Александр Зиборов
Мои монологи
Самое смешное путешествие
Путешествую по России автостопом. Вышел в очередной раз на дорогу и голосую. Несколько машин пронеслись мимо. Вдруг неожиданно тормозит навороченный «феррари», пыль из-под колёс! Вываливается наружу квадратнотелый амбал, обходит вокруг свою машину, осматривая её. Потом поворачивается ко мне, берёт за грудки и вопрошает:
– И где ты тут увидел шашечки?
– Какие шашечки?
– Которые нарисованы на такси.
– Дак я не тебя, а предыдущих останавливал. Руку не успел опустить, ты так быстро ехал… какое ехал – летел! – говорю как можно убедительнее, ибо выражение лица амбала было отнюдь не ласковым. – Не поймёшь – машина несётся или летит самолёт?
Горе мышц чем-то мои слова польстили, она подобрела.
– Я давно заметил, у меня что-то с ходовой частью неладно – когда разгоняюсь свыше двухсот километров – она взлетает…
Хмыкнул, гроза в глазах рассеялась. Неожиданно вопросил:
– Тебе куда?.. А, ну, кидай себя в кресло, подвезу.
Едем.
Вдруг он давит тормоза и останавливается возле знака «ГАИ. 100 м». Полез в карман, достал тугую пачку долларов, принялся пересчитывать и резюмировал с ноткой озадаченности:
– Дал маху! Оставил дома свой кошелёк-рюкзак, а в этом зелени на сто ментов не хватит.
Осторожно объяснил ему настоящее значение знака «ГАИ. 100 м». Вроде бы, поверил. Поехал дальше.
Гаишник тут же остановил его своим жезлом. Подошёл. Амбал высунулся наружу и вопросил:
– А что теперь на этот раз?
– Почему за вами едет целый караван машин – «скорая помощь», «автопомощь», пожарная машина и прочие?
Я оглядываюсь – действительно следом с пяток машин за нами катят.
Амбал рассерчал:
– Так ты сам в последний раз спрашивал: где твоя аптечка, инструменты, огнетушитель? Придираешься!..
Гаишник опешил и замахал руками:
– Езжай!..
Далее амбал катил с улыбкой.
– Вот бы и с сыном так легко все проблемы решить!
– А с ним что?
– В первый класс пацан пошёл. Жалуется, все остальные ребята на автобусах приехали, один он, словно лох какой, – на «мерсе».
– В первый класс на «мерседесе»?!
Его лицо передёрнулось, словно от зубной боли:
– И ты тоже! Ладно, так и быть, куплю ему автобус, пусть будет не хуже других! Заодно и себе возьму новую тачку.
– А эта чем плоха? На вид она совсем новая!
– А что ей будет за неделю – неделю назад покупал! Но уже все пепельницы забиты окурками… Братаны, смеялись вчера: «Ты что, Лёва, женился на индианке?» Мол, видели, как ты ехал с женщиной, а на её лбу красная точка. А это всё из-за переполненных пепельниц, как ещё мне окурки тушить?!.
Я – в полной прострации.
Торможение. Я клюю вперед носом, едва не достав лобовое стекло. Слышу:
– Нужно братку помочь.
На обочине точная копия джипа того, на котором ехали мы. Около него стоит владелец практически аналог амбала. Они сходятся. По разговору понимаю, что они видят друг друга впервые, но чувствуют родство.
– В чём проблема?
– Не катит тачка.
– А ты капот поднимал?
– Поднимал.
– Ногой по передним колёсам бил?
– Бил.
– А по задним колёсам бил?
– Бил и по задним. Ничего не помогает.
– Ну, тогда я не знаю, чем могу помочь.
Я подошёл, глянул под капот.
– Да тут просто провод с клеммы аккумулятора соскочил.
Попросил перчатку, водворил его на положенное место. Хозяин сел за руль, повернул ключ и мотор завёлся.
Видели бы вы, как они на меня глядели. И особенно после того, как я отказался принять несколько зелёных купюр, сказав, что ничего особенного не сделал.
– Да, мастер, – уважительно произнесли они в унисон.
Второй амбал мне руку пухлой пятернёй, а мы со своим вернулись в машину. Теперь уже отношение было ко мне совсем иное, граничащее с почтением.
Вдруг зазвонил мобильник. Амбал взял его, я услышал сердитый мужской голос:
– Здравствуйте! Ваша жена приехала в наш автосервиз…
– Да, да, я знаю, за ремонт её автомобиля я заплачу.
– За ремонт автомобиля вы заплатите, а кто заплатит за ремонт здания СТО?!
– Она и его у вас разнесла? И это сколько?.. Всего-то! И ты из-за такой фигни меня достаёшь? Рисуй сколько надо – получишь!..
Повернулся ко мне:
– Моя жена ездит, как молния.
– Так быстро?
– Нет, всегда попадает в дерево. Как и на этот раз…
– Да, с женщинами всегда проблемы.
– Это ещё мягко сказано. Вот вчера, к примеру, еду не хило, а одна обгоняет меня так, словно я не еду, а задним ходом пячусь. Смотрю, она на ходу разговаривает по мобильнику и красится при этом. Я так удивился, что чуть не уронил бритву в кофе! Представляешь!..
Я заметил на заднем сиденье баян. Улучив момент, осторожно поинтересовался:
– А это чей?
– Магнитолу спёрли, приходится баяниста возить с собой. Отпустил его на время. Вошёл в его положение, какие-то срочные дела у него… А вот и заправка, нужно залить бензин, осталось всего – ничего!..
Вышел, жду.
Необычайно лихо подносится к заправке на учебном автомобиле женщина. Выходит и говорит заправщику:
– Мне, блин, полный бак!
Он ей отвечает:
– Хорошо, сейчас сделаю, только выключите мотор своей машины.
– Я его выключила, это инспектор под сиденьем трясётся… Да, объясните, мне, пожалуйста, почему так быстро дорожает бензин? А ведь наша Россия – нефтедобывающая страна?!
Заправщик ушёл, не ответив, она повернулась ко мне. Пришлось отвечать мне:
– Бензин дорожает, потому что из-за подорожания цен на бензин увеличиваются затраты на его перевозку.
– А-а, – уважительно поглядела она на меня.
Тут амбал воссел за руль, поспешил и я на своё место.
Едем. Я заметил крупную необычную кнопку на панели с необычными знаками. Спросил:
– Это что за кнопка?
– Ну, от дождя.
– А-а, нажимаешь и крыша поднимается.
– Ты чо! Это у лохов крыша поднимается! Не те бабки! У меня нажимаешь – и дождь прекращается…
У меня нет слов.
Он же посмотрел на часы и газанул так, что меня вдавило в мякоть пружин мягкой обшивки кресла. Затем неожиданно затормозил, и я тут понял, почему переднее стекло зовут лобовым…
Тру лоб, а тем временем амбал вылез из машины и повёл разговор с тремя гаишниками. Они были грозны:
– Вы превысили скорость, ваши права!
Амбал достал пачку баксов и принялся раздавать:
– Тебе сто долларов, тебе – сто и тебе – сто.
Они удивлённо переглянулись:
– Мы просим предъявить вас права!
Он снова принялся отсчитывать банкноты:
– Тебе – двести долларов, тебе – двести долларов и тебе – двести долларов.
– Вы нам предлагаете взятку? Мы требуем предъявить ваши права!
Он полез в карман и принялся раздавать:
– Хорошо! Вот тебе – права, тебе – права и тебе – права!..
Дальнейший разговор проходил вдали от меня и я его не слышал.
Моё внимание привлекла стоящая в стороне «Ока», а рядом с ней гаишника, который наблюдал, как толпа мужиков пыталась влезть в маленький салон автомобиля. Я подошёл, поинтересовался, что они делают? Гаишник объяснил, что вчера вечером он остановил эту автомашину, битком набитую донельзя пьяными людьми: они ехали со свадьбы. Отпустил, попросив всех приехать на следующий день.
– В «Оке» ехали одиннадцать человек, – сказал гаишник, – как они там все поместились – ума не приложу! Я попросил показать. Вот и они и пытаются это сделать. Уже час бьются, а ничего не получается.
Неудачной оказалась и последняя попытка. Мужики принялись обсуждать, кто и где тогда был? Один в сердцах воскликнул, показывая на усатого крепыша:
– Слушай, Петька, по-моему, тебя вчера с нами не было!
Тот парировал:
– А кто вам на гармошке играл? Забыл, что ли!..
Краем глаза я заметил, что амбал возвращается к своему «Феррари» с заметно облегчёнными карманами. Поспешил к нему.
Поехали дальше, он поглядел на часы и сказал:
– Времени в обрез.
– По делу едете или как?
– Через час у меня экзамен по вождению, права хочу получить. Настоящие! У меня всё настоящее, будут таковыми и права! А те квитки, что у меня сейчас, я одновременно с тачками покупаю, дают в придачу. Сервис!
Понесся он, словно метеор, лавируя среди машин, злясь:
– И что это столько идиотов едут по встречной полосе?!
Я подсказал ему, что это он едёт по встречной полосе, а не они. Он был столь ошеломлён от такого открытия, что сбавил скорость. И вовремя: впереди был затор – асфальтовый каток дорогу укатывал. Объезжая его, Амбал врезался передком своего шикарного «феррари» в его зад, смяв свой передок…
Облегчив себе душу матом многоэтажной конструкции, он достал мобильник, набрал нужный номер и кому-то позвонил…
Уже через несколько минут принёсся гаишник. Подошёл к водителю катка и задушевно так спросил:
– Ну, говори, как скорость превышал, как «феррари» подрезал?..
Внимание амбала было отвлечено, я прошёл дальше по дороге. Проголосовал и уселся в «Оку», на которой ехал пенсионер Кузнецов. И когда он попросил рассказать о случившемся, то я принялся хохотать, как никогда в жизни. До этого момента вся моя поездка с амбалом мне смешной не казалась. А когда я ушёл от него подобру-поздорову, она мне показалось совершенно иной.
Насмеявшись вдоволь, я рассказал все события пенсионеру: он остановился у обочину и залился гомерическим смехом, хватаясь за живот…
Неожиданно он стал предельно серьёзным, странным образом уставился на меня. Я – на него. Пенсионер изменившимся голосом произнёс:
– Вы ходите пешком, я – на стареньком драндулете; я едва дотягиваю от одной пенсии до другой, и у вас с финансами не густо. Одеты мы с вами вовсе не как парижане, если не иметь ввиду тамошних бездомных. Так кто же над кем должен смеяться?..
Кто прав?..
Я пишу драмы и сочиняю юморески. Свои творения я показал известному самарскому драматургу. Читая юморески, он хохотал так, что поминутно ронял очки.
– Брызжущий остроумием юмор, каскад иронии, вихрь тонких каламбуров, водоворот шуток! – восхитился он. – Никогда ещё я так не смеялся. Позвольте пожать вам руку. Молодец!
После он взял мои пьесы, помрачнел и заявил:
– Ну, а это ниже всякой критики, выбросите в корзину. Быть драматургом вам не дано, вы – прирождённый юморист.
Окрылённый я понёс рукописи прославленному юмористу. Он деловито просмотрел рассказики, зевнул и сказал:
– Макулатура! Темы стары, как мир. Оригинальных мыслей меньше, чем витаминов в булыжнике. У шуток лишь одно достоинство – они легко транспортабельны, ибо плоские, словно побывали под сверхмощным прессом; остроты феноменально тупы, а каламбуры напоминают прокисшую капусту.
Тут он заметил драмы, которые я не успел выбросить, начал читать одну из них и увлёкся. Лицо его посерело, губы жалостливо скривились, а в уголках глаз начали копиться большие слёзы и по щеках скатываться на бумагу. Юморист вскочил и заключил меня в объятия, говоря задыхающимся голосом:
– Вы – новый Гоголь, Островский! Да куда там – Шекспир! Какое кипение страстей в вашей драме, накал эмоций! Клубок запутанных интриг! Звенящие, точно шпаги, диалоги и венчающий всё неожиданный финал. Мой друг, я потрясён. Пишите, пишите пьесы, в вас прописан великий драматург!
Совершенно растерянный, гадая: кто же из них прав и в чём, я отослал рассказы в юмористический журнал, а пьесы в репертуарный сборник.
Скоро пришёл ответ из журнала: «Ваши юморески нас не заинтересовали, но у вас удивительно красивый почерк и, если Вы согласитесь, то мы могли бы предоставить Вам место сотрудника в отделе писем. Как Вы отнесётесь к нашему предложению?..»
Затем я получил письмо из сборника: «После обсуждения редколлегией Ваши драмы отклонены как слишком несовершенные по замыслу, так и по исполнению. Всего Вам хорошего!.. Да, кстати, где Вы нашли столь хорошую бумагу, на которой напечатали свои произведения?..»
Усадка
Я получил квартиру в новом доме. Даже невропатолог не мог без дрожи в коленках смотреть на это хлипкое, перекошенное здание, которое заслуживало звания музея всяческих недоделок и недостроек. В своём роде оно являлось шедевром в области брака.
Жильцы всего дома собрались и написали коллективную жалобу. Случайно мимо проходил художник-баталист Маляревич и, вдохновившись небывалым зрелищем, сотворил эпическую картину под названием «Разгневанные жильцы пишут письмо Султану Мамаеву-Батыеву, начальнику СМУ «Арапмонтажстрой» города Крутоярска».
Явился прораб Краснобаев. Мы готовились устроить ему головомойку, но он взошёл на возвышение, приосанился и произнёс речь о том, как его подводили смежники, как он мучился с поставщиками из суверенных и самостихийных республик, безответственными субподрядчиками и прочими, прочими, прочими. Красочно описал каскад просчётов архитекторов (тут зарыдали слабонервные), а затем вознёс хвалу самоотверженному труду подначальных ему бригад, поведал их поистине феерические успехи на трудовом фронте. Рассказал об успешном сборе металлолома и макулатуры, активном участии в художественной самодеятельности, наградах на конкурсе балалаечников. Мимоходом обронил, что неуклонно растёт благосостояние работников стройуправления. Завершая пламенные речи, особо подчеркнул тот факт, что объект сдали досрочно, хотя пять или семь раз переносили дату ввода.
Мы были растроганы и устроили прорабу овацию. Неутомимо, до хрипоты в горле кричали «браво!», «бис!», «молодец!» Когда же наши восторженные крики стихли, то Краснобаева и след простыл. Больше мы его никогда не видели.
Стали жить-поживать в новом доме.
Постепенно познакомился с соседями по подъезду. В том числе – с Михеичем. Предобрейший человек! Сейчас он, как сам шутит, на застуженном отдыхе. Смеётся: мол, года берут не только своё, но и чужое, сиречь – его. Вот такой шутник и оптимист! Михеич пожаловался, что с трудом поднимается на четвёртый этаж, попросил обменяться квартирами. Я был не против, но когда узнал, сколько времени нужно угробить на хождение по различным инстанциям для оформления документов, то смалодушничал, отказался.
Неожиданно мы заметили, что дом оседает. Неравномерно оседает – наша сторона быстрее уходит в землю и посередине здание дало трещину.
Мы – к строителям. Те нас успокоили:
– Это естественный процесс: грунт даёт усадку. Через годик-другой он уплотнится и тогда всё войдёт в норму. Потерпите.
Делать нечего, против природы не попрешь, жалоб на неё не напишешь. Ждём, терпим.
А половина здания между тем неутомимо вдавливается в землю. Окна первого этажа уже вровень с тротуаром, можно пользоваться вместо дверей.
Как-то проснулся – темно, как у негра в желудке. Я туда-сюда, выяснилось, что за ночь дом просел на целый этаж. Выходили на улицу через окошко с лестничной клетки второго этажа.
Четвёртый этаж нашей половины дома стал примыкать к третьему этажу соседей. Квартиры Саврасова и Пегасовой оказались смежными. Женщина, понятно, в крик. Побежала в домоуправление. Там пообещали прислать мастера, дабы соорудил перегородку между квартирами… Этот умелец добрёл до нас только через месяц, а к тому времени Саврасов с Пегасовой подружились, нашли полное взаимопонимание и подали заявление в загс, так что надобность в мастере отпала.
Наша половина здания погружалась прямо-таки на глазах. Скоро квартира Саврасова оказалась на одном уровне с квартирой второго этажа, где жили супруги Иноходцевы. Муж взревновал, вроде шекспировского мавра, ходит лютый, похожий на бычину. Саврасов боится дома показаться, у родственников ночует. А тут ещё его невеста в истерику впала: мол, забираю заявление из загса обратно!
Саврасов затосковал, даже седеть начал. Но вот мы просели ещё на этаж и он стал соседом Сбруева, потомственного холостяка. Повеселел. Пегасова тоже отошла. Иноходцев смягчился.
Мы пишем, ходим по инстанциям. Являются комиссии, сочувствуют нам, но ничего сделать не могут – усадка, закон природы. Один лишь Михеич доволен: ведь теперь он, считай, живёт на первом этаже. Крыша-то сравнялась с тротуаром и мы входим в дом через чердак. А я как бы на четвёртом этаже живу, только к нам не подниматься, а спускаться надо. Сильно пожалел, что не обменялся квартирами с Михеичем.
Пока терпим. А дом уходит вниз с нарастающей скоростью и если не остановится, то скоро можем оказаться у наших антиподов на другой стороне земного шара. По нашим расчётам – где-то в Мексике. Крепимся, хлопочем о заграничных паспортах, надеясь повидать героев их «мыльных опер», а особенно Марианну, что так красиво страдала в киносериале «Богатые тоже плачут». Расскажем ей о наших страданиях. Несомненно, почувствует, поплачет вместе с нами, вовсе не богатыми. А внутри муторно: как мы с ней поговорим, если никто из наших даже «моя твоя не понимай» по-ихнему сказать не может…
