Алексей Борисович Черных
Другие восьмистрочия
А он – на месте.
Ты вновь без сил,
Он эффективен…
Но ты мне мил,
А он противен.
* * *
За окном, где опушка лесная
Обступила извивом зелёным,
Выделялась сосёнка сухая
Омертвелым, коричневым тоном.
Так и есть: все достоинства наши
В суетливой людской круговерти
Оттеняются чётче и краше
Омерзительным таинством смерти.
* * *
Нагло полная луна
Светит в окна нашей спальни.
Врут поэты, что она
И тосклива, и печальна.
Как нежданный нудный гость,
Что беседой досаждает,
Как в ботинке острый гвоздь,
Свет луны меня терзает.
* * *
Опиши мне красоты снега,
Что растаял бесследно вчера.
Ощути неуёмную негу
От тоскующей грязи двора.
Опиши восхищение ливнем,
Что четвёртые сутки идёт.
Наслаждайся же тем, что противней,
Чем весь мир наш… И наоборот.
* * *
Я и ты. И мир наш скручен
В жёсткий бесконечный тор,
Он обыден, сер и скучен,
Ограничен прессом шор.
Чувствую, что и Вселенной
Та же выпала стезя:
В тор скрутиться офигенный
И замкнуться на себя.
В электричке
Я исполнен пустого апломба,
Я рисуюсь немного, читая
Книгу тонких новелл Ляо Чжая,
Как интеллектуальную бомбу.
Как интеллектуальный феномен
Я ту книгу небрежно листаю…
В том, что рядом никто Ляо Чжая
Знать не знает, – уж я не виновен.
* * *
Можно ли святым человеку стать,
Но не таким, как ранее
Церковь канонизировала целую рать
По решению производственного собрания?
Можно ли такую веру иметь,
Чтоб никогда не отступить, не сорваться,
Чтобы все мирские соблазны призреть
И всегда святым оставаться?
* * *
Опушка леса. Ветер
Гудит в вершинах сосен.
Он не силен, но грозен,
Как мало что на свете.
Колышутся привычно
Деревья в такт порывам.
Всё как бы прозаично,
Но вовсе не тоскливо.
* * *
Поскрипывала хвоя под ногами
С упругостью тугой сталистой стружки.
Я мерил время ровными шагами
С бесстрастьем надоедливой кукушки.
Сосновый бор, иссушенный жарою,
Не даровал живительную свежесть,
Которая вселяет в нас порою
Покой душевный, доброту и нежность.
* * *
Обесточенное небо,
Звёзды вымерли.
Вроде б красочно и лепо,
Но не вытерпит
Взгляд желающий
Пространства и бездонности
И мечтающий
О некой озарённости.
* * *
Всё в этом мире не нужно,
Всё непотребно и зряшно,
Голо и серо, бездушно,
Никчемно и как-то… не няшно.
Всё в этом мире напрасно
Всё от лукавого где-то…
Только с тобою прекрасны
Мелочи этого света.
* * *
На Земле мы одни
На все восемь её миллиардов.
Так не будем же ни
Сожалеть, ни искать вариантов,
В коих наша судьба
Нас проносит мимо макушки
Надземного столпа,
На который вознес себя Пушкин.
* * *
Лапы елей закроют пространство,
Чтобы мы никогда не узнали,
Что за их зеленеющим чванством
Есть отнюдь не зелёные дали.
Так не радостен ельник матёрый,
Тяготит его душная сущность.
То ли дело живая воздушность
И открытость соснового бора!
* * *
О чём ты думаешь, когда
Последние мосты сжигаешь?
Тоскуешь, плачешь и рыдаешь
От постоянного стыда?
О чём ты думаешь, когда
Стараешься забыть былое
И вдруг в одно мгновенье злое,
Теряешь мысли без следа?
* * *
Избавь меня, Господи, от сомнений;
Сделай жизнь мою, Господи, тихой и ровной;
Излечи от терзающих размышлений
О ненужности нашей пустословной.
Дай зренье мне, Господи, да такое,
Чтоб в жизни жестокой и несправедливой,
Узреть проявленье Твое всеблагое
К нам, недостойным и суетливым.
* * *
Под звук дождя легко писать
Слезливые стихи,
Набором разной истекать
Словесной чепухи.
Но так чтоб, влагой исходя,
Разделаться с хандрой,
По окончании дождя
Вернуть себе настрой.
* * *
Стрекозы почтили меня посещением,
Когда я пил кофе с утра на балконе.
Их крылья, прозрачные до откровения,
Сверкали, как искорки света в цирконе,
Дрожали чуть трепетным меццо-сопрано
С нежданными окликами скомороха.
Стрекозы сейчас от меня, кофемана,
Не ждали совсем никакого подвоха.
* * *
Далёких молний блики и раскаты
Помалу затихающего грома,
Игры дождя ритмичная токката
В изгибах крыш звучна, гулка, весома.
При этом ощутимы угасанье
Разверзшегося плотного напора
И предвкушенье, что благоуханье
Цветов по саду разольётся скоро.
* * *
Что ожидает нас в конце,
Когда останемся без сил?
Умрёт улыбка на лице, —
Ты всё, что было, упустил.
В щемящем сердце веры нет,
Без сил опустится рука.
В измятой пачке сигарет
Нет ни крупинки табака.
* * *
Лаванды столь прекрасен запах,
Что даже бабочки летят
Им насладиться – в прочих травах
Они кружиться не хотят.
Коль суждено быть однодневкой,
То на единственной заре
Их жизни, им не стоит мешкать,
Вдыхать чудесное амбре.
* * *
Вновь в Торском отключили свет,
Отрезав от цивилизации.
Мир, тьмой вселенскою одет,
Затих в томительной прострации.
Десятка два матёрых слов
Без расслабляющей патетики
Отметили мою любовь
К проблемам нашей энергетики.
* * *
Не на самом краю земли,
Но от него очень близко,
Мы пили вино на Бали,
А иногда – виски.
Пение звонких цикад
Дивным оркестром звучало.
И отражался закат
В винных бокалах алым.
* * *
До неприличия невзрачен,
Как никому не нужный хлам,
Я подчиняюсь неудаче,
Как жёстким приказным словам.
День на ненужности потрачен,
Подобен прочим серым дням.
Свою пустую неудачу
Подпитываю ленью сам.
* * *
Летний вечер чудесен после жары.
Включился автополив.
Присутствует свежесть. Отсутствуют комары.
Отсутствует негатив.
Освежающ и терпок вина глоток.
И послевкусье бодрит.
А ведь завтра опять заалеет восток,
И солнце испепелит.
* * *
Нынче полная луна
Встала над деревнею.
Но не видно ни хрена
Её за деревьями.
Так хотелось лицезреть
Лик её прекрасный.
Не судилось. Зол я, ведь
Ждал её напрасно.
* * *
Не зря, наверно, тот, кто создал
Галактик яркие спирали
Нас отдалил от них и звёзды
Сместил в немыслимые дали.
Всё для того, чтоб наши цели
Познать вселенские соцветья
Мы с вами сохранить сумели
На многие тысячелетья.
* * *
Нас с тобою сюда принесут на щите.
Или мы со щитами пойдём по воде,
Отвергая в душе то ничто и нигде,
Что мешает с тобой нам идти по воде.
Так случается всюду, всегда и везде:
Только тот, кто сумеет быть на высоте,
Со щитами в руке, с яркой целью в мечте,
