Александр Зиборов
Боги космоса
Тут Бурлаков несмело возразил:
– А может, мы все переиграем?
– Это как ещё? – воззрился на него олигарх.
– Я исправлю Суперэго, перенастрою его на тебя… на вас, Борис Георгиевич. Будете оздоравливаться, омолаживаться. Сможете подковы руками гнуть, рубли ломать пальцами, жонглировать тяжелейшими гирями. Ну, и всё прочее.
– Ха-ха, а потом? Что потом? Ты же знаешь, что я тебя не пощажу?!
– Да, это не в твоём… не в вашем характере. Но хоть подольше проживу, пусть и помучаюсь. Жить охота! Дайте возможность, я всё исправлю.
– Сделаешь ли ты это? – задумался Бабрамянц.
– Сделаю, непременно сделаю!
– Сделать-то ты сделаешь, тебе это по силам, знаю, но не устроишь ли ты мне какую иную каверзу? Ты на подобные штучки-мрючки мастак. От тебя всего следует ожидать. Как до сих пор годы мозги морочил…
– Но вы же раскусили меня, обо всём догадались.
– Догадался, но обо всём ли и не слишком ли поздно?
– Ничего не поздно, кроме смерти. Я исправлю Суперэго, слово даю. Вы же можете контролировать каждый мой шаг, каждое движение. Поставьте надёжную охрану. Не верите мне, не позволяйте и пальцем шевельнуть, пусть ваши люди всё делают по моим рекомендациям. Во главе лаборатории вы поставили Муренского, он ваш человек, и головастый. Очень многое знает, пусть и делает всё за меня. Если что не то я укажу, то он сообразит. Простимулируйте его материально, он будет бдеть во все глаза.
– Про Муренского ты верно сказал. И умный, и верный… Пока ему платят. И про Суперэго знает лишь немного меньше тебя. Что ж, ты мне подсказал неплохой вариант. Попробуем его воплотить в жизнь. – Бабрамянц повернулся к телохранителям. – Ведите его вниз. Если он исправит всё, сделает, как это было прежде, то пока поживёт. Слово сдержит, умрёт не так мучительно, как того заслуживает. Понял, Бурлаков? Всё ясно и точно понял?
Несчастный учёный усиленно закивал, в его глазах появилась надежда. Её искорка не понравилась Бабрамянцу, но он сдержался, сказав себе мысленно: «Пусть всё переделает, а уж там от престрашной смерти не уйдёт, это я ему гарантирую».
Скрытый ход в секретную лабораторию под землёй был замаскирован шкафом, который легко отодвигался при посыле радиосигнала из электронного ключа, имевшего вид кольца и надетого на палец Бабрамянца.
Спускались долго по круговой лестнице, ибо маленькая кабина лифта вмешала максимум двух человек. Приходилось идти ногами.
Постепенно воздух становился холоднее и словно бы тяжелее, стала ощущаться земная толща над головой.
Лестница привела к двери с кодовым замком. Бабрамянц набрал нужные цифры, а затем поднёс палец с кольцом, которое являлось в том числе и электронным ключом. Дверь поддалась нажиму, и они через неё прошли в подземный зал, стены и свод которого образовали известняки. Пол был бетонным, справа находился Суперэго, скрытый серыми панелями с некоторыми приборами, а посередине находился стол с пультом, перед ним находилось кресло. По сторонам находились стулья.
Слышалось едва слышимое гудение, похожее на шелест страниц книги.
Внизу Бурлаков явно приободрился, выглядел он совершенно иначе. Расправил плечи, поднял голову.
«Наверное, понял, что деться ему некуда и смирился со своей участью», – подумал Бабрамянц, а вслух сказал:
– Нужно вызвать сюда Муренского, пусть подскажет, в каком виде тебя тут держать. Свободы ты не получишь, нужны дополнительные цепи. На всякий случай. Чтобы мог жить и работать. Ну, советовать Муренскому, что делать, а уж тот…
– Не нужно никого звать, – сказал Бурлаков, – нет такой надобности. Муренский тут теперь совершенно излишен.
– Это как прикажешь тебя понимать? Ты отказываешься работать? Нарушаешь своё слово?!
– А когда тебя сдерживало данное тобой слово? – учёный теперь снова «тыкал» своему боссу. – Ты мог давать обещания и даже клятвы охапками, и тут же нарушать их. Значит, и в отношении тебя можно действовать аналогично это будет справедливо.
Бабрамянца оглушили не столько слова, сколько тон, которым они были сказаны и обращение на «ты». Он начал догадываться о причине всего этого.
– Правильно мыслишь, – улыбнулся Бурлаков. – Мне нужно было оказаться здесь. У себя. А в своей норе мышь одолеет и льва. А уж драную кошку – тем более.
– Твоя «нора»? Когда она стала твоей?!
– С того дня, когда я понял, кто меня лишил семьи. А я лишил тебя Суперэга.
– И ты уверен, что здесь ты в большей безопасности, чем там, наверху?
– Практически безопасен. Ты забыл, что я тебе говорил об обратной связи с Суперэгом. Мы с ним – практически одно целое. Я влияю на него, а он на меня.
– Потому ты и стал молодеть?
– Да. И при том, гораздо в большей степени, чем ты сие представляешь. Мне даже пришлось просить, чтобы внешне это проявлялось не столь очевидно. Он же превращал меня в этакого суперчеловека. В некотором отношении, в супермена. Ты кое-что уловил, заметил. Трудно полой закрыть солнце. Мне не удалось. Но лишь до поры до времени, и частично.
– Здесь ли, наверху ли – ты в наручниках и с удавкой на шее. И не освободишься! Держите его крепче, ребята!
– Пусть держат, ежели тебя это хоть несколько утешает, мне уже всё равно. Мне ничего не мешает думать.
– И что ты сейчас думаешь?
– Думаю, что мне с вами делать, – без и иронии ответил Бурлаков. – Да и что делать с собой, это я тоже не решил. Суперэго настаивает на полном завершении метаморфозы…
– Душите его, пусть сдохнет немедленно! – прокричал, отдавая команду, Бабрамянц. – Было огромной ошибкой его сюда приводить!
Бурлаков поднял руки и коснулся ладонями низкого каменного свода. Сверху к полу заструились потоки холодного огня, от которого тут же стальные наручники пролились вниз жидкими каплями расплавленного металла, а удавка словно бы испарилась.
Телохранители и олигарх с криками отшатнулись.
Глядеть на Бурлакова было страшно: он стоял с воздетыми руками за завесой непрерывных сизых молний.
– Стреляйте в него! – закричал олигарх.
Телохранители принялись доставать пистолеты.
– Стреляйте, стреляйте быстрее! – поторопил их Бабрамянц.
Лишь усач выполнил его приказание, выпустил всю обойму, но пули отскакивали в разные стороны, не доходя до Бурлакова. Одна срикошетила и угодила в живот самого стрелка. Тот со стоном опустился на каменный пол.
Глядя в глаза своему бывшему начальнику, Бурлаков произнёс:
– Вон отсюда, мрази! Не то хуже будет! Тут я властелин! И могу сделать с вами всё, что угодно.
Эти слова заставили всех ошалело броситься к лестнице, даже раненый нашёл в себе силы убраться из подземелья…
Оказавшись в своём кабинете, Бабрамянц велел телохранителям держать язык за зубами и удалиться.
Оставшись один, он достал из сейфа маленький пульт с рядами кнопок. Среди всех выделялась одна, самая большая и тревожного красного цвета. Её нажатие должно было подорвать многочисленные заряды тротила, заложенные в подземной лаборатории. Они готовились на непредвиденный случай, чтобы взорвать подземелье и замести все следы. Известный принцип: концы – в воду.
Решившись не сразу, вдавил кнопку. Ничего не последовало, хотя земля должна была вздрогнуть от взрыва, как при землетрясении. Но этого не случилось. Нажимал снова и снова – ничего.
В последующие дни и недели о Бурлакове он не было никаких сведений. За его квартирой следили, но он там не появлялся. Словно сгинул неизвестно куда.
Бабрамянц начал склоняться к мысли, что изобретатель во избежание худшего куда-то уехал. Известно же, что с богатым не следует судиться, а с сильным – бороться.
Ну, перепрограммировал он Суперэго на себя, поддерживает с ним прямую связь, потому и сумел его обвести вокруг пальцем внизу. Там он оказался как рыба в воде. Несомненно, готовился к чему-то подобному. А что дальше? Сидеть так и не высовываться? До конца жизни? Вряд ли. Разумнее уехать подальше.
Наверное, он так и сделал. Но что стало с Суперэго? Он может его уничтожить, но поднимется ли рука на своё детище?.. Очень возможно, что и нет. Следует это выяснить.
Как оказалось, тайный ход вниз из кабинета босса оказался уничтоженным. А вот другой, которым пользовались сотрудники лаборатории, сохранился.
Бабрамянц собрал всю оставшуюся четвёрку самых доверенных подручных, экипировал их соответственно. Пришлось потратиться, но теперь они имели кроме обычного оружия армейские бластеры – боевые лазеры. Их лучи резали буквально всё: крепчайшая сталь крошилась словно картон.
Они впятером спустились в подземелье.
Тут им предстало диковинное зрелище: перед корпусом Суперэго с воздетыми руками стоял Бурлаков. Было впечатление, будто он поддерживает каменный свод. Лицо его было бесстрастным, он совершенно не двигался, походя на статую.
С опаской они подошли к нему, потрогали. Он напоминал собой искусно сделанную статую. Только тёплую.
Попытались пошатнуть его, не удалось сделать это даже всем пятерым совместно.
Суперэго по-прежнему работало, мягкие шуршащие звуки можно было различить. Повлиять на него со стороны не удалось.
Позже Бабрамянц приглашал специалистов, беря с них обязательство всё держать в тайне.
Они исследовали Бурлакова, дивились, но дать объяснение не могли. Пытались взять кровь, но шприцы гнулись и ломались о его кожу. Практически единственное, что они выяснили, так это то, что температура тела изобретателя была вполне нормальной для здорового человека.
Пульс не прослеживался, как и дыхание.
Доктор медицины вспомнил схожее явление – стояние Зои с иконой святителя Николая, которое произошло в середине двадцатого века в Самаре (тогда она звалась Куйбышевым). Более ничего такого нигде и никогда не было.
– Это второе стояние, – изумлённо сказал он. – Просто чудо! Прости меня господи. – И перекрестился.
В тот же день Бабрамянц поискал материалы о сказанном ему стоянии. Нашёл в «Русопедии» и «Рутубе». Прочитал и узнал следующую историю…
Это чудо в Самаре произошло в маленьком частном домике № 84 на улице Валерия Чкалова.
…На празднование нового, 1956, года в квартире № 5 упомянутого дома продавщица пива Клавдия Болонкина устроила вечеринку. Среди гостей находилась семнадцатилетняя Зоя Карнаухова, работница местного завода имени Масленникова. Когда начались танцы, то подвыпившая девушка, кавалер которой Николай на гулянку не явился, взяла икону Николая Чудотворца и закружилась с ней в танце со смехом: «Раз мой Коля не пришёл, то спляшу со святым Николаем!» На слова подруг прекратить богохульство, Зоя отвечала: «Если Бог есть, то пусть он меня накажет!»
Едва она с иконой проделала круг, как комната озарилась ярчайшим светом и грянул гром. Танцующих оглушило и разметало по углам. А девушка с иконой в тот же момент застыла на середине комнаты, глаза её остекленели. Молодёжь в ужасе бросилась вон из страшной квартиры…
Когда всё успокоилось, и они осмелились вернуться обратно, то их взорам предстало невероятное зрелище: посреди комнаты всё с той же иконой в руках стояла окаменевшей статуей богохульница. На первый взгляд вроде бы живая, но совершенно неподвижная, словно мраморное изваяние искусного мастера, а ноги девушки будто бы приросли к полу. Бледное лицо выглядело жутким…
Вызвали бригаду «скорой помощи». Однако врачи оказалась бессильными: сколько они ни пытались сделать укол, но иглы шприца так и не смогли проткнуть кожу Зои – только гнулись или ломались. Медики видели, что девушка живая: она дышала, прощупывался пульс. Под «окаменевшей» кожей, как мрамор, холодного тела билось сердце.
Людская молва стремительно облетела весь город. Тысячи самарцев побросали свои дела и устремились на улицу Чкалова, чтобы самим воочию увидеть это страшное и небывалое зрелище. Милиция никого не пускала в дом, конное оцепление не позволяло даже приблизиться.
По свидетельству одного из очевидцев, молодой милиционер 28 лет побывал в доме, где стояла окаменевшая девушка, а вышел обратно с совершенно седой головой. Потом он в ответ на расспросы ничего не отвечал, а лишь снимал шапку и показывал волосы: мол, смотрите – и сами всё поймёте…
Говорят, что в апреле перед праздником Благовещения Пресвятой Девы Марии (в тот год оно пришлось на субботу третьей недели Великого поста) к дому, где находилась Зоя, как всегда, закрытый для посетителей, пришёл благообразный старец. Странным образом охрана не увидела его или почему-то беспрекословно пропустила внутрь. Постовые слышали, как он ласково спросил девушку: «Ну что, устала стоять?» Сколько он там пробыл и что говорил – неизвестно, когда же потом вспомнили о нём, спохватились, то оказалось, что в комнате никого нет, кроме мрачной обездвиженной фигуры Зои.
Позже на вопрос, где старец и куда он делся, Зоя отвечала: «В передний угол ушёл» и указывала на икону Святителя Николая…
По самой распространённой версии, окаменевшая богохульница простояла 4 месяца (128 дней), до самой Пасхи, которая в том году пришлась на 6 мая по новому стилю. И в ночь светлого Христова Воскресения Зоя вдруг ожила, стала громко и страшно кричать: «Молитесь, люди, во грехах погибаем! Страшно, земля горит! Молитесь, молитесь, кресты надевайте, в крестах ходите, гибнет земля, качается, как колыбель…» Девушку уложили в постель, но она продолжала взывать и просить всех молиться о мире. На вопрос, как же она питалась всё это время, ответила, что её кормили голуби.
Это чудо поразило людей. В считанные дни молва о нём облетела по всей стране и за её пределы. Небо оказалось гораздо ближе, чем иные думали в то богоборческое время. Многие люди, насильно загнанные тогдашним режимом в атеизм, опомнились, поспешили в церковь: некрещёные крестились, не носившие нательных крестов – стали их покупать, крестиков даже недоставало всем желающим.
Русская Православная Церковь признала чудо. Был поставлен памятник в честь этого события: бронзовая фигура Святителя Николая Чудотворца в человеческий рост под золоченым куполом. На прикреплённой табличке сказано, что установлен он в память того чуда, которое произошло в январе 1956 года. Некоторые считают, что допущена ошибка: сам Святой явился в апреле, в день Благовещенья, а не в январе. Но ведь им явлена Высшая Сила именно в январе, когда грешница танцевала с его иконой. Изготовлен памятник на частные пожертвования. Торжественно открыли его 22 мая 2012 года.
К сожалению, неизвестна судьба той иконы, с которой танцевала богохульница. Где, у кого она ныне – как говорится, тайна сия велика есть…
А в понедельник 12 мая 2014 года домик внезапно загорелся. Пламя было видно за несколько кварталов, дым столбом поднимался к небу.
Слово «поджог» повисло сразу же с дымовой гарью, но в СМИ его озвучивали крайне неохотно. Даже местные журналисты упоминали о пожаре в разряде мелких происшествий, словно сгорела какая-то заурядная халупа, а не широко известный дом в Самаре и области, да и на всём пространстве бывшего Союза и за рубежом.
Пожар унёс все тайны.
Бабрамянц остался в недоумении: верить ли этому или нет?
Но долго над этим вопросом не гадал, ибо имелось налицо совсем другое стояние – обманувшего его Бурлакова.
Тогда Бабрамянц организовал круглосуточное наблюдение за ним. В том числе и с помощью телекамер. На Бурлакова ещё были нацелены дула лазеров и огнемётов.
Несколько недель ничего не происходило, а потом с потолка началось выделение светлой сине-красной жидкости. Она стекала по рукам на голову и плечи, а затем по туловищу и ногам до самого пола.
Несмотря на непрерывное её выделение, внизу лужица не образовалась. Похоже, вся жидкость впитывалась телом человека или того, что казалось человеком. Другого объяснения найти было невозможно.
Позже обнаружилось странное: несмотря на тончайший слой сине-красной жидкости на всём теле, из него выделялась тончайшая пыль. На полу образовалась горка. По анализам она совпадала с составов человеческого тела. Понятно, без воды, которой обычно у человека бывает от 80 до 60% от общего веса тела.
В тот день Бабрамянц, сам не зная почему, вывел на большой монитор, занимавший чуть ли не всю стену, изображение стоящего в позе Атланта Бурлакова. С досадой вспомнил, сколь много потратил средств и времени на этот проект. Собирался создать своё второе «я», которое сохранило бы его память и было бы способно потом самостоятельно развиваться…
Что-то остановило течение его мысли.
«Развиваться? Этот окаменевший придурок говорил о развитии Суперэга, о самосовершенствовании. Даже о беспредельном совершенствовании! Уж не принялось ли его самого «совершенствовать» Суперэго? Возможно, что и так. Только произошёл сбой, отсюда и результат…»
Вдруг в это самое время Бурлаков зашевелился, медленно опустил руки. Повернулся прямо в объектив именно той камеры, которая позволяла Бабрамянцу его наблюдать. Хотя имелось ещё две точно таких же! На его лице появилась насмешливое выражение.
«Он знает, что я смотрю на него! – понял Бабрамянц. – Но откуда? Как?!»
– Да, я это знаю, – подтвердил Бурлаков.
Едва он сделал шаг, как в тот же миг на него обрушилось пламя огнемётов, но он спокойно стоял и словно бы наслаждался купанием в огненной стихии.
Его принялись резать лучи мощных боевых лазеров, но Бурлаков только поморщился, словно от укусов надоедливых комаров.
Он поднял руки, в ладонях зародились комья огня. Они приняли шаровидную форму, и Бурлаков метнул их в огнемёты и лазеры, которые превратились в кучки расплавленного металла.
Глядя в телекамеру, он произнёс спокойно и чётко:
– Иду на вы! Карать тебя и всех таких, как ты!
Вокруг тела Бурлакова заструились огненные змеи, покрыв его, словно скафандром. Он поднялся над полом и устремился прямо в потолок, каменная толща испарялась, открывая ему дорогу.
Бабрамянц рванул ворот рубашки, пуговицы брызнули по сторонам. Возмездие шло к нему. И оно было неотвратимо…
Озверение
Копыта на своих ногах Иван Архарцев обнаружил вечером, когда зверски усталый вернулся с работы. Обычно его ноги страшно ныли, оттоптанные в страшной давке в автобусах и троллейбусах, сегодня же ничего, словно бы он, как скоробогач, ехал в персональной импортной тачке, а не в нашем самом общественном транспорте в мире. Удивился до такой степени, что даже снял носки, поглядеть на ноги, и вдруг вместо них узрел огромные костяные копыта…
Обалдело ахнул, оторопел. Жена из кухни прибежала на крик, бросив недожаренные макароны. Долго не могла поверить своим глазам, качала головой. Потом почему-то шепотом спросила:
– Ваня, ходить можешь?
Архарцев натужно поднялся, процокал по комнате вдоль и поперек. У жены от сердца отлегло:
– Да ты ходишь лучше прежнего, скачешь молодым козликом. Ничего страшного, жить можно, ещё и не такое бывает.
Пришлось Архарцеву смириться с копытами.
Конечно, было немного стыдно, никому о них не говорил, а в остальном всё оставалось по-прежнему. Впрочем, появилось даже немалое преимущество перед обычными людьми: теперь он смело лез в любой автобус, не опасаясь толчеи и отдавленных ног. Его копытам было хоть бы хны, а вот окружающим приходилось несладко – вокруг белугами ревели от боли, когда Архарцев прорывался в салон, как могучий ледокол через льды. Но это были чужие ноги, чужие проблемы, а у него хватало и своих.
Доселе тринадцать лет Архарцев жил в коммуналке, на работе много лет обещали дать квартиру, но всё тянули. Приходилось всячески угождать начальству. Архарцев трепетал, попадая под тяжелый взгляд директора. Ретиво хватался за порученное дело, изображал пламенное горение на работе. Ради квартиры и не на такое пойдешь! А вот недавно вдобавок ко всему прочему заговорили о сокращении штатов. Чуть что – окажешься на улице. Архарцев терзался, как расположить к себе начальника? Подсунуть взятку, так у него и рубля лишнего нет: едва дотягивает до зарплаты, а в магазинах такие цены, что и мультимиллионеры нервно вздрагивают…
А тут еще директор Ханмамаев вызвал Архарцева на ковер и принялся распекать за опоздание на работу, попутно потребовал проявлять больше инициативы в работе. Архарцев пылко заверил, что с сегодняшнего дня кардинально перестроит свою работу и станет предельно инициативным.
В пылу преданности Архарцев рьяно бил себя кулаком в грудь. В какой-то миг его даже потянуло опуститься на четвереньки и завилять несуществующим хвостом в знак самой глубокой преданности и послушания обожаемому директору. Тут он с ужасом ощутил шевеление чего-то под пиджаком на том самом месте, где хребет плавно переходил в седалище. Неестественно выпрямился. Ханмамаев подозрительно оглядел его и царственным мановением длани отпустил.
Архарцев уходил из кабинета, почти пятясь. Тем же приемом миновал секретаршу Подсадову. Она недоуменно поглядела, а когда он ушёл, с ухмылкой покрутила пальцем у виска.
Архарцев поспешил в мужской туалет. Закрылся в кабинке и обследовал себя… Подозрение подтвердилось: на копчике вырос короткий волосатый хвостик, которым он мог по желанию вилять из стороны в сторону.
Пытался было скрыть новое приобретение от жены, но она быстро обнаружила хвост и учинила супругу скандал. Впрочем, скоро сменила гнев на милость, быстро привыкла и даже полюбила играть с хвостом. А вот в семейных баталиях пользовалась им в иных целях – таскала за хвост мужа так, что едва не выдирала с корнем!
На этом метаморфозы Архарцева не прекратились: он начал обрастать плотной шерстью, вроде козлиной. Лицо ему ещё как-то удавалось выбривать, а вот на остальное ни сил, ни времени, ни лезвий не хватало. Приходилось носить свитер, чтобы прикрывать волосатую шею. Зато отныне он совсем не испытывал холода, от которого страдали жильцы дома, ибо отопление работало скверно, иные даже надевали в квартирах пальто.
Однажды Архарцев задержался у знакомой допоздна, играя с ней в подкидного дурака, а тут неожиданно явился её муж из командировки. Женщина мигом сообразила, как выпутаться из опасной ситуации:
– Ах, дорогой, это ты! Весьма кстати, а я только что закончила уборку и собралась вынести мусор. Будь добр, сделай это за меня – мне одеваться неохота.
Ничего не подозревающий супруг понёс ведро… Этого времени любовнику хватило одеться и покинуть квартиру. Он даже на лестнице нахально поздоровался с обманутым мужиком, который возвращался с пустым ведром.
Посмеиваясь и напевая про себя, пришёл домой. Долго звонил, пока дверь открыла жена. Не ждала, ведь он сказал, что останется у друга, который ремонтирует квартиру, поможет ему.
– Ах, это ты! Вовремя явился, я как раз готовилась вынести мусор, а теперь могу поручить это дело тебе. Вынеси, пожалуйста!
– Поздно уже с мусором шастать! – огрызнулся Архарцев. – Ну да ладно: давай – вынесу!
Когда супруга протянула ведро, её халатик предательски распахнулся, приоткрыв абсолютно голое тело. Архарцев остолбенел, прозрев истину. Заревел, как оскоплённый баран, и бросился в комнату. Выволок из-под кровати незнакомого мужика с южными усищами и принялся молотить кулаками. От душившей его злобы даже начал бодать головой, почувствовав на ней весьма кстати появившиеся костяные украшения. Перед рогами соперник не устоял и голышом рванул вон из квартиры…
А потом были крики, слезы, взаимные упреки. Они длились чуть ли не до самого утра. Неделю Архарцев не разговаривал с женой, а затем понемногу отмяк, простил.
Однажды в метро Архарцев попал в чудовищную пробку. Тут же лихо ринулся через скопление людей, надеясь на свою экипировку – копыта, рога и волосяной покров, ставший к этому времени мягкой броней. Лягнул кого-то копытом, но в ответ получил такой удар, что онемела нога. Взъярился, пустил в ход рога, но они были отведены в сторону точно такими же рогами. Почти сразу же его отбросили назад со страшной силой, он упал прямо на копчик, пребольно отдавив свой хвост. В глазах потемнело и засверкали искры.
– Вы что, озверели? – выкрикнул Архарцев и умолк, удивлённо разглядев в гуще ног множество копыт. Поднял глаза и увидел, что большинство людей одеты в свитеры с высокими горлами, наглухо застегнутые рубашки и водолазки, как и он сам. Вдобавок многие маскировали рожки головными уборами. Недоуменно протянул:
– Вон оно что, а я-то думал…
– Думать надо меньше! – ответил ему хор хриплых голосов. Один из мужчин оскалился, обнажив почти волчьи клыки, а рот его походил на жуткую пасть. – Ты что, козёл, лучше других?
Архарцев хотел было парировать: "От козла слышу!", но клыки его устрашили. Сам он таковых пока не имел, но понял, что это лишь дело времени, ибо десны начали сильно зудеть. Примирительно махнул рукой:
– Нет, я не лучше вас, а такой же, как все.
Молча встал, отряхнулся и уныло побрёл домой, устало цокая копытами, скрипя им в унисон своими новыми клыками…
