Конечно же, тут не было никакого отпора. И один из юношей был осчастливлен вполне.
– А другой?
– Может быть, поджидал своей очереди?
Но они оба, эти два голых юноши, поджидали совершенно другого. Тех обольстительных серег, стоивших тысячи две, на который можно было бы покушать со вкусом ну хоть… раза два, пожалуй.
И вот, однажды, целуя эту даму «с серьгами», один из этих великолепных юношей подал знак глазами тому, другому, спрятавшемуся в соседней комнате с топором в руках. Подал знак.
– Пора! Бей ее! Пока я целую!
Ту, которую он целовал с такой деланной горячностью. У которой он провел целую ночь накануне.
И этот другой ударил ее сзади топором в темя. Вдумайтесь, как все характерно здесь для обрисовки голых юношей. Как сугубо отвратителен самый знак предательства: поцелуй.
Да, когда человек падает, он делается омерзительнее самого мерзкого гада. Самые патентованный вонючки не смердят столь отвратительно. Так вот что за типик зародили нам времена мирные. И может быть он истлеет посреди витязей и богатырей, зачахнет в сиянии их лучей?
Когда трубным гласом разговаривают скалы и громадные утесы, диктуя ошеломленному миру новым синайские заповеди, гниды умирают уже от одного страха.
Так утверждает история.
В нашей повседневной, скучной, серой и затхлой обывательщине наблюдалось какое-то жуткое и странное взаимодействие. Мужчина всеми силами старался как можно основательнее развратить женщину, а женщина как будто мстила ему тем же. Однако, справедливость требует заметить, что женщина как будто бы все-таки упиралась на том пути, на который так настойчиво звал ее мужчина. Спрос мужчин, словом, далеко не насыщался предложениями со стороны женщин. Чтобы подтвердить этот мой вывод, сошлюсь вот на такой живописный факт, о котором перед самой войною оповещала одна из южных газет большого торгового города.
Состоялся, видите ли, однажды, в этом городе, в одном из его театров маскарад. Маскарад – развлечение, конечно, совершенно невинное и может сопровождаться самой непринужденной веселостью, самой искрометной и беспечной шутливостью, самым безудержным смехом, лишь бы было побольше молодежи, побольше горячих глаз, побольше охотников повеселиться. Но на этот раз в театре было как-то вяловато, по описанию местного хроникера, публика как будто бы чуть-чуть позевывала и поглядывала по сторонам весьма скучающими взорами. Многие уже собирались уходить.