Александр Чиненков
На пороге великой смуты
Глава 9
Граф Артемьев пришёл на приём к губернатору. Рейнсдорп встретил его приветливо, с искренней радостью. Он расспрашивал, как граф устроился, и обещал помочь, если в том возникнет надобность.
– Я слышал, что вы хотели со мной встретиться лично, уважаемый Иван Андреевич? – спросил граф.
– Именно так, Александр Прокофьевич, – ответил Рейнсдорп, сияя приветливой улыбкой. – Я очень много хорошего слышал о вас. И вот захотел лично познакомиться.
– Теперь мы сможем видеться чаще, ваше превосходительство, – улыбнулся граф. – Я решил поселиться в вашем городе на некоторое время.
Губернатор непонимающе посмотрел на него и насторожился:
– Смею вас заверить, что решение ваше поспешно, господин граф.
– Хотелось бы знать почему?
– Оренбург и его окрестности не самое хорошее и безопасное место для счастливого проживания, Александр Прокофьевич!
Граф стал очень внимателен.
– А я наслышан, что Оренбург – очень хорошее место для торговли, – сказал он. – Мое состояние приходит в упадок, и мне очень хотелось бы восстановить его и преумножить!
– Вы решили заняться торговлей? – опешил губернатор. – А я, признаться, наслышан о вас как об очень состоятельном дворянине.
Прежде чем продолжить разговор, граф достал из кармана камзола несколько бумажных пакетов и положил их аккуратной стопкой на стол перед губернатором.
– Что это?! – удивлённо вскинул тот брови.
– Рекомендательные письма, – ответил граф и подчеркнул: – От очень влиятельных персон из Петербурга!
Губернатор пробежался глазами по надписям на пакетах. Артемьев с наслаждением отметил, как тому сделалось дурно. Лицо приняло нездоровый землистый оттенок, вытянулось, а руки задрожали.
– И все эти люди…
– Мои хорошие друзья, – закончил за него фразу Александр Прокофьевич. – Надеюсь, их представлять вам не надо?
– Что вы, конечно же, нет! – залебезил губернатор. – Кто же не знает таких людей, как…
Он закашлялся и едва не поперхнулся.
– Прошу прощения, – борясь с удушливым кашлем, проблеял он. – Я… я сейчас… Только вот водички выпью.
Граф поднялся с кресла, взял со стола графин и наполнил стакан водой.
– Вот вам водичка, Иван Андреевич, – сказал он. – Только снова не поперхнитесь.
– Позвольте узнать, какой вид торговли вы предпочитаете? – не спросил, а прошептал угодливо справившийся с приступом кашля губернатор. – Я помогу вам в любом начинании!
Он выглядел обескураженно и нелепо. Графа покоробили происшедшие с губернатором перемены после прочитки им надписей на рекомендательных письмах.
– Я хочу торговать шляпками в салоне Жаклин де Шаруэ, – сказал он. – Это пока, для начала. Затем обживусь, осмотрюсь и определюсь, чем можно ещё заняться.
Граф хорошо продумал свои ответы и теперь ждал вопросов или возражений, чтобы развить мысль.
– Я впервые слышу, что француженка собирается продать свой салон, – удивился губернатор. – Странно, но её торговля – единственное шляпное заведение в Оренбурге и, как мне докладывали, всегда приносило мадам де Шаруэ весьма значительный доход.
– Госпоже Жаклин наскучил ваш город, и её влечёт обратно во Францию, – спокойно ответил граф. – Людям, не имеющим корней в России, трудно понять и принять нравы и обычаи нашей страны. И от этого им становится трудно здесь ужиться…
– Да, я вас понимаю, Александр Прокофьевич, – с пониманием посмотрел на него губернатор. – Эта леди действительно могла себя чувствовать неуютно в Оренбурге. Ха, Париж и наш город – разного поля ягодки! Теперь мне стало ясно, почему госпожа де Шаруэ вела замкнутый образ жизни и не имела друзей.
– Вы говорите это так, Иван Андреевич, словно чувствуете какую-то вину перед этой особой? – ухмыльнулся граф.
– Скорее не вину, а некоторую досаду, – поморщился губернатор. – Я поручил ей весьма деликатное и щепетильное дело, а она…
– Не оправдала ваших надежд, – дополнил граф, бесцеремонно перебив на половине фразы хозяина кабинета. – Я уже наслышан о ханской дочери Ании и об её таинственном исчезновении!
– Теперь ума не приложу, что говорить хану Нурали обо всём этом безобразии, – посетовал губернатор. – А девчонка как сквозь землю провалилась.
– Я вам сочувствую, Иван Андреевич, – сказал граф. – И обещаю подумать над тем, как вам помочь! А теперь разрешите откланяться, ваше превосходительство. Я хотел бы отложить нашу беседу, если вы не возражаете.
– Как, вы собираетесь уходить?
Губернатор вскочил. Переменчивые пятна заиграли на его щеках.
– Вы меня не поняли, Иван Андреевич, – вставая, поправился граф. – Я прошу вас отложить разговор до вечера. – Он осмотрелся, поморщился и продолжил: – Не люблю казёнщины при душевной беседе. Если ничего не имеете против, то я навещу вас дома вечером, с дружеским визитом.
– Всенепременно жду вас, Александр Прокофьевич! – просиял губернатор. – Я и моя дрожайшая супруга будем рады видеть вас в нашем доме.
* * *
Граф вернулся в дом Жаклин, готовясь к длинному, тяжёлому, решительному разговору. Он ещё верил, что она поймёт и ужаснётся сама от того, что натворила.
Но Жаклин, видимо, ждала его и готовилась к тем обвинениям, которые собирался выплеснуть на неё граф.
Красивая, с искусно растрёпанными волосами, она встретила его не слезами – нет! – не раскаянием, не стыдом – нет! – она набросилась на него с упрёками и оскорблениями. Она играла, ломая руки, презрительно кривя красивый рот.
– Трус! Никчёмный человечишка, – закричала она, как только граф вошёл в дом. – Я так не оставлю твоё насилие надо мной! Я схожу к губернатору и расскажу ему, как ты насильно лишил меня свободы!
«Что с нею? – подумал Александр Прокофьевич. – Ведь она лжива насквозь, каждое движение, каждый звук голоса. Было это в ней раньше, есть и сейчас!»
– Беснуйся, сколько хочешь! – резко сказал он, чтобы прекратить её игру, чтобы вызвать слёзы, злость, возмущение. – Всё равно это тебе не поможет!
– Мне не поможет?! – драматически воскликнула Жаклин. – Ещё как поможет! Я уничтожу тебя, граф Артемьев!
Ненависть к своей бывшей снохе была ещё слишком сильна в нём. И граф не дал сбить себя с толку.
– Сегодня ты ответишь на все мои вопросы, стерва, – спокойно сказал он, после чего посмотрел на застывшего у входной двери Демьяна. – Выведи всех отсюда, а мне дай заряженный пистолет!
– Ты думаешь, я испугаюсь? – взвизгнула истерично Жаклин. – Да ты и пальцем не посмеешь меня тронуть! Моё исчезновение сразу же станет известно в городе, и тогда тебе несдобровать, Александр Прокофьевич!
Он не ответил, а просто уселся в кресло, придвинул к себе столик и положил на него пистолет.
Жаклин дерзко и насмешливо наблюдала за ним стоя, подбоченясь и покачивая головой.
– Если не будешь отвечать мне правдиво, тогда ты умрёшь, Аннушка.
– Да я и рта не раскрою! – делано рассмеялась Жаклин. – Ты думаешь, я буду рыдать и умолять, чтобы вымолить у тебя прощение? Не дождешься!
Она была дерзка, она насмехалась, она дразнила его, пытаясь вывести из себя, потому что была уверена, что граф не причинит ей вреда, а только демонстрирует свою силу.
– Отныне в твоей безумной жизни я намерен поставить точку, – сказал граф настолько серьёзно, что у Жаклин не нашлось причин, чтобы ему не поверить. – Своими действиями ты заслужила только смерть, и я намерен привести свой приговор в исполнение!
– Хватит, всё! – закричала она уже испуганно. – Вон из моего дома, граф Артемьев!
– Ты ошибаешься, Аннушка, – усмехнулся Александр Прокофьевич. – С сегодняшнего дня твой дом стал моим. Кстати, и твой шляпный салон тоже!
– Раз так…
Не договорив, она ринулась в спальню и через минуту вернулась с большим, видимо, заранее подготовленным к отъезду баулом в руках.
«Лживая. Лживо всё! – скептически думал граф, наблюдая за нею. – Всё, всё ложь!» Она стояла перед ним в гордой позе, а он молчал.
Вскоре в глазах торжествующей Жаклин мелькнуло беспокойство. Должно быть, она поняла, что игра зашла слишком далеко. Она сказала дрожащим голосом:
– Лучше умереть, чем терпеть издевательства над собою!
Граф не ответил. Зачем? Чтобы поддержать её игру? Он взял со стола пистолет, взвел курок и, целя в её голову, выстрелил.
Комната окуталась дымом, а зеркало, висевшее на стене за спиной Жаклин, разлетелось вдребезги. И тут она с ужасом поняла, что если бы не шарахнулась в сторону, то пуля непременно пробила бы насквозь её голову.
Побледневшая Жаклин выронила баул и, едва дыша, рухнула на колени.
– Граф, пощади меня! – шёпотом взмолилась она. – Я жить хочу. Слышишь?
Он поднялся, не глядя на неё, спросил спокойно:
– Так ты будешь отвечать на мои вопросы?
– Да, – пролепетала она, глядя на графа таким взглядом, каким обычно смотрят грешники на ангела смерти.
В ту же секунду взбешенный граф сорвал с её головы шапку, ударом ноги отшвырнул баул в угол и, рванув её за руку, швырнул на пол так, что она больно ударилась плечом о стену.
– Ты мне всё скажешь, сука! Всё, что я только захочу. И не думай, что кто-то здесь захочет за тебя вступиться. Тебя нет! Всё! Была и нету! Губернатор уже сожалеет о том, что ты «продала» мне свой дом и салон. А ещё он сожалеет о том, что ты «уехала» из Оренбурга в Париж, даже не попрощавшись с ним, «милая» Жаклин!
Она смотрела на него с удивлением и с каким-то диким восторгом, машинально потирая ушибленное плечо. Теперь Жаклин уже не играла. Она была удивлена. Она никогда не видела графа таким разъярённым.
– Итак, вопрос первый, – сказал граф, вернувшись в кресло. – Ты почему похитила мою дочь, стерва?
Жаклин съёжилась от хлёстких слов, как от удара, но ответила:
– Чтобы привязать к себе Архипа.
– Архипа? – удивился граф.
– Да, кузнеца из вашего имения.
– А для чего тебе это понадобилось? – наседал сурово граф.
– Потому что я люблю его.
– Вздор! – загремел граф. – Ты не способна никого любить, фригидная жалкая дрянь!
– Ошибаешься, сударь, ещё как способна!
– А тебе ведомо, кто есть Архип?
– Да. Он внебрачный сын вашего сиятельства!
Граф поднял брови. Его руки задрожали, а лицо побледнело.
– Откуда тебе это известно? – глухо спросил он, устремив на Жаклин тяжёлый взгляд.
– Мой муженек покойный рассказал, – упавшим голосом ответила она. – Он потому и выделял Архипа среди своих крепостных и свято хранил его тайну.
– Тогда почему он открыл эту тайну именно тебе?
– Не знаю. Наверное, досадить мне хотел, – предположила Жаклин. – Когда он Архипа с усадьбы выпроводил, я разнос ему устроила. Вот он не выдержал и высказал, что я спуталась с вашим внебрачным сыном!
– Все знали, что Архип мой сын, кроме меня, – нахмурился граф и бросил полный презрения взгляд на свою «собеседницу». – И ты, конечно же, поверила словам моего брата?
– Сразу! Я вдруг поняла, на кого похож юный кузнец! Видя его, я всегда задавалась вопросом, на кого он похож. И это всегда мучало меня. А когда мой гадкий муженёк сказал про ваше с ним «отдалённое» родство, я сразу ж прозрела!
– И это не остановило тебя, несчастная грешница? – загремел возмущённый граф.
– Напротив. Я полюбила Архипа ещё больше и поклялась разыскать его хоть на краю света!
– А дочка? Машенька моя для чего тебе понадобилась? Чем провинилась перед тобой моё несчастное дитя?
– А вы не догадываетесь? – как хищница, оскалилась Жаклин. – Да в первую очередь, чтобы досадить вам, милостивый государь! Если бы вы только знали, как я вас люто ненавижу! Похитив девочку, я хотела этим сломать твою проклятую жизнь и, как вижу сейчас, вполне преуспела в своём желании!
Услышав это кощунственное, переплетённое с ужасающим цинизмом признание, граф вздрогнул и сжал кулаки. Еще мгновение, и он ринулся бы на мерзавку, но… что-то очень веское остановило его от безрассудного поступка.
– Ты лжёшь, поганка, – прохрипел он взволнованно. – Мою жизнь разрушить ты могла бы и другим способом. Тебе ничего не стоило просто убить мою дочь, как ты убила моего несчастного брата, а не таскать её долгих пять лет за собою.
– Я удивлена вашей проницательностью, Александр Прокофьевич, – натянуто улыбнулась Жаклин, к которой вернулось самообладание. – Вначале именно так я и собиралась поступить.
– И что же тебя остановило? Может быть, Господь Бог?
– Может быть, и Он. Не знаю. Просто, глядя на твою дочь с бокалом яда в руках, я неожиданно подумала…
– Что взбрело в твою порочную башку, негодяйка?! – заревел граф, которого очередной раз покоробили наглые и полные цинизма слова Жаклин, говорившей об его обожаемой дочурке как о какой-то презренной вещице.
– Я решила использовать её! – расхохоталась злобная бестия. – Девчонка очень похожа внешне на вас, граф Артемьев, и на вашего бастрюка Архипа. Вот я и решила похитить её, чтобы найдя Архипа, представить ему Марианну как дочь мою и его!
– Ты поистине сама Сатана, а не женщина! – воскликнул поражённый услышанным граф. – И как только Бог допустил твоё появление на свет белый?
– Допустил, раз видишь меня перед собой, – перестав хохотать, змеёй прошипела Жаклин. – Жаль, Архип не попался на мою уловку. Не поверил, мерзавец, моим словам. Если бы он поверил, то и девочка была бы живой, и мы были бы уже очень далеко отсюда!
– Ты ещё набралась наглости обвинить Архипа в смерти его сестры?! – ужаснулся граф.
– Выходит, что так! – с вызовом ответила торжествующая Жаклин. – Как бы то ни было, девчонка мертва! А вы и не знаете, где могилка её, Александр Прокофьевич?!
– Ничего, рано торжествуешь, исчадие ада, – процедил сквозь зубы доведённый до отчаяния граф. – Через несколько минут я загоню тебя обратно в котёл с кипящей смолой, из которого ты по недосмотру Иисуса Христа каким-то непостижимым образом удачно выскользнула.
– Тогда стреляй, ваше сиятельство, – улыбнулась Жаклин. – Жаль только, что не успела сгноить в подвале твоего незаконнорожденного сыночка. Мне надо было послушать Анжели, и…
Она осеклась, поздно поняв, что успела сболтнуть лишнее.
– Что ты сказала, мразь? – вскочил с кресла граф. – Выходит, сын мой жив?
– Только благодаря моему слуге-интригану, выпустившему его из подвала, – поморщилась, как от зубной боли, Жаклин. – Я для него жизнью своей была готова пожертвовать, а он…
– Жив! Жив сынок мой! – возликовал граф, взволнованно шагая по комнате взад и вперёд, словно позабыв про существование Жаклин на грешной земле. – Выходит, не солгала Мариула, не дозволяя проливать по нему слёзы на кладбище! – Он резко остановился возле насупившейся Жаклин. – А теперь… Прямо сейчас ты мне расскажешь, как нашла его в Сакмарском городке и как его оттуда похитила!
– Ты не очень-то радуйся, граф Артемьев, – сказала она с едкой усмешкой. – Я не скажу тебе, как нашла Архипа и тем более как его похитила. А скажу тебе то, что бастрюк твой, прижитый во грехе тобою, милостивый государь, тоже не ангелочек с крылышками. Он, убегая от меня, похитил дочку хана Нурали, жившую в этом доме под моей опекой. Когда они успели снюхаться, одному сатане известно. Но теперь Архипушка твой беглый преступник!
– Не тебе судить, кто мой сын, Аннушка, – посмотрел на нее сверху вниз остановившийся рядом граф. – Я найду его. И княжну найду тоже. А теперь скажи-ка мне, грязная девка, как ты посмела держать на цепи моего сына? Взаперти… в сыром подвале… Ты же знала, кто он?
– Я больше не произнесу ни слова, – заартачилась она. – Я и так сказала вам слишком много.
– Ты мне ещё ничего не сказала такого, что могло бы полностью удовлетворить мое всё возрастающее любопытство, – ухмыльнулся граф. – Теперь мне хотелось бы поговорить о некоем месье Анжели, дорогуша!
Увидев его напрягшееся лицо, Жаклин запаниковала. Такого неудержимого страха ей не приходилось переживать никогда. Она сидела на полу не дыша. С трудом переведя дыхание, сказала почти шёпотом:
– Об этом господине я не знаю ничего!
– Именно такого ответа я и ожидал, – спокойно отреагировал на её лживый ответ граф. – А не ты ли мне рассказала, что именно этот мерзавец застрелил мою Машеньку? А быть может, это ты приказала ему совершить это неслыханное злодейство?
– Нет, он убил девочку по своему желанию, – угрюмо пробормотала Жаклин.
– А почему он это сделал? Чем могло помешать ему несчастное дитя?
– Ваша дочь была помехой для его замыслов.
– Каких замыслов?
– Я не знаю. Он никогда не посвящал меня в свои планы.
– Тогда какая такая «дружба» связывала вас?
– Никакой дружбы не было, – ответила Жаклин. – Он просто использовал меня как ширму для своих делишек.
– Каким же образом он это делал? – наседал граф.
– Не знаю. Он заставил меня обосноваться в Оренбурге и открыть шляпный салон.
– Ширма неплохая. Но для чего?
– В подвале салона он хранил деньги.
– Какие деньги?
– Медные.
– Гм-м-м… И много?
– Десятки бочонков.
– Они и сейчас в подвале?
– Не все. Там осталось всего только десять.
– А где остальные?
– Понятия не имею. Он их вывез куда-то.
– Так чем же помешала этому негодяю моя дочь?
– Я привезла её в Оренбург тайно, вопреки его воле, и скрывала долго от людей.
– Не вижу связи между деньгами, моей доченькой и причиной её убийства?
– Анжели боялся, что девочку могут увидеть. Он полагал, что на появление девочки бурно отреагирует местная общественность, – вздохнула Жаклин. – А это его не устраивало. А ещё его не устраивал ваш приезд в Оренбург, господин граф. Анжели испугался. Он понял причины вашего приезда, и это решило судьбу девочки!
– Теперь что, выходит, не ты, не Анжели, а именно я повинен в смерти своей дочери? – обомлел от такого кощунственного обвинения граф.
– Бог свидетель, я была против смерти девочки, но Анжели меня и слушать не захотел, – начала оправдываться Жаклин. – А теперь не мучайте меня, Александр Прокофьевич, а лучше убейте, если хотите.
Граф понял, что негодяйка рассказала ему почти всё, что знала. И он решил прекратить свой допрос «с пристрастием».
– Демьян, – позвал он слугу.
– Здесь я, Ляксандр Прокофьевич, – вбежал тот, с беспокойством глядя на своего разгневанного господина.
– Запри эту дрянь, – граф указал на съежившуюся Жаклин, – в её спальню и выставь рядом с дверью стражу. Всем, кто в этом доме, передай, чтобы глаз с неё не спускали и не разговаривали с ней!
– А кормить, поить? – спросил Демьян.
– Это можно. Но только не перекорми!
Огромный Демьян, без особых усилий, как куклу, поднял Жаклин с пола и, легко держа её на вытянутых руках понёс, как приказано, в спальню.
– Пусть ко мне приведут Баркова, – крикнул ему вслед граф. – Но не сейчас, а чуть позже. Приблизительно через час!
Глава 10
Амина долго обсуждала с Архипом вопрос «что делать?». Потом они срочно созвали сход жителей, на котором объявили о том, что всем нужно идти в лес, особенно мужчинам.
– Сладим! За нами дело не станет! – уверяли мужики.
Мужское население Степных Огней разделилось. В то время, когда одни валили лес и обрубали сучки, другие на санях перевозили брёвна в умёт.
Лесорубы выстроили шалаши и жили в лесу. Возвращаться домой после тяжёлой работы не было сил. Трудились с утра до ночи. Чтобы сэкономить время, точили пилы и топоры после работы.
Архип руководил людьми, не жалея себя. Целыми днями он пропадал в лесу, но остаться там на неопределённое время не решался. Он ежедневно говорил себе, что заготовка леса для укреплений – самая важная часть подготовки к обороне и его присутствие на вырубке просто необходимо. Но когда он попадал домой, тяжёлый дурман любви размягчал волю, притуплял сознание. Он мучился, задыхался, терял себя и снова с наступлением утра находил свою былую сущность, но лишь для того, чтобы на протяжении дня терзаться вдвое сильнее.
Ания по-прежнему была нежна и лукава. Он видел, что девушка очень любит его и не скупится на ласки. И он любил её тем острее и неутомимее, чем лучше понимал, что только она занимает все его мысли и сердце своим необъяснимым очарованием. Иногда на вырубке, вдали от неё, он спрашивал себя: «В чём дело? Когда же это всё закончится? Ведь знаю, что любит, тогда чего эдак мучаюсь?» Но он тут же сам себе отвечал: «Ничего, всё зараз сладится, всё образумится. А крадусь я к ней в спальню ночью, как вор, ухожу от неё разбитым и пустым, словно яйцо выеденное… Господи, как я люблю её!»
Как-то раз в лес на вырубку приехала Амина. Она собрала вокруг себя всех:
– Как долго ещё лес валить собираетесь?
Архип нахмурился. Он ещё минувшим вечером сказал ей, что работы в лесу осталось на два дня. Так чего ради она вдруг появилась на вырубке? Чтобы лично убедиться – не лжёт ли он?
Мужики затихли и смотрели по сторонам. Архип почувствовал, что они ждут, когда ответит за всех именно он.
– За два дня управимся, – сказал тогда Архип, пересиливая себя. – А там уж легче будет.
Амина поприсутствовала ещё какое-то время, после чего уехала. А мужики опять дружно навалились на работу.
Архип вкалывал наравне со всеми. Он старался отвлечься от мыслей об Ании, которые, как и прежде, не давали ему покоя. Архип работал так старательно и усердно, что не заметил, как стемнело, а усталость валила с ног. Эту ночь он решил провести с мужиками в лесу и решительно воткнул в ствол поваленного дерева топор.
Поздно ночью, на ворохе веток в шалаше, бодрствуя в холодной темноте среди храпа спящих, Архип пережил приступ безысходной тоски. Хотелось выть, кусать полушубок, умереть. Ания! Ания! Что ты делаешь сейчас? Он понял, что не может жить без неё ни единой минуты. Он тоскует по ее лукавым глазам, по её ласковым словам, что она страшна ему своей красотой и недоступностью.
Вскоре физическая усталость одолела его. Отдав дань сомнениям любви и ревности, он заснул. А утром уже некогда было думать о личной жизни…
Через два дня, как и обещал Архип, с вырубкой леса было покончено. Уставшие мужики провели ночь в семьях, а с наступлением утра дружно вышли на работу в умёте.
По подсчётам Амины, заготовленных стволов должно было вполне хватить на обнос умёта высоким крепким частоколом. Ильфат привёз из города много оружия, большой запас пороха, а ещё больше топоров, молотков, пил и гвоздей.
Амина, к удивлению всех, «назначила» себя главным кашеваром. Её присутствие вдохновляло мужиков: у неё был неиссякаемый запас энергии и весёлости; ее любили, уважали и охотно слушали. Амина не стеснялась ударить или выставить на безобидное посмешище любого мужика и была внимательна и участлива.
В эти дни Архип очень подружился с ней. Он восхищался её весёлым спокойствием и завидной самостоятельностью. Амина освежающе влияла на Архипа. С нею все нерешённые вопросы казались проще, и она хорошо понимала его.
– Лечись, лечись, Архипушка, – сказала она однажды, глядя, с каким запалом он работает.
– А что? – откликнулся Архип, не совсем понимая, о чём она говорит.
– Дела больше – любви меньше, – как-то загадочно сказала Амина. – Всецело подчиняться любви, так лучше на свете не жить!
Он много думал о её словах. Конечно, она не знала и, видимо, не понимала такой любви, как у него к Ании. Хотя кто знает? Они с Аниёй очень любят друг друга. Но Амина, как думал Архип, не испытывала любви мучительной, томящей, разрушающей душу. Такую любовь она отождествляла с болезнью…
Он чувствовал себя день ото дня лучше. Частокол вокруг посёлка рос не по дням, а по часам. Мужиков охватил азарт строительства. К середине второй недели с начала работ по укреплению посёлка, азарт достиг высочайшей точки напряжения.
– Догоняй, Чубатый! – крикнул Архип крепкому мужику, трудившемуся рядом, и почувствовал себя таким же озорным мальчишкой, готовым пуститься наперегонки. – Только вот не догнать тебе!
Мужики трудились весь день небывалыми темпами. Весь в поту, несмотря на жестокий мороз, Архип не выпускал из рук пилы и то и дело весёлыми окриками подбадривал поселян.
Архип окончательно освободился от ощущения запутанности. Он ничего не забыл. Ания присутствовала и тут, и он любил её, но силы его окрепли, и голова была ясна. Подчиняя свои мысли ритму работы, он отрывисто говорил себе: «Ничего, всё сладится! Мы вместе, а это главное! Тяжело? Не помру! А я казак и казаком завсегда и буду!..»
Амина постучала скалкой по дну тазика – сигнал к окончанию работы и к ужину.
– Чубатый, кончай! – крикнул Архип соседу, продолжая лихо махать топором.
– А ты что же? – ответил тот, тоже продолжая заострять топором брёвна.
Они бы так и не остановились, но Амина опять вышла на крыльцо и застучала половником.
Мужики заторопились ужинать, потому что были очень голодны и надо было заполнить время до тех пор, пока женщины истопят баню. Конечно же, мыться на полный желудок тяжеловато, но изголодавшиеся работяги мирились с таким «неудобством».
Ближе к концу ужина Амина подошла к Архипу и тихо сказала ему на ухо:
– Как поешь, зайди ко мне. Сказать кое-что тебе надо.
– А где Ания? – насторожился Архип, ища девушку взглядом.
– Я уложила её спать, – ответила Амина. – Девушка выбилась из сил за последние дни и не следует мешать её отдыху.
Выбравшись из-за стола, Архип вышел на крыльцо. Да, он выздоровел. Он может быть счастлив внутренним жаром своей жизни, в нём силы хватит и для любви, и для преодоления, и для борьбы с врагом, если тот заявится.
Он поднял лицо и увидел красоту леса, снега, молодого месяца, запутавшегося в ветвях, синих теней на снегу…
Счастье! Как ты всегда неожиданно! Как ты всегда ново и необычно!
* * *
Этим днём, после полудня Амина разбирала свой гардероб. В дверь постучали.
– Войдите, – нараспев крикнула она и быстро приняла позу величественную и очаровательную. Она думала, что это Архип. Но вошла Ания.
– Ты что, замёрзла на улице? – небрежно бросила Амина. – А твой казак частокол ставит. Ты не заметила?
Ания стояла у двери, перебирая замёрзшими ножками.
– Нет… я к вам… Можно? – с усилием пробормотала она.
– Отчего же нельзя? – весело откликнулась Амина и погладила соболиную шубу. – Садись. Поскучаем вместе.
Девушка скинула свой скромный полушубок. Она надела сегодня не самое лучшее из одежды, которую ей дала Амина. Полушерстяное простое платьице, в котором она себя чувствовала свободно и тепло. Она чувствовала себя нарядной, когда шла на улицу. Но сейчас это чувство исчезло. Амина была в шикарном платье, и на ногах у неё были туфли, каких никогда не носила Ания. Девушка растерялась и почувствовала себя жалкой и уродливой.
– Скоро нечего будет носить, – болтала Амина, продолжая поглаживать великолепную шубу. – Вот и мех на шубейке выгорел, а другие даже одевать неохота. Вот тебе бы примерить их? Ты бы с ума свела всех оренбургских щеголей своей красотой!
Ание была приятна похвала, но снисходительно-весёлое обращение Амины оскорбило её. И она вспомнила, что пришла для другого, важного разговора. К тому же она не могла поддерживать болтовню о нарядах, хотя в другое время любила поболтать о платьях и туфлях, – сейчас эти интересы были слишком далеки от неё; со дня приезда сюда у неё не было ни одной достойной обновки, кроме тех, что ей выделила Амина.
– Вы выслушаете меня? – спросила она робко. – Мне очень хочется кое о чём вас спросить?
– Пожалуйста, спрашивай. Мне кажется, я никогда не отказывала тебе в беседе?
– Мне хотелось бы знать, не являемся ли для вас мы с Архипом обузой?
– Обузой? – Амина натянуто улыбнулась. – Разве я хоть чем-то намекнула, что не желаю вас видеть?
– Архипа очень беспокоит это, – сказала девушка. – Он считает, что мы с ним «сидим» на вашей шее!
– Вздор! Ваше присутствие никаким боком мне не помеха. Меня даже забавляют беседы с вами, скрадывающие моё одиночество.
– Архип… – Ания замялась и, не зная, что сказать, покраснела.
– Да ты, дорогая, просто влюблена в него, – смеясь, сказала Амина и оставила в покое шубу. – Влюблена, как говорят, по уши, – повторила она, со злым удовольствием разглядывая сильно смутившуюся девушку.
– Не влюблена, – на удивление твёрдо сказала Ания, – а я люблю его по-настоящему!
– Вот значит как, – ухмыльнулась Амина. – А ты не задумывалась часом, как отнесётся к этой так называемой любви твой отец? Сиятельный хан Малой орды Нурали едва ли даст согласие на ваше венчание!
– А что отец! – вскинула гордо голову девушка. – У меня ещё много братьев и сестёр, о которых ему ещё придётся позаботиться.
– Но он не смирится с тем, что одна из его дочерей собирается связать свою судьбу с нищим казаком! – возразила Амина. – Архип даже не мелкий дворянин, а простой казак. И он… Он тебе не ровня, княжна!
– Пусть не ровня по происхождению, но он красив и благороден! – воскликнула, негодуя, Ания. – Ради него я приму христианство, сменю имя и стану простой казачкой. Я не хочу коротать жизнь пусть с богатым, но не любимым человеком. Или, как ты, прятаться от людей в глуши, не имея рядом с собой любящего сердца!
Девушка не заметила, как перешла с хозяйкой посёлка на «ты», а её слова, брошенные сгоряча, сильно травмировали ранимую душу женщины. И что самое горькое – они были правдивы.
В дверь постучали. Пришёл Ильфат. Амина со злостью отшвырнула шубу.
– Убирайся вон! – закричала она. – Ты чего пришёл, если я не звала тебя? Убирайся на улицу и помогай мужикам. Сегодня я видеть никого не хочу!
Слуга захлопнул дверь, так и не переступив порога комнаты.
– Ну зачем ты так? – укоризненно покачала головой Ания. – Ты бы по-хорошему…
Но Амина упала на кровать и разрыдалась, истерически ломая руки. Девушка присела рядом, обняла её за плечи.
– Не плачь, я не хотела тебя обидеть, – заговорила она заботливо и рассудительно, как старшая с младшей. – Ты красивая и добрая. И ты ещё обязательно полюбишь.
Амина вдруг резко поднялась, отбросив обнимающую её руку.
– Хватит успокаивать меня! – сказала она упрямо и зло. – Или ты на самом деле думаешь, что удастся уболтать меня, дав конфетку и по головке погладив?
Девушка не ждала нового возмущения. Она сказала запальчиво:
– У меня и в мыслях нет успокаивать тебя, Айгуль. Я сказала, что думала.
Ания развернулась и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
– Ну, поживём – увидим, – бросила ей вслед злобно Амина. – Во всяком случае, спасибо за откровенность.
Она смотрела в окно, как бежала к дому Прасковьи Мякининой девушка. Расскажет она Архипу или не расскажет? «Нет, – решила Амина, вспомнив, как разозлилась Ания, – она хорошая, не расскажет. Но, Боже мой, сколько обидного она наговорила! И какая уверенность – такое движение. Поздравляю, Айгуль, тебя поставили только что на место!»
Она содрогнулась. Какая гадость! Какая гнусность! А если узнает Архип? Если наша стычка вдруг дойдёт до него?
Раздался робкий стук. Ну, конечно, Ильфат выждал в другой комнате, пока госпожа успокоится и останется одна. Переступив порог, он упал на колени, умоляя свою госпожу не сердиться, как будто не она на него накричала, а он на неё.
– Она вас огорчила, госпожа Айгуль? – робко спросил он.
– Влюблённая дурочка, – скрипнув зубами, злобно проговорила Амина. – Да и он влюблён в неё по уши. Но я разрушу эту любовь! Чем эта девчонка меня лучше?
