Александр Зозуля
Тропа Шамаша
Глава 4
Мастерить свежий труп собственными руками Тимуру Олеговичу довелось впервые. Постреливал, бывало, по живым мишеням, когда в Чечне от нохчей отбивались. Но там другое – неизвестно, попал ты или промахнулся. А сейчас никакой виртуальности – натуральный, теплый был еще голубчик, словно отдохнуть прилег.
Поэтому неудивительно, что даже в своей квартире по прошествии трех часов после схватки состояние Соболя было далеко от нирваны. Он то и дело встряхивал головой, колол себя булавкой, пытаясь сбросить мучительный кошмар, но вот они – сбитые в кровь костяшки пальцев, и ноет предплечье, которым принимал чаки, и до жути реальный живой еще белобрысый парень укоризненно смотрит на своего убийцу…
Дело шло к полуночи, а Тимур Олегович все еще курил прямо на кухне своей однокомнатной квартирки. Обычно он предпочитал дымить на балкончике – там и воздух свежий, и вид повеселее, и можно уютно развалиться в потрепанном креслице из лозы, стряхивая пепел в консервную банку. Тимур Олегович не любил пользоваться пепельницей. Ее чистить, мыть надо. А банку слегка наполнил – и в мусоросборник, новую открыть без проблем. Не комильфо, правда, но если гостей нет, это не аргумент.
Соболь очень редко изменял балкону. Только в сильный дождь, или когда там за минус двадцать – мало приятного в таких условиях дышать никотином, уж лучше на кухне. Сегодня же он прокуривал интерьер по другой причине – просто опасался выходить наружу. Вдруг все-таки тот сбежавший проследил его до дома, и бандиты пасут несостоявшуюся жертву с улицы.
Когда Тимур Олегович понял, что убил человека, то не стал долго раздумывать и решил аккуратненько, по-английски, уйти. Правда, сначала, в приступе добропорядочности, он собирался вызвать скорую помощь и милицию. Но, оглядевшись в безлюдном парке, капитан оценил ситуацию глазами юриста и быстро сообразил – ему грозит тюрьма. Конечно, с его стороны была самооборона, но попробуй докажи это следователю. Свидетелей нападения не было. У нападавших серьезные травмы – а у него ни царапины, если не считать сбитые давно не тренированные кулаки. «Пострадавшие» в один голос заявят, что сбрендивший в Чечне десантник сам на них напал. Поди объясни после этого в суде, что ты не страдаешь афганским синдромом! В общем, здесь железно корячилось до трёх лет лишения свободы за превышение пределов необходимой обороны. Естественно, терять их не хотелось, к тому же виноватым себя Тимур Олегович не считал. Сами нарвались, уроды.
Решив никуда не звонить, Соболь бегом, у крайних деревьев перейдя на шаг, выбрался из лесочка. Еще набегу протер чистым носовым платком нунчаки, ставшие орудием убийства, и по пути незаметно бросил их в мусоросборник. Спокойно прогулялся до остановки, сел в подоспевший троллейбус. Через две остановки вышел. Пешком, но уже с другой, безлесной стороны добрался домой. Как умел, проверял хвоста – вроде не было.
В квартире, закрывшись на оба замка и цепочку, Тимур Олегович почему-то сразу забрался в душ. Он долго терся мочалкой, пытаясь смыть прилипшую ауру свежего жмура, потом хлебал кофе, коньяк, снова кофе, шмалил одну за другой сигареты – все без малейшей пользы. И только когда окончательно стемнело, смог, наконец, успокоиться до возможности анализировать ситуацию.
Если честно, Соболь очень удивился своим бойцовским качествам. Раньше с ним подобного не случалось. Разумеется, бывали в его жизни не только тренировочные спарринги. Приходилось несколько раз и в подворотнях доказывать наглецам и хамам своего кандидата в мастера по рукопашному бою. Но чтобы так запросто войти в боевой транс, разделаться с пятеркой крепких тренированных «гоблинов» – это что-то новенькое! Тимур Олегович, конечно, слышал про всяких там берсерков, про боевых вогульских шаманов, про индейцев с их воинственным исступлением, но где индейцы – а где он? Можно, в крайнем случае, записать неожиданный транс в дебет резервов человеческого организма, но только ясности от этого не прибавиться.
Ну и черт с ними, с чудесами. Сейчас Тимура Олеговича по настоящему заботило другое – причина хулиганского нападения. Нужно было крепко, очень крепко поразмыслить над случившимся. Соболь пожалел, что не задержался после рукопашки на несколько минут. Следовало бы допросить, да с пристрастием, неудачливых разбойничков. Теперь ничего не поделаешь, придется переваривать то, что есть.
Итак, что дано в условии задачи. Имеется место нападения, причем весьма своеобразное, известна общая характеристика нападавших. Знаем время нападения, а также личность и привычки объекта засады. Требуется установить – поджидали случайную жертву или конкретно капитана Т.О. Соболя.
Так, происходило все в безлюдном месте, где, кроме собачников и одного беспечного офицера-десантника, приличных людей с кошельком не дождешься. Стало быть, на простой грабеж не похоже. Обычная хулиганка тоже вряд ли – ребятки были серьезные, тренированные и, судя по всему, организованные. Не разбежались после первой неудачи, атаковали молча, сосредоточенно. Такие не развлекаются случайными драчками.
Теперь время нападения. Было около двадцати двух, в этот час хорошие песики уже делают баиньки. Следовательно, категория собачников как возможный объект заранее спланированной засады отпадает. Если ждали конкретно гражданина Соболя, то почему именно в этом месте и в это время? Неужели знали его привычку? Хотя почему бы и нет. Тоже мне, секретная информация. Помниться, ехали к нему домой веселой офицерской компанией, уже порядком хмельные, так он у парка почти на автопилоте высадил всех из машины и погнал через лесочек. Прогулялись, конечно, хорошо. Но потом, когда слегка протрезвели, народ начал возмущаться бесцельно потраченным временем. Пришлось оправдываться – привычка мол, по вечерам свежим воздухом дышать, вот ноги сами и понесли.
Гм… Выходит, свои же подставили, или проболтались кому не со зла. Чету пенсионеров, знавших о прогулках в парке своего соседа-офицера, в расчет можно не брать… Нет, офицерам все-таки хотелось бы верить. Стоп, а водитель…
Штабные водители знают про свое начальство все. Ну, или почти все, свечку таки не держат. Между прочим, а ведь шофер Лобычева прекрасно знает о прогулках в парке – несколько раз подвозил домой, когда замполитовский уазик был сломан. Ох, чувствуется, не зря он сбежал сегодня, избегает про аварию откровенничать. Сомнительно, конечно, что простой солдатик все это затеял, но он вполне может быть связан с каким-нибудь серьезным человеком, вполне…
Так, уравнение сошлось. Судя по всему, на тесной лесной тропинке ждали не гипотетического карася с монетами, а конкретно Соболя Тимура Олеговича. Кстати, фраза, брошенная старшим шайки перед дракой, жмура, мол, не делайте, вполне укладывается в эту версию. Вероятно, его действительно заказали, но было велено не убивать, а так, покалечить слегка, чтоб залег в больницу и не мельтешил. Вывод напрашивался сам собой – причина кроется в его собственном расследовании дела Лобычева. Ни во что другое после возвращения из командировки он вляпаться не успел.
Тимур Олегович поймал себя на банальном желании крепко почесать затылок. В полный рост перед ним стали извечные вопросы – что делать, и кто виноват? На счет «кто виноват» более-менее ясно. Определим заказчика нападения – найдем убийцу Лобычева. Или наоборот, найдем убийцу – найдется и заказчик. Вот по поводу «что делать»… А здесь пока без вариантов – продолжать опрос свидетелей. Причем без долгого ящика – прямо завтра с утра, как только отсовещаются все. И еще, надо бы на всякий случай подстраховаться на счет служебной машины. Пожалуй, лучше пока без нее обойтись – на личной поездить.
Однако на следующий день Тимуру Олеговичу не пришлось посвятить дообеденное время своему расследованию. Утром, уже после совещания, раздался стук в дверь, и на пороге кабинета появилась телефонистка тетя Нина.
– Можно, Тимур Олегович, – не по уставу обратилось она. – Я на счет Тони…
– Заходите, Нина Петровна, заходите. Что-то серьезное случилось?
– Надеюсь, нет, но я очень переживаю за девочку. Какая-то она стала … не знаю, как объяснить. В общем, выгнала Тоня меня вчера.
– Как это выгнала? – не поверил Соболь. – Ну-ка, давайте поподробнее.
– Я, как обычно, после службы решила ее проведать. Думала, вкусненькое чего приготовить, накормить девочку, а то ведь исхудала совсем, кожа да кости. А она даже за порог не пустила, сказала, хватит, мол, ее жалеть, добренькими притворяться. Я к ней и с лаской, и с уговорами, так накричала на меня, истерику закатила и дверью чуть не по носу!
Тетя Нина замолчала, ожидая реакцию Тимура Олеговича. Капитана ее рассказ, конечно, расстроил, но не то, чтоб уж очень удивил. Безусловно, поведение Тони выглядело странным. Вернее, оно было бы странным для той, прошлой Тони – счастливой дочки любящего отца. А для сироты…
– Не переживайте, Нина Петровна. Такое поведение сейчас вполне объяснимо, у девочки стресс. Думаю, ей потом самой было стыдно… Не надо на нее обижаться, ладно.
– Да я не обижаюсь, тут дело в другом. Я, когда вчера от нее ушла, расстроилась, конечно, чуть не разревелась, присела у соседнего дома на лавочке успокоиться. Потом, так же как Вы сейчас вот, подумала, что нервный срыв у нее. Решила, надо подождать немного и еще зайти. Минут десять просто так сидела, потом зеркальце достала – макияж проверить, может тушь потекла. И вдруг вижу я в зеркале, как выходит из подъезда наша Тоня, расфуфыренная вся, в юбочке такой, что нянька Вика, которая Заворотнюк, отдыхает. Мимо меня прошла – не заметила, торопилась куда-то. Не стала я тогда ее дергать, от греха подальше. А потом забеспокоилась – куда это она вечером в таком виде собралась. В общем, переживаю сейчас за нее, пропадет девка… Пристроить бы куда-нибудь ее, а? Ведь школу закончила, куда теперь пойдет? Вы же с отцом ее дружили…
– Ну, куда она бегала вечером, может, и не важно совсем. Взрослая девчонка уже. А делами Тони я, разумеется, займусь.
Разговор с тетей Ниной напомнил Соболю о плане встретиться с Беркульским как раз по этому вопросу. Правда, вчера еще не горело, а сегодня выясняется, что откладывать визит на Голгофу нельзя.
Голгофой для Тимура Олеговича была любая необходимость идти с поклоном к сильным мира сего. Еще в ранней молодости, перечитывая снова и снова незабвенного Булгакова, он всякий раз наизусть твердил как заклинание: «Никогда ничего не просите у тех, кто сильнее вас. Сами все увидят, и сами все дадут». С годами юношеский максимализм поистерся. Стало ясно, что никто ничего просто так не даст, но протягивать руку, пусть даже по делу, он так и не научился. Всего добивался сам, хотя локтями в толпе не работал, предпочитая отойти в сторонку и поработать головой.
Но в армии неожиданно выяснилось, что выпрашивать подаяние – чуть ли не прямая обязанность Тимура Олеговича. По этому поводу его шеф, бригадный замполит полковник Теликов, в свое время однозначно вразумил неопытного офицера: «Про финансирование культурного досуга солдат больше не заикайся. Государству танки новые не на что закупить, а ты про телевизоры и газеты толкуешь… Сам знаю, что положено, но денег не жди, крутись как хочешь. Считай, что это твой крест теперь – спонсоров искать. Короче, хоть на паперти стой, но чтоб комнаты досуга были в ажуре. А к годовой проверке в каждой роте должны стоять новые телевизоры».
На паперть он, естественно, не пошел, но проблему решил. Только пришлось солдатикам немного у местного фермера поработать. Тоже, конечно, нарушение, не для того их призывали. Однако, по мнению, Соболя, это было честнее, чем расшаркиваться перед благодетелями.
Именно по причине такой вот ископаемой гордости Тимур Олегович и с Беркульским старался не общаться. Правда, они пересекались несколько раз, на стрельбище и на стройке часовни, поэтому большой человек знал о существовании маленького – капитана Соболя. Тимур Олегович решил, что в случае с Тоней воспользоваться этим знакомством вовсе не грех.
Вопрос о встрече с Беркульским решился неожиданно просто. Не зря говорили про Вячеслава Львовича, что прост он в общении и не заносчив. Секретарша банкира выспросила личность звонившего, и уже через полминуты обволакивающей музыки в телефоне Тимур Олегович объяснял ее боссу суть проблемы. И двух слов сказать не успел, как офицера пригласили к тринадцати ноль-ноль явиться в офис для обстоятельного разговора.
Здание Вега-Банка, монументальное и в тоже время какое-то космическое, словно американский «Шатл» в готовности к старту, органично вписывалось в окружающую сталинскую архитектуру. На стоянке у входа в банк среди мерседесов, лексусов и прочих атрибутов благополучия военному «джипу» места не нашлось. Водитель припарковался чуть дальше, за небольшим сквером, который служил прибежищем относительной прохлады в полуденном центре города. Время еще позволяло, и Тимур Олегович присел на лавочке под тенистой липой, подбирая убедительные фразы для предстоящего разговора. Но спланировать толком диалог не удалось.
На другой конец лавочки присоседились две щебечущие девчушки, которые понятия не имели, что пломбир гораздо вкуснее облизывать молча. Офицер, почувствовав себя неуютно от такого соседства, решил пересесть на другую скамейку – к бабушке, сосредоточенно кормившей сдобой наглых голубей. Вставая, он услышал характерный «шмяк» и оглянулся – на том месте, где он только что сидел, красовалась солидных размеров клякса птичьего помета, а на ветке над лавочкой чистил перья отбившийся от стаи неприлично белый голубь.
Школьницы, переглянувшись, дружно прыснули, и Соболь поспешил удалиться. «Вот черт! Могла ведь сорваться встреча, – подумал он. – Как бы я с таким украшением на форме сейчас пошел к уважаемому человеку».
Процедура допуска в сердце финансовой империи заняла две-три минуты – охрану, видимо, предупредили заранее. Тимуру Олеговичу впервые шел по этим коридорам, отделанным так, что рядовой житель какого-нибудь Затеряшинска наверняка должен был остолбенеть здесь в благоговейном ужасе. Но Соболь чувствовал себя уверенно – бывали в приличных местах, бывали.
А вот кабинет Беркульского его все-таки поразил. Не кабинет, а настоящая выставка русской иконописи. Чувствовалось сразу – на посетителя взирали не жалкие потуги современных ремесленников, не новоделы, а настоящие, древние намоленные образы. В одном из углов, как когда-то в старом бабушкином доме из раннего детства боевого капитана, перед бледным от времени ликом Богородицы в почерневшем серебре горела лампадка.
В таком интерьере Беркульский казался гораздо значительнее, чем во время своих визитов к десантникам. И без того высокий, под два метра ростом, сейчас он походил на сказочного великана. Высокий лоб с благородными залысинами в отблеске лампадки буквально кричал о его недюжинном интеллекте, глаза излучали уверенность и силу. Офицеру на миг показалось, что перед ним не современный финансовый магнат, а непреклонный инквизитор, готовящийся учинить еретику допрос.
Справившись с мистическим видением, Соболь присел на указанный гостеприимным жестом стул. Первым заговорил хозяин кабинета.
– Вы не тушуйтесь, Тимур Олегович, я хоть и банкир, но не хазарин какой-нибудь, а человек православной веры. Горе человеческое понимаю и всегда готов помочь. Вы чай или кофе? – Не дожидаясь ответа, он заказал секретарше два кофе. – Давайте поподробнее, какие там проблемы у сироты.
«Хорошая память у банкира, даже имя-отчество мое помнит. Может, конечно, только сейчас, перед самой встречей выяснил, но все равно приятно», – подумал Тимур Олегович, и коротко, по существу изложил влиятельному собеседнику Тонины проблемы с жильем и финансами.
Несколько минут после монолога посетителя Вячеслав Львович задумчиво дегустировал кофе, потом сделал круг по кабинету, заложив руки за спину, и снова сел в кресло.
– Я, конечно, не царевна-лебедь, но этому горю пособлю, – наконец сказал банкир. Соболь еле сдержался, чтоб не улыбнуться. Он и раньше замечал, что в таких вот благотворительных разговорах этот вполне современный долларовый мультимиллионер любит употреблять колоритные, но уже подзабытые жемчужины русского языка. Наверно, с их помощью старается подчеркнуть свою набожность и православные корни. Вот и сейчас современную деловую лексику Вячеслав Львович обильно сдобрил архаикой.
– Если я правильно уразумел, чтобы сирота получила от казны угол и страховку достаточно всего-навсего переделать экспертизу. – Беркульский снисходительно улыбнулся и, чиркнув у себя в блокноте, продолжил. – Ценю Ваш наивный порыв договориться с экспертом по-человечески, но в наше диавольское время вопросы так не решаются… Можете не переживать. С божьей помощью, сию проблему мы сладим. Уже завтра пополудни окажется, что ваш майор был трезв, и в прокуратуре сделают нормальное постановление. И еще вот, на первое время девочке передайте.
Соболь без разговоров взял протянутую тугую пачку синеватых банкнот. Прав был булгаковский Воланд – сами все дадут! Капитан даже ничего попросить толком не успел, просто обрисовал сложившееся положение. И пожалуйте вам – само все устроилось как нельзя лучше. Поэтому офицер не чувствовал сейчас унижения просителя и не раскаивался в своем решении обратиться к Беркульскому.
– Вячеслав Львович, Вы даже не представляете, как я Вам теперь обязан… – искренне начал благодарить офицер.
– Полно, полно господин капитан. Богоугодное и благое дело всегда мне в радость. Ну да хватит об этом… Расскажите лучше, как там наше христолюбивое воинство в Чечне поживает. Много ли бандитов отправили в преисподнюю?
– Наши все целы, слава богу. Особых проблем нет, техника, спасибо Вам, не подводит. А стреляли в последнее время немного – там жизнь постепенно налаживается.
– Кстати, о стрельбах. Что-то я давненько оружие в руках не держал…
– Так нет проблем, Вячеслав Львович. В любой день организуем, Вы только скажите когда.
Беркульский, полистав свои записи, решил нюхнуть пороху завтра во второй половине дня.
– Только знаете, Тимур Олегович, как-то надоело по фанеркам да бутылкам палить. – Банкир немного помолчал. – У меня есть деловое взаимовыгодное предложение. Вам ведь все едино уазик после аварии списывать, так давайте мы его из гранатомета разделаем. Любопытное, должно быть, зрелище! А я для части новую машину подарю.
Хорошее настроение Соболя вмиг улетучилось. У него были свои виды на разбитый уазик, но отказывать благодетелю в этой ситуации было ох как тяжело. Тимур Олегович отхлебнул остывший кофе, чтоб наполнить чем-то затянувшуюся паузу, и все-таки решился.
– Видите ли, Вячеслав Львович, эта машина может понадобиться. Дело ведь по аварии пока не закрыто, а она выступает вещественным доказательством…
– Помилуйте, Тимур Олегович! – удивленно вскинул брови банкир. – Там все уже осмотрено и задокументировано, а дело, поверьте, не сегодня-завтра отправят в архив.
– Извините, но тут другое. Я не хотел Вам говорить, но, видимо, придется… – Соболь зачем-то достал из кармана авторучку и завертел ее в пальцах. – В общем, я сильно подозреваю, что Лобычева убили. Пока доказательств особых нет, но странностей в этой истории достаточно. Например, у его машины проколоты оба правых колеса, а в акте осмотра это упущено. Есть и другие зацепки… Я пока сам пытаюсь разобраться, но если что-то проясниться, машина может потребоваться как доказательство в уголовном деле.
Беркульский некоторое время озадаченно смотрел на посетителя, затем вдруг мелко затрясся, не в силах удержать смех.
– Ну Вы даете, князь Серебряный. Это же надо – из дырявых колес целое преступление состряпать. – Банкир вытер платочком уголки глаз и, все еще улыбаясь, продолжил. – Помилуйте, ну кому может понадобиться убивать, да еще так хитроумно, простого майора. Поверьте на слово, заказные убийства стоят дорого, за майоров такие деньги не выкидывают.
– Всё может быть, Вячеслав Львович. Случается, и простые майоры дорогу большим людям переходят. Вот я и хочу разобраться… Я так думаю, пока он частью командовал, мог и вляпаться в какую-нибудь историю с длинными нулями.
Банкир снова рассмеялся, откинувшись на спинку кресла, и не мог остановиться минуты три. Тимур Олегович, начиная чувствовать себя идиотом, с тоской посмотрел на выход.
– Ради бога, скажите мне, какие в вашей дырявой части могут быть миллионные конфликты. – Вячеслав Львович подавил смех, пытаясь достучаться до здравого смысла офицера. – Ну, вот я, например, с месяц назад пересекся с вашим Лобычевым. Так там вопрос огарка свечи не стоил. Попросил его по-человечески двух воинов снарядить на стройку часовни, чтоб дело быстрее шло, а он отказал. Нельзя, говорит, солдат от боевой подготовки отрывать. Нешто я после этого заказывать его должен?
Тимур Олегович молча уставился в стол, а банкир продолжал вбивать гвозди в крышку гроба его версии.
– Поверьте бизнесмену из девяностых – не за что было кончать вашего майора. Поверьте, и не тратьте попусту время и нервы. А если все ж такая охота, что пуще неволи, можете еще Нугаева поспрошать. У вашего телефонного арендатора тоже, на сколько я знаю, с Лобычевым какая-то непонятка была недавно, но они ее благополучно разрулили. Так что, убедил я Вас, будем по уазику стрелять?
Соболь продолжал молчать, не в силах прямо отказать участливому банкиру. Его уверенности, конечно, поубавилось, но он все еще намеревался продолжить расследование. Беркульский правильно понял молчание офицера и прервал затянувшуюся паузу.
– Ну что ж, на нет – и суда нет. Я бы еще с удовольствием послушал Ваши детективные фантазии, но, извините, коммерция не ждет. До свидания, звоните, если что еще понадобиться.
Тимур Олегович пожал протянутую руку и вышел, а банкир еще некоторое время смотрел в закрывшуюся дверь, потом, перекрестившись у одной из икон, взял телефон.