Яркая и самобытная поэзия А.Н. Апухтина (1840–1893) сегодня по праву входит в число золотых страниц русской классической лирики. И.С. Тургенев, признавая несомненные достоинства его поэзии, говорил, что «поэтический талант, каким обладает Апухтин, составит в литературе эпоху».
В предлагаемый читателю сборник вошли лучшие стихотворения и переводы замечательного русского поэта. Множество его текстов, положенных на музыку П.И. Чайковским, вошли в золотую сокровищницу классического романса.
В книгу включен биографический очерк авторства Модеста Чайковского (брата П.И. Чайковского), близко и хорошо знавшего Апухтина.
Сборник адресован самому широкому кругу читателей, интересующихся классической русской культурой.
Алексей Николаевич Апухтин был писателем «независимым», не желавшим ни пропагандировать, ни зарабатывать посредством искусства. Поэтому основное, что бросается в глаза в его творчестве, – это искренность и энтузиазм, качества, нечастые среди литераторов (по крайней мере, в такой степени).Данное издание раскрывает Апухтина главным образом как талантливого прозаика. Его стихи, во-первых, написаны в традиции «Золотого века», с заданной тематикой и постоянными рифмами вроде «мир – кумир», «высокий – глубокий», «напрасных – прекрасных», что, собственно, приедается. Так и кажется, что «Золотой век» поэзии можно без остатка запихнуть в две-три дюжины программных произведений. Во-вторых, они чаще всего описательные, и весьма скупы на поэтические образы. Апухтин повествует, делает это очень убедительно и опять же искренно, но для поэзии этого мало, и, читая «Год в монастыре», поневоле задумываешься: не лучше бы этому быть повестью?А вот прозу Алексея Николаевича хочется поставить в первые ряды российской прозы XIX века. Тексты Апухтина удивительно прозрачны, обстоятельны, наполнены интересными образами, увлекает его стиль, отмеченный преобладанием хорошо выписанных разговоров, в которых раскрываются персонажи. Я очень жалел, что «Неоконченная повесть» осталась недописанной; русская литература лишилась многопланового романа, ярко раскрывающего деревенскую и столичную жизни второй половины XIX века и наполненного вниманием к человеку и не злой, но решительной критикой высшего света. Собственно, об этом – почти всё творчество А.Н., прозаическое и поэтическое: как «день проходит за днём, не принося с собой ни радости, ни горя, убаюкивая разум и совесть однообразным шумом и по временам волнуя сердце самой мелкой борьбой самых крохотных самолюбий». Побег от светской лжи и лицемерия к обретению себя и независимости, в сущности, пронизывает каждую его главу или строфу. Апухтин пишет о двух главных вещах в человеческой жизни – любви, точнее, браке, и смерти, точнее, перерождении через смерть и болезнь. Человеку современному будет несложно на время стать Угаровым, Павликом Дольским, князем Трубчевским, поскольку все они решают те самые вопросы экзистенции, которые мучают каждое поколение. Повести Апухтина сумеют покорить и тех, кто предпочитает психологическую прозу, и тех, кому больше по душе вещи философской направленности.Алексей Николаевич Апухтин был писателем «независимым», и очень хочется, чтобы у нас было как можно больше таких писателей. Их произведения лучше проходят проверку временем.
Много лет назад, когда сыну пришло время поступать в школу и тема выбора активно обсуждалась такими же, как я тогдашняя, молодыми мамашами, имела неосторожность сказать, что мечтаю для него о девятой гимназии. Там двух, а при желании и трехъязычие, хорошие рейтинги, перспективы поступления. – Что ты! – воскликнула одна из соседок, – В «девятку» ни в коем случае, такие учебные нагрузки, что дети после нее в дурку попадают. Я своего Борю ни за что туда не отдам! На беду, сын и ее Боря были тут же. Разговор тот подействовал на неокрепший мозг моего ребенка таким образом, что на собеседовании он просто молчал, как воды в рот набрал. Жутко меня расстроив, но учиться в результате пошел в муниципальную школу возле дома. Неплохую, однако… С дочерью как-то само собой получилось, что она хотела в девятую, ко времени ее поступления конкурс был три человека на место. Прошла, поступила, учится. Теперь в десятом классе. Свободный английский, хороший немецкий, русский тоже не в загоне. Вчера складываю в стопку книжки-учебники и натыкаюсь на сборничек «Русская лирика XIX века» (не домашняя книга, готовится к областной олимпиаде, у кого-то взяла). Отложить не выходит, руки сами открывают оглавление, глаза скользят сверху вниз по строчкам: где он, где же он, апухтинский «Сумасшедший»? Искать, впрочем, без надобности, помню наизусть. С тех времен, когда в мои 19 перелистывала «Антологию русской поэзии XIX века» и дошла до Апухтина. А просматривала томик, надо сказать, со снобским высокомерием. К тому времени с Вознесенским, Гумилевым, Ахматовой, Пастернаком уже спознавшись (перечисляю в хронологическом порядке, никак не связанном со степенью значимости). От юношеской влюбленности в Лермонтова отойти успев, взрослой любовью к Пушкину не проникнувшись пока. Понятия еще не имея о подлинной гениальности Фета и Тютчева. Ну что они там могли действительно интересного написать: «розы-морозы-грезы и слезы»? Вот этот, например, дядька, морда опухшая, фамилия под стать, а туда же – поэт. Был бы ты приличным поэтом, был бы знаменит. Ну и что он там пишет? Так-так, «Сумасшедший», интересничает? А потом только прервавшееся дыхание и сухие слезы в глазах. И как ножом чуть выше солнечного сплетения. Где-то далеко, на периферии сознания: вот откуда блатной романс «Ах васильки, васильки» есть пошел. Носилась тогда со стихотворением, как дурень с писаной торбой. Всем показывая, поражаясь отсутствию интереса или вежливому: да-да, очень неплохо. А В «Лужине» Набокова не поймала аллюзию, только сегодня из Вики выловила глубинную связь двух этих произведений. Жаль, могла бы полюбить «Защиту Лужина», когда бы читала иными глазами. У меня с другим персонажем другого произведения связалось. Натан из «Выбора Софи» Стайрона. Ну и насквозь уж красной лентой к «Песочному человеку» Гофмана. Любишь человека и он лучше всех на свете. А потом р-раз, что-то случается и он тебя убивает. Такой талантливый, такой яркий,такой не вписывающийся в стандарты. Болезненное ожирение и водянка – это к финалу недлинной жизни. В молодости хорош собой, хотя любит представителей своего пола больше, чем противоположного. Ну и что с того? И да, таки он знаменит. Кому нужно знать, знают. А как по мне, один его «Сумасшедший» многих томов стоит.