Алексей Булгаков
Отчего мы, русские, такие?
Р.: – На Руси были печники, а были Печники, известные на всю округу, которые в своё ремесло вкладывали душу, и поэтому их наперебой люди звали сложить им печь. Но когда за дело берутся нехотя, если не сказать – с отвращением, а потом работают спустя рукава, скорее имитируют работу, и трубы будут течь, и асфальт пучиться, и стены домов трещинами покрываться, и преступления не будут раскрываться, и учителя станут деградировать. Обладателей «непрестижных» профессий ещё долго не заменят роботы. А наблюдательного следователя, эрудированного учителя, внимательного врача никакой робот не заменит.
С.: – По некоторым данным, сейчас девять профессий и видов работ из десяти молодые люди считают ниже своего достоинства. По итогам одного исследования, только 3,5 процента ребят хотят освоить рабочие профессии. Выпускники средней школы не горят желанием становиться токарями, фрезеровщиками, шлифовщиками. Выяснилось, что каждый четвёртый-пятый парень готов пойти работать в ФСБ. Эксперты полагают, что, во-первых, ради «корочек», а во-вторых, – всё тот же мотив возвыситься: мол, ты – никто и зовут тебя никак, а я – сотрудник ФСБ, передо мной все будут нишкнуть.
Р.: – Всё-таки кого-то из этих ребят привлекает сама работа, её романтика, а кто-то хочет быть максимально полезным стране.
С.: – Дай Бог! В конце прошлого века преобладающим было стремление в предпринимательство, люди предполагали в собственном деле поднять свой статус, не только улучшить материальное положение. А в первом десятилетии XXI века молодёжь уже переориентировалась на «государеву» службу: вряд ли в поисках романтики. Самый большой наплыв в те ВУЗы, где готовят чиновников. С появлением в России нуворишей повысилась амбициозность молодёжи, особенно детей школ с каким-то уклоном, которые считают для себя унизительным подметать пол, стирать носки и выносить мусор. А глядя на них, считают для себя зазорным домашний труд и дети каких-нибудь «сирых» родителей – скромных и низкооплачиваемых инженеров, служащих, научных работников, которые «запихнули» детей в эти спецшколы. Мы норовим взять плохой пример с американцев, а всё хорошее у них не перенимаем. Их тинейджерам не стыдно устроиться в кафе мыть посуду, драить полы в больницах, продавать газеты и т.д. Нашим ребятам «опуститься» до этого ложное самолюбие не позволяет.
Р.: – Это здесь, рядом с русскими соотечественниками, они стесняются подметать пол и мыть посуду. В Америке и в Европе они держат себя по-другому. Там наши эмигранты соглашаются на гораздо менее квалифицированную работу, чем в России.
Ксенофобия – это и результат, и признак
«вертикальной» психологической ориентированности общества.
С.: – До революции принцессы заботились о бедных, в Первую мировую войну Александра Фёдоровна приучала дочерей к благотворительности, к непривлекательному труду, и великие княжны не гнушались ухаживать за ранеными солдатами в госпиталях, где были вонь, грязь. Без всякой бравады! А нынешние дочки даже не премьер-министра или президента, а среднего чиновника пойдут ухаживать за ранеными солдатами? Британский принц Уильям рубил дрова, дежурил на кухне и мыл туалеты в Чили в экспедиции, будучи курсантом в военной академии Сэндхерст, то есть делал всё, что и другие ребята. А наши высокопоставленные отцы считают нужным освобождать сыновей от «лишних» забот и растят махровых эгоистов и бездельников. Выходит дело, в Великобритании принц превращался в работягу, а у нас работяги стремятся быть принцами.
Р.: – Из мира взрослых, из семей «вертикально» ориентированная психология перекочёвывает в школы. В российских школах заносчивость, презрение одних учеников по отношению к другим стало обычным явлением. Даже школьные специализации создают у ребят представление, что они не просто расходятся по разным направлениям знаний, а дифференцируются по шкале «выше – ниже». Родители не очень-то прививают детям умение вести спор без агрессии и презрительности, находить компромиссы. И современная российская школа не учит детей разрешать конфликты не силовыми способами.
С.: – Частенько у нас бывает так: стóит кому-то узнать больше другого, как ему непременно нужно это продемонстрировать высокомерным тоном, взглядом, жестом, утвердить своё превосходство. Психологическая «вертикальность» проникла даже во взаимоотношения близких людей. Можно наблюдать такие ситуации. Два закадычных друга, знакомых с детского сада, достигли примерно одинакового положения в обществе. Но одному непременно надо возвышаться над другим, он менторским тоном поучает друга, всё время подчёркивает своё превосходство. Они могли бы до конца жизни получать радость от общения и взаимно обогащаться опытом, а вместо этого в их отношениях появилась напряжённость, и они расстались. Другой типичный случай. Мама эксплуатирует любовь к себе ребёнка и заставляет его заниматься нелюбимым им, но престижным делом, чтобы стать мамой если не гения, то известного человека. То есть она стала рабом собственного тщеславия. Или такая коллизия. Молодая женщина не желает иметь ничего общего с двоюродными сёстрами. Не потому, что те ей чем-то насолили, либо опустились и ведут аморальный образ жизни – нет, они вполне достойные дамы и хотели бы с ней поддерживать отношения. Но то ли бойкотирующая родственниц считает себя выше их и не желает «снисходить» до них, то ли полагает, что родство – ничтожный повод для общения. Родственные чувства – на нуле. И таких случаев у нас в стране – пруд пруди!
Р.: – Есть множество народов на Земле, которые находятся в своём развитии позади России, но граждане которых очень толерантны, привыкли общаться друг с другом спокойно и уважительно.
С.: – Может быть, мы одичали в нашем восточном краю с редким населением?
Р.: – Такая ситуация складывается в проблемных, эгоистичных обществах, где граждане чувствуют себя не на высоте, ущемлёнными. Вертикальная ориентированность взаимоотношений обычно свойственна тоталитарным государствам с монополистическим укладом всей жизни, со связями и структурами, основанными в первую очередь на подчинении, а потом на человеческих качествах и здравом смысле. Такой уклад переносится и на частные взаимоотношения между людьми. Чтобы начать действительно решать наши жгучие проблемы, нам всем надо увидеть в соотечественнике, прежде всего, Человека, заслуживающего такого же отношения, как хороший наш родственник. Без выравнивания отношения друг к другу, без превращения пресловутой психологической «вертикали» если не в «горизонталь», то хотя бы в наклонную линию, нам не преодолеть общую, как говорят, закомплексованность, вообще на большой успех рассчитывать трудно. Эту проблему не решить только постановлениями и указами правительства. Но оно должно ослабить остроту противостояния богатеющей «элиты» и беднеющего «населения» путём введения адекватного налогообложения, выработки мер снижения экономического расслоения в стране.
С.: – Страна того гляди станет колониальной, причём колонизаторы – не иностранцы, а в подавляющем большинстве сами русские, чувствующие себя иностранцами по отношению к населению. К тому же ни в одной европейской стране нет такого количества категорий лиц, пользующихся судебной неприкосновенностью. Рядовые граждане этого не могут понять: казалось бы, у депутатов ответственность должна быть повышенной. Всё равно что в семье старший сын может творить всё, что ему заблагорассудится, а младшие за любой проступок подвергаются наказанию.
Р.: – Как правило, склонность к беспределу в политике, экономике и общественной жизни закладывается в детстве, когда родители и близкие покрывают проступки и безобразия своих чад, защищают их, либо стараясь избежать осложнений для себя, либо из ложно понимаемой, беспринципной любви к своим чадам, либо просто пасуя перед ними. Какой-нибудь сановник публично может решительно выступать за честность и объективность судей, но вот проштрафился его сын, и он, не колеблясь, берёт телефонную трубку и начинает искать возможности влияния на судей, чтобы они вынесли оправдательный приговор или хотя бы дали его чаду условный срок.
С.: – У нас очень много говорят о том, что судебная власть должна быть совершенно независимой от других ветвей власти, высказывается масса идей по поводу её устройства. Но как стояли судьи насмерть на стороне государства, его структур, больших и средних начальников, так и продолжают строго обслуживать их интересы, делая бесправными рядовых граждан. А чем объяснить обвинительный уклон судов, когда рассматривают дела людей из народа? Подсознательной потребностью «блюстителей закона» самим как можно выше подняться над «чернью» до уровня «неприкасаемых»?
Р.: – Известно: кто платит, тот и заказывает музыку. Стало быть, объективность и беспристрастность решений судей зависит не только от того, насколько бескорыстные и смелые люди составляют судейский корпус. Нужно также, чтобы их труд оплачивался независимо от воли чиновничьего сословия. А для этого надо, чтобы средства на судебную систему шли, минуя подвластный правительству и президенту государственный бюджет, непосредственно из отдельного налога, собираемого со всех граждан страны. Суды станут ещё независимее, если наиглавнейший судья будет избираться всем народом.
С.: – Но удастся ли при этом избежать подкупа судей высокопоставленными чиновниками и олигархами?
Р.: – Мы всё ругаем за разгул коррупции чиновников. Но не только они виноваты в том, что взяточничество не уменьшается. Мы сами горим желанием обтяпать наши дела поскорее, да без очереди, а то и в обход законов. Но в намерении опередить других в решении своего вопроса сказывается ещё и гордыня. Взятка вроде бы возвышает дающего над остальными, делает его хитрее, ловчее земляков, он вырастает в собственных глазах. Дескать, мне можно то, что другим нельзя. И это уже стало навязчивым стремлением нашего соотечественника: выйти за пределы законов и правил, стать над нормами бытия, попасть в разряд привилегированных. Даже мелкий начальник, инспектор, ответственный за сбор каких-нибудь рогов и копыт претендует хоть на маленькие преимущества.
С.: – Вот и среди автоводителей немало таких, которых Правила дорожного движения слишком напрягают. Растёт среди них агрессивность, уже говорят о гражданской войне на дорогах.
Р.: – Эскалацию агрессии провоцирует безнаказанность. Но дело и в том, что на улицах и дорогах, то есть на одном пространстве, сталкиваются все слои общества: жители Рублёвки, чиновники, бизнесмены, бандиты и «рядовые» автовладельцы, которых стало очень много.
За малым исключением, на дороге, как в бане, все равны,
и оказываются под властью единых Правил дорожного движения. Дорога демократизирует общество, она – не салон для элиты, на ней нет возможности уединиться в своих роскошных хоромах за трёхметровым забором. Но некоторым и здесь хочется быть «равнее» остальных, особенно тем, кто рвётся продемонстрировать свою избранность и возвышенность над «простолюдинами». И поэтому они начинают хамить, притеснять «быдляков», а то и издеваться над ними, будто именно они, а не улица, уравняли «белую кость» с «серой» массой.
С.: – Кто знает, может быть, строительство дорог для так называемой элиты, отгороженных трёхметровым забором, – вопрос времени. Обособление «элиты» от простонародья из Москвы и других крупных городов волнами расходится по стране: свои «рублёвки», то есть улицы для избранных, появились даже в посёлках городского типа. Российская «элита» отгораживается от «плебеев» неземными ценами на квартиры и дома. Однако разных границ и барьеров у нас и без того хватает. Такая политика плодит маргиналов и люмпенов, чувствующих себя отвергнутыми, которые начинают представлять опасность для отделяющихся тоже, и вряд ли заборы – надёжная защита. Наше общество в постсоветской России и так оказалось слишком люмпенизированным, а у люмпена основной инстинкт – «к себе».
Р.: – Люмпенство – одно из самых серьёзных наших препятствий. Одна из причин его – обилие природных ресурсов, что действует на страну в общем демобилизующее: зачем развивать технологии, совершенствовать обрабатывающую технику, если можно продать сырьё, а потом сидеть на печи и есть калачи. Люмпенская психология душит российское общество, всё время сбивает с верного пути. В 1917 году большевики в полном объёме использовали контингент с такой психологией для достижения своих целей. Поначалу назвали люмпенов продотрядом, дали им ружья, кожаные куртки и отправили отбирать хлеб у крестьян. Потом они становились начальниками местного масштаба, а иные вскоре добрались и до самых верхов. По сути дела, люмпены в 1917 году у нас победили. Ещё больше люмпенизировали страну сталинские репрессии. В тюрьмах и лагерях вместе с уголовниками оказывались благопристойные законопослушные граждане, а дети их были брошены на произвол судьбы, лишены благотворного семейного воспитания, и в свою очередь, пополнили люмпенскую братию. В 90-х годах из-за развала многих предприятий и вследствие потери веры у людей в будущее люмпенизация населения в стране продолжала нарастать. Люмпенская психология проявляется, прежде всего, в падении морали.
С.: – Швондеры и шариковы никогда не будут работать, создавать ценности. Какую бы должность они ни заняли, всегда будут стремиться отбирать, делить и забирать себе как можно больше. Такие люди пополняют фашиствующую оппозицию, идут в карательные структуры. И они жестоки к людям, кто бы перед ними ни оказался. Дорого обходится трудоспособным гражданам обширная люмпенизированная публика в разных обличьях.
Р.: – Для преодоления люмпенства нужно, чтобы государство как можно больше способствовало инициативным, предприимчивым людям.
С.: – Философ и публицист М. Масарский различает, с точки зрения экономического поведения, людей конкурентного типа и неконкурентного типа. Первые способны организовать своё дело и активно его двигать вперёд, а вторые могут только быть наёмными работниками, исполнительными или не очень – у кого как получается. Так вот Масарский сожалеет, что государство периодически идёт на поводу у второй и бóльшей части населения и начинает душить активных предпринимателей, которые, конечно, в меньшинстве. И тогда отбирают у производителей заработанное ими, делят на всех. «При отсутствии устойчивой мотивации к напряжённому и высокопроизводительному труду неуспешные работники всё более склоняются к силовому перераспределению, – утверждает М. Масарский в книге «Порядок и смута». – Не научившись умножать, они предпочитают делить. Мера принудительного государственного изъятия национального дохода зависит от политической представленности неконкурентной части населения во властных институтах».
Р.: – Сословно-кастовое расслоение не только не преодолевается или хотя бы уменьшается в результате революций и переворотов, а наоборот, даже усиливается, поскольку приходят к власти неимущие, но амбициозные люди, дорвавшиеся до распределительных рычагов с мыслью «уж теперь-то мы обогатимся!»
С.: – А возможно ли вообще бесклассовое общество?
Р.: – Оно может возникнуть лишь при абсолютно равных стартовых условиях. А это немыслимо в принципе! Один родился в столице, другой – в глухом посёлке, у одного папа – президент, пусть не страны, хотя бы солидной фирмы, у другого – грузчик. Один – сын любящих его без памяти родителей, он вырастает уверенным в себе, хитрым; другой – рохля, забитый воспитанник детдома. А поскольку человек старается из своего стартового положения извлечь всё что можно, то, естественно, он попадает в гораздо лучшие условия, чем не имеющий стартовых преимуществ. Так он может оказаться в среде, присущей другому классу.
С.: – Сейчас много споров относительно среднего класса, высчитывают суммы доходов, кого к нему можно отнести, а кого нет.
Р.: – Чёткого представления в обществе о том, кого считать представителями среднего класса, пока нет. Здесь нельзя подходить только с имущественными критериями: каков заработок, есть ли машина, дача, хороша ли квартира и т.д. Это лишь одно из условий. Хорошее образование – условие желательное, но не обязательное. Знания, эрудиция могут приобретаться и самостоятельно. Профессия определяет принадлежность к среднему классу лишь в какой-то мере. Далеко не все учителя, врачи, учёные сами себя причисляют к среднему классу. К нему, как правило, относят себя менеджеры, руководители среднего звена. Чиновники на государственной службе, офисные служащие могут быть отнесены к среднему классу с натяжкой, поскольку они зависят от своего начальства. Завтра человека уволили – и он не имеет ни заработка, ни социального положения. В 2014 году к среднему классу себя относили около 40 процентов граждан России. Однако некоторые подходят к этому строже, зачисляя в него людей независимых экономически и политически: мелких и средних бизнесменов, индивидуальных предпринимателей, фермеров, успешных представителей творческих профессий. К среднему классу относят собственников, представляющих некий противовес государству. Высказывают также мнение, что этот класс создаётся не одним поколением, накапливая и передавая по наследству недвижимость, дело, умения. Если иметь в виду такие подходы, то к среднему классу можно отнести 10-12 процентов россиян.
С.: – Видимо, архаичность русского народа, о которой говорят, в том и состоит, что «верхи» не хотят, а «низы» не могут сократить разрыв между частями общества. Будет ли всё-таки разделение на «белую» и «чёрную» кость преодолено?
Р.: – Этого не скажет, вероятно, и сам Всевышний. Положение начнёт улучшаться, когда всё больше людей будут заняты полезной для общества работой, когда начнёт выравниваться экономическое положение разных слоёв граждан. Вот увеличение среднего класса всё больше заполняет пространство между «верхами» и «низами».
НЕ ВСЁ ЛАДНО В НАШЕМ КОРОЛЕВСТВЕ
Рассудительный: – В 1990-х году вышел фильм Станислава Говорухина «Так жить нельзя». Сохранилась ли актуальность такого утверждения? Сейчас «так» жить уже можно?
Сердитый: – Если с тех пор что-то изменилось, то очень незначительно. Приходится признать, что в прошедшие годы нового века наша страна отличилась в том, в чём отличаться не следовало бы. Время от времени можно было прочитать в газете или услышать в радио- или телепередаче фразу вроде «ни в одной стране мира нет такого, чтобы…» – и далее о каком-нибудь негативном явлении в России. В области балета мы уже не впереди планеты всей, и перекрытый Енисей никого не вдохновляет, а сделанные ракеты и вовсе не приносят россиянам счастья. Если мы не на первом месте в чём-то плохом, то резво поспешаем в негативные лидеры. У нас не получился социализм с человеческим лицом, и капитализм выходит с каким-то мурлом из ночного кошмара. Напрашивается вопрос: а есть ли у России вообще человеческое лицо? В советское время мы просто не знали, что такое истинно благополучная жизнь. Когда открылись границы, вдруг выяснилось, что Россия по качеству жизни не входит даже в первую сотню стран.
Р.: – Мы были счастливее, когда жили изолированно, «варились в собственном соку», довольствовались отечественными костюмами и ботинками и презирали падких на зарубежные «тряпки» стиляг. Но теперь уже широкую публику не удовлетворят «Скороход, Красный Треугольник да Кемеровский промкомбинат».
С.: – В те годы мы считали, что самый наш большой порок – пьянство. Сколько омерзительных картин из жизни пьющих можно было видеть в российской глубинке! Остальные недуги и изъяны замалчивались или приглушались. Мол, есть отдельные недостатки, ещё «кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет», а в основном мы – самое прогрессивное общество в мире, которое под знаменем самого верного учения широкой поступью идёт к победе коммунизма. Куда наше общество пришло, мы сейчас и наблюдаем.
Р.: – Советская власть признавала пьянство как социальную проблему, но и действенной борьбы с ним не вело, ограничиваясь, по сути дела, её имитацией, а главное – не устранялись корни этого явления. Правящий класс, или номенклатура, не видел для себя выгоды бороться с пьянством. Огромный «налог» вследствие копеечной себестоимости водки покрывал потери из-за головотяпства и разгильдяйства «алкашей», распивавших «на троих» в рабочее время или появлявшихся на работе уже в подпитии. К тому же выпивоха был подконтролен: в пьяном виде у него развязывался язык, и он выворачивал свою душу наизнанку. Сам же любитель спиртного видел в своём пристрастии элемент протеста: дескать, я – в отсутствии, и идите вы все куда подальше.
С.: – А то, что от пьяниц появлялось всё больше ущербных детей, и это прямым путём вело к вырождению нации, волновало только учёных.
Р.: – Хоть у нас и любят цитировать слова князя Владимира о том, что «веселие Руси есть пити», наши предки так, как в последние двести лет, не пили. Допетровская Русь не мирилась с пьяницами, их били кнутом, сажали в тюрьму. А в период зарождения и развития капитализма немалую часть состояний и доходов в России промотали, пропили, проплясали. «Дворянство в усадьбах погружалось в обломовское неделание и маниловское непротивление, в тридцатые-пятидесятые годы XIX века поместное дворянство вместо занятия агрокультурой кутило вовсю, – писал в 1907 году известный в то время публицист М. Меньшиков. – Обломовы и Маниловы не в силах были создать народную культуру, втянуть народ в разумный труд, в трезвость, порядок и добродетель». При таком раскладе процветали только трактирщики, владельцы питейных и увеселительных заведений. А серьёзными отраслями хозяйства овладевал зарубежный капитал.
С.: – За прошедшие 14 лет XXI века в радио- и телепередачах от людей можно было услышать немало прискорбного. Житель одного из сёл Краснодарского края сообщил: «На нашей сельской улице – ни одной благополучной семьи. В одном доме мужчины спились, в другом сидят, в третьем убиты. Во времена моего детства по улице бегало пятьдесят мальчишек, сейчас нас в живых осталось семеро». Иностранец, заехавший в глубинку России, заметил, что в 10 часов утра там уже все пьяные. Ведущий утренней передачи «Радио России», побывавший в деревне Омской области, рассказал, что там пьют все поголовно. А сколько таких деревень в стране! В постсоветские годы стал стремительно развиваться пивной алкоголизм, особенно среди молодёжи. Несколько лет назад назвали такое число: русские потребляют по 15-18 литров чистого алкоголя в год, включая новорожденных и стариков. При этом никто никогда не подсчитает, сколько выставляет на рынок теневой алкогольный бизнес, сколько население выпивает самогона. А если ещё прибавить потребляющих всякие спиртосодержащие жидкости вроде лосьонов, одеколона, тормозной жидкости и прочей отравы, то мы наверняка выйдем на первое место в мире. Но по данным Всемирной организации здравоохранения, употребление более 8-9 литров в год в расчёте на каждого жителя страны ведёт к деградации нации. Что, мы обречёны на гибель? В России набирается порядка двух миллионов алкоголиков, а признаки алкоголизма наблюдаются более чем у трети мужчин и у каждой шестой женщины. Диву даёшься, как мы ещё существуем!
Р.: – Что спивается нация в целом, звучит слишком категорично. Два миллиона человек – далеко не вся нация. В последние годы на одну душу приходится до 11-13 литров чистого алкоголя, то есть зафиксировано снижение. Но, по мнению экспертов, реальные цифры действительно превышают официальную статистику в 1,5-2 раза. Так что отрицать серьёзность положения нельзя, ведь алкоголиками становятся в основном мужчины трудоспособного возраста. По некоторым данным, больше нас потребляют алкогольных напитков в пересчёте на чистый спирт в Великобритании. Много пьют во Франции, в Финляндии и некоторых других европейских странах. Но там выше культура пития. Например, во Франции считается естественным в обед выпить бокал вина. А в России пьют больше водку. Культура пития у нас не прививалась. Да номенклатура и сама не знала, что это такое, и с тем же рвением, что и остальное население, хлестала водку. Выпивохам тем более не нужна была эта самая культура пития. А в 80-х годах стали вырубать виноградники – то же бездумное шараханье из одной крайности в другую, административное рвение чиновников на местах к исполнению «руководящей линии партии». Но именно
виноградное вино способствует привитию культуры пития.
Кстати, странно, что в наших магазинах не видно румынских вин, которые славятся высоким качеством при низких ценах. Из Латинской Америки есть, а из соседней Румынии нет.
С.: – Но в пьющей Англии до пенсии доживают 9 из 10 человек, в Норвегии раньше 60 лет умирают менее 10 процентов граждан, а у нас почти половина. Смертность от злоупотребления спиртными напитками составляет 32 человека на каждые 100 тыс., тогда как в западных странах этот показатель в 10 раз меньше. В год из-за увлечения алкоголем умирают до полумиллиона человек. После выпивки наши становятся бесшабашными, агрессивными, их тянет на подвиги, они затевают драки. Четыре из пяти убийств совершаются пьяными. Больше всего детей в семьях погибают из-за пьянства родителей. По опросам, почти две трети граждан считают, что в России пора вводить «сухой» закон.
Р.: – Как свидетельствует история, «сухой» закон ничего не даёт. В России пили много и раньше, но после окончательного крушения веры в социализм, развала Советского Союза, после закрытия многих предприятий пить стали больше. Людей, прежде всего мужчин, выбила из колеи невостребованность их труда, особенно в городах и посёлках, возникших при одном предприятии, – после того, как это предприятие закрылось. Деревня, особенно в центральных и северных областях, стала больше пить тоже из-за того, что потребность в труде селян упала почти до нуля. Зерном с избытком снабжает юг России, многие продукты, вдруг оказалось, выгоднее привозить из-за рубежа, своя продукция стала нерентабельной. Селяне не могут сами найти выход из создавшегося положения, поля зарастают бурьяном и кустарником, деревни и сёла вымирают.
С.: – Но государство не очень-то поддерживает сельское хозяйство. «Как следует из английского опыта, единственным способом борьбы с пьянством является развитие индустрии развлечений, – пишет А. Гудзенко в книге «Русский менталитет». – В России, к сожалению, основной метод борьбы с любыми негативными явлениями – запрет, и он довлеет над нашими умами до сих пор». А водка позволяет нашим людям уйти от реальности.
Р.: – В наших маленьких городах и в сельской местности люди пьют также от скуки. А почему они скучают? Не могут вместе организовать что-то весёлое и интересное: турнир, состязания, конкурс, фестиваль, организовать куда-то экскурсию и т.д. Почему не могут? Во-первых, из-за разобщённости, индивидуализма. Во-вторых, не хватает творческой фантазии, которая в советское время не стимулировалась, всё было заорганизовано по указке партийной бюрократии. У массы россиян, особенно в маленьких городах и сёлах, скромны запросы относительно своего досуга. На праздник хорошо выпить и так же хорошо закусить, ещё попеть песни – и для большинства на этом радости жизни кончаются. В-третьих, по причине закомплексованности: стесняются показаться особенными, несолидными, выбивающимися из общего строя, подпасть под обвинение «больше всех надо». В-четвёртых, от беспомощности: обязательно должен прийти активный массовик-затейник и устроить для всех что-то интересное и увлекательное, при этом скучающие граждане ещё подумают, участвовать ли в этом мероприятии.
С.: – Ну да, понимаете ли, как-то несолидно с радостью пускаться в дядины игры. Вот посидеть в сторонке и похихикать над участниками действа, а потом «раздавить» бутылку-другую на троих и свалиться где-нибудь у забора – это вполне солидно, достойно настоящего мужчины.
Р.: – Да, наш человек чересчур уязвим перед общественным мнением. И это становится главной причиной начальной стадии пристрастия к выпивкам: желание обрести мужскую значимость, выглядеть в глазах окружающих взрослым и солидным. И ещё есть экзистенциальная причина. Любит русский человек поговорить «за жисть», о смысле жизни, о вечном за бутылкой водки где-нибудь на кухне или на веранде, засиживаясь до утра. Ю. Мамлеев в книге «Россия вечная» приводит слова одного западного исследователя, который сказал, что только русские способны отложить обед, если не закончен спор о духовных проблемах.
С.: – В советское время замалчивали проблему наркомании. А когда в 90-е годы хватились, оказалось, мы и тут стремимся на первое место, а по употреблению героина – уже на нём. И толком не знаем, сколько у нас наркоманов. По оценкам специалистов, количество лиц, потребляющих наркотики, в стране составляет примерно 2,5 млн. человек, а по данным Международного комитета по контролю за наркотиками, общее количество лиц, злоупотребляющих наркотиками в России, «может достигать 6 миллионов человек». Ежегодно у нас от наркотиков погибает 30-35 тысяч человек. В то же время в России – лишь несколько реабилитационных наркологических центров, даже в США – тысячи. В числе причин высокой смертности – курение. От табака, по словам Д. Медведева, умирают до 400 тысяч человек в год. В нынешнем веке Россия оказалась единственной из цивилизованных стран, где число курильщиков росло. По количеству дымящих подростков мы находимся на втором месте в мире.
Р.: – Вроде взялись за курильщиков, в 2014 году количество их снизилось.
С.: – На несколько процентов? Хуже всего, что у нас вовсю курят молодые девчонки. Вероятно, мамами они становиться не собираются. Наверное, у России и тут – свой особый путь. Только куда? На погост?
Р.: – Алкоголизм, наркотизация, курение говорят о том, что
наши граждане не дорожат жизнью.
Это – прямое следствие искусственно создаваемых барьеров в обществе, невозможности реализовать свои способности и делать что-то полезное для страны. Хорошие намерения человека натыкаются на запреты, препоны, эгоизм тех, от кого зависит развитие дела, либо на незаконные поборы всяких ответственных, а по сути, безответственных лиц. Когда человеку не дают сделать объективно полезное доброе дело, это вызывает у него агрессию, но поскольку на чиновника он её выплеснуть не может, оборачивает на самого себя, ударяется в пьянство, в наркоманию и т.д. Вообще когда из дня в день в стране, в городе, в районе, в ведомстве многое делается вопреки общепринятым нормам и правилам, здравому смыслу, естественному положению вещей и ходу жизни, нормальный человек, если ничего с этим поделать не может, либо звереет, либо впадает в депрессию, либо заболевает психически. Неудивительно, что у нас растёт число психически нездоровых людей. Кроме того, запреты, неоправданные препятствия и преграды, всяческие ограничения сопровождаются насилием в обществе не только физическим, но и экономическим.