Александра Калинина
Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства
– Баб Мань, баб Тонь! – поприветствовал Саня сидящих у подъезда соседок.
– Здравствуй, – хором отозвались те.
Вовка выскочил из дверей.
– Слышь, Сань… Сань! Здрасьте. Че она в наши дела лезет? Скажи ей – пусть отвянет.
Появилась Женя и тоже поприветствовала сидящих. Все понимали: сперва вежливость, потом – выяснение отношений.
– Здрасьте. Сань, ты не против, если я немного наш штаб украшу?
– Какой «наш»? – возмутился Вовка. – Он наш!
– Сань, а ты кофр где взял? – Илья неторопливо возник из-за Саниной спины. – Хочу Боре жилплощадь увеличить.
Саня остановился и окинул всех взглядом. Домашних разборок ему уже было достаточно, и подобное во дворе – точно лишнее.
– Ребята, сами разбирайтесь. Мне реально некогда.
– Ты куда собрался? – Вовка уставился на кофр. – В подземный переход – бабки рубить?
Саня вздохнул:
– В музыкалку.
Вовка не знал нотной грамоты, но маршрут до музыкальной школы ему о многом говорил. Например, через чью территорию пролегает дорога.
– Ты дебил? Ты че, по Цыгану соскучился?
Илья заглянул в коробок и объяснил шестиногому другу:
– Понимаешь, Борь, Цыган может нас убить.
– Я просто не хочу всю жизнь бояться. – Саня развернулся и пошел дальше. Оружие за поясом придавало ему смелости.
– Ниче се!.. – Женя на секунду застыла, но мигом ускорилась и окликнула Саню. – Подожди, я с тобой! Не скучайте, мальчики.
– Эй, слышь! – Вовка не нашел лучшего аргумента и поднял вверх табурет. – А я – ваще бесстрашный. Я зимой качели лизал!
И снова все четверо направились по проторенному пути навстречу неизвестно каким приключениям.
Они брели по тому же мосту возле завода, а Вовка продолжал канючить, пытаясь хоть кому-то всучить свои пускай и неплохо сколоченные, но совершенно не к месту взятые сидушки.
– Сань, ну всего двести рублей за штуку!
– Вовка! Отстань ты уже со своими табуретками! – Саня тяжело дышал.
День выдался жарким, да и кофр с баяном нельзя было назвать воздушными.
– Да ты сядь! Береза, качество! – Вовка уговаривал так, будто его отец сызмальства работал торгашом, а вовсе не токарем, и передал мудрость сыну. Вовка поставил табурет перед Саней, а сам уселся на второй.
Но приятель обогнул его, почти не сбавляя шаг.
– Вов! Совсем достал! Че ты прилип?
– Да мне бате зарплату табуретками выдали, – обиделся Вовка. – Пойдем к афганцам! Их же двадцать человек. А двадцать человек – это двадцать жоп. Ну… плюс-минус.
– Слушай, Вов! – съехидничала Женя, – а может, тебе из табуреток туалет сколотить? Я-то смотрю, кто-то обделался от страха.
Вовка не знал, что ответить. Он подбежал к Жене сзади и резко дернул застежку лифчика сквозь футболку так, что та хлестнула по спине хозяйку.
Женя взвизгнула и метнулась за Вовкой. Он только что заслужил самый веселый пинок в жизни. Кое-как изловчившись и вернувшись за табуретками, Вовка догнал Саню с Ильей, которые уже перешли мост.
Саня стоял и никак не решался двинуться дальше, на вражескую территорию. Все остановились и вопросительно посмотрели на него. Собравшись, он выдохнул и поплелся вперед.
Вовка с Ильей переглянулись. Под автострадой на месте обычных посиделок никого не было. Похоже, сегодня им крупно повезло.
Женя толкнула локтем Вовку:
– А ты боялся.
– Да я… – едва Вовка собирался что-то возразить, как из-за забора на другой стороне реки появился Дрюча.
Он заметил ребят и закричал в кусты:
– Кощей! Они сами пришли!
– Здорово! Собаки сутулые! – Дизель показался из травы. – Кабзда вам, ушлепки!
За ним появился Кощей.
– Салют, школота! Слышь! Вы че? Потерялись? – Кощей подошел к берегу и измерил Саню взглядом. – Уважаемый, ну-ка, подожди меня!
Банда двинулась вверх по мосту. Их появление на другом берегу не предвещало ничего хорошего.
Саня нащупал в кармане рукоятку пистолета:
– Мы вообще-то с афганцами теперь! Понял?!
Дизель обернулся:
– Слышь, патлатый! А ну, стоять! Стоять! Я сказал!
Вовка понял: дело плохо. Он перевернул табуретку и быстро выкрутил из нее пару ножек.
– Сань, они вроде не слышали про афганцев.
– Стоять! Бояться! – раздался откуда-то сверху голос Дизеля.
Топот хулиганов отчетливо звучал эхом под мостом.
Женя подбежала к Сане и спряталась у него за спиной.
– Сань, че делаем?
– Я их не боюсь! – выдавил Саня. Для победы над бандой Цыгана нужно просто-напросто выпустить несколько пуль. И все дела.
В голове тотчас промелькнули картины предстоящих событий.
За ним и его друзьями приезжает УАЗ с синей полосой. Саня снова оказывается в отделении. Отец молчит, мать убита горем. Опер вешает на него еще пару дел, которые лень разбирать. Затем будут вопросы, откуда взялся пистолет. И что ответить? Решение очевидно.
Уже через секунду все четверо неслись как можно дальше от шоссе, обратно к заводу. Вовка каким-то чудом успел подхватить несчастные табуретки. Очутившись на своем берегу пешеходного моста, друзья перевели дух. За ними никто не гнался.
– Щас легкие выплюну, – прохрипел Вовка и устало плюхнулся на табуретку.
– А я бы посмотрел на легкие, – замечтался Илья. – Я читал в одной книге, что легкие похожи на крылья ангелов.
Саня уселся на кофр и обхватил руками голову. Его трясло.
– Какой же я…
– Сань, ты все правильно сделал. – Женя положила руку ему на спину.
– Боре жизнь спас, – подхватил Илья.
– И табуретки не пришлось об этих чмошников ломать, – добавил Вовка, прикручивая ножки обратно к табурету. – Я в махаче ваще безумный. Ладно, пойдем к афганцам.
Саня продолжал сидеть, уткнувшись глазами в кулаки.
– Да какие афганцы? Нужен им какой-то ссыкун…
– Да ладно, Сань! Че ты? – Вовка ткнул Саню в плечо. – не парься. Мы не зассали. Мы отступили. Все, пойдем.
Илья с Вовкой зашагали дальше. Саня почувствовал затылком взгляд Жени. Он открыл глаза.
– Ты давай… Я щас догоню.
– Точно? – переспросила Женя.
– Да…
Женя помчалась к ребятам. Саня выждал секунду, украдкой достал из кармана пистолет, переложил в кофр и последовал за друзьями.
Институт, в котором работал отец Сани, искал разные способы хоть как-то остаться на плаву. Поэтому некоторые помещения использовались не только для учебных целей. Например, кабинет информатики в свободное время превращался в компьютерный клуб.
«Галага», гонки и другие, еще недавно появившиеся на постсоветском пространстве игры издавали странные пищащие звуки, от которых могла заболеть голова, но доходы от аренды компьютеров позволяли Юрию Полиэктовичу потерпеть.
– Мне на полчаса, – попросил студент и протянул деньги.
– Шестой компьютер.
Стоило декану спрятать деньги в ящик стола, как в аудиторию вбежал тип в зеленой спортивной куртке и, захлопнув дверь, направился прямо к столу.
– Кто здесь главный? Мать вашу! – Хамоватый персонаж приблизился к Юрию Полиэктовичу вплотную. – Че, ты здесь главный?
– Нет… – растерялся декан. – Я сдаю помещение.
– Решил на моей территории бабла срубить, да?!
– Играйте, ребятки! – сказал Юрий Полиэктович студентам и обратился к подозрительному типу: – А вы кто?
– Я Богдан, мазафака. Зареченский! – Тон персонажа был столь напыщенным, будто его фамилия должна говорить сама за себя.
– Я что-то про вас ничего не слышал. – Декан попытался изобразить дурачка, и у него почти получилось.
– Теперь будешь платить мне, – заявил Богдан, опираясь на стол. – За крышу.
– Я ж плачу. Зурабу Нотаровичу.
– Дэ-э? – Богдан понял, что простого требования недостаточно. Он схватил за волосы подвернувшегося под руку студента, ударил его головой о клавиатуру и начал душить. – Будешь. Платить. Мне.
– Буду! Буду! – Юрию Полиэктовичу многое могло сойти с рук, но изувеченный студент не лез ни в какие ворота.
– Дэ?! – Богдан снова занес лицо студента над клавиатурой.
– Да, да, да! Буду платить! Только вы и Зураб Нотарович как-то сами разберетесь, ладно? Его ребятки, они в пятницу в обед приходят. Ну и вы это…
Богдан выпустил студента.
– Я в четверг приду.
– Четверг, – подтвердил декан.
– Мазафака? – спокойно переспросил вымогатель. Ему явно нравилось иностранное словцо, и едва ли он понимал, что оно вообще означает.
– Йес, ит из[5], – закивал Юрий Полиэктович.
Удовлетворенный Богдан шмыгнул носом и покинул аудиторию. Декан вытер пот со лба и кивком указал студентам, что они могут продолжать игру.
– Посмотри, какие цветы красивые. А? – улыбнулся Зураб. Построенная им оранжерея вызывала у мужчины особенную гордость.
Сотни растений распустились бутонами, окрасив все вокруг оттенками алого, белого и фиолетового. Единственным серым пятном здесь был пиджак Анатолия Аркадьевича. Глава городской администрации не спеша шел, сверкая лысиной, с совершенно отсутствующим выражением лица.
– Не какие-то там голландские, – продолжал Зураб, поливая саженцы из желтой лейки. – Наши! Понюхай… Как пахнут!
– Да верю я, – ответил глава.
– Моя мечта, чтоб они на каждой клумбе росли. Чтоб каждый житель нашего… – Зураб поднял глаза. – …с тобой города думал: какой молодец Анатолий Аркадьевич. Не зря областью руководит.
Анатолий Аркадьевич грустно рассмеялся. Картинка, нарисованная Зурабом, выглядела заманчиво.
Но ему не давало покоя, что под бордово-коричневым костюмом предпринимателя скрывается все тот же бандит.
– Красиво поешь, Зураб Нотарыч. Это у вас национальное.
Зураб хитро выглянул из-под очков.
– Деньги из бюджета выделишь – мы весь город озеленим. Людей счастливыми сделаем.
– Я только одного боюсь. Если в Москве узнают о нашем сотрудничестве, то руководить областью могут прислать другого человека – вместо меня. Репутация у тебя… сам понимаешь. – Глава администрации кивнул.
Зураб подошел к Анатолию Аркадьевичу по-дружески близко.
Голос стал вкрадчиво-доброжелательным:
– Мир меняется, дорогой. И мы меняемся. Я честный коммерсант и все делаю, чтоб люди хорошо обо мне думали.
Глава администрации похлопал «честного» коммерсанта по плечу и даже повеселел.
Внезапно из тамбура раздался злобный крик Тимура:
– Пустил! Быстро! Я тебе нос откушу!
Оттолкнув охранника, Тимур ввалился в оранжерею.
– Дядя Зураб! Они нас кинули, твари! Валить их надо!
– Я побегу, – смутился Анатолий Аркадьевич. – У меня совещание. Я… А выход?..
– Мой племянник… – вздохнул Зураб, пытаясь сохранять улыбку. – Кино в видеосалоне насмотрелся.
– Ну… Я побегу.
Дверь оранжереи закрылась.
Зураб с силой ударил Тимура под дых:
– Никогда не влезай в мои переговоры.
Тимур несколько секунд корчился, держась за грудь. Отдышавшись, рассказал дяде, как их с кучерявым ограбили на заводе.
Зураб нахмурился:
– То есть ты подтвердил, что вы в расчете?
– Да, но этот пес в маске – он по-любому афганец!
Голос Зураба зазвучал холодно:
– Доказать можешь?
– Нет, но…
– Значит, тебя дважды обули. Теперь ты лох вдвойне. Если узнаю, что ты снова дурью барыжишь – в теплице навсегда останешься. Цветы удобрять. Понял?
– Понял, – буркнул Тимур, – что ты меня не уважаешь.
– Че ты мямлишь?
– Все потому, что моя мать осетинка, да? – обиженный Тимур смотрел на дядю глазами щенка и почти срывался на вопль.
– Вот идиот.
– Ты меня никогда не любил.
Зураб отвел глаза в сторону.
– Пшел вон.
Тимур развернулся и выкрикнул из дверей:
– Я тебе докажу, что во мне течет отцовская кровь!
На рынке царила обычная суета. Крики продавцов местных хозяйств смешивались с жалостливым завыванием попрошаек на инвалидных колясках. Чуть поодаль начинались лотки с одеждой. Особенно ярко смотрелась импортная, из Польши и еще недавно существовавшей на карте Чехословакии. В двух шагах от краснокирпичного одноэтажного здания столовой спрятался лоток с нижним бельем и туфлями. Виталик брел вдоль прилавка и обмахивал товар сторублевой купюрой, как веером, – на счастье. Надежда нагнулась возле баула и поочередно выкладывала оттуда новые лифчики.
Виталик облокотился на прилавок.
– Слышь, Надюха, я в Польше такую тему видел. «Стринги» называется. Короче, прикинь, какие труселя: ниточка посередине, и вот так вот булки видно. – Он восхищенно изобразил в воздухе два шара. – Прикинь! У тя когда хэппи бездей?
Надежда устало и брезгливо посмотрела на него:
– Через три года. Двадцать девятого февраля. Понял?
– Ну, Надюха! А ты… ты необычная во всех местах! – Виталик принялся прохаживаться вдоль прилавка. – Че… где муж-то твой?
Надежда пожала плечами и уткнулась в товар.
Виталик взял с прилавка лифчик и заговорил в чашечку, как в телефонную трубку:
– Алло. Муж? М-у-уж… Муж!
Федор вышел из-за металлической перегородки, служившей стеной. Растерянный, в белой рубашке и галстуке, он выглядел до нелепого карикатурно на фоне рыночного антуража.
– О! Дозвонился! – Виталик приветственно протянул руку. – Че так долго?
– Да там… В туалете очередь большая была. Пришлось на другой конец рынка бежать.
– Ясно. А я думаю, откуда сифонит? – Виталик заржал. – Короче, дружище. Дело для тебя есть. Надюшенька, прости. Ничего личного. Я тут пошурубунькаю. – Виталик вытащил из-под ног Надежды рекламный фанерный щит, перевязанный веревкой, и протянул Федору: – На! Одевай!
Федор скривился. Его – интеллигента – все еще задевали и перспектива быть живой рекламой, и безграмотность Виталика.
– Я, это… НА-девать… – Он посмотрел на жену. – Надя, я не буду. Я доцент кафедры литературы, а не клоун.
– Слышь, доцент! – перебил Виталик. – Сто рублей в час!
Пока Федор, одетый в плакат «Нижнее белье из Польши» с соответствующими фото девушек по шею, краснел неподалеку в толпе покупателей, Виталик добежал до машины и притащил огромный клетчатый баул с манекенами.
Надежда отвлеклась от прилавка и тихо прошептала:
– Виталик, слушай. Я не знаю… Я тебя сейчас кое-что спрошу… но если тебя оскорбит… ты мне сразу, ладно… скажи.
– Напротив! – Виталик вытянулся, как на параде. – Заинтриговала! Че такое?
– Мне просто… очень нужна тыща долларов.
Виталик на секунду выпучил глаза и присвистнул.
– Я отработаю. Правда. И… верну. Я смогу ездить в Польшу. Мы же сможем… правильно – челночить? Мне очень надо.
– Белье. Нижнее. Девушка! – попытался зазывать Федор. Пока что неуверенно.
– Да? Ну ладно. – Виталик высунулся из-за прилавка и крикнул Федору: – Слышь, муж. Иди-ка сюда. За товаром присмотри!
Федор стащил с себя ненавистный плакат. Как назло, возможности отдохнуть ему не дал мужчина в бежевом жакете.
– Эй, мужик, почем труселя? – Он взял с прилавка шелковый зеленый комплект.
Федор попытался найти хотя бы что-то, похожее на ценники. Безуспешно.
– Надежда!
Тем временем Надежда с Виталиком удалились в закуток, на стенах которого красовался товар.
– Ты сюда… в уголочек зайдем. На… одевай.
Надежда взяла джинсы и уставилась на Виталика.
– А я все понять не могу, мы че сюда пришли? Как-то насчет денег разговаривать? Или че?
– Подожди ты. Надо ж проверить, товар разойдется или нет. Откуда я, по-твоему, штуку баксов достану? Ну и у меня к тому же нет манекена вот до сих… – Он указал на себя рукой.
Надежда неуверенно посмотрела на джинсы.
Виталик закрыл ее покрывалом, как ширмой, и отвернулся:
– А я и не смотрю. Давай.
Надежда спустила спортивные штаны. Виталик тихонечко приспустил покрывало и сально улыбнулся.
Надежда заметила это и дернула покрывало выше.
– Да блин, Виталь!
– Все-все-все. – Виталик огляделся по сторонам.
Вроде никто не видит. Он подался вперед, уронил покрывало и обхватил Надежду руками.
Вопреки расчетам, Надежда вырвалась за секунду, прописав Виталику громкую пощечину.
– Ну-ка отошел! – Она торопливо застегнула джинсы, – Белены, что ли, обожрался?!
– Ладно. Че ты? – Виталик болезненно держался за щеку.
– Ничего!
– Че начинаешь-то?
– Начинаю… – Она посмотрела на него с презрением.
– Слушай, штука баксов, знаешь, на дороге не валяется, – попытался настаивать Виталик. Получилось не очень. – Взрослая ж девочка, должна понимать прекрасно…
Надя замахнулась снова:
– Еще раз меня залапаешь, я тебе вообще все зубы выбью! Совсем уже.
Виталик поднял руки, как после угрозы расстрелом.
– Варенки себе заберу. Понял? За моральный ущерб. – Надежда поправила джинсы и направилась обратно к прилавку.
– Угу. – Хотя лицо Виталика горело от удара, он еще минуту довольно ухмылялся, глядя ей вслед.
Если бы погода могла реагировать на ругань, над базой афганцев дожди бы не прекращались. В цеху царила шумиха, трудно разбираемая из-за воплей магнитолы. По обрывкам мата, перемежаемого словечками из обихода автолюбителей, Саня догадался: Витя что-то переделал в движке «шестерки», и Алик не совсем понимал зачем.
– Подождите меня здесь, – скомандовал он Жене, Вовке и Илье.
Алик заметил и его, и, конечно же, кофр с баяном.
– Санчо, слышь… О, баян! А ты тему из «Рокки» сбацаешь?
– Можно на секундочку? – спросил Санька.
Они отошли в сторону от афганцев.
– Че такое? – вполголоса спросил Алик.
Саня замялся.
Выдавливать слова было труднее обычного:
– Хочу… пистолет вернуть.
– Рассказывай? – Алик заглянул Сане в глаза.
– Ну че, трус я.
– Фигня! – Алик еще помнил недавние приключения Сани с машиной.
Влипнуть в них мог последний раздолбай, но точно не трус.
– Я не то что стрелять, я драться боюсь!
– Просто тебя так воспитали, племяш, – по-доброму ухмыльнулся Алик. – Смотри, че покажу. Дуй сюда.
Алик зашел на татами, брезент для которого расстилали по полу сослуживцы, встал на колени и завязал себе глаза эластичным бинтом.
– Давай как в этом… в «Кровавом спорте». У тебя преимущество. А-а-а! – Он выставил руки, собираясь отразить атаку. – Бей!
– Да не буду, – опешил Саня.
– Да бей, бей.
Саня три раза неуверенно ударил справа, потом наотмашь. Все – в блок. Наконец Саня прямо толкнул Алика открытой ладонью в лоб.
Алик опрокинулся на спину.
– Ба-лин… – афганец приподнял повязку, запомнил, где стоит Саня. – Ага. Бей.
Саня почти вошел в раж и размахнулся для удара, но Алик резко дернулся вниз и потянул на себя лежащий брезент. Саня с грохотом рухнул на пол.
Алик молниеносно подскочил к парню, ухватил рукой за горло и стянул с глаз повязку.
– Усек? – Алик постучал пальцем по виску.
– Ага. – Саня сглотнул слюну. – Ковер надо с собой носить?
В те же секунду в мастерскую вошел Гриша. Вид у него был взволнованный.
– Алик! Игорек звонил, на рынок напали.
– Собираемся! – скомандовал Алик так громко, что эхо раскатилось по ангару.
– Я с вами, – хотел напроситься Саня.
Алик возразил:
– Останешься здесь. Это приказ.
– Там же мама с папой…
– Здесь – я сказал! – рыкнул Алик и шепотом добавил: – За главного.
Афганцы мигом похватали кто арматуру, кто биты и оперативно направились к выходу.
– Мужики! В ружье! – раздалось на базе. – Давай-давай-давай!
Санька, Женя, Вовка и Илюша замерли и недоуменно глазели на происходящее.
Тяжелая навесная дверь ангара со скрипом задвинулась. Спустя пару минут мотоцикл Алика и три машины афганцев неслись по пустырю, чтобы разобраться, что именно случилось на опекаемом ими рынке.
– Какие трусики? Эти сто рублей трусики стоят. – Надежда старательно притворялась, что все нормально. Про инцидент в подсобке рассказывать мужу не стала.
Да и рабочий день на рынке еще не закончился.
Федор подошел к ней и указал на плакат:
– Надь, это выше моих сил.
– Че, Федь. Надо, понимаешь, надо.
– Надь, а я роман начал, – взмолился Федор. – Шесть глав готово. Я дал почитать сведущим людям, они очень оценили.
Надежда отвернулась от покупательницы и проворчала мужу, глядя исподлобья:
– Слушай, может твои сведущие люди нас и накормят?
– Почему? Я продам роман – заработаю деньги…
– Федя, в другой жизни, ладно? Хорошо? – Она взяла из рук покупательницы тысячу и принялась отсчитывать сдачу. – Хоть раз твоя литература спасла кого-нибудь?
– Спасибо, – поблагодарила женщина, молча и терпеливо ожидавшая, когда Надежда с Федором договорятся.
На другом конце рынка, у входа, затормозили две машины: «Ауди» Тимура и черная «девятка». Авто встали аккурат у ворот, почти перекрыв их.
Тимур вместе с подельником вылез из тачки, на ходу отхлебывая вино из бутылки.
Молодой таджик из-за прилавка с хозтоварами, приветливо улыбаясь, окликнул его:
– Слушай, дорогой. Подожди, купи ведро, а?
– Какой я тебе дорогой? – огрызнулся Тимур.
– Ты не обижайся, – растерялся таджик.
– Ты че мне тыкаешь? – Тимур кинулся к прилавку и сбросил на землю несколько ведер.
– Ты че творишь? – попытался возмутиться продавец, но его сразу же приложили несколько раз головой о прилавок.
– Эй, мужики! Спокойно, спокойно! – Заросший тип в выцветшей камуфляжной куртке подошел к Тимуру из-за спины и попытался оттащить от продавца.
Завязалась драка. Ну как драка… Тимур с подельником избивали его в четыре руки и в довершение всего обрушили на пострадавшего прилавок с печеньем.
На этой кондитерской ноте из «девятки» выскочили четыре кавказца с арматурой. Они вбежали на рынок и начали громить прилавки. Товар разбивался и вываливался на землю. Продавцам и случайным прохожим тоже досталось.
В суете держатели лавок поспешно пытались собрать товар в мешки и баулы, чтобы сохранить хотя бы часть. Люди в панике ломились к задним воротам.
Федор растерялся. Услышав крики, Надежда ссыпала выручку в сумку на поясе и начала спасать товар.
– Федя! Быстро собираем все. Не стой столбом, давай быстро, говорю. Чего ты стоишь? Живо, Федя! Ну!
Кавказцы подбежали к киоску: разбитые кассеты рассыпались по асфальту.
Один кавказец схватил за ручку магнитофон и с размаху разбил технику об голову продавца.
Виталик выскочил из-за прилавка:
– Че за беспредел, ребята?! Давайте поговорим.
Тимур уложил Виталика на землю.
– Федечка, родненький! – причитала Надежда.
Кучерявый бандит захотел вырвать у Федора из рук баул с бельем, но мужчина вцепился в него мертвой хваткой.
Надежда попыталась ему помочь, но бандит оттолкнул ее.
– Помогите!!! – беспомощно кричала она, но рядом не было никого, кроме крушащих рынок бандитов.
Тимур с кучерявым швырнули Федора на землю и принялись пинать его ногами.
Надежда спряталась под прилавок.
Неизвестно, что нашло на Федора, цветом напоминавшего советский флаг, но лежа он собрался с силами и отчеканил:
– «…в переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир»[6].
Бандиты ожидали многого, но Маяковский оказался из ряда вон.
Они остановились в недоумении: что вообще делает этот интеллигент?
А тот продолжал:
А я вам открыл столько стихов шкатулок,
я – бесценных слов мот и транжир.
Федор поднял окровавленную руку и указал на кучерявого.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
Где-то недокушанных, недоеденных щей…
Федор перевел руку на Тимура.
…вот вы, женщина, – на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.
Надежда выглянула из-под прилавка. Ничего не понимая, она искала глазами мужа. Качаясь, Федор поднялся на ноги. Кровь брызгала из разбитого носа, перемазала лицо и рубашку.
Он положил руку на плечо кучерявому и уставился ему в глаза так бешено, что бандит отшатнулся.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в галошах и без галош.
Федор сделал лучшее, что только мог. Он выиграл время.
Мужик в камуфляжной куртке следил за порядком и, очухавшись, сразу позвонил афганцам. Когда Федор вдохновенно декламировал последние строчки, на рынок въехал мотоцикл Алика, а за ним – несколько машин боевых товарищей.
– Вы че, черти?! – крикнул Витя, выскочив из машины и огрев подвернувшегося кавказца битой.
Ветеранам понадобились секунды, чтобы группа южан, напавшая на рынок, беспорядочно бежала прочь, как загнанные псы.
Заметив афганцев, кучерявый в ужасе завопил:
– Валим!
Тимур с подельником рванули прочь.
Им вслед раздалось задыхающееся рычание Федора:
…я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам…
Он прокашлялся и успокоился.
…я – бесценных слов транжир и мот.
Надежда выбралась из-за прилавка, обняла мужа и прошептала:
– Федечка, ты молодец.
– Спасибо, – отозвался Федор и нервно захихикал.
Кучерявый и Тимур вылетели из ворот и нырнули в автомобиль.
– Надо было все тут сжечь на хрен! – сокрушался Тимур.
– Почему? – Кучерявый достал сорочку, прихваченную по дороге. – Рубашки хорошие.
Они засмеялись.
Кучерявый заявил:
– Смотри, сколько их приехало. Все до одного. Давай, чухаем.
Машина завелась.
– А ты «Двойной удар» смотрел? – заулыбался Тимур. По глазам было видно – у него уже созрел план.
База афганцев опустела и умолкла. Тишину нарушал телевизор и перестук пальцев Эльзы, которая торопливо щелкала кнопками джойстика. Перед отъездом Алик надел на подругу свою куртку и велел следить, чтобы молодняк не лез куда не следует. Женя развалилась в кресле, закинула ноги на Вовкину табуретку и разглядывала заграничные кассеты с записями. Илья продолжал болтать с коробком, заодно пытаясь впрок наесться шоколадками. Сказано же было – сидеть и ждать. Вовка вжался в сиденье полуразобранного «Москвича» и искал что-нибудь, чем можно скоротать время. Ему на глаза попался двуствольный обрез ружья. Точно такой же дед однажды вырезал из дерева. В своих детских грезах Вовка не раз спас Родину с этим обрезом. Он из него даже танки взрывал. А тут – настоящий! Лежащий на ящике рядом с воткнутым перочинным ножом.
– Фига се! – Вовка вылез из машины и подбежал к ящику.
Обрез блестел и пах маслом. Впрочем, маслом в ангаре пахло почти все. Оба ствола были заряжены. Вовка подхватил ружье, покрутил в руках и вскинул на плечо а-ля Терминатор.
Эльза услышала звук взводимого курка и обернулась:
– На место положи. Пока нос не прострелил.
Женя хихикнула.
– Подумаешь, – буркнул Вовка. Но послушался. Затем выдернул из ящика нож, сложил и украдкой спрятал в карман.
Парень подошел к Эльзе. Файтинг был в самом разгаре – даже Илья оторвался от созерцания таракана и увлеченно уставился на экран. На столе возле телевизора блестели остатки провианта. Несколько банок оставались запечатанными.
Вовка ухватил банку со стола:
– Тушенка! А можно захавать?
– Нет, – ответила Эльза, не отрываясь от игры.
Вовка вздохнул, выдернул принесенную табуретку из-под ног у Жени и водрузил напротив Эльзы:
– Ставлю табуретку против банки тушенки, что выиграю у вас!
– Я тебя умоляю! – Эльза не оборачивалась, хотя предложение ее развеселило.
– Че «умоляю»? Я король в драчках.
Вот такого Эльза уже не смогла проигнорировать.
– Ты король?
Вовка стукнул себя в грудь:
– Да, я король.
– Ну давай. – Она протянула Вовке второй джойстик. – я тебя щас накажу. Король…
– Ща посмотрим, кто кого накажет.
Вовка уселся рядом и нажал «Старт». Начался новый раунд.
Саня бродил по базе и не находил себе места.
Алик почему-то в нем уверен, однако он, Санька… почему он торчит здесь, а не едет со всеми на выполнение первой в жизни боевой задачи?
Он обратился к ребятам:
– Эльза. У тебя машина есть?
– Че, угнать хочешь? – Ей было некогда отвлекаться: на кону стоял шанс продемонстрировать зазнайке Вовке, кто тут круче.
– Довезешь до рынка?
– Алик сказал тут сидеть.
Саня развернулся и кинулся к двери.
– Ну и сидите! А я не буду.
Женя вскочила с кресла. Кассеты рассыпались по полу.
– Я с тобой.
– Нет, – отрезал Саня, – там опасно.
– Позавчера я тебя бросила. – Женя смотрела на него в упор. – Больше не собираюсь.
На пути было последнее препятствие – тяжелая моторизованная дверь. Саня подергал ее. Не открывается. На улице раздался рев двигателя подъезжающей машины. Саня выглянул в окно в надежде: вдруг все вернулись? Хорошо, что через запыленные стекла старого ангара его никто не мог разглядеть.
Из авто вышли двое. Саня тотчас узнал Тимура.
Подельники открыли багажник и извлекли из-под запасного колеса два АКСУ с полными магазинами.
Саня с Женей едва успели домчаться до дивана и прервать матч.
– Бежим, бежим, бежим, бежим! – Саня толкнул Вовку в плечо, отскочил и спрятался за колонну. – Там Тимур!
– Что? – не поняла Эльза. На всякий случай привстала и оглянулась.
– Ложитесь! – крикнула Женя в самый последний момент.
Автоматная очередь разбила окно, и полсотни пуль влетели в ангар. Половину выстрелов приняли на себя две стоявших в мастерской машины. Повсюду разлетались осколки разбитой техники и пыль расколотого бетона.
Спустя несколько бесконечных мгновений стрельба стихла.
Саня, у которого звенело в ушах, выглянул из укрытия.
Тимур удовлетворенно смотрел на выбитые окна и пулевые отверстия в металле.
Кучерявый дернул его за руку:
– Поехали.
– Не, Каха. – Тимура трясло от эйфории. – Я тут все сожгу на хрен!
– Тормози! Они ушли.
Но Тимур уже достал канистру и направился к окну.
В ту же секунду Саня открыл кофр, вынул оттуда баян и пистолет Макарова. Сперва он снял оружие с предохранителя и собрался держать оборону, но внезапно у него возникла гениальная до странности идея.
– Тормози – говорю! – крикнул Каха, захлопывая багажник. Он до сих пор надеялся отговорить Тимура от поджога.
Вдруг из ангара раздалась мелодия фронтовой «Катюши». Тимур опешил.
– Пойдем! – повторил Каха.
Тимур заглянул в окно. В темноте поверх грязи ничего толком не различить.
– Да похрен!..
Из темноты прогремел выстрел. Каха отдернул Тимура от окна. Оба пригнулись и полуползком добрались до машины.
Саня, отчаянно зажмурившись, наяривал «Катюшу». Никогда раньше он так крепко не держался за инструмент. Снаружи зарычал мотор и быстро удаляющийся шорох колес.
На плечо Сани опустился дымящийся обрез.
Парень прекратил играть и обернулся.
– Тихо, тихо. Все. Молодец, – успокаивала его Эльза – Они уехали.
– Разве? – Глаза Сани нервно бегали.
– Да. – Эльза положила обрез перед Саней, развернулась и ушла проверять причиненный базе ущерб.
Саня отпустил баян.
– Жень, ты как?
– Вроде нормально. А ты? – Девушка прижалась к металлическому щиту, ее еще трясло.
– Нормально. – Саня крикнул за колонну: – Вовка? Ты в порядке?
– В порядке! – раздалось в ответ. – Илюх?
Илья тяжело дышал, лежа под столом. Руки были перемазаны кровью. Корчась от боли, он держался за бок.
Ребята выскочили из укрытий и побежали к раненому товарищу.
Саня с Вовкой под руки понесли Илью к авто.
– Эльза! – напуганно спросил Саня. – Есть больница рядом?
– Только морг, – растерялась Эльза. – Давай в машину!
– Боря? – сдавленным голосом позвал Илья.
Женя выскочила следом, держа в руках заветный коробок:
– Взяла, взяла!
Красная «девятка» неслась через промзону. Эльза – как умела – объезжала все кочки, но машину потряхивало, словно на ребристой стиральной доске. Илья побледнел и скулил, лежа поперек салона на коленях у ребят. Сане стоило огромных усилий постоянно отдергивать его руки от раны.
– Тш… не трогай.
Еще немного – и вот Илью уже несли по белым кафельным коридорам морга. Женя сдвинула целлофановую пленку, служившую занавеской поверх решетчатой двери: благодаря ей можно было спрятать от посетителей трупы, но характерный запах никогда не улетучивался.
– Помогите, у нас друга ранили! – голосила Женя, чтобы хоть кто-то из санитаров пришел на крик.
– Мы от афганцев, Эльза сказала, вы… – У входа из-под белой простыни торчали чьи-то омертвелые ноги, а Саня осекся. – …поможете…
