Александр Владимирский
Мустафа Кемаль Ататюрк – основатель новой Турции
Успех в светском обществе Софии, вызванный появлением Кемаля в костюме янычара на костюмированном балу по случаю праздника святых Кирилла и Мефодия да дружеское внимание посла скрашивали его пребывание в Софии. Друзья опубликовали за подписью Али Фетхи статью «Истинные причины поражения корпуса Болайыра» в одном из болгарских военных журналов. Кемаль не только говорил о том, что Турции не стоит становиться союзником Германии, но и писал об этом в официальных рапортах во 2-й директорат Генштаба, которому подчинялись все военные атташе. А в это время в Стамбуле уже находилась германская военная миссия во главе с генералом Отто Лиманом фон Сандерсом.
После завершения Балканских войн друг Кемаля Мехмет Нури (Конкер) опубликовал текст своей лекции «Офицер и командир», прочитанной для офицеров Генерального штаба. Там были подняты проблемы, вставшие перед турецкой армией после поражения. Кемаль в Софии не удержался от того, чтобы опубликовать в мае 1914 года ответ Нури под названием «Офицер и командир: Мысли друга». В брошюре на двадцати страницах мы находим печальные размышления о том, как после трех конфликтов в Триполитании и на Балканах империя лишилась трети подвластной ей территории и пятой части населения, едва не оказавшись за пределами Европы и отдав Салоники Греции. Некоторые мысли позволяют угадать в нем будущего государственного деятеля: «Главное в идее – это ее способность быть воспринятой как абсолют без того, чтобы стать объектом критики. Это возможно, когда идея становится мнением, а в конце концов убеждением; после этого никакие логические доводы или суждения не могут ее поколебать». Кемаль старался вскрыть систематические пороки турецкой армии, проявившиеся в ходе последних войн. Прежде всего это относилось к проблемам снабжения и неумению наладить работу штабов. Кемаль был весьма критически настроен по отношению к турецкому военному руководству. Он также указал на плохую тактическую подготовку и незнание основ военной теории большинством турецких офицеров. Кемаль понимал, что новая большая война не за горами, и очень опасался, что она может оказаться для Османской империи последней войной.
Характер Кемаля был нервным, импульсивным и даже мрачным, что, однако, не мешало сближению с женщинами. В Софии он стал фаворитом Раши Петровой, устроительницы царских приемов. Однажды вечером он познакомился на бале-маскараде с Димитрианой Ковачевой, или попросту Мити, – дочерью военного министра Болгарии. Всю ночь они танцевали и беседовали. Вскоре Кемаль стал своим в доме Ковачевых, где часто говорили по-турецки. Ему разрешили совершать с Мити загородные прогулки. А в Турции того времени девушке из приличной семьи ни за что бы не позволили гулять с молодым мужчиной без присмотра родителей.
Кемаль, забывший об осторожности, требуемой от военного атташе, даже просил руки Мити у ее отца, военного министра. Генерал Ковачев отказал Кемалю: он не мог позволить любимой дочери покинуть родину и не скрывал, что его волнует, как Мити стала бы жить в Турции, которая для болгар оставалась историческим и потенциальным врагом.
Мити вполне соответствовала идеалу Кемаля о европейской невесте, но мешало то, что она была православная христианка. Он посоветовался с другом Фетхи, который ухаживал за дочерью генерала Рачо Петрова. У турецкого посла возникла та же проблема. Когда речь зашла о свадьбе, генерал Петров заявил: «Я скорее позволю отрубить себе голову, чем выдам дочь за турка».
Генерал Ковачев говорил Кемалю примерно то же самое, и вопрос о браке отпал. Генерал Ковачев отказался посетить бал в оттоманском посольстве, чтобы его дочь лишний раз не попалась на глаза Кемалю.
За несколько недель до начала Первой мировой войны Кемаль признался одному из болгарских друзей: «Турки – замечательная нация. Но им необходимо современное образование… Необходимо освободиться от восточного влияния, давящего на общество и отдельные личности. Но чтобы изменить турецкий народ, требуются серьезные реформы».
Начало Первой мировой войны
Хотя Турция имела союзный договор с Германией, в Первой мировой войне она сначала провозгласила нейтралитет и вступила в войну только в начале ноября 1914 года. Кемаль в переписке со своими друзьями в Генеральном штабе в Стамбуле выражал сомнения в том, что Германии удастся выиграть войну. Неясны ему были и военные цели правящего триумвирата. По мере мобилизации и развертывания турецкой армии он в Софии проявлял все большее нетерпение и стремился попасть в действующую армию.
Уже 2 августа, по окончании долгих переговоров с немцами, великий визирь Саид Халим-паша, военный министр Энвер-паша и министр внутренних дел Талаат-паша подписали соглашение о военном союзе с Германией. Заключив его и распустив в тот же день меджлис, младотурки приступили к всеобщей мобилизации. Члены правящего триумвирата, как их называли, «три паши», единолично решали вопрос о вступлении Турции в войну, не консультируясь с другими членами правительства.
После заключения союза с Турцией германское командование направило два новейших крейсера, «Гебен» и «Бреслау», в Дарданеллы. Энвер-паша распорядился пропустить их в Мраморное море, что нарушало объявленный Турцией нейтралитет. Несмотря на предупреждение стран Антанты, последовавшее 8 августа, османское правительство не стало следовать Гаагской конвенции 1907 года, согласно которой военным судам запрещалось заходить в Босфор и Дарданеллы в мирное время без специального разрешения султана. Турция произвела фиктивную покупку германских кораблей, на которых в полном составе остались германские экипажи, только переодевшиеся в турецкие фески.
8 сентября 1914 года правительство объявило об упразднении в одностороннем порядке капитуляций. Поскольку армяне и греки подверглись гонениям, а англичане и французы либо уехали из Турции, либо были интернированы, эта мера должна была открыть путь для развития турецкого бизнеса. До войны туркам принадлежало лишь 269 промышленных предприятий. Однако это намерение османских властей вызвало дружный протест воюющих держав из обоих враждующих блоков, а также США.
В германской ноте было заявлено, что в случае вступления Турции в войну с Антантой Германия обеспечит ей содействие в отмене режима капитуляций и окажет «добрые услуги» для достижения между Турцией и Болгарией соглашения о территориальных уступках туркам в недавно завоеванной болгарами части Фракии.
Если же Греция вступит в войну на стороне Антанты и будет побеждена, то Германия добьётся возвращения Турции островов в Архипелаге, потерянных ею в результате Первой Балканской войны. Германское правительство также обещало «исправить восточные границы Оттоманской империи таким образом, чтобы обеспечить непосредственное соприкосновение Турции с мусульманским населением России». Правда, все эти щедрые обещания имели смысл только в том случае, если «Германия и её союзники выйдут из войны победителями и будут в состоянии диктовать её участникам свою волю».
12 октября 1914 года на заседании центрального Комитета партии «Единение и прогресс» было решено вступить в войну. Как утверждал в мемуарах ее видный функционер Мевлян-заде Рифат, Энвер-паша, агитируя за участие Турции в войне на стороне Германии, заявил: «Германия согласна, чтобы мы отвоевали Египет, Кавказ и даже Иран… Мы сможем открыть путь к Турану и осуществить единение турок». 29 октября германо-турецкий флот обстрелял Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск. В Стамбуле было объявлено, что обстрел черноморского побережья был совершён в ответ на попытку русского военного корабля расставить мины у Босфора. 2 ноября Россия объявила войну Турции. 11 ноября в стамбульской мечети Фатих была оглашена фетва шейх-уль-ислама о джихаде против держав Антанты и издано соответствующее ираде (указ султана, буквально по-турецки – «воля») Мехмеда V.
Обращаясь к армии, флоту и «моим героическим солдатам», султан заверил их в конечной победе, поскольку их «братьями по оружию» являются две «самые храбрые и сильные армии в мире» – германская и австро-венгерская. Одновременно Энвер-паша, как вице-генералиссимус, опубликовал обращение к турецкой армии, выразив уверенность, что «враги будут разгромлены» истинными сынами героев османского прошлого, которые должны идти «вперёд и только вперёд, ибо победа, слава, героическая смерть и райское блаженство – всё это для тех, кто идет вперёд». В свою очередь в воззвании, выпущенном младотурецким правительством, утверждалось: «Наше участие в мировой войне оправдывается нашим национальным идеалом. Идеал нашей нации… ведёт нас к уничтожению нашего московского врага, чтобы установить естественные границы нашей империи, которые включат и объединят все ветви нашей расы».
Боевые действия начались 2 ноября, когда части русской армии перешли в нескольких местах границу, а турки одновременно вторглись в пределы Российской империи в районах Батума и Карса.
В начале войны турецкая армия потерпела тяжелые поражения у Сарыкамыша на Кавказе, в Синайской пустыне и в долине Тигра в Ираке. Получив от Энвера-паши приказ овладеть Сарыкамышем и крепостью Карс, а затем и всем Южным Кавказом, турецкие войска оказались не в состоянии его выполнить. У них не было теплой одежды, не хватало продовольствия, медикаментов и боеприпасов. В результате Сарыкамышского сражения турецкая 3-я армия потеряла 23 тыс. убитыми, 10 тыс. ранеными, 7 тыс. пленными и 10 тыс. умершими от ран и болезней. Русские потери были значительно меньше – 16 тыс. убитыми, 6 тыс. умершими от ран и болезней и 14 тыс. ранеными. К тому же турки потеряли весь обоз.
В частных письмах Кемаль критиковал действия турецких военачальников. Он также бомбардировал Генштаб просьбами отправить его в действующую армию в любом качестве. Не получая ответа, он готов был уйти в отставку, чтобы потом отправиться на фронт добровольцем. Наконец, в тот момент, когда Энвер отправился на Кавказ, чтобы руководить наступлением, один из друзей Кемаля, замещавший его, отозвал его из Софии. Уже события зимы 1914/1915 года на Кавказе подтвердили худшие опасения Мустафы Кемаля по поводу исхода войны для турок. В это время он был вызван в Стамбул и стал в Турции первым подполковником, которого назначили командовать дивизией.
Из Софии Мустафа Кемаль отбыл 20 января 1915 года. Он был направлен в Текирдаг на берегу Мраморного моря для формирования 19-й дивизии, которой предстояло действовать на хорошо знакомом ему Галлиполийском полуострове. Когда он прибыл туда в начале февраля, он застал на месте лишь один 57-й полк. Как он узнал, два других полка были срочно посланы на Египетский фронт, и на них рассчитывать не приходилось.
Кемаль был не в восторге от того, что в Первой мировой войне Турция стала союзницей Германии. Вместе с Рауфом-беем он был против союза с Германией. Он опасался, что Турция станет германским сателлитом, если Германия победит, и потеряет все, если Германия проиграет. Кемаль считал, что Турции лучше было бы не торопиться с вступлением в войну, и предпочел бы, чтобы она присоединилась к Антанте. Тем не менее он подчинился выбору правительства младотурок.
«Мои амбиции велики, – признавался он в письме другу Салиху, – но они не сводятся к материальным амбициям, таким как получение более высоких постов и денег». А в период битвы на Марне писал тому же адресату: «Я не разделяю мнения тех, кто считает, что немцы способны победить. Это правда, что немцы маршируют к Парижу, уничтожая всё на своем пути. Тем не менее русские продвигаются в Карпатах и теснят австрийцев, союзников Германии. Это должно отвлечь часть сил германской армии, чтобы помочь австрийцам. Воспользовавшись этим, французы перейдут в наступление и потеснят немцев. Тогда немцам придется отзывать войска, посланные на помощь австрийцам, поэтому трудно предсказать исход этой войны, так как заставлять армию передвигаться то в одном направлении, то в обратном – исключительно опасно».
А 18 октября 1914 года в письме Салиху Кемаль процитировал неизвестного французского поэта: «Жизнь коротка: немного мечты, немного любви, и прощайте. Жизнь тщетна: немного ненависти, немного надежды, и конец».
Дарданеллы
3 ноября 1914 года британский флот бомбардировал турецкие форты у входа в Дарданеллы. Военного значения эта акция не имела и лишь привлекла внимание турецкого командования к проблеме укрепления обороны проливов.
К февралю 1915 года гарнизон укреплений Дарданелл на Галлиполийском полуострове превышал 34,5 тыс. солдат (включая 9-ю пехотную дивизию), вооруженных 25 тыс. винтовок, 8 пулеметами и 263 орудиями. Мобильный III корпус, состоявший в тот момент только из 7-й пехотной дивизии и призванный усилить оборону проливов, имел 15 тыс. солдат с 9448 винтовками, 8 пулеметами и 50 орудиями.
В январе 1915 года Кемаль был назначен командиром 19-й дивизии, стоящей на европейском берегу Мраморного моря со штабом в Майдосе. Фактически дивизию еще предстояло сформировать. Кемаль сразу же занялся обучением своих бойцов.
Битва за Дарданеллы стала звездным часом для Мустафы Кемаля. До нее он был одним из множества турецких офицеров, хотя и с немалыми политическими амбициями. Но именно в битве при Дарданеллах он проявил как военный талант, так и мессианские качества. Это принесло ему всетурецкую славу и помогло в дальнейшем стать вождем нации.
В середине февраля 1915 года 18 военных кораблей под французским, британским и русским флагами сосредоточились перед мысом Геллес, где помещался форт, охраняющий вход в проливы Босфор и Дарданеллы и доступ к Стамбулу, находящемуся всего в 250 километрах. В Лондоне было принято решение вывести Турцию из войны и открыть пути сообщения с Россией через Черное море. Простейшим способом решения этой задачи казался захват турецкой столицы с помощью десанта. 19 февраля союзные корабли начали обстрел дарданелльских фортов и разминирование.
25 февраля Кемаль получил приказ вести своих людей в Эджеабат (Майдос) и там в кратчайший срок воссоздать дивизию. Через несколько дней в его распоряжение были переданы 72-й и 77-й пехотные полки вместе с несколькими дивизионами артиллерии и кавалерии, медицинской частью и другими вспомогательными войсками. 19-я дивизия достигла штатной численности. Беда была в том, что части дивизии еще не имели опыта совместных действий даже на учениях. Кемаль постарался сделать все, чтобы наладить взаимодействие между ними до ожидаемой в скором времени высадки англо-французского десанта.
18 марта англо-французский флот попытался прорваться через проливы, но попытка закончилась гибелью трех линкоров и повреждением еще трех. Турки потеряли лишь 8 орудий. Союзники недооценили минную опасность и недоучли, что после траления силами британских и французских кораблей турки осуществили новые минные постановки. Тогда было принято решение о проведении наземной операции.
Экспедиционные силы были сосредоточены в Египте. Им предстояло захватить плато Килид-Бар на Галлиполийском побережье, господствовавшее над линией турецких фортов. Концентрация транспортных судов в Египте не осталась тайной для турок. 26 марта для обороны Дарданелл была создана 5-я армия во главе с Лиманом фон Сандерсом. Она состояла из 6 пехотных дивизий, объединенных в два армейских корпуса. 19-я дивизия Кемаля входила в состав III армейского корпуса. План обороны, принятый Лиманом фон Сандерсом, не слишком сильно отличался от того, который осуществлял Кемаль во время Первой Балканской войны. Кемаль и его начальник штаба майор Иззеттин прилагали все силы, чтобы как можно лучше обучить своих людей, устраивая марш-броски, стрелковые упражнения и тактические учения.
Вскоре союзные адмиралы поняли, что никогда не доберутся до османской столицы, если будут полагаться лишь на силу флота. У турок были современные дальнобойные пушки. Германские офицеры помогали осуществить грамотные минные постановки. Кроме того, против союзников действовали сильные морские течения в районе проливов, а огонь корабельной артиллерии по фортам оказался малоэффективен. Тогда союзники решили атаковать с суши. Несмотря на неудачи флота союзников, в Стамбуле ощущалось серьезное беспокойство. Не было уверенности, что туркам удастся удержать свою столицу против англо-французских войск. Ведь державы Антанты не только обладали подавляющим превосходством на море, но имели преимущество в сухопутных армиях, прежде всего по уровню боевой подготовки и вооружений. В турецких войсках в районе проливов, по свидетельствам очевидцев, процветало дезертирство. Золотой запас и государственные архивы на всякий случай эвакуировали из Стамбула в Анатолию, султан готовился отправиться туда же, а в столице нетурецкое население готовилось торжественно встретить войска союзников. Но победный парад британцам и французам пришлось отложить на три с лишним года. Лиман фон Сандерс возглавил войска на полуострове Галлиполи и вообще в районе проливов, чем было достигнуто единство командования на всем возможном фронте будущей высадки. У союзников же возникли трудности в подготовке десанта. Торговые суда, которые должны были доставить необходимые материалы для высадки, должны были ориентироваться на требование профсоюза докеров: «не разгружать после шести часов вечера». От техники, которую союзные войска имели в изобилии, было мало толку в условиях пересеченной местности Галлиполийского полуострова. Так, грузовые автомобили должны были передвигаться по практически непроезжим дорогам полуострова, по которым с трудом пробирались ослы и мулы. У британских и французских командиров не было хороших карт Галлиполи. А свирепствовавшая дизентерия основательно подрывала боеспособность экспедиционного корпуса.
7 апреля дивизия Кемаля была направлена в армейский резерв к северу от Эджеабата, в район деревни Бигали. В связи с получением этого приказа Кемаль впервые лично встретился с Лиманом фон Сандерсом. Генерал спросил его, верит ли он, что немцы выиграют войну. Кемаль ответил, что все еще не убежден в этом, хотя и не рискнул расстраивать своего начальника мрачным прогнозом.
Турецкая разведка оценивала силы союзного экспедиционного корпуса в 70 тыс. человек, что было недалеко от истины. Но вот точного времени и мест будущей высадки турки заранее не знали. Поэтому Лиман фон Сандерс предпочел разместить непосредственно на пляжах лишь незначительные силы, а более значительные по численности резервы оставил в тылу, чтобы они могли действовать против тех пунктов, где союзники будут наносить основной удар. Также и дивизия Кемаля могла быть в любой момент переброшена туда, где высадятся союзники. Наиболее вероятными местами для высадки германский генерал считал азиатский берег от бухты Безика до Кум-Кале, западный берег Галлиполи от входа в Дарданеллы до залива Сарос и залив Сарос, особенно в районе Булаирского перешейка.
Кемалю удалось дважды сыграть решающую роль в ходе Галлиполийской битвы – во время отражения первого союзного десанта силами австралийско-новозеландского корпуса АНЗАК и в отражении британской атаки на Сувла бей 9–28 августа. Благодаря этим успехам его имя стало известно турецкой общественности, да и союзные генералы его зауважали.
25 апреля 65 тысяч французов и англичан перешли в наступление. Французы атаковали побережье Анатолии со стороны Кум-Кале, тогда как британские войска высадились на правом фланге полуострова, между заливом Сувла и Габатепе, на мысе Хеллес, где их силы постепенно возросли до пяти дивизий.
Все эти высадки происходили в зоне ответственности 9-й дивизии III корпуса. Здесь наиболее важную позицию занимал 27-й полк подполковника Шефика-бея, располагавшийся в резерве недалеко от Эджеабата.
Ранним утром 25 апреля австралийско-новозеландский корпус (АНЗАК) высадился в Ари Бурну на пляже, который в дальнейшем был назван пляжем АНЗАК. Кемаль повел турецкие части в бой и останавил его наступление.
19-я дивизия подполковника Мустафы Кемаля находилась в армейском резерве и базировалась в Богхали, недалеко от Майдоса, готовая к бою на любом участке фронта. Только в 8 утра Кемаль получил приказ о выдвижении на боевые позиции. К тому времени со всех сторон к нему поступали данные, что неприятель уже высадился. Дивизия была поднята по тревоге и развернута в боевой порядок, чтобы не дать противнику овладеть господствующими высотами.
В 8.30 утра ее части вступили в бой с передовыми частями 1-й Австралийской дивизии. По счастливой случайности Кемаль в это утро встал рано и как раз готовил учения с 57-м полком, так что полк был готов выступить немедленно. Получив сообщения о высадке, он уже в 5.30 поднял всю дивизию по тревоге. Кемаль приказал кавалерийскому эскадрону разведать дороги к Койя Чемен Тепе, ключевой высоте, господствовавшей над районом высадки. Он ожидал приказов из штаба корпуса, но так и не дождался. В 7 часов он по своей инициативе приказал 57-му полку, артиллерийской батарее и санитарной роте двигаться вслед за кавалерией к высоте Койя Чемен Тепе и доложил командиру корпуса о предпринятых действиях. Командир 19-й дивизии сам повел к месту высадки 57-й полк. Кемаль требовал, чтобы те, чья задача руководить и обеспечить высшее командование во время войны, должны быть рядом с наиболее важными участками операций, там, где опасность наиболее велика. И всегда применял это требование к самому себе.
Предупрежденный штабом III корпуса о том, что на помощь ему спешит дивизия Кемаля, командир 9-й пехотной дивизии приказал Шефику координировать с Кемалем предстоящую контратаку. В 9.40 Кемаль прибыл в Чунук Баир и принял самые энергичные меры для укрепления непрочной еще обороны. Он приказал тем солдатам, у которых не было боеприпасов к их винтовкам (а турецкая армия была вооружена 7,65-мм винтовками «Маузер» бельгийского производства, для которых у турецких союзников не было подходящих патронов), примкнуть штыки и ожидать появления неприятеля. По мере прибытия 57-го полка он начал готовить атаку вместе с 27-м полком. Именно тогда Кемалем была сказана историческая фраза: «Я не приказываю Вам атаковать… Я приказываю Вам умереть». В 12.30 оба турецких полка пошли в контратаку. И им удалось отбросить численно превосходивших их австралийцев, которые, однако, были утомлены высадкой и не успели подготовить оборонительные позиции. Их наступление было предотвращено, и союзники оказались локализованы буквально на клочке земли, где несли большие потери от артиллерийского огня. Кемаль также приказал двум другим своим полкам выдвинуться вперед, чтобы не допустить расширения австралийцами своего плацдарма. Хотя все приказы Кемаль отдавал по собственной инициативе, они были подтверждены командиром корпуса Эсатом-пашой, который уже в полдень назначил Кемаля командовать всеми войсками, противостоящими АНЗАК в Ари Бурну. 27-й полк был передан под его командование. Во воторой половине дня Кемаль предпринял атаку 72-м и 77-м полками. Турки захватили корабельный холм и вплотную подступили к высоте «Бейби 700», отбив неприятельские контратаки. К полуночи командир АНЗАК генерал-лейтенант сэр Уильям Бирдвуд и два его дивизионных командира запросили у руководившего высадкой британского командующего Средиземноморскими экспедиционными силами генерала сэра Йена Хамильтона разрешение на отход, но тот отход запретил, приказав австралийцам «зарываться, зарываться и еще раз зарываться в землю». В течение нескольких следующих дней Лиман фон Сандерс перебросил еще шесть пехотных полков и артиллерию в распоряжение Кемаля, который предпринимал отчаянные контратаки, стоившие больших потерь обеим сторонам. Хотя сбросить АНЗАК в море и не удалось, турки по-прежнему занимали господствующие высоты и не позволяли австралийцам развернуть наступление. Фактически Кемаль командовал войсками, эквивалентным трем пехотным дивизиям, с помощью своего немногочисленного дивизионного штаба. Но уже 29 апреля Эсат-паша был назначен командующим Северной группой войск, и Кемаль вернулся к обязанностям командира 19-й дивизии.
Майор Заки-бей из 57-го полка его дивизии так описал реакцию Кемаля на высадку союзного десанта: «Мой батальон проводил строевые учения, когда стало известно о высадке. К счастью, в это утро учения проводились в районе Койя Чемен Тепе (высота 971). Командир дивизии на рассвете получил донесение, что высадка произошла в Ари Бурну. Турецкий штаб и командиры были обеспокоены: они не ожидали высадки в Ари Бурну, так как там был слишком крутой берег. Затем к командиру 19-й дивизии обратились с просьбой послать один батальон от Богхали против Ари Бурну. Полк был собран, когда пришел этот приказ. Мустафа Кемаль прибыл сам и приказал полку и батарее горной артиллерии остановить высадившихся “англичан”. Он объяснил: “Раз эти силы двинулись к Койя Чемен Тепе, значит, это не демонстрация, а настоящая высадка главных сил”. Поэтому он задействовал не один батальон, как просил командир 9-й дивизии, а целый полк. И они тотчас двинулись пешим порядком прямо по горной местности к югу от Койя Чемен Тепе по направлению к Чунук Баир. Кемаль лично возглавил их».
Мустафа Кемаль по своей инициативе осуществил маневр, который оказался решающим для успеха турок в отражении высадки Анзака. Он бросил дивизию в бой, не дожидаясь приказа.
Мустафа Кемаль докладывал в штаб 5-й армии: «Местность, по которой нам пришлось идти, состояла из поросших кустарником каменистых долин. Я объяснил артиллерийскому командиру, как найти дорогу и указать ее подразделениям. Коцачимен Тепе (Сари Баир) – это самый высокий холм на полуострове, но так как Ари Бурну лежит в мертвом пространстве, его отсюда не видно. Отсюда я мог видеть только военные корабли в море. Я понимал, что высадившаяся неприятельская пехота еще далеко. Наши люди очень устали, совершая переход по пересеченной местности без единой остановки, и сильно растянулись на марше. Я сказал полковому и батарейному командирам собрать своих людей и сделать небольшую остановку. Они должны были остановиться на 10 минут в месте, не наблюдаемом с моря, а затем следовать за мной».
Кемаль спустился к Чунук Баир с небольшой частью своего штаба. Около 10 часов утра он увидел турецкое подразделение, бегущее назад. Как писал он в донесении в штаб 5-й армии, «выйдя к этим людям, я спросил: “Почему вы бежите?” – “Господин, враг!” – “Где?” – “Да здесь везде”, – говорили они, показывая на Корабельный холм. Действительно, цепи неприятельских стрелков приближались к Корабельному холму и двигались, совершенно не встречая сопротивления. Вообразите ситуацию. Я оставил мои войска, которым был дан 10-минутный отдых. Это значило, что неприятель находился ближе ко мне, чем мои войска, и если неприятель подойдет к тому месту, где я нахожусь, мои войска окажутся в очень трудном положении. Затем я все еще не знаю, было ли это логическое умозаключение или инстинктивное действие, я не знаю, но я сказал бегущим: “Вы не смеете бежать от врага!” – “У нас нет боеприпасов!” – “Если у вас нет боеприпасов, у вас есть ваши штыки!” – сказал я. И, крича на них, я заставил их примкнуть штыки и лечь на землю. Когда они примкнули штыки и залегли, неприятель тоже залег. Так мы выиграли немного времени».
Тогда же Кемаль послал своего дежурного офицера как можно скорее привести своих людей. На счету была каждая минута, но переброска требовала много времени. Когда 57-й полк прибыл, он образовал цепь и атаковал предполагаемые австралийские позиции на высоте «Бэби 700» и людей Туллока на Инцебайор Спур. В этот момент Кемаль отдал свой приказ, вошедший в историю. Он писал в донесении в штаб армии: «Я полагал, что есть более важный фактор, чем данная тактическая ситуация. Надо было, чтобы каждый кинулся на врага, чтобы убить его или умереть. Это была необычная атака. Каждый жаждал успеха или шел вперед с решимостью умереть. Вот приказ, который я устно отдал командирам: “Я не приказываю вам атаковать, я приказываю вам умереть. За то время, которое пройдет до тех пор, пока мы умрем, другие войска и другие командиры смогут прийти нам на смену”».
Весь личный состав 57-го полка погиб к концу сражения. Впоследствии Кемаль писал о 57-м полке, что «этот славный полк был полностью смыт». Турецкая армия, как писал капитан Сейнобоск, «отважно выполняла свой долг и сражалась, презирая смерть, что вызывало уважение наших солдат».
Австралийцы, частично окопавшиеся на Корабельном холме, были застигнуты врасплох турецкой атакой. Некоторые из них и представить себе не могли, что турки могут контратаковать, думая, что, раз позиция захвачена, им теперь предстоит идти только вперед и вверх. Внезапно они оказались атакованы превосходящими силами неприятеля. У них не было толком оранизовано управление, поскольку в этом секторе оказались подразделения из семи различных батальонов. Не было ни линий связи, ни единого плана, ни единой системы обороны. Австралийцы были легко подавлены турками, действовавшими гораздо более целенаправленно. Быстрый рост турецкого ружейного огня убедил австралийцев в том, что к туркам прибыло подкрепление. Они могли лишь укрываться в только что открытых ячейках. Спасение виделось только в отступлении.
Капрал Херберт Хитч из 11-го Западно-Австралийского батальона 3-й бригады 1-й дивизии вспоминал: «Приказ об отступлении начал передаваться с правого фланга, где я в тот момент находился. Я вскочил и побежал. Пока я бежал, в воздухе было тесно от пуль, летевших над моей головой. Мы пробежали назад примерно 200 ярдов и достигли гребня другого холма. Мы открыли огонь и выпустили по шесть или семь патронов каждый, чтобы противник двигался не слишком быстро, а затем возобновили бегство еще на протяжении 150 ярдов, когда последовал приказ: “Внимание на левый фланг! Турки продвигаются слева!” Турки выглядели прекрасно. Они не бежали, но очень быстро шли. Когда они попадали под наш огонь, они отбегали назад, и я дважды выстрелил по бегущему человеку и оба раза промазал – мне показалось, что у моей винтовки изогнут ствол. Затем внезапно, словно по волшебству, с неба обрушились турецкие снаряды – их артиллерийский наблюдатель навел их на нас. Слава Богу, они опоздали с открытием огня, и шрапнель срезала кусты позади нас».
Кемаль писал: «Я ниоткуда не мог получить ясной информации. Из-за наступившей темноты я не мог видеть поле сражения».
Наименее стойким оказался 77-й турецкий полк, сформированный преимущественно из арабов. Многие из них, не горя желанием сражаться за турецкого султана, дезертировали.
К вечеру 28 апреля турки получили подкрепления. Лиман фон Сандерс, убедившись в способностях Кемаля, назначил его командующим войсками, противостоявшими АНЗАКу в Ари Бурну. 1 мая Кемаль, в чьем подчинении к тому времени были части четырех дивизий, провел ночную атаку. Он действовал в темное время суток, чтобы избежать огня корабельной артиллерии. Турки освободили долину Легге и несколько своих передовых постов, находившихся в окружении.
