Александр Владимирский
Мустафа Кемаль Ататюрк – основатель новой Турции
Усилив 5-ю армию свежими силами, Энвер-паша приказал ей во что бы то ни стало ликвидировать плацдармы, захваченные австралийцами и новозеландцами. Эсат-паша предполагал 19 мая предпринять массированную атаку силами четырех дивизий. Однако она не стала внезапной для противника и полностью провалилась. Из всех турецких комдивов в этой обстановке только Кемаль действовал вполне профессионально. В результате его дивизия понесла наименьшие потери. В качестве признания его боевых заслуг 23 мая Лиман фон Сандерс наградил Кемаля Железным крестом 1-го класса. А 1 июня 1915 года Кемаля произвели в полковники (миралаи). Получив высокую награду, Кемаль несколько потеплел по отношению к немцам. «Император Вильгельм – наиболее выдающийся командующий нашего времени, – признался он одной своей знакомой. – Немцы наградили меня Железным крестом, что для меня большая честь».
В течение трех месяцев в боях у Арыбурну, как писал позднее Лиман фон Сандерс, Кемалю удалось «успешно противостоять всем яростным атакам, оказывая упорное и жесткое сопротивление. Я мог полностью доверять его энергии и решительности!» А Кемаль вел себя так энергично не только по отношению к британским войскам, как в этом смог убедиться лично генерал-майор Ганс Канненгиссер, немецкий офицер связи при 9-й турецкой дивизии: «Я взобрался затем по крутому склону на Кемальери, место, названное так в честь Кемаль-бея. Кемаль был очень удивлен, когда я представился ему как командующий 9-й дивизией и выразил желание взять под свое командование мои войска. “Это совершенно невозможно, – заявил Кемаль, – 9-я и 19-я дивизии совершенно перемешались. К тому же я подготовил атаку на завтра!” Я понял, что нет никакой надежды на какие-то перемены в настоящий момент, и мы договорились, что он приведет мои войска, когда появится оказия». Кемаль попросил фон Сандерса перевести его на другой фронт. Тот написал Энверу, оговорившись, что «не может настаивать на этой просьбе», и объяснил, что Кемаль уверен в том, что «Ваше превосходительство не доверяет ему». Энвер в свою очередь не без издевки писал Кемалю: «Я очень огорчен, узнав о Вашей болезни… Надеюсь, Вы будете продолжать так же успешно выполнять Вашу миссию… во главе дивизии, находящейся под Вашим командованием, как Вы это делали до сих пор». Кемаль ответил с притворной покорностью: «Я благодарю Вас за то, что Вы уделили мне благосклонное внимание по случаю моей болезни. Я уверен, что Вы удостоите меня чести, предоставив возможность еще лучше служить Вашему превосходительству, поставив меня во главе новых сил, которые Вы учредите». В действительности Кемаль был взбешен и признавался одному из друзей: «Я думаю удалиться в какой-нибудь угол».
Однако никто, к счастью для турок и немцев, так и не стал переводить Кемаля с Галлиполийского фронта, и он успел совершить еще один подвиг.
Кемаль писал в штаб армии: «Я полагал, что будут сделаны новые попытки продлить фронт Анзак к северу, чтобы занять господствующие позиции над грядой Сари Баир. Эти мысли я довел до своих командиров и штаба. Иногда в дни затишья устраивал с полковыми командирами короткие игры на картах, с учетом этих идей». Но командующий 5-й армией Иззет-паша не верил, что противник может произвести высадку в этом районе. Начальники Кемаля не разделяли его страхов и не смогли в достаточной мере усилить северный фланг и оборону бухты Сувла.
Дивизия Кемаля удерживала северный сектор турецких позиций, и он очень беспокоился за свой почти неприкрытый правый фланг, о чем он неоднократно предупреждал Иззета-пашу. Кемаль указывал, что в существующий разрыв союзники могут бросить значительные силы и легко захватить незащищенный с этой стороны Койя Чемен Тепе. Иззет-паша не послушал Кемаля и оставил здесь лишь наблюдательные посты. Очень скоро он поплатился за бепечность, и эта ошибка едва не стала роковой для турок.
В начале августа 1915 года британские войска планировали атаковать на севере залива Сувла. Они полагают, что участок между заливом и двумя деревнями Анафарты почти непроходимый, и поэтому у турок там должно быть всего несколько сторожевых пунктов. 7 августа, узнав о продвижении британской колонны, Кемаль немедленно выслал ей навстречу все имеющиеся силы, рискуя оголить главный фронт, где австралийцы перешли в наступление для отвлечения противника. Британский историк писал о Кемале: «Редко в истории действия простого командира дивизии в трех различных случаях оказывали такое огромное влияние не только на исход одного сражения, но также, возможно, на исход всей кампании и даже судьбу целой нации».
Англичане решили ударить в турецкий фланг с одновременной высадкой нового десанта. 6 августа АНЗАК, поддержанный британским X армейским корпусом, нанес удар именно там, где и указывал Кемаль. Высадившись в районе Анафарталар, они пытались захватить господствующую возвышенность в районе Чунук Баир. Но англичанам не удалось осуществить свой план, поскольку командование обоих корпусов оказалось не на высоте.
Правда, и с турецкой стороны не все шло гладко. Из-за неясности вопроса, кто кому должен подчиняться, произошла задержка с переброской подкреплений. И, как уже стало привычно, понадобился Кемаль как пожарный для безнадежных положений. К утру 9 августа турки располагали четырьмя пехотными дивизиями в районе высадки.
В ночь с 8 на 9 августа Лиман фон Сандерс назначил Кемаля командующим группы войск района Анафарталар из четырех, а позднее из шести пехотных дивизий, и уже 10 августа он отбросил врага. В группу Анафарталар входили XVI корпус (7 и 12-я пехотные дивизии), 9-я пехотная дивизия и группа Виллмера в составе двух ослабленных пехотных батальонов, полка жандармов и четырех артиллерийских батарей. Фактически Кемаль, оставаясь полковником, командовал войсками, которые по своему составу превышали корпус. Кемаль сразу же провел мощную контратаку, которую сам же и возглавил, и выбил врага с захваченных позиций. 10 августа в грудь ему ударила шрапнель, но Кемаля спасли часы, находившиеся в нагрудном кармане. Аллах или судьба хранили его. Нисколько не смущенный этим инцидентом, Кемаль хладнокровно продолжал командовать. Фронт стабилизировался, а поврежденные часы Кемаль позднее подарил Лиману фон Сандерсу на память.
Новое наступление пришлось отражать Кемалю. Он вспоминал: «Принять на себя ответственность за выполнение новой задачи, с войсками, которые я не знал и в полностью не ясной и незнакомой ситуации, было непростой задачей. Это была ответственность за битву, которая продолжалась три дня и которая привела к расстройству и поражению все участвовавшие в ней части и их командиров, битву, которая была борьбой не на жизнь, а на смерть за существование нации, которая была начата другими и сейчас завершалась кровавым поражением. Я, однако, принял эту ответственность с гордостью».
Кемаль был назначен командующим северным сектором обороны, включающим бухту Сувла. Он командовал группой войск в Анафарте, а потом XVI корпусом.
К 18.00 9 августа оборона турок была прорвана. Несмотря на предшествовавшую бомбардировку, наступление оказалось для турок неожиданным, и они ответили не сразу. Кемаль лично двинул вперед 1-й батальон 57-го полка. Командир батальона майор Зеки-бей вспоминал: «Из штаба полка, расположенного у подножия Мортирного хребта, все было хорошо видно, но облако пыли от снарядов висело в воздухе в районе Одинокой Сосны, и сквозь него я ничего не мог видеть. Но когда бомбардировка на время прекратилась, мы услышали огонь пехоты – словно раскаты грома, когда начинается дождь. И наблюдатели рядом с нами закричали: “Англичане ворвались в наши траншеи!” Наше наблюдение за этой бомбардировкой привело нас к заключению, что солдаты в траншеях не смогут отразить атаку, поскольку они понесли тяжелые потери. В этот момент Мустафа Кемаль-паша отдал приказ по телефону: “Батальону резерва немедленно выдвинуться к Одинокой Сосне!” Батальон был готов выступить. Я приказал как можно быстрее выдвинуться к Одинокой Сосне. На марше мы примкнули штыки. Как только мы вошли в долину, мы попали под огонь англичан, расположившихся в верхней части долины. Недалеко отсюда я встретил командира одного из батальонов, который удерживал центральный участок фронта у Одинокой Сосны. Я спросил: “Что случилось?” Но он пребывал в шоковом состоянии и повторял: “Мы проиграли, мы проиграли!” Я видел, что было бесполезно их о чем-либо спрашивать, и не стал терять время».
Зеки-бей повел своих людей в контратаку, причем предшествовавшая ей артподготовка внесла смятение в ряды австралийцев. Они были оттеснены на 1 км.
Австралийцы вновь атаковали 12 и 15 августа. А самая масштабная атака произошла 27 августа. Все атаки окончились безрезультатно, причем турки понесли сравнительно небольшие потери в 3860 убитых и раненых.
Турецкие войска смогли удержать все ключевые позиции на Галлиполийском полуострове. К концу августа они ввели в бой 20 дивизий. В сентябре Болгария присоединилась к Центральным державам, что сделало продолжение Дарданелльской операции бессмысленным. Уже 9 сентября батарея 240-мм австрийских гаубиц, германская батарея 150-мм гаубиц и мортирная батарея прибыли на западную конечную станцию Узункопру вместе с 500 германскими и австрийскими специалистами, включая трех офицеров Генерального штаба.
Англо-французские войска в Дарданеллах сталкивались со все возрастающим сопротивлением. Осознав, что решающего упеха достичь не удастся, союзное командование решило эвакуировать десант. Когда поздней осенью 1915 года сопротивление сербов было сломлено и германские и австрийские снаряды двинулись в Турцию потоком, союзники поняли, как опасно оставаться на побережье Галлиполи под высотами, занятыми турками. В период с 20 декабря 1915 года по 8 января 1916 года англо-французская армия покинула Дарданеллы, оставив туркам значительные трофеи в виде части своего обоза.
В ходе сражения за Дарданеллы турки потеряли 56,6 тыс. убитыми, 97 тыс. ранеными, 11,2 тыс. пропавшими без вести, а всего 164 828 человек. Кроме того, было эвакуировано 64,4 тыс. больных. По турецким данным, около 21 тыс. раненых и больных умерли в госпиталях. Тогда общие потери турок составляют 229 268 человек, а безвозвратные – 88,8 тыс. человек.
Британские потери убитыми и умершими от ран и болезней составили 34 072 человека, французские – более 10 000, австралийские – 8709, новозеландские – 2721, индийские – 1358 и ньюфаундлендские – 49 человек, а всего 56 707 человек. Потери ранеными составили соответственно у Англии – 78 520 человек, у Франции – 17 371, у Австралии – 19 441, у Новой Зеландии – 4752, у Индии – 3421, у Ньюфаундленда – 93 человека, а всего – 123 598. Кроме того, англичане потеряли 7654 пропавшими без вести. Общие боевые потери союзников составили 187 959 человек, включая 64 361 – безвозвратные. Потери Англии и стран Британской империи эвакуированными больными составили около 90 тыс. человек, а французской армии – около 20 тыс. человек. Вместе с эвакуированными больными общие потери союзников достигают около 298 тыс. человек.
Общие потери союзников в 1,3 раза превышали потери турок – за счет большого числа больных. А вот по безвозвратным потерям соотношение было в пользу союзников – 1,38: 1. Но стратегически сражение за Дарданеллы стало важной победой Турции и ее союзников. Благодаря этой победе война продержалась еще три года, а Россия осталась в блокаде со стороны Средиземноморья, что способствовало революции 1917 года.
Кемаль покинул Галлиполи несколько раньше, чем войска Антанты. В ноябре 1915 года он тоже был эвакуирован, но по медицинским показателям – из-за наступившего физического и нервного истощения. В Дарданеллах он заслужил репутпацию храброго, решительного и умелого полководца. Имя Кемаля стало известно всей Турции.
Кемаль так вспоминал о сражении в Дарданеллах: «Англичане хвастаются, что их солдаты и офицеры, высадившиеся в Ари Бурну и бухте Сулва, сражались храбро и мужественно. ‹…› Наши офицеры и солдаты, с любовью к родине и религии героически защищавшие ворота к своей столице Константинополю от такого сильного врага, имеют право гордиться своим успехом. Я поздравляю всех тех, кто сражался в боевых частях под моим командованием. Я помню с глубоким и вечным уважением о всех тех, кто пожертвовал своими жизнями и стали мучениками ради этой великой цели».
Тотчас после Дарданелл он добился встречи с министром иностранных дел, чтобы обсудить с ним «важные государственные вопросы, касающиеся науки, искусства, промышленности и текущих дел». Он прямо предупредил: «Государство на пороге гибели». Министр резко возразил: «Мы Вас очень уважаем за то, что Вы сделали у Ари Бурну и Анафарты. Поэтому я принял Вас. Но я – министр, и доверяю правительству, я целиком согласен с ним, с Генеральным штабом и командованием армии в оценке ситуации. Возможно, вы не знаете всей правды!»
Однако шум ликований по поводу победы в Дарданеллах не мог заглушить пессимизма Кемаля. Во время одного из многочисленных банкетов, устроенных прессой в его честь, он заявил: «Энвер бездарен, он не в состоянии командовать армией. А Талаат – невежда, неспособный руководить политикой государства и причиняющий государству вред. Они вредят армии, направляя ее то в одном, то в другом направлении без всякой пользы. Завтра будет еще хуже. Немцы будут делать всё, что захотят, и поставят под свой контроль страну и армию. И государство потеряет свою независимость». Энвер в свою очередь по-прежнему не любил Кемаля, но вынужден был признать его военный талант, которого так недостовало самому военному министру.
Во главе корпуса и армии
После Дарданелл Кемаля ждало повышение. Энвер не мог не прислушаться к мнению немцев, высоко оценивших способности Кемаля. Да и для турецкого общества он стал героем. Учитывая, что в ходе битвы за Дарданеллы Кемаль командовал войсками, по своему составу не уступавшими корпусу, неудобно было теперь назначать его на меньшую должность, чем командир корпуса. И 27 января 1916 года Кемаль принял наконец командование XVI корпусом в Эдирне. Но уже в марте корпус из двух дивизий в составе 2-й армии был переброшен на Кавказский фронт, в район севернее Дьярбакыра, куда Кемаль прибыл 27 марта. 1 апреля Кемаль получил наконец эполеты паши, которые давали генеральское звание. Он был произведен в генерал-майоры (мирлива).
На Кавказском фронте дела для турок шли не лучшим образом. 16 апреля русские войска захватили важный порт Трабзон на черноморском побережье. Только к середине лета весь корпус Кемаля оказался на Кавказе и занял позиции у озера Ван. Переброска затянулась из-за плохих дорог, которые десятилетиями не ремонтировались.
7–8 августа, в ходе начавшегося наступления 2-й турецкой армии на Кавказском фронте, Кемаль-паша отбил у русских Битлис и Муш, но общее турецкое наступление здесь не привело к успеху, и в конце сентября под натиском русских XVI корпусу пришлось оставить Муш. Небольшой выигрыш территории дался туркам большой кровью. Из 100 тыс. участвовавших в наступлении солдат и офицеров 30 тыс. были убиты и ранены. Пленных было мало. К концу сентября во 2-й турецкой армии осталось лишь 60 тыс. штыков. Причина неудачи была в том, что 3-я и 2-я армии наступали не одновременно, а последовательно, и русские имели возможность бить их по частям. Но при этом корпус Кемаля действовал наиболее умело. Его пехота вела себя на поле боя тактически грамотно, а сам Кемаль оперативно принимал решения в быстро меняющейся обстановке.
Осенью линия фронта на Кавказе стабилизировалась, обе стороны испытывали серьёзную нехватку людских сил и ресурсов в условиях приближавшейся холодной зимы. Переброска на этот фронт весной 1916 года турецких частей из района Дарданелл способствовала тому, что продвижение русских армий в глубь Анатолии было остановлено. Наибольшие потери турецкая армия несла от бездорожья, болезней и недостатка снабжения. За успехи на Кавказском фронтеКемаль был награжден медалью «Золотого меча ордена Имтияз».
На Кавказском фронте наступило затишье. Зимой и весной стороны восполняли потери и готовились к новым боям, которым из-за Февральской революции в России уже не суждено было начаться.
16 марта 1917 года Кемаль-паша был назначен командующим 2-й армией в Дьярбакыре, бывший командующий которой Ахмет Иззет-паша стал командующим Анатолийской группой армий. 24 июня 1917 года Энвер-паша созвал совещание в Алеппо для обсуждения военных планов группы «Йылдырым», сражавшейся против англичан в Палестине и Месопотамии. На совещании присутствовали Джемаль-паша, Эрих фон Фалькенгайн, бывший германский военный министр и командующий германскими войсками в Румынии, Лиман фон Сандерс, Халиль-паша, Мустафа Кемаль-паша, а также ряд других генералов. Энвер-паша объявил о намерении создать 7-ю армию в верховьях Евфрата из дивизий, освободившихся на европейских театрах боевых действий после разгрома Румынии и русской революции. По плану Энвера-паши, 6-я армия Халиля-паши должна была атаковать вдоль Тигра в направлении на юг, а 7-я армия – вдоль Евфрата в направлении на восток. Командовать этой группой армий должен был германский генерал Эрих фон Фалькенгайн, а во главе 7-й армии предполагалось поставить Кемаля-пашу. Тогда англичане в Багдаде будут взяты в клещи и разгромлены. Но Джемаль-паша был от этого плана не в восторге. Он считал, что вместо того, чтобы пытаться отбить Багдад, туркам стоит сосредоточить немногие оставшиеся у них свежие дивизии в окрестностях Алеппо в качестве стратегического резерва, способного реагировать на любые новые угрозы на Кавказе, в Палестине или Месопотамии. Энвер возразил, что наступление на Багдад уже согласовано с германским Генеральным штабом, который обещает предоставить для нее «лучшего германского генерала», а также легкопехотную дивизию из 6 батальонов с большим количеством пулеметов.
Очевидно, немцы надеялись, что наступление на Багдад заставит англичан перебросить в Месопотамию несколько дивизий с Западного фронта. Но на самом деле против турок в основном сражались британские дивизии из Индии, Южной Африки, Новой Зеландии и Австралии. И в случае турецкого наступления новые дивизии для Месопотамии англичане наверняка взяли бы из этих регионов, причем у этих новых дивизий все равно было бы мало шансов попасть на Западный фронт.
Группа «Йылдырым» насчитывала всего 38 тыс. солдат и офицеров и 260 орудий, тогда как противостоявшая ей британская армия – 190 тыс. человек и 430 орудий. Тем не менее германское командование настаивало на наступлении с целью захвата Багдада, причем в самое ближайшее время. Точку зрения немцев поддерживал и Энвер-паша. Но другие турецкие генералы, а также морской министр и губернатор Сирии Ахмед Джемаль-паша утверждали, что группа армий не в состоянии предпринять наступательную операцию в обозримом будущем и сможет наступать лишь тогда, когда к ней присоединятся значительные германские силы, на что всерьез рассчитывать не приходилось.
Февральская и в особенности Октябрьская революции в России фактически привели к ликвидации Кавказского фронта. Только в декабре 1917 г. с этого фронта ушло 40 тыс. русских солдат, что дало возможность турецкому командованию снять оттуда значительную часть войск и перебросить их на Месопотамский фронт против английской армии. Однако даже это не привело к ликвидации численного перевеса англичан, не говоря уже о том, что по своим боевым качествам британские дивизии превосходили турецкие.
27 ноября 1917 года Германия и Турция подписали специальное соглашение о сотрудничестве до конца войны, которое запрещало сторонам заключать сепаратный мир. По настоянию Турции немцы внесли в соглашение особый пункт «о тесном сотрудничестве обеих союзных сторон в распределении захваченной у врага добычи».
5 июля Кемаль-паша был назначен командующим новой 7-й армией в Алеппо, которая еще только формировалась. В командование армией он вступил только 8 августа. У Кемаля оставались большие сомнения по поводу наступления на Багдад. В середине августа состоялось еще одно совещание высшего военного руководства Османской империи, на котором присутствовали германский генерал Эрих фон Фалькенгайн. Джемаль-паша указал на угрожающее положение 4-й армии в Палестине. Фалькенгайн его поддержал и заявил, что 7-ю армию надо сперва использовать для того, чтобы отбросить англичан за Суэцкий канал, и лишь потом попытаться наступать на Багдад. Кемаль-паша считал, что 7-ю армию надо использовать прежде всего для угрозы Синайскому полуострову, а от наступления на Багдад следует вообще отказаться.
Вскоре, в конце июля, Фалькенгайн был назначен командующим армиями в Палестине, несмотря на возражения Джемаля-паши. У Фалькенгайна с Кемалем-пашой постоянно возникали трения по военным и политическим вопросам. 20 сентября Кемаль направил длинное письмо-рапорт Энверу, а его копии – Талаату и великому визирю. Он выражал озабоченность тем, что Турция не в состоянии предпринимать решительные военные усилия, и настаивал на возвращении к оборонительной стратегии. Кемаль требовал бережного и продуманного использования резервов. Он основывался на предпосылке, что британцы, имея превосходство в линиях коммуникаций, как морских, так и железнодорожных, смогут обеспечить себе численное превосходство на любом из театров боевых действий, где турки решат атаковать. Кемаль также поддержал идею слияния 7-й и 8-й армий и выразил готовность покинуть свой пост, чтобы вместо него был назначен германский генерал фон Кресс. Кемаль также предлагал провести внутренние реформы, касающиеся гражданского управления, чтобы армия чувствовала поддержку народа и могла быть обеспечена всем необходимым. Он резко осудил германское влияние на турецкую стратегию и выразил обеспокоенность тем, что Турция превращается в «германскую колонию». За неблагоприятную стратегическую ситуацию Кемаль винил прежде всего немцев. Он выдвинул идею, что Турция вплоть до конца войны должна отказаться от проведения наступательных операций, включая возможное наступление на Багдад, и сосредоточиться на обороне. Он доказывал, что стратегическая оборона – это единственный выход, и что незачем истощать и без того скудные ресурсы в бесплодных атаках. Вместо этого надо создать резервы для отражения грядущего наступления союзников. Он указывал на неэффективность местных властей, упадок экономики и ослабление армии. Кемаль предупреждал: «Война глубоко деморализовала все население страны… Бессилие гражданского правительства абсолютно… Если война продолжится, это приведет к полному краху султаната».
Он также рекомендовал сместить немецких офицеров с командных постов, так как немцы используют турок в своих собственных интересах, и советовал отправить 7-ю армию на Синай. Кроме того, Кемаль обменялся гневными письмами с Фалькенгайном, где высказывал те же мысли. Разумеется, такой рапорт Энвера не обрадовал, и 4 октября он сместил Кемаля-пашу с поста командующего 7-й армией. Его место занял Февзи-паша. Собственно, другого трудно было ожидать. Но Кемаль подобные удары судьбы переносил стойко. 15 октября он отправился в Стамбул, где продолжил свою критику правительственной стратегии. Вероятно, в то время он уже догадывался, что Центральные державы, в том числе и Турция, войну проиграют, и задумывался над тем, как минимизировать для Турции последствия неизбежного поражения. Критика Кемалем Энвера продолжалась всю зиму. Неудивительно, что паша оставался безработным, хотя и хлопотал о новом командном назначении в действующую армию. Страдая от бездеятельности, он на два месяца отправился поправить здоровье в австрийский Карлсбад.
Но это случилось уже после начавшегося 31 октября британского наступления в Палестине. Фалькенгайн приказал отойти на 10 км на новую оборонительную линию. Отступление совершалось по ночам под прикрытием арьергардов, которые несли тяжелые потери. Много турок попало в плен. К 9 ноября 8-я армия, на которую пришелся главный удар, откатилась на 20 км. Но 7-я армия отступала в гораздо большем порядке, очень медленно отдавая неприятелю территорию.
В Стамбуле Кемаль познакомился с главным интендантом армии Исмаилом Хаккы-пашой, человеком весьма влиятельным. От него зависело снабжение армии, и худо-бедно он с этой задачей справлялся, хотя не забывал и про собственный карман. Хаккы лучше многих других в империи видел, что крах приближается. Они с Кемалем обсуждали возможность создания чрезвычайного «кабинета спасения», состоящего только из военных. По словам Салиха Бозока, друга и адъютанта Кемаля, по просьбе Кемаля Хаккы назвал кандидатов в такое правительство: Джемаль, Халиль и Кемаль. «А Энвер?» – спросил Кемаль. «Это наилучший выбор», – ответил Хаккы. Тогда Кемаль заявил: «Я предпочитаю оставаться на командном посту в армии, чтобы защищать правительство, а не быть членом этого кабинета». По свидетельству же другого адъютанта Кемаля, Шюкрю Тезера, Хаккы предложил свергнуть султана и провозгласить республику. «А кто ее возглавит?» – поинтересовался Кемаль. «Ты, я и, конечно же, Энвер», – ответил Хаккы, после чего Кемаль потерял интерес к «кабинету спасения».
Через несколько дней его вызвали к Энверу. Выйдя оттуда, Кемаль в ярости заявил: «Теперь Энвер-паша может предать меня суду военного трибунала… Исмаил Хаккы всё отрицает, я – единственный обвиняемый. Энвер может меня казнить, обвинив в подготовке государственного переворота». Но когда Энвер снова вызвал строптивого пашу в свой кабинет, Кемаль заверил его в своей преданности, чему Энвер вряд ли поверил. Вскоре Энвер пригласил Кемаля в свою резиденцию в Куручешме на берегу Мраморного моря. Когда в приемной у него потребовали сдать оружие, Кемаль отказался и позвал своего адъютанта. Тут появился Энвер, и они стали беседовать как ни в чем не бывало. Кемаль убедился, что Энвер не рискует его арестовать, опасаясь взрыва недовольства в армии и народе. 7 ноября 1917 года Кемаль был даже причислен к турецкому Генеральному штабу.
Надо сказать, что к концу 1917 года Турция уже отмобилизовала основную часть своих людских резервов. В армию была привлечена вся молодежь призыва 1918-го, 1919-го и даже 1920 года.
20 декабря 1917 года наследный принц Вахидеддин начал официальный визит в Германию, и Кемаль оказался в его свите. Турецкая делегация оставалась в Германии вплоть до января 1918 года. Возможно, Энвер рассматривал эту командировку Кемаля как своего рода почетную ссылку и надеялся, что он останется в Германии по крайней мере до окончания войны. Однако Кемаль не только не умирал от скуки во время этого трехнедельного путешествия, но и сумел сблизиться с наследником османского престола. По этому поводу Кемаль в июле 1918 года писал в своем дневнике: «Между нами возникли в определенной степени доверительные отношения», – отметил он. Наследник трона, будучи несдержанным, как и Кемаль, был покорен энтузиазмом паши, а Кемаль в свою очередь обнаружил, что вялость, инертность Вахидеддина – всего лишь маска, искусно скрывающая амбиции наследника. Кемаль критиковал Энвера и немцев и предлагал принцу возглавить армию, где он стал бы начальником Генерального штаба. 4 января 1918 года Вахидеддин с Кемалем вернулись в Стамбул. Вахидеддин занял свое место во дворце наследного принца, а Кемаль опять остался без должности.
Кемаль, как опытный генерал, сумел при посещении германского Западного фронта изучить не только те объекты, которые немцы хотели показать, но и ряд других, по своему усмотрению. Он пришел к убеждению, что для Германии война проиграна и что Турция должна выйти из подчинения немцам.
Острые приступы почечных колик вынудили Кемаля оставаться дома на постельном режиме в течение месяца, а в середине мая он отбыл на лечение в Карлсбад. Болезнь угнетала Кемаля, но он всё же в марте дал большое интервью Рушену Эшрефу, молодому журналисту из «Нового обозрения». Кемаль предупредил: «Естественно, я не собираюсь говорить с вами о вопросах, касающихся военной тайны; они не интересуют ни вас, ни ваших читателей».
Интервью было вполне панегирическим по отношению к паше. Одно перечисление ранений Кемаля должно было расположить к нему читателей: «Да, я заметил след от пули на правой стороне мундира. Находящийся рядом офицер спросил: “Вы ранены, эфенди?” Я мгновенно подумал о том, как могло бы повлиять это известие на моральный дух солдат. Я тут же прикрыл рукой рот офицера: “Замолчи! Осколок шрапнели ударил меня в грудь, попав точно по карману, где были часы. Часы разлетелись вдребезги, а на груди остался лишь след от осколка…”» Так Кемалю помогали увековечить его славу. На журналиста Кемаль произвел огромное впечатление, и позже он одним из первых присоединится к мятежному паше в Анатолии. Кемалю журналист тоже понравился, и после интервью паша подарил ему фотографию с дарственной надписью, где хвалил турецкую молодежь, «стремящуюся отыскать и распространять свет среди мрака и безнравственности сегодняшнего дня во имя любви к родине и правде». И многозначительно добавил: «Вы – достойный представитель нового поколения. Я ожидаю от вас серьезной помощи…»
Кемаль прибыл в Карлсбад в июле 1918 года. Курортной публике запомнился мужчина среднего роста, с канотье в руках. Только взгляд, лишенный былой харизмы, выдавал последствия изматывающей болезни. Лицо с небольшими усами, со впалыми щеками и выступающими скулами выдавало усталость и страдания. Светлые волосы были тщательно зачесаны назад. Кожаные перчатки, начищенные до блеска ботинки, рубашка и брюки с идеальными складками – все было по последней моде. Если бы не болезнь, Кемаль смотрелся бы настоящим щеголем.
В Карлсбаде Кемаль пробыл месяц. В день прибытия врач предупредил его: «Вы приехали сюда на серьезный курс лечения, а не развлекаться». Карлсбад был популярным бальнеологическим курортом. Выпив сернистой воды, приняв лечебные грязи, все шли в рестораны, чтобы поесть и приятно провести время.
Кемаль неукоснительно следовал всем предписаниям врача. Выпивал два стакана воды небольшими глотками перед завтраком, после завтрака брал грязевую ванну, а каждое утро накладывал грязевой компресс. Третий стакан воды выпивался после обеда и, наконец, последний стакан перед сном в десять часов вечера. Но все это не мешало ему проводить вечера в ресторанах и клубах, с обильным потреблением недиетической пищи и спиртного, что сводило лечение насмарку.
Во время лечения в Карлсбаде Кемаль вед дневник, опубликованный лишь в 1981 году. Врач, пораженный его молодостью, как-то поинтересовался: «Вы стали генералом очень рано. Есть ли еще столь же молодые генералы в Турции?» Кемаль ответил: «Доктор, в нашей армии немало генералов-стариков. Их – подавляющее большинство. Мы стали молодыми генералами только потому, что в чрезвычайных условиях войны родина нуждается в нас».
