезда неумолимо приближалось.
Наконец, местный шериф занес последнюю каракулю в протокол и предложил подписать его Ивану и понятым.
– Не смей, – неожиданно очнулась его жена, – Не смей подписывать эту гадость.
– Почему гадость? – возмутился участковый.
– Потому что это всё ложь и неправда, – заявила женщина.
– Вот тебе и раз. Ты же сама видела, где я её нашел, – указал Михалыч на икону.
– Мало ли, где, ты, её нашел. Ваня не мог её взять. Не мог, – стукнула она кулаком по столу.
– Мог, не мог, это уже не моё дело. Моё дело было найти. Я нашёл. Остальное пусть теперь другие решают. Кому это положено. Давайте бабоньки, ставьте свои подписи, – пригласил капитан понятых подойти к столу, – Вот тут, – указал одной, – И вот тут, – показал второй, – Подписывайтесь и можете идти. Свободны.
– Как же это, ты, Ваня, на саму Богородицу покусился? Ах, ты, изверг. Прости меня, Господи, – перекрестилась баба Тоня, – Детишек-то как жалко, – расписалась и чуть не плача вышла из дома.
– Дурак, – заключила Прасковья Петровна, – Дурак, он и есть – дурак, – поставила она свою размашистую подпись и удалилась с чувством честно выполненного долга.
– Извини, Ваня, придется мне тебя задержать. Уводи его в машину, – распорядился капитан.
– Арестовываешь? – переменилась в лице Клара, – А дети? А детей на кого?
– Не арестовываю, а задерживаю. Всего на трое суток, – пояснил милиционер, – Так положено. Понимаешь?
– А потом? – вскочила женщина на ноги.
– Суп с котом. Это уже не я решать буду, – как-то из под лобья, словно стыдясь самого себя, пояснил участковый, – Может, и отпустят, на подписку. Прокурор это решать будет. Чего зря, раньше времени, волноваться? Давай, Толик, веди его, обормота.
Анатолий махнул задержанному рукой, мол, пошли. Тот покорно поднялся и направился к выходу.
– Нет. Не пущу, – схватила его за рукав жена, – Ничего ещё не доказано. Не имеют права арестовывать. Садись.
– Клавдия, прекрати оказывать властям сопротивление, – укоризненно посмотрел на неё капитан, – Ну, что ты скандалишь. Сказано тебе, всего на трое суток. Обязан я это сделать. Понимаешь? Отойди в сторону. Не мешай. О детях лучше подумай. Всё. Прекрати.
Сопровождая свои действия подобными увещевательными выражениями, Михалыч с грехом пополам вытолкал сержанта с задержанным из кухни на улицу. Клавдия устремилась за ними следом, но уже не столь активно выражая протест против произвола бездушных чиновников.
* * *
– Дурдом какой-то, – оценил происходящее Николай, оставшись со своим другом наедине.
– Ничего не понимаю, – признался тот.
– Уже иконы начинают переть из церквей.
– Мужик, вроде, нормальный был. Нафига ему эта икона?
– Мне сразу он не понравился. С этой его дурацкой историей про какого-то Змея.
– Зачем тогда с ним пошёл?
– Так просто. Скучно было сидеть.
– Может он её и не пёр.
– Тогда откуда она у него?
– Фиг знает. Может, подкинули.
– Зачем?
– Фиг знает.
– Чёрт, вот, влипли. Ещё на электричку опоздаем. Вообще писец будет. Где ночевать будем? На улице? – нервно заходил Николай по кухне.
– И что этому менту от нас нужно? Почему он нас не отпускает? – поинтересовался Дмитрий Кириллович.
– Хрен, его знает. Прибодался, что я этому паразиту в морду заехал.
– Так это, ты, ему глаз подсветил? За что?
– За всё. Лажа всё оказалась. Нет там ничего. Нет никакого Змея. Одно дерьмо кучами, – эмоционально пояснил рослый товарищ, – Все кроссовки измазал. Представляешь? Адидас! Всё. Напрочь. Урод. Придурак. Ещё и вором оказался.
– Что значит измазал?
– То и значит. В хлам. Полностью. Пришлось выкинуть. Там этого дерьма оказалось по самую крышу. Он меня в самое дерьмо сунул. Я его чуть не убил там, на месте, – неожиданно признался Николай.
Вернулся участковый. Молча прошёл, уселся на своё место, достал из папки чистый лист бумаги.
– Ну, давай, рассказывай, – кивнул головой рослому парню, тут же усевшемуся при его появлении на табурет.
– Что рассказывать?
– Всё рассказывай, – уточнил милиционер, – Как тут оказался? Зачем? Почему в лёс пошёл? Ну, и так далее.
– Послушайте, уважаемый, – вклинился Дмитрий Кириллович, – Про всё рассказывать, времени не хватит. У нас электричка скоро уйдёт. Если мы на неё опоздаем, где нам тогда ночевать прикажете? На улице? А если с нами что-то случится? Кто отвечать будет?
– Значит, так, умник, давай, погуляй на улице. Будет надо, я, тебя, позову, – пресек его местный шериф, – Что сидишь, глазами хлопаешь? Пошёл вон, я сказал.
– Вы мне грубить не имеете право, – заметил Дмитрий Кириллович.
– Я сказал, вон пошёл. Будет он мне тут права качать, – гаркнул на него участковый, – Живо, давай, пошёл!
Пришлось маленькому человечку гордо удалиться.
– Ну, давай, рассказывай, – вновь обратился милиционер к Николаю.
– О чем?
– Дурочку из себя не строй. Заявление писать будешь?
– Какое?
– Такое. О том, что он пытался тебя ограбить в лесу. Забыл?
– Я что-то не очень вас понимаю. Кто, пытался меня ограбить?
– Иван. Ты, что совсем идиот, что ли? В общем, давай так, – доверительно склонился капитан к парню, – Ты мне сейчас быстренько пишешь заявление о том, что он пытался тебя, там, в лесу, ограбить и беги со своим малышом на электричку. Если нет, то я оформляю на тебя дело за покушение на убийство, и, ты, отправляешься ночевать в камеру. Как тебе такая перспективка? Давай, соображай быстрее. Поезд тебя ждать не будет. Ну, что? Будешь писать заявление?
– А нельзя сделать так, чтобы ни у кого, ни к кому не было бы никаких претензий, – одарил торговец блюстителя порядка обаятельной своей улыбкой, – Лично у меня к нему нет никаких претензий.
– Нельзя. Или, ты, пишешь или пишу я. Понял? Время пошло. У тебя три минуты на размышление. Вот бумага, вот ручка. А пока, ты, думаешь, я буду составлять протокол задержания. Посмотрим, кто из нас первым закончит свою писанину. Если ты, протокол твой. Если я – то можешь засунуть себе свое заявление… ну, ты, знаешь куда. Так что, давай. Думай, – заключил участковый и достал из своей кожаной папки второй листок, отпечатанный типографским способом и озаглавленный весьма страшно «Протокол предварительного задержания».
– Погодите писать, – остановил его Николай, – Не надо. Давайте все-таки договоримся. Разве мы не можем с вами договориться? Мы же разумные люди. Так ведь? Значит, мы всегда можем с вами договориться. Там же, в лесу, ничего невозможно было понять. Что, вы, могли видеть? Только то, как я сидел на нём сверху. И всё. Это же ничего не значит.
– Не будем мы ни о чем договариваться. Я тебе всё сказал. Дальше, решай сам. «На договариваться», у меня времени нет. Мне через пять минут нужно ехать. С тобой или без тебя. Понял? – капитан вынул из своей папки вторую авторучку, – Будешь писать?
– А если этот на меня потом заяву накатает? Что я его того? Избивал? Тогда что? – поделился своими опасениями торговец.
– Не накатает. Не бойся. А накатает, так, кто ему поверит? Ему всё одно – крышка. Видал, какой ворюга оказался. С ним кончено. Он спалился, – с глубоким сожалением молвил Михалыч и, не обращая больше внимания на собеседника, стал медленно выводить на длинных черных строчках большие, круглые буквы, – Ну, что завис? – глянул буравчиками черных глаз на нерешительного Николая, – Пиши, давай.
«Вот, блин, попал, – пронеслось у того в мозгу, – Этот точно засадит меня за решетку. На ровном месте. Можно сказать, ни за что. И что делать? Надо же что-то делать. Надо же как-то его остановить. Наехал на меня, как бульдозер. Заяву пиши. А что я ему напишу? Одна лажа кругом. Что писать? Но надо же что-то писать. Писать, или не писать? Если не писать, то… он точно меня засадит. Во, как застрочил. А мне что писать? То чего не было или то, что могло быть? Да, кто я ему такой! Да, пошёл он к чертовой матери, чтобы из-за него так париться. Я из-за него все кроссовки в дерьме вымазал. Они сколько денег стоят? Ты их ещё достань, побегай! Теперь босиком по земле шлепаю. В белых носках. Как дурак. Да, за одно это, его на месте убить надо. Что это, если не грабеж, спрашивается? Конечно – грабеж. Ещё какой грабеж! Такая подстава! Знал же, что я кроссовки после этого выброшу. Вот меня и подставил. И что мне его выгораживать? Да, пошёл он к чёртовой матери!»
На этой мысли рука Николая быстро застрочила по белому листу бумаги ровными строчками, как из пишущей машинки. Он заявил, что некий, случайный прохожий, назвавшийся Иваном, предложил показать ему логово живого динозавра. Он согласился. Они прошли в лес. Там Иван показал на пещеру и предложил зайти в неё. Он зашёл, а Иван остался снаружи. В пещере оказалось очень грязно. Но Иван об этом не предупредил. Поэтому он сильно измазал свои дорогие, импортные кроссовки, которые пришлось тут же выбросить. На это Иван и рассчитывал. Таким образом, он его ограбил.
– Всё. На, – протянул листок милиционеру.
Тот взял, пробежал глазами короткие строчки и, вернув заявление обратно автору, произнес:
– Пиши, ниже, – ткнул пальцем в конец текста, – Кроме того, когда я вышел из пещеры Иван наставил на меня ружье и потребовал отдать ему деньги, – Написал?
Николай дополнил. Капитан прочитал и остался довольным написанным.
– Так. Дальше пиши, – снова вернул листок заявителю, – Поэтому я отнял у него ружье. В процессе борьбы произошло два выстрела. Я повалил Ивана на землю. В этот момент появились сотрудники милиции, которые его задержали. Всё? Написал? Так, – снова проверил, – Далее: на основании изложенного прошу возбудить уголовное дело и привлечь виновного к уголовной ответственности за разбой. Написал? Хорошо. Ставь число и подпись, – парень послушно расписался, – Всё, – забрал заявление и спрятал в свою кожаную папку, – Ну, вот и молодец. Давно бы так. Теперь быстренько составим объяснение, и будешь свободен, как сопля в полете. Паспорт сюда давай.
