Алексей Будищев
Ворон
Скоро Фадеев вышел на поляну и увидел лохматую лошадёнку, сани, а в санях мужика в дырявой шапке; мужик уже почуял приближение Вукола и неистово нахлестывал кнутом заиндевевшие бока лошадёнки, чмокал губами и потрясал лыковыми вожжами. Зелёные елочки трепетали позади него в санях и махали ветками, точно прощаясь с лесом, как дети, увозимые от родителей. Фадеев пустился за санями, снимая на бегу долговязое ружье.
– Стой! – кричал он, помахивая ружьем. – Стой, дурья голова; ишь каку моду взял, в чужом лесу елки рубить, сна на тебя нет, треклятый!
Вукол задыхался от быстрого бега и крика, и это раздражало его еще более. Но мужичишка неистовей заработал кнутом; срубленный елочки усиленней замахали ветками. Вукол пришел в дикое бешенство и закричал, потрясая ружьем:
– Стой, анафемская душа! стой, или я из ружья пальну!
У него захватило дыхание; ему стало невмочь бежать за санями. Сани скрипели полозьями, ныряли по ухабам и уходили от Вукола, как от стоячего. Лошаденка, настегиваемая кнутом, бойко перебирала ногами, как меха раздувая впалые бока.
– Стой! – крикнул Вукол бешено.
Он остановился, вскинул ружье и нажал спуск. Грохнул выстрел. Мужичишка вскрикнул. Заряд был на излете, и дробь, как кнутом, стегнула мужика по полушубку. Он обернулся лицом к Вуколу и, продолжая настегивать лошадь, крикнул, взвизгивая по-бабьи:
– Отцы мои где это видано? В живого человека из ружья пальнул! Ворон, кровопийца, душегуб! В эдакую ночь душеньку человеческую погубить хотел! Мало тебе, живорез окаянный, что жену загубил? Ворон, Ворон, Ворон…
Мужичонка нахлестывал лошадь, кричал, виз жал и грозил Вуколу кнутом. Сани нырнули в ухаб, мужичонка ткнулся лицом в елки; дорога сделала поворот, и сани скрылись. Фадеев остался один. Он стоял, улыбаясь побелевшими губами, и глядел на то место, где скрылись сани. Если бы в его ружье был заряд, он выпустил бы и его наугад, сквозь кусты. Вукол огляделся. Лес, казалось, проснулся, разбуженный исступлённым криком мужичишки.
С деревьев медленно, как вата, сыпался иней.
Дальние кусты, сбегавшие по скату оврага, еще повторяли:
– Вор-он! Вор-он!
Вукол усмехнулся.
– Ну, Ворон, ну, что ж вам? Я сам знаю, что Ворон, весь уезд Вороном зовет!
Он снова усмехнулся, перекинул за плечи ружье и, медленно шагая, направился обратно к себе в караулку. Его мысли как-то странно сосредоточились на одном; он боялся, чтобы темные кусты не повторяли исступленного вопля мужичишки: «Мало тебе, живорез окаянный, что жену загубил!» Это было бы слишком. Но кусты молчали. Вукол понуро шел, исподлобья бросая на кусты злобные взгляды. В лесу было тихо и темно; месяц еще не выходил из-за туч, но звезды разгорались ярче; мороз крепчал. Лес, казалось, притаился и ждал чего-то. Деревья не шевелились. Фадеев шел дорогой и думал:
