Александр Зиборов
Зачарованные сокровища атамана
Страна чудес
На рубеже 1660-1670 годов бухарский хан Абдул-Азин сделал подарок «индийскому хану», отправив смышлёного и мастеровитого невольника за Гималаи, в страну чудес – Индию. Подарили тамошнему радже, сочли русского стрельца достойным даром.
Пётр и тут выказал себя в самом лучшем виде. Быстро усвоил местный язык, расширил свои познания и профессиональные умения. Так умно вёл дела, что раджа сделал его своим советником.
Чудес русич здесь насмотрелся немало, ведь индусы первыми в мире научились выращивать рис, хлопчатник, сахарный тростник и начали разводить домашнюю птицу. Они подарила миру шахматы и десятичную систему исчисления: современные «арабские цифры» придуманы ими. Дамасская сталь на самом деле индийская сталь вуц, секреты изготовления которой знали тысячи лет назад. Достижения древней и средневековой Индии в области науки, литературы и искусства, а также зародившиеся здесь различные религиозно-философские системы оказали основополагающее воздействие на развитие многих стран Востока, стали неотъемлемой частью мировой культуры.
Вдоволь насмотрелся волжанин на священный лотос – национальный цветок Индии, на павлинов с резкими неприятными голосами, полосатых тигров, огромных слонов, на плантации специй – гвоздики, перца, имбири, кардамона, муската, бетеля и прочих.
Несомненно, русский стрелец познакомился с Аюрведой, традиционной индийской медициной, приёмами которой его лечили от случавшихся с ним хворей.
Насмотрелся на удивительных йогов, всяких факиров, риши, садху.
Дивился огромному множеству местных богов, богинь, божков и святых – таковых тут многие тысячи или даже миллионы: Брахма, Вишну, Шива, Индра, Сурья, Яма, Агни, Варуна, Ваю, Кубера, Сома, Кали, Митра, Кама, Ганеша, Лакшми, Парвати, Сканда, Сарасвати, Варуна, Бхага, Рама, Хануман и тьма-тьмущая иных.
Но русич стойко хранил свою веру, соблюдал втайне православные обряды.
По знакомому пути
Справедливо сказано, всякое диво – диво на три дня. А волжанин в Стране чудес прожил аж девять лет. Несомненно, местная экзотика ему довольно скоро изрядно надоела, а затем сделалась хуже горькой редьки. Провести оставшиеся годы на берегах священного для индусов Ганга ему не хотелось, он вспоминал привольную гладь Волги, в которую впадает маленькая тёмноводная речка Самарка, давшая своё имя его родному городу. Тянуло на родину. И с каждым днём всё сильнее. Он искал пути возвращения домой.
Стрелец никому не открывал свои истинные чувства: многие восприняли бы их крайне неприязненно, ведь волжанин пребывал в окружении тех, кто считал христиан «кафирами», это синоним слову «гяур», которое в ходу в исламских странах, расположенных к Западу от Средней Азии.
И вот невольник в силу своих заслуг получил желанную свободу. Теперь его возможности расширились.
Русич всё подготовил, воспользовался случаем и, придумав внешне благовидную причину, добился получения отпускной грамоты. Затем двинулся по пути, уже проделанному им невольником, но в обратном порядке и уже свободным человеком. Несомненно, по той причине, что дорога была ему относительно неплохо знакома.
В Бухаре Пётр прожил три года, до середины 1680-х годов. Женился – на «казанской жонке Анне Никифоровне». По-видимому, вначале он намеревался осесть тут всерьёз и надолго. Но всё же позже перебрался ближе к отчему дому – в Хиву, где прожил некоторое время, ожидая удобного случая.
И тут повернулась оказия: в 1669 году хан Хивы принялся собирать посольство в Москву. Ему указали на просто незаменимого человека: умного, много знающего и к тому же толмача, владеющего русским и восточными языками.
В результате Пётр оказался в составе ханского посольства, при этом ему дозволили взять с собой и супругу.
Скоро стрелец, после более чем тридцатилетнего отсутствия, оказался в Самаре.
Здесь нашлись сродники и товарищи Петра, которые его не забыли и были рады возвращению пропавшего стрельца.
Оставив жену в Самаре, Пётр с хивинским посольством продолжил путь в Москву.
Столь незаурядный человек и в ней обратил на себя внимание. Его неоднократно вызывали в царский посольский приказ, где по рассказам бывшего стрельца Петра Треногина подъячии записали его историю о хожениях по «Бухарии и Индее». Правда, они её написали не кончиком иглы в уголках глаз, а чернилами обычным гусиным пером на бумаге.
Несколько раз позже вызывали в Москву, не только послушать его действительно необычное подневольное хождение за три моря, сколько за необходимостью получить сведения о тамошних краях: обо всём, что он там видел и слышал. Несомненно, волжанин поведал немало интересного и полезного. Потом его оставили в покое.
Последующая жизнь Петрушки-стрельца осталась неизвестной. Несомненно, была не самой плохой, ведь он обладал многими выдающимися качествами и знаниями, оказавшимися ему очень полезными в прежней жизни. Но подробности его дальнейшем жизни и смерти неизвестны. Увы.
Дело посольского приказа, датируемое 1690 года, о необыкновенных и удивительных приключениях Петра-стрельца, удалого русского молодца, пролежало в архиве почти три века. Только в 1960 году специалисты его обнаружили, ознакомились с ним и дались диву, а позже предали огласке. Сегодня эти материалы находятся в Самарском областном архиве.
Известно о другом самарском стрельце Максиме Яковлеве, тоже побывавшем в плену в Индии позже Треногина, но сведений о нём минимальное количество, а потому – тема иного разговора.
Безрукий художник
Он доказал, чтобы создавать живописные шедевры, более необходимы страстная Вера, душа и талант, чем руки. Доказал не словами – своим личным примером, творя действительно нерукотворные иконы – так как с рожденья не имел не только рук, но и ног. Рисовал зубами. Простой деревенский мужик, у которого вместо нормальных рук и ног имелись только куцые, деформированные обрубочки, поднялся вровень с наиболее известными художниками своего времени. Малый телом, он был велик делами. Его иконы выставлялись в Троице-Сергиевой лавре, в Казанском храме вместе с работами великих художников В.Сурикова, В.Васнецова, В.Поленова и других.
«Таким его уж создал Бог…»
В 1858 году (день и месяц остались неизвестными) в селе Утёвка Бузулукского уезда Самарской губернии в семье Николая Журавлёва родился сын. Родители испытали шок, когда увидели его атрофированные конечности: руки от кистей до плеча, а ноги – от ступни до колена. Мать плакала, хотела даже утопиться вместе с сыном-уродцем, но её отец Пётр Васильевич Трайкин воспротивился. Сказал, что будет растить внука сам.
Несмотря на свои физические недостатки, мальчик рос жизнерадостным, умным и пытливым. Научился передвигаться на коленях, к которым ему привязывали кожаные ходульки. Часто его носили на руках, обычно – старший брат Афанасий. В погожие дни Григорий выползал на культях во двор, брал в зубы прутик и рисовал на песке. Сельчане смотрели и дивились тому, как умело он рисовал людей, дома, животных.
С девяти лет Пётр Васильевич возил внука в школу и обратно: летом на тележке, а зимой на салазках. Григорий научился писать, держа карандаш в зубах. После смерти деда он продолжил учиться самостоятельно. В доме его отца была столярно-иконная мастерская, так что первые уроки живописи мальчик получал в ней.
Сельский священник отец Василий духовно окормлял его, учил чтению и письму. В тринадцать лет подарил ему масляные краски. Мальчик брал в зубы кисть, макал в плошки с краской и выводил на бумаге диковинные картины. Проявлял невиданное упорство: целыми днями, до боли в деснах, стирая в кровь губы, клал на бумагу мазок за мазком, добиваясь только ему ведомого сочетания красок.
Талантливому подростку помогал и земский учитель Троицкий. Почерк у мальчика выработался каллиграфический. Ему поручали, например, переписывать протоколы экзаменов. В дом Журавлёвых потянулись сельчане с просьбами написать письмо родным или прошение чиновникам. Григорий любил посещать храм, туда на службы приносил его брат.
В пятнадцать лет юноша поехал в Самару, мечтая научиться писать масляными красками «настоящие образа». Тамошний живописец Травкин показал профессиональные приемы художничества. Какое-то время он посещал иконописную мастерскую другого мастера. Этого для Григория оказалось вполне достаточно: закупив краски, кисти и всё необходимое для работы, вернулся в родное село. По его заказу ему сделали особый стол с необходимыми приспособлениями. Григорий стал зарабатывать на жизнь тем, что писал на заказ иконы и фрески.
В работе ему помогала вся семья. Брат Афанасий делал деревянные заготовки для икон, растирал краски, бабушка подбирала кисти, а отец доставлял иконы в Самару. Позже у художника даже появились ученики. Его работы поражали тонким письмом, глубоким проникновением в образы, возвышенным торжеством духа. Порой приезжали за ними из удалённых губерний. Их ценили в народе, потому что от них исходили особые благодать, умиротворение и чистота. Люди говорили: «Ему Бог помогает…»
Губернское земское собрание, приняв во внимание бедственное положение семьи Журавлёвых, назначило ему ежегодную пенсию в 60 рублей.
Сколько именно икон сотворил гениальный мастер, неизвестно. Среди всех особо выделяется одна, уникальная по письму и замыслу. На ней изображена простая крестьянка Екатерина Грачёва, к которой художник явно испытывал огромную симпатию. Возможно, даже – любовь. А ведь все подвиги мужчины совершали ради женщин.
Живописец увековечил Екатерину вместе с маленьким сыном на иконе, изобразив в образе богоматери. Писал её восемь лет, тая от других. Можно догадываться, сколько чувств, упований, старания и даже самой души вложено в это творение!
Икону подарил Екатерине. Сельчане назвали её «Утёвской мадонной». По отзывам людей, она получилась завораживающе красивой, производила неизгладимое впечатление. Позже женщина передала икону своей подруге Александре Подусовой и уехала из села. После революции многие десятилетия она хранилась в доме местной жительницы, а после её смерти племянники не захотели передавать икону в храм. По слухам, увезли икону в Самару и кому-то продали. У кого ныне «Утевская мадонна», неизвестно.
Художник и Император
В личном архиве самарского генерал-губернатора Александра Дмитриевича Свербеева (23.10.1878 – 19.12.1891 гг.) сохранилось письмо Г.Журавлёва, в котором художник просил передать икону в дар Цесаревичу Николаю:
«…Ваше Императорское Высочество, покорнейше и усердно… желаю поднести Вам икону Святителя и Чудотворца Николая, которую я написал ртом, а не руками, по той причине, что от своей природы не имею силы движения в руках и ногах своих. Написал сию икону по вразумлению Всемогущего Бога, который допустил меня на свет Божий. И даровал мне дар. Потом открылось движение моего рта, которым я управляю своё мастерство по повелению Божию».
При содействии А.Свербеева икона дошла до адресата. Вскоре Император Александр III Миротворец пригласил Журавлёва в Санкт-Петербург. Здесь он удивил всех своим мастерством, написал групповой портрет семьи Романовых.
Император остался доволен работой, подарил ему альбом и назначил пожизненную ежемесячную пенсию в 25 золотых рублей (по тем временам очень большие деньги), а генерал-губернатору Самары велено было «выдать Журавлёву иноходца с летним и зимним выездом». Что и было выполнено.
В 1892 г. в Самаре был освящён кафедральный соборный храм Христа Спасителя, образ покровителя Самары – Святителя Алексия для него нарисовал Журавлёв.
Уникальный Храм
В 1885 году в центре села Утевка началось строительство новой каменной церкви в честь Святой Живоначальной Троицы по чертежам и под непосредственным руководством Григория. Церковь получилась похожая на него самого: устойчиво приземистая, вольно раскинувшаяся, словно крепко держащаяся за землю. Высокое здание с большим синим куполом, с сияющим золотым крестом производит внушительное впечатление, кажется величавым и мощным. В здании не было ни одной колонны, хотя оно имеет высокие своды: с любого места хорошо видно всю службу. В храме поразительная акустика: слышен даже шелест одежды, шаги в лёгких туфлях.
Огромный церковный купол, десять метров в диаметре, расписывал сам художник. Помощники укладывали его в специальную люльку, поднимали под самый потолок и он писал библейские сюжеты, лёжа на спине: кисть в зубах, глаза на расстоянии кисти от доски, на лицо падали капли краски. Это и нормальному человеку невероятно трудно, а уж такому!.. После двух-трёх часов такой неимоверно тяжкой работы, когда кожаные ремни впивались в тело, наступал спазм челюстных мышц, не всегда могли вынуть изо рта кисть живописца. Чтобы помочь раскрыть рот, на шею и скулы Григория накладывали полотенца, смоченные в горячей воде. И так день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Трескались и кровоточили губы, выщербливались передние резцы. На лопатках и затылке художника образовались кровоточащие язвы. От постоянного напряжения катастрофически ухудшилось зрение.
Освятили новую церковь 7 января 1892 года. При ней была школа и небольшая библиотека. Она прославилась на всю Самарскую губернию.
«Окаянные дни»
Началась Мировая война. В 1916 году Григорий стал чаще болеть. Во время одной особенно тяжелой болезни ему было откровение: скоро наступят чёрные времена, когда и он сам, и его иконы никому не будут нужны.
Умер Григорий Николаевич Журавлёв от скоротечной лихорадки 15 февраля (по новому стилю) 1916 года в своём доме. Похоронен в ограде сконструированной и расписанной им церкви.
После революции крест снесли, могилу сравняли с землей, и долгие десятилетия никто даже и не вспоминал о художнике-самоучке, поражавшим своим талантом всех, кто его видел. Не один раз власти намеревалась снести церковь, но каждый раз что-то срывало их планы. В 1934 году церковь закрыли, начали было даже разрушать колокольню. Под деревянными опорами жгли костры, баграми срывали со стен иконы.
Долгое время церковь использовалась для хозяйственных нужд: в ней хранили зерно. Местная шустрая ребятня забиралась на самую верхотуру купола, проникая внутрь через кое-как заделанные окна, с опаской посматривая на строгие лики «боженек» на куполе.
Загадочная находка в Боснии
В 1963 году в далекой Боснии историк и реставратор Здравко Каймакович нашёл икону, неведомо как сюда попавшую. Его поразило не только высочайшее умение художника, но и надпись, сделанная по-русски: «Сия икона писана в Самарской губернии, Бузулукского уезда, Утёвской волости того же села зубами крестьянина Григория Журавлёва, безруким и безногим, 1885 года, 2 июля».
Недоверчивый разум отказывался верить в реальность такого художника. Историк написал по указанному на иконе адресу:
В Государственном архиве СССР сыскались документы, на основании которых подпись была признана настоящей, и тем самым официально подтверждено существование в прошлом безрукого и безногого иконописца.
Получив подтверждение своему запросу, боснийский искусствовед написал ряд работ об этом уникальном художнике. Его публикации в югославской, американской и итальянской печати произвели фурор, сделали Г.Журавлёва всемирно известным. Сенсацией были вынуждены заинтересоваться и в СССР. Подключились архивисты, искусствоведы, музейные работники…
Утёвский учитель и краевед Кузьма Емельянович Данилов начал переписку с боснийцем, опубликовал в районной газете несколько исследований жизни и творчества своего земляка. Принялись за поиски творений художника. В школьном музее оформили экспозицию по творческому наследию Журавлёва…
Второе рождение
Божьим произволеньем неповторимая церковь в Утевке сохранилась до наших дней. В 1989 году её вернули верующим. Стараниями священников и верующих села она была восстановлена. Реставрация велась по журавлёвским эскизам. В ней ныне можно увидеть иконы, написанные Григорием Журавлёвым, фрагменты стенных росписей и купол. После того, как церковь стала вновь действующей, на иконе стал сам собой проявляться лик святого Симеона Верхотурского.
А нерукотворные образа Григория Журавлёва нашлись почти в каждой утевской избе и в соседних селах. Местные жители сберегли и принесли в храм много икон.
Иконы крестьянского самородка имеются в самарских краеведческом и епархиальном музеях (Самара, ул. Сергия Радонежского, 2), Петропавловской церкви Самары, в Троице-Сергиевой лавре под Москвой, Санкт-Петербургском Казанском соборе, Пюхтицком монастыре в Эстонии… Некоторые находятся в частных коллекциях.
На родину иконописца вернулся альбом, который подарил ему Император, его местные краеведы отыскали в школьном музее одного из районов Самарской области.
Сохранился родной дом удивительного русского самородка Григория Николаевича Журавлева, его укажет местный сельчанин: это дом-пятистенка на улице Самарской, № 10.
В церковном ограде восстановлена его могила, которую нашли с помощью жительницы села Марией Емельяновной Пестимениной – внучкой попечителя храма Иона Тимофеевича Богомолова.
«…На нём явились дела Божии»
Жизнь художника Григория Журавлёва – каждодневный подвиг. Он не только творил великие шедевры, святые образы, но и являл своей жизнью пример жизненного оптимизма, Веры, любви к близким. Глядя на него – от природы увечного – было стыдно и грешно здоровым людям унывать и сетовать на судьбу, обстоятельства, преграды.
В «Евангелии от Иоанна» есть такие строки: «кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нём явились дела Божии» (Ин. 9, 2-3). Похоже, именно так всё было и с Григорием Журавлёвым.
Сельчане Утёвки давно говорят, что их великий земляк заслуживает канонизации: за подвижническую жизнь – «он совершил невозможное» – и удивительный иконописный дар. В селе собирают подписи о канонизации земляка. Свои автографы уже оставила половина села. Ныне и без разрешения «свыше» портрет богописца уже стоит на почетном месте в церкви.
О необыкновенной жизни и божественном даре самородка написаны повесть-легенда самарского документалиста В.Мясникова «Возвращение», рассказ ленинградского писателя В.Лялина «Изограф». Перу С.Жигалова принадлежит роман «Дар над бездной отчаяния», прообразом которого стал Григорий Журавлёв. Певица Светлана Копылова, узнав о нём, написала песню-притчу о калеке-художнике, который от рождения «не имел ни рук, ни ног, он сам ни есть не пить не мог, он человека был кусок, таким его уж создал Бог…»
Сколько лет Самаре?
Этот вопрос по сей день остаётся открытым. Одно время работала созданная по инициативе главы области специальная рабочая группа, которой было поручено определить истинный возраст Самары. Имеется много неопровержимых научных данных о том, что история города на столетия древнее, чем сие считается.
Самар-Самарский городок-Самара
Сегодня официальной датой рождения Самары-городка называется 1586 год. В своё время её выбрал – или активно этому содействовал – городской голова Самары Пётр Алабин: при нём было принято решение отпраздновать 300-летие города в 1886 году, хотя градоначальник ведал, что на самом деле Самара на много веков старше. Но, несмотря на это, всё же решил вести отсчёт от Указа царя Фёдора Иоанновича о начале строительства крепости на берегу Волги, названной Самарским городком. Видимо, сделал это из соображений «политического деликатеса», дабы потрафить московской власти.
А ведь из самого Указа видно, что город тогда не строился вновь, «с нуля», на пустом месте, а восстанавливался. То есть, когда-то здесь стоял город.
И вот откуда это видно. В Указе ясно сказано: «Того же году великий государь и великий князь Фёдор Иванович всея Руси… приказывает боярину своему и слуге и конюшему Борису Фёдоровичу Годунову да дьяку ближнему своему Андрею Щелканову городы ставить на Поле и в сивере и к Астрахани, которыя за много лет запустеша от безбожных агорян и от междуусобныя брани: Елецких князей вотчина Ливны, Койса, Оскол, Валуйка, Белгария, Самара, Кромы, Монастырёв и иныя многия польския и северская».
Слово «запустеша» ясно говорит: были города, существовали долгое время, но «запустели» и теперь их следует отстроить заново. Сколько времени простояла в таком запустении Самара, неизвестно. Как и время закладки тут первого камня…
Если следовать общепринятой мировой практике «первого упоминания» населённого пункта, то как одноимённое поселение – Самар, или Самарский городок – наш город впервые упоминается в русских летописях ещё в 1361 году. Немногим позже его указали на карте Волги венецианские купцы Франческо и Доминико Пицигано, документ датирован 1367 годом.
Отдельный разговор о карте итальянского монаха-космографа Фра Мауро, относящейся к 1459 году. На ней тоже указана Самара. Имеющиеся сомнения давно бы следовало прояснить специалистам.
В нулевых годах стараниями самарских изыскателей найдены ещё две средневековых карты с Самарой – это планисфера монаха-бенедиктинца Андреаса Вальспергера 1448 года и карта фламандского картографа Герарда Меркатора 1569 года.
