Александр Звягинцев
Память осени
9. Краснодар. Разведшкола Отдельной Приморской армии, расположившаяся в здании обычной школы
По коридору идет майор Вергасов с папкой в руках. На стенах портреты писателей и ученых. Вергасов подходит к полуоткрытой двери одного из классов. В комнате по-прежнему стоят парты, висит школьная доска. За партой у окна сидит Алиме и что-то старательно пишет, заглядывая в разложенные книги. В скромном темном комбинезоне она выглядит совершенной ученицей. Вергасов какое-то время задумчиво смотрит на нее, потом заходит в класс.
Вергасов. Здравствуйте, Софие!
Алиме (встает, хлопнув крышкой парты).
Алиме. Здравствуйте, товарищ майор. Только никак не привыкну…
Вергасов. Ничего. Это же ненадолго. Дома снова станешь Алиме… Да ты садись. Как успехи с шифровкой?
Алиме. Получается. Кажется…
Вергасов. Получится. Это не самое трудное. Самое трудное будет другое…
Алиме слушает, привычно сложив руки по-ученически.
Вергасов. Самым сложным для тебя будет работать с людьми. Ты будешь командиром разведгруппы, резидентом… Резидентом. А значит, в твои обязанности входит привлекать к сотрудничеству тех, кто может быть источником информации. Запугивать или шантажировать кого-то у тебя возможности вряд ли будут… Так что единственное, что тебе остается – понять, кто свой, кому можно доверять, а кому нельзя… И тут надо действовать без ошибок. Один раз ошибешься…
Алиме. Я понимаю…
Вергасов. И запомни вот что. Там будут открытые враги Советской власти, будут полицаи, пошедшие служить немцам… Но будут и враги тайные. Немцы часто используют тайных агентов, про которых никто не знает, что они работают на гестапо… Эти люди могут делать вид, что они не любят немцев, что они за Советскую власть, а если ты им доверишься – тут же выдадут тебя гестапо…
Алиме. А как их узнавать?
Вергасов. Если бы точно знать… Тут опыт нужен. Быть осторожной. Проверять информацию, не спешить…
Вергасов смотрит на Алиме, вздыхает. Алиме поднимает на него глаза.
Алиме. Товарищ майор, я буду осторожной. Честное слово. И потом там же мои родственники будут, они все про всех знают, подскажут… Бабушка Ревиде…
Вергасов (достает из папки бумаги). Бабушка Ревиде… Ладно. У нас с тобой еще одно важное дело есть. Вот – прочитай и подпиши.
Алиме (читает). Смерть немецким оккупантам… Военная присяга…
Алиме встает.
– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.
Вергасов смотрит на ее строгое и торжественное лицо.
Алиме. Я клянусь защищать ее мужественно и умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом…
10. Парашютный класс разведшколы
Алиме, прикусив губу, аккуратно складывает парашют. Инструктор, старший лейтенант Курилко, внимательно следит за ней.
Алиме (неожиданно). Товарищ старший лейтенант, а что надо делать, если парашют вдруг не раскроется?
Курилко подходит к Алиме.
Курилко. Смирно!
Алиме вытягивается.
Курилко. Красноармеец-десантник должен запомнить главное. В любой непонятной ситуации действуй по инструкции. А все инструкции надо выучить наизусть, чтобы от зубов отскакивали. Прыжки с парашютом – дело опасное, но не безрассудное. Парашют придумали умные люди, которые предусмотрели все для того, чтобы он не подвел. Парашют для красноармейца-десантника – друг, товарищ и брат. Если ты его не подведешь, сделаешь все не просто по инструкции, а еще и с любовью, и он тебя никогда не подведет. А вот если ты его боишься или врагом считаешь, он это почувствует. Понятно? Продолжайте укладывать.
Алиме продолжает укладывать парашют.
Курилко. Ты с ним разговаривай… Не молчи. Скажи, так мол и так – завтра у меня первый в жизни прыжок, и я, понятное дело, опасаюсь, маленько мандражирую… А как же, всем первый раз страшновато. Но ты ведь меня не подведешь, мы же с тобой вместе будем там наверху будем… И уложу я тебя ласково, как ребеночка… А при приземлении я ножки буду держать как надо – параллельно земле, и становится буду на обе ноги, на всю ступню… Все я сделаю правильно, как меня товарищ старший лейтенант учил…
Алиме невольно улыбается.
11. Разведотдел
Генерал Трусов подъехал к зданию разведотдела, поднялся в свой кабинет. Бросил помощнику: «Вергасова ко мне!»
Когда появился Вергасов, он стоял у большой карты Крыма.
Трусов. Ну, докладывай!
Вергасов. Работаем, товарищ генерал. С шифровкой все хорошо, вчера первый раз прыгала с парашютом…
Трусов. И как?
Вергасов. Трудно, товарищ генерал. С детства боится высоты. Трясет всю… Паническое состояние… Но справилась… Думаю, еще несколько прыжков, и…
Трусов. Радистку подобрали?
Вергасов. Так точно. Лариса Гуляченко, позывной «Гордая», ровесница «Софие»… Прошла всю подготовку, специальностью радистки владеет отлично, по отзывам преподавателей к выполнению задания за линией фронта пригодна. С парашютом прыгала… Может быть использована как радист при резиденте… Спокойная, дисциплинированная, но… мечтательная…
Трусов. Ну, для радистки это не страшно. Резиденту мечтательность ни к чему, а радистке можно… Легенду отработали?
Вергасов. Так точно. Пойдут как беженки. Познакомились и подружились на Кубани, когда работали в швейной артели. Решили податься в Крым к родственникам Софие, на баркасе добрались до Керчи, ну а дальше на своих двоих до Джермай-Кашик…
Трусов. Документы?
Вергасов. Пойдут со своими, с настоящими.
Трусов. Что касается «Софие»… Больше прыжков не будет. Выброска завтра ночью. Готовьте их к этому.
Вергасов. Ночной прыжок… А если еще погода подведет… Не знаю…
Трусов. Мне что – повторять надо? Я неясно выразился? Завтра ночью. Или она справится с собой и прыгнет, или… нет. И тогда вся наша подготовка – ни к черту. Она должна прыгать первой. Не хватало еще, чтобы радистка прыгнула, а она не сможет…
12. Трехместный самолет «У-2» специального назначения летит над Азовским морем в сторону Керчи
Алиме и Лариса Гуляченко в черных комбинезонах, черных кожаных шлемах. На них парашюты и рюкзаки. Гуляченко все время смотрит вниз, ей интересно. Алиме напряжена, руки до боли сжаты на лямках парашюта.
Лариса. Море… Искупаться бы, а? Только уже холодно, наверное… Да ты не бойся! Главное на крыло выбраться, а когда выберешься на крыло, уже вообще ни о чем не думаешь – летчик даст газ, и, хочешь не хочешь, а как мешок с картошкой свалишься вниз. Там, на крыле, уж не до страха будет…
Пилот поворачивает голову и поднимает руку. Алиме глубоко вздохнув, прикусив губу, поднимается, выбирается на крыло и падает в ночную бездну. Следом за ней летит Лариса.
13. Крым. Ночная степь
Алиме открывает глаза и видит приближающуюся стремительно землю. Удар, вскрик, и она на какое-то время теряет сознание… Придя в себя, она порывисто пытается встать, но со стоном падает на землю. Какое-то время лежит, глядя в ночное небо. Потом садится, освобождается от парашюта. Достает фонарик и несколько раз мигает им. Потом еще раз. И наконец видит, как в ответ мигает фонарик Ларисы…
Лариса подходит к Алиме, таща за собой парашют.
Лариса. Ну вроде нормально все, а?
Алиме. Нормально. Только вот нога… Подвернула… На камень попала…
Лариса. Эх, угораздило тебя… И что делать будем? Идти-то сможешь…
Алиме. Попробую… Смогу. Давай пока парашюты спрячем и пойдем. Надо уходить отсюда.
Лариса. Ну да, согласно инструкции… А где мы, ты знаешь?
Алиме. Пока не очень, рассветет – разберемся. И надо найти место для тайника, спрятать радиостанцию…
Лариса. Само собой. Значит, давай искать.
Спрятав парашюты, девушки пускаются в путь, Алиме движется с трудом, Лариса помогает ей.
Когда рассвело, обнаружили, что неподалеку дорога, а рядом удобное, сухое место для тайника, где и спрятали радиостанцию.
Лариса. Надо переодеваться, а то в этом нас сразу сцапают…
Девушки переодеваются в гражданское.
Лариса. Ну, похожа я теперь на татарочку? Как?
Алиме. Наши так платок не носят. По-другому…
Лариса. Знаешь, как нас учили в разведшколе? Друг о друге ничего не спрашивать и ничем не интересоваться. Ни-ни… Встретишь случайно на улице – пройди мимо с каменной мордой. И никому ничего, никогда. Целее будете – оба. Вот такая учеба была. Весело, да? Только нам с тобой так нельзя. Мы же подруги с тобой…
Алиме с трудом вставляет распухшую ступню в туфлю. Лариса наблюдает за ней, озабоченно покачивая головой.
Лариса. И где мы? До твоих-то далеко?
Алиме. Далеко. Километров двадцать будет.
Лариса (присвистнув). Ого!.. Не дойдешь ты… Так что делать будем? Что мне одной идти, на помощь звать?
Алиме. Нельзя тебе туда одной. А если не поверят тебе? Или на полицая наткнешься?
Лариса. Да уж не хотелось бы… Так что делать будем, командир? Не сидеть же тут, пока у тебя нога не пройдет?
Алиме. Давай немножко подождем – вдруг кто из знакомых поедет… Если нет, тогда пойдем. Ты не бойся – я все равно дойду.
Они устраиваются в кустах поудобнее. Алиме смотрит на просторное голубое небо, цветы гармалы, из которых в детстве делала украшения.
Лариса. А ведь я в кино снималась…
Алиме. Ты?
Лариса. Я… У меня отчим в кино работал. Отец умер, когда мне три года было, а отчим он хороший был, брал меня на съемки, ну и я пару раз в массовке снималась…
Алиме. И кем же ты была? В кино?
Лариса. Принцессой!.. Да кем, сама собой… Пионеркой в красном галстуке. К борьбе за дело партии будь готов! Всегда готов! В общем, пионер – всем ребятам пример… Мне понравилось, там в кино все весело… А ведь разведчик должен быть немного артистом. Чтобы и дурочкой прикинуться, и идиоткой, и трусихой… Если надо обмануть врага. Главное – задание выполнить.
Алиме. И предателем?
Лариса. Ну зачем сразу предателем… Только если притвориться…
Алиме. А как можно предателем притвориться? Своих выдать, а самому в живых остаться? Нет, я думаю так нельзя. Не получится.
Лариса. А вообще-то я мечтала летать.
Алиме. У нас в школе тоже многие мечтали…
Лариса. Многие мечтали, а я в авиашколу поступила, только не успела начать летать – война началась… А ты небось учительницей хотела стать?
Алиме. Откуда ты знаешь?
Лариса. Так по тебе сразу видно – учительница. У нас в классе тоже такие были – учительницы…
Какое-то время лежат молча.
Лариса. А больше всего девочки в разведшколе боялись в плен попасть… Не того, что повесят или расстреляют, а что пытать будут, изуродуют… Все придумывали, как от этого спастись… Одна девочка даже приловчилась гранату в волосах прятать, чтобы при опасности рвануть всех к чертовой матери…
Алиме вдруг приподнимается, прислушивается.
Алиме. Кто-то едет…
На дороге показывается старенькая повозка, которой правит человек в немецком кепи.
Лариса. Полицай…
Алиме. Полицай…
Лариса. Думаешь, заметит? Пригнись…
Алиме. Погоди… Я его знаю… Это дядя Абдурагим…
Лариса. Ну и что, что дядя! Полицай… Он нас сразу сдаст куда надо…
Алиме. Нет, я его знаю, меня он не выдаст…
Лариса. Тебя не выдаст, а меня? Кто я ему?
Алиме. Я выйду к нему одна. Поговорю. А ты сиди пока здесь. Если все будет нормально, я тебя позову…
Лариса молча смотрит на нее.
Алиме тяжело встает и, припадая на больную ногу, идет к дороге. Повозка останавливается, возница смотрит на Алиме, та машет рукой.
Лариса наблюдает за происходящим из кустов.
Возница слезает с повозки и идет навстречу Алиме.
Алиме. Дядя Абдурагим, это я – Алиме!
Абдурагим. А я смотрю – неужели Алиме? Ты как тут, что с тобой?
Алиме. Да вот иду домой. От Керчи ехала на грузовике, на повороте на Старый Крым они меня высадили… Да вот ногу подвернула, когда прыгала из машины…
Абдурагим слушает Алиме молча.
Алиме. Как мои? Бабушка Ревиде? Сестры?
Абдурагим. Слава Аллаху, с ними все хорошо. Девочки растут… Ну, давай я тебе помогу. Отвезу тебя к Ревиде, она обрадуется.
Алиме. Дядя Абдурагим, я ведь я не одна… Со мной подруга…
Абдурагим. Вот как. Подруга…
Алиме. Она русская, зовут Стася, мы с ней на чулочной фабрике вместе работали, подружились… Она вообще-то в Черкассы добирается, к своим… А пока мы вместе.
Абдурагим. Вместе так вместе. Довезу обеих.
Алиме поворачивается в сторону Ларисы машет рукой. Лариса появляется не сразу. Идет к повозке, они все садятся и отправляются в путь.
14. Краснодар. Разведуправление
Кабинет генерала Трусова. Входит майор Вергасов. Трусов вопросительно смотрит на него.
Вергасов. Пока на связь не выходили, товарищ генерал.
Трусов. Ну, два дня не срок, конечно… Других вариантов у нас нет, вот что плохо…
Постучав, входит шифровальщик.
– Товарищ генерал, сообщение от «Софие»!
Трусов. Наконец-то! Давайте! Свободны.
Трусов (читает вслух): «Сброшены плохо. Двадцать километров от Джермай-Кашика. Живем у себя. Нелегально. Есть человек для вербовки. Софие». Ну, Вергасов, объясняй, что все это значит! Сброшены плохо… Почему плохо? Что значит плохо?
Вергасов. Очевидно, плохо то, что далеко от Джермай-Кашика, пришлось долго добираться. Возможно, пилот ошибся, возможно ветер был сильный… Но главное – до Джермай-Кашика, до родных добрались, раз живут у себя… Так что можно считать, высадка прошла успешно.
Трусов. Ну, давай считать… А что значит – есть человек для вербовки? Это как? Высадились далеко, долго добирались… Выходит, по дороге завербовали кого-то? На бегу? Раз-два – и завербовали… Кого? На каких условиях? Чем он может быть полезен? А если он связан с немцами?..
Вергасов. Трудно сказать, товарищ генерал. Будем ждать следующих сообщений.
Трусов. Смущает меня эта скорость… Куда она торопится?.. Слушай, Вергасов, а не может быть за этим немцев? Абвер, он такие штуки любит.
Вергасов молчит.
Трусов. А что если они в лапы немцам попали… Ну, а дальше сам понимаешь – оттуда живыми можно выбраться только согласившись на сотрудничество. И затеяли с нами классическую радиоигру… Отсюда таинственный осведомитель, как черт из табакерки… И погонят они нам дезинформацию… Согласись, звучит правдоподобно.
Вергасов. Но зачем тогда сообщать, что высадились неудачно. Если работают под немецким контролем, то должно быть наоборот – все нормально, все прошло хорошо…
Трусов. Для правдоподобия. Немцы нас с тобой дурачками не считают. И потом им же надо объяснить двухдневную задержку с выходом на связь. Вот тебе пожалуйста – неудачная высадка… Или с нами играют, или ей везет как… Значит так. Все сообщения проверять всеми возможными способами. Нам надо понять – или ей так везет, или за ней абвер…
15. Крым. Село Джермай-Кашик
Алиме и бабушка Ревиде сидят друг против друга у окна.
Ревиде. …А про дядю твоего Муедина мне один человек сказал, что он под Красноперекопском попал в плен к немцам и они его расстреляли… Вот и получается, все мои сыновья погибли, все… Только внучки остались… Ну младшие хоть у меня на глазах, а за тебя у меня постоянно душа болит…
Алиме. Не плачьте, мама… Дядя Муедин жив. Он был ранен, но его вылечили, он жив…
Ревиде (после паузы). Жив… А ты…
Алиме. Знаю точно, видела его в госпитале… Больше я ничего сказать не могу.
Ревиде. И не надо. Чего же больше… Жив Муедин, жив. А ведь я не верила, что его нет. Никогда не верила… И спрашивать я больше тебя ни о чем не буду, не беспокойся, все понимаю. И подругу твою тоже беспокоить не будем.
Какое-то время молчат, держа друг друга за руки. За окном раздается шум.
Алиме. Это дядя Абдурагим. Он обещал меня к фельдшеру отвезти, ногу показать. А то никак не проходит…
Ревиде. Хороший он человек.
Алиме. А как же он, бывший председатель колхоза, полицаем стал?
Ревиде. Да вот так – люди его попросили. Немцы приказали – должен быть староста-полицай. Люди к нему и пришли. Мы, тебя, Абдурагим, знаем, доверяем… А то назначат какого-нибудь подлеца – все горя не оберемся.
Алиме. И ты ходила?
Ревиде. И я… Жена его была сильно против, плакала… Говорила, хорошим это не кончится, но он согласился, взял на себя… Хороший человек.
16. Крым. Дорога
Алиме и Абдурагим, не торопясь, катят на телеге в соседнее село, где живет фельдшер.
Абдурагим. Ты, дочка, скажи, если тебе чем-то помочь надо. Я же вижу, откуда ты… Только спрашивать ничего не буду – зачем? Что надо – скажешь, а что не надо, мне и знать незачем.
Алиме. А как же вы среди немцев, дядя Абдурагим? Они же…
Абдурагим. Я, когда согласился, не знал, что так тяжело будет. Все время боюсь – вызовут и скажут: иди расстреливать… Или вешать… Или в облавах участвовать. Пока такого не было, но когда-нибудь да случится… Ночами не сплю. Когда-нибудь немцы увидят, что полицай из меня никакой… Хорошо, если в живых оставят.
Алиме. Ничего, дядя Абдурагим, недолго им осталось, скоро наши придут…
Абдурагим. Наши… А что я им скажу? Нашим… Чем оправдаюсь? Кто мне поверит?..
Алиме. Будем вместе работать, я все про вас расскажу, как вы помогали.
Абдурагим. Ты такой большой человек, что тебя слушать будут?
Навстречу им большая повозка, которой управляет полицай. На соломе разлеглись два немца с автоматами. За ними идет группа молодых девушек с чемоданами, рюкзаками, вещмешками.
Полицай останавливается, немцы ему что-то говорят, он спускается на землю, не торопясь, идет к Алиме и Абдурагиму.
Полицай. Кто такие, откуда?
Абдурагим. Староста Джермай-Кашика Абдурагим Батолов. А это моя родственница. Племянница…
Полицай. Племянница… А давай мы ее тоже вон вместе с этими в Германию отправим, а? Будет там работать, деньги хорошие зарабатывать, вам помогать… Молодая, здоровая, как раз то, что нужно для работы на великую Германию.
Полицай осматривает Алиме оценивающим взглядом.
Абдурагим. Не может она.
Полицай. Чего так? А может, не хочет?
Абдурагим. Ногу она повредила, ходить не может. Боимся, перелом. Вот везу к фельдшеру, пусть посмотрит.
Полицай. Ну, пусть лечится. Германии нужны здоровые и сильные. Я запомню, что у тебя такая родственница, Абдурагим Батолов. Навещу как-нибудь…
Полицай возвращается к телеге, усаживается. Объясняет немцам: «Больная она… Кранке…» Показывает на ногу: «Фус… кранке…»
Процессия трогается.
Алиме и Абдурагим видят усталые, поникшие лица совсем молодых девушек и парней.
Абдурагим. Я про него, про этого… слышал… Собака, пес самый настоящий… Хуже даже… Я своих в селе предупреждаю об облавах, они в такие дни прячутся, но… Сама понимаешь, долго это продолжаться не будет, обратят внимание… Ну да…
17. Дом фельдшера Васфие Аджибаевой
Васфие, женщина лет сорока, туго бинтует ногу Алиме.
Васфие. Ну вот, самое главное – перелома нет, растяжение только, через несколько дней бегать будешь…
Алиме. Спасибо вам.
Васфие. Да чего там. Только не говори никому, что я тебе помогала…
Алиме. А почему?
Васфие. Не хочу, чтобы немцы узнали, что я медсестра, а то заберут в свой госпиталь, за их ранеными ухаживать… А я их лечить не хочу… Мой муж в Красной Армии воюет, а мне немцев лечить? Нет уж.
Алиме. А вы не боитесь мне так говорить?
Васфие. Не боюсь. Мне Абдурагим про тебя все рассказал. Да я и сама про тебя многое знаю…
Алиме. И что же?
Васфие. Что ты в райисполкоме работала, а потом в Краснодар эвакуировалась… Значит, пришла оттуда… В общем, если помощь нужна, скажи прямо. Что смогу, сделаю. Лишнего спрашивать не буду…
18. Старый Крым. Здание тайной полевой полиции
Офицер румынской армии Ион Кожухару подходит к двери, какое-то время топчется перед ней, оглядывается, потом, вздохнув, входит.
Дежурный ведет Кожухару по коридору в канцелярию, навстречу ему ведут арестованных, избитых, замученных. Кожухару втягивает голову в плечи.
Дежурный останавливается у двери с надписью «Канцелярия», стучит.
В кабинете за столом сидит Рудольф Крюгер. Перед ним кожаная папка с вытесненным на обложке имперским орлом.
Кожухару. Мне сказали, что я должен явиться…
Крюгер. Присаживайтесь, Кожухару. Русские говорят: в ногах правды нет… Вы наверное тоже знаете русские пословицы и поговорки?
Кожухару. Никак нет. Я выучил тут несколько русских слов и все.
Крюгер. Несколько слов? И каких, любопытно?
Кожухару. Самых простых…
Крюгер. Не стреляйте! Я сдаюсь…
Кожухару. Нет, что вы… Я… Я румынский офицер!
Крюгер открывает папку, берет в руки лист бумаги.
Крюгер. Румынский офицер… Так почему же доблестный румынский офицер позволяет себе такое… «Наша песенка спета – скоро русские займут весь Крым, а потом дойдут и до Берлина… На кой черт мы ввязались в эту войну? Зачем?.. Самое умное теперь – сдаться побыстрее русским…» Это официальное донесение, Кожухару. Документ, зафиксировавший ваши слова.
Кожухару. Я… я…
Крюгер. Вы были пьяны. Но это ничего не меняет. Речь идет о предательстве, ударе в спину германской армии. Вас можно расстрелять хоть сегодня, прямо сейчас… Единственное, почему мы этого еще не сделали – решили выяснить, есть ли у вас сообщники… Вы понимаете, что это ваш приговор? Этот документ никто не захочет спрятать или уничтожить, никто.
Кожухару кусает губы. Его бьет нервная дрожь. Какое-то время Крюгер держит паузу.
Крюгер. Но вы везунчик, Кожухару. Да-да, у вас есть один шанс искупить свою вину перед великой Германией…
Кожухару. Какой? Я готов… готов… Что я должен сделать?
Крюгер. Вы должны сделать то, что собирались – перейти к русским.
Кожухару. Я? Я не понимаю!.. Зачем?
Крюгер. Вы перейдете не потому, что перепугались и решили стать предателем, а потому, что должны выполнить наше задание…
Кожухару. Какое задание?
Крюгер. Очень простое. Никого не надо убивать, ничего не надо взрывать. Вам надо только быть собой – румынским офицером Ионом Кожухару, который разочаровался в войне и решил сдаться русским. А еще он решил сделать это потому, что на него вышел русский агент, который передал через него записку для русских контрразведчиков… И обещал, что за это Кожухару никто не тронет.
Кожухару. А почему русские должны будут мне поверить?
Крюгер. Потому что этот агент русским очень важен. Очень важен. И потому они будут проверять – действительно ли Кожухару бежал. А мы здесь поднимем шум по вашему поводу и будем рассказывать, что вы предали Германию… Русские вам поверят. Потому что эту записку действительно написал их агент. Собственной рукой.
Кожухару. А он, этот агент, у вас?
Крюгер. Нет, он на свободе, но под нашим контролем. Так что он вас не выдаст. Это ваш шанс, Кожухару. Или вы идете к русским, или мы вас расстреляем, как предателя…
Кожухару. А вы не боитесь, что я выдам все русским?
Крюгер. Тогда вас расстреляют они. Как вражеского агента. На кой черт вы им сдались? Какая от вас польза? Что вы знаете? Ничего. Шпион из вас никакой, разведчик тоже. Так что будьте самим собой – доблестным румынским офицером Ионом Кожухару, который решил сдаться пока не поздно…
