Александр Валентинович Надысев
Огненные драконы
Глава 10. Прорыв Билюкай
Вулканологи Попков и Иванов карабкались по снежному, местами ледяному, склону вулкана Ключевской. Ботинки исследователей проваливались в сыпучий шлаковый склон, припорошенный снегом, дышать становилось всё труднее и труднее. Подъём на вулкан был настолько опасным, что пришлось каменным молотком цепляться за выступы обледенелого склона и лезть по нему почти ползком.
Погода стояла ветреная, низкие хмурые тучи нависли над вулканом и чуть ли не касались его вершины. Вулканологи, пробравшись через очередную расщелину склона, с трудом забрались на рваный край кратера и ахнули. Они были потрясены. Перед исследователями раскрылась панорама склона с прорывом Билюкай, из кратера которого рекой лилась лава. Она местами разорвала стенки кратера и шипела, вспучивалась и, злясь на преграды, упрямо ползла вниз.
– Видишь, как лава гневается, и её сизые газы с силой поднимают слои вязкой магмы? – заметил Иванов. – Подойдём к ней поближе.
– Как тесто пузыриться, – рассмеялся Попков и, подойдя к лаве, стал протыкать лаву металлическим стержнем.
– Сейчас отломлю её кусок, – крикнул он.
Лава легко подавалась, но приподнять её никак не удавалось.
– Вязкая! – сказал с сожалением Попков. – Чем бы её зачерпнуть?
– Да, проблема, – задумался Иванов, – и как же взять пробы газов?
– Ладно, пока будем термометрами измерять температуру лавы и скорость её движения, – проговорил Попков. – А завтра из консервной банки я сделаю черпачок, и тебе достанутся образцы лавы для химических исследований.
Но вулканологи так и не смогли измерить температуру движущей лавы. Когда был сломан очередной термометр, то они решили больше не испытывать судьбу, и пытались придумать что-нибудь.
– Ничего путного предложить не могу, – покачал головой Иванов.
– Тогда спускаемся вниз, – предложил Попков, – в лагере что-нибудь придумаем.
Вернувшись с Ивановым в палатку и, наскоро поев, Попков уселся записывать в походный дневник всё, что увидел на прорыве Билюкай.
«Что же выдумать? – ворочался в палатке Попков, но ничего не шло в голову.
И только через три дня Попкова, вдруг осенило.
– Знаешь, Иванов, – вскочил Попков, чуть не ударившись головой о стойку палатки, – чтобы нам измерить температуру движущегося лавового потока и не повредить термометры надо сделать плотик из листов асбеста. А может набросать камней на корку лавы и на этом островке плыть по течению, измеряя температуру лавы? Как думаешь, выдержит?
– Ну, ты даёшь! – захохотал Иванов. – Плыть по огненной реке? Это же смертельный номер!
Попков замер в ожидании, потому что прекрасно знал своего товарища.
– А что, надо попробовать! – вдруг вскричал Илья. – Идём к лаве!
Глава 11. Дрейф Попкова и Иванова
Исследователи подошли к прорыву и остановились в 600-х метрах от огненного потока. Бог ты мой – удивились они! Лавовая река была покрыта огнедышащей коркой тёмно-коричневого цвета и показалась им довольно толстой. Эта корка отделялась от берега потока раскалённой ярко-красной лавой шириной около одного-двух метров.
– Скорость лавы 30 метров в секунду, – быстро измерил Иванов.
– И если термометр погрузить в ползущую лаву, то мы опять поломаем его на рельефах склона, – рассуждал Попков. – А что если нам перескочить через этот раскалённый поток на корку. Мне кажется, она выдержит!
– Набросаем камней и перепрыгнем, как ты предлагал, – согласился Иванов. – Другого варианта нет.
– Тогда держи меня, – попросил Попков.
Дрейф Попкова и Иванова по лавовому потоку вулкана
И он первым наступил одной ногой на корку лавы и, почувствовав асбестовой подошвой ботинка, что она достаточно прочная, решился. Опираясь на железный стержень, он другой ногой шагнул вперёд и очутился на корке лавового потока.
Затем вслед за Попковым перешагнул её и Иванов со своими измерительными приборами, и они поплыли по лавовому потоку вниз.
– Мы дрейфуем! – несколько успокоившись, вскричал Попков.
– Я, честно говоря, и сейчас дрожу, – проговорил Иванов, – а мои ботинки горят.
– Нужно переминаться с ноги на ногу, – подтвердил Попков.
– Да я и так, как цапля стою на одной ноге, – заулыбался Иванов.
– Зато мы измеряем температуру движущейся лавы в нескольких местах и тебе можно взять пробы вулканических газов по всему продвижению лавы.
Они протыкали металлическим стержнем корку лавы на полметра и периодически погружали термометр, соединив его с гальванометром.
– Ё моё! – вскрикнул Попков. – Температура лавы больше +800 градусов. Посмотрим, какая она будет ниже по течению «реки».
– Отсосали несколько литров газа, я думаю, этого достаточно! – проговорил Иванов, кашляя. – В лаборатории мы разберёмся, каков её состав.
– А вот температура на самой корочке всего +300 градусов, – заметил Попков.
– Что мало? – хохотнул он. – А сам чего прыгаешь на месте? Вставай на крупный камень или возьми мои асбестовые листы под ботинки.
Иванов поглядел на своего друга и, как бы извиняясь, сказал:
– Конечно, жутковато плыть по склону вулкана, да ещё по горящему потоку лавы, но ведь другого решения мы с тобой не придумали.
Так исследователи, проплыв за один час около двух километров на плывущей корке лавы, собрали образцы пород и газов, измерили температуры лавового потока в его движении, и благополучно достигли берегов остывшей лавы.
– Поздравляю тебя, – закричал Попков, обнимая своего друга.
– С победой!– выкрикнул Иванов, очутившись на твёрдом склоне. – Мы живы!
– Я навсегда запомню этот день, – тряс своего надёжного друга Попков, – мы с тобой осуществили дрейф по лаве 2 ноября 1938 года.
А сам подумал: «Что-то мой друг себя неважно чувствует, кашляет. Надо бы отправить его к врачам в Петропавловск-Камчатский».
Попков помолчал и вдруг сказал:
– Знаешь, а я мечтаю забраться прямо в кратер вулкана!
– Ну, ты хватил! Я удивляюсь твоей одержимости! – восхитился смелостью своего друга Иванов, и тут же подумал: «А ведь если он решил, то обязательно добьётся своего, этот романтик!»
Усталые вулканологи спустились вниз и, погревшись у костра, забрались в палатку. Иванов сразу захрапел, а Попкову что-то не спалось. Он задумался: «Что-то писем нет ни от кого, да и Ольга молчит? Занята она что ли или остыла ко мне?»
Попков пошевелился в кукуле и лёг на спину.
«Что-то рука затекла, – подумал он, и опять вспомнил Ольгу. – Хорошо мне было с ней: гулять по набережной, гонять голубей. А ещё смотреть в её глаза. Они округлялись, услышав от меня какую-нибудь небылицу. Конечно, я только переписываюсь с ней, но и в письмах она стремилась удержать меня от длительных командировок. Видите ли, ей скучно одной, прекрасно зная, что мне без вулканов не жить. Может поэтому её чувства ко мне охладели? А может уже нашла себе какого-то домовитого учёного? А может, обиделась на меня, потому что не взял её в экспедицию? Меняйлов же взял с собой свою жену Набоко на станцию Ключи, и им было хорошо вместе. Жаль, что не я решаю состав экспедиции. Впрочем, Ольге ещё учиться надо …».
Попков успокоился, повернулся на бок и уснул с мыслью: «А я скоро спущусь в кратер вулкана. Вот!».
Глава 12. В кратере
И только через полтора месяца 16 января 1939 года Попков с рабочим Романовым предприняли восхождение на прорыв Билюкай побочного кратера Ключевского вулкана. Поднимаясь по ледяному склону кратера, Попков постоянно вспоминал своего друга Иванова, которого так не хватало сейчас, и переживал за него.
«Как же неосмотрительно он работал с газами, вот и надышался, – думал он. – Пришлось его срочно госпитализировать в Петропавловск-Камчатский. Что с ним?»
«Но надо идти», – подстёгивал себя Попков и стал карабкаться по склону за неутомимым Романовым.
Когда вулканологи были ещё на подступах к кратеру, то почувствовали сильные толчки, исходящие из глубины, и сразу сверху пахнуло жаром. Снега и льда на склоне как не бывало. Ноги тонули в рыхлой вулканической породе, а от поверхности шлакового конуса кратера излучался нарастающий жар. Романов первым поднялся на край конуса и вглядывался вниз в бездну. Взрывы с вылетающими камнями из конуса вулкана были такой силы, что Попков, когда очутился с Романовым на краю конуса, был вынужден, чтобы быть услышанным, кричать и жестикулировать руками, показывая ему какая перед ними клокочущая бездна.
– Диаметр дна кратера не менее 30 метров, – кричал Попков, – а его края возвышаются на 3, а где и на 8 метров.
– Огромный, – кричал ему в ответ Романов, показывая руками. – А что там?
В этот момент Виктор Попков подумал:
«Эх, если бы со мной был мой бесстрашный товарищ Иванов! Как бы он поразился красоте чрева вулкана. И как жаль, что его нет сейчас со мной».
И вдруг взгляд Попкова упёрся в вертикальный туннель, стенки которого настолько перегрелись, что были похожи на раскалённое тесто с огненными каплями, сверкающими на солнце своим ослепительным золотом. Даже серо-коричневому дыму, огромными клубами вырывающемуся из кипящего жерла цвета красной меди, не удавалось скрыть это великолепие красок.
– На юго-восточном секторе кратера я вижу жерло размером где-то 2х3 метра, – закричал Попков, прикрываясь платком. – Видишь, как фумаролы шипят и выделяют клубы пара. Это вулканические газы.
– Глаза слезятся, ничего не видно. А вот, увидел! – кричал Романов и стал чихать и кашлять вместе с Попковым.
Чтобы лучше разглядеть, Попков крикнул:
– Бежим перебежками вниз к жерлу и заглянем, что там?
И они, спустились вниз, и в метре от жерла, закрывшись платками, заглянули вовнутрь его.
– Жуть, какая! – замотал головой Попков. – Жерло вулкана, как толстая труба с раскалёнными стенками.
– Да и уходит вглубь! – сдавленно проговорил Романов.
– Уходит вглубь с уклоном примерно до 10-и градусов в сторону юго-востока. – уточнил Попков. – Заметил? Стенки канала блестят и сильно гофрированные, и я вижу несколько кусков лавы на её стенках. Сейчас выплюнет. Берегись!
И они отскочили от жерла.
– А вслед за взрывами из трубы выливается лава, – прикрывая лицо рукавицами, и пятясь, говорил Попков. – Из этого дьявольского жерла, а я посчитал – за 15 минут нашего пребывания здесь вылетают более 200 штук камней – «мягких бомб».
– Поберегись! – крикнул он.
И они еле-еле успели отскочить.
Впечатление было настолько необычное, что Попков забыл об опасности и, переминаясь с ноги на ногу, был полностью захвачен пылающим колодцем, из которого слышались непрерывные рыки вулкана и его трескучие раскаты. И вдруг поднялся очередной столб извержения, который пролетел совсем рядом. Попков отскочил в сторону и, увидев у своих башмаков упавшую «бомбу», пробормотал:
– Хорошо, что вулкан свои столбы выбрасывает ритмично, а то бы получил горячей «лепёшкой» по голове и поджарился.
– Ты как там? – спросил он своего спутника, и крикнул. – Смотри, летит к тебе очередная «лепёшка».
– Вижу. Скачу я тут, как козёл, с места на место, – ответил Романов, – и пока получается удачно.
– Тогда всё! Больше нет никакой возможности здесь находиться, – перекрывая раскаты взрывов, крикнул Попков. – Собираем образцы каменного материала и бежим отсюда.
Спускаясь по склону, исследователи постоянно оглядывались, чтобы не получить по голове очередной «бомбой» пролетающей мимо них, и отдувались.
– Уф, наконец-то мы дома! – влезая в палатку, проговорил Попков и, заметив, что Романов вытряхивает образцы шлаков из вещмешка, приказал:
– На сегодня всё, спать!
На следующий день снова поход на прорыв Билюкай. Снова каторжный труд вулканолога в кратере вулкана. Снова кропотливое изучение процесса остывания лавового потока и озера в кратере. После ужина, расположившись в палатке, Попков старательно записал:
«1 марта 1939 г. – лавовые потоки прекратились. Лавовое озеро в кратере исчезло».
В следующем году Попков продолжает изучать прорыв Билюкай и вновь появилась запись:
«13 мая 1940 г. – конус Билюкая весь покрыт снегом, за исключением последнего выжима лавы у кратера. Процесс остывания лавового потока продолжается, судя по растрескиванию нижних слоёв потока. Фумаролы в основном находятся в центральной части потока, где он наиболее мощный».
А тем временем появилась активность вулкана Плоский Толбачик.
– Романов, смотри, что творит! – кричал Попков. – Правда, только эпизодически происходят выбросы пепла и небольшие излияния лавы на вершине вулкана. Что ж нам надо собираться на Плоский Толбачик.
В своём дневнике Попков оставил записи об этом походе:
«29 февраля – 17 марта 1940 г. – полевые работы на вулкане Тобачик с рабочими М. Г. Черемновым, Г. Глубоковым и проводником К. А. Клочевым.
7 марта – восхождение на вершину Плоского Толбачика. Начали подъём в 6 ч. утра, без кошек и ледорубов, он был очень сложным. В 14ч. 30мин. были в кратере. На восточном краю кальдеры – эксплозивный кратер высотой около 10 м. К западу от него зона трещин с белыми возгонами, которая подходит к западному конусу. Из него 20 февраля 1940 г. произошло излияние лавового потока, который расплылся в виде лепёшки по дну кратера. Спуск из кратера начали в 5 ч. вечера. Убойный снег был очень скользким, в своей валенной обуви и торбазах без кошек мы часто падали, и все бока были в синяках. К 6 ч. вечера началась сильная пурга. Выпало около 1 м. снега, и мы не нашли свои нарты, оставленные у подножья вулкана. Решили искать палатку, но не нашли. Продолжали двигаться, чтобы не замёрзнуть. Ночь коротали скучно и трудно. Огонь разжечь не удалось. Клонило в сон, но мы не давали друг другу спать. В 5 ч. утра обнаружили след нашей нарты, через 30 мин. были у палатки. Снег продолжает идти».
Когда вулканологи вернулись на станцию Ключи, то первым делом истопили баньку, а потом за столом, за разговорами долго вспоминали о пережитых трудностях, но уже с шутками. А Попков вдруг стал серьёзным. Он поднял свою кружку со спиртом и сказал:
– За нашу смену!
– А кто прибудет после нас? – выпив, спросил Черемнов.
– Нам на смену едет мой преподаватель доцент Борис Иванович Пийп.
Глава 13. Прощай станция
Осень 1940 года выдалась на удивление морозной. Несмотря на это, все в тулупах высыпали из дома станции Ключи и с нетерпением ждали прибытия нового начальника вулканической станции Бориса Пийпа. Вот показалась собачья упряжка, за ней другая и нарты лихо остановились у крыльца станции.
– С приездом Борис Иванович, – приветствовал его Виктор Попков. – Как добрались?
– Прекрасно! – улыбался Борис Пийп. – А здесь прямо сказочные пейзажи с курящимися сопками и спящими облаками над ними.
– Идёмте за дружеский стол, – жестом приглашал Попков своего давнего знакомого, преподавателя Ленинградского университета, – Там и обсудим приёмку вами станции.
– Хорошо, хорошо, я согласен, – ответил скороговоркой Пийп.
– Все документы готовы, – открывая дверь, приглашал его Попков. – Прошу вас, проходите.
– Вижу, вижу, везде порядок и чистота, – садясь за стол, проговорил Пийп, улыбаясь. – Сейчас просмотрю документы и достану закуску, которую я привёз с Большой земли.
Он встал, попросил налить всем в кружки спирта и произнёс знаменитый тост вулканологов:
– Да пошлёт нам Бог кошмарное извержение!
Все пили спирт и с удовольствием заедали салом, квашеной капустой и маринованными огурчиками, привезёнными начальником.
– Красота, – веселились Черемнов с Глубоковым. – Вот так бы жить!
Пийп попросил Попкова показать дневник и, почитав его, прослезился:
– Я восхищён твоим мужеством на Ключевском, твоей научной одержимостью, страстью к научным открытиям и эстетическим наслаждениям вулканами. И особенно горжусь твоим дрейфом по лавовому потоку прорыва Билюкай. Теперь я знаю, почему тебе не хотелось отсюда уезжать!
– Тебя ждёт учёный совет, и нужно суметь толково доложить о своих открытиях, – покачал головой Пийп и спросил. – Когда собираешься ехать в Москву?
– Завтра поутру, – быстро ответил Виктор Попков. – Давайте выпьем «на посошок», а то мне завтра рано вставать.
Глава 14. Признание
Москва ещё обсуждала первомайский парад 41-го года, проведённый по Красной площади, а в воздухе столицы уже пахло грозой.
– Неужели будет война?
– Не посмеют! – говорили между собой студенты Горного института. – А знаешь, Виктор Попков вернулся из Камчатской экспедиции и привёз много интересного. Вот бы его послушать.
– Как же! Нас на собрание не пустят, – ответил его приятель и улыбнулся. – Тогда в нашем «Бюллетене» прочтём.
Вскоре студенты купили один на всех еженедельник и стали, выхватывая его друг у друга, читать.
– Ну вот, слушайте:
«27 мая 1941 года на общем собрании Отделения геолого-географических наук АН СССР. Виктор Попков сделал доклад на тему «Изучение кратера и лавовых излияний побочного вулкана Билюкай во время его последних извержений», а дополнительный содоклад сделал председатель учёного совета станции академик А. Н. Заварицкий.
Было решено:
1.Работа В. Ф. Попкова, покойного химика И. З. Иванова и рабочего С. П. Романова по взятию проб газов и измерению температуры расплавленной лавы является примером самоотверженной научной деятельности советских учёных.
2.Проведённые работы являются новым ценным вкладом в изучение механизма извержения вулканов и вулканических продуктов.
3.Просить Президиум АН СССР заслушать специальное сообщение В. Ф. Попкова.
Студенты долго это обсуждали, и даже поссорились, теряясь в своих догадках.
– Совершенно непонятно, – говорили они, – как Иванову и Попкову удалось взять пробы газов и измерить температуру лавы, ведь она двигалась по склону вулкана?
***
В июне 1941 года на собрании Президиума АН СССР был заслушан доклад академика Заварицкого о научно-исследовательской работе вулканостанции Ключи, и было принято решение:
«За проявленный энтузиазм в проведенных научных наблюдениях в особо тяжёлых и опасных для жизни условиях премировать двухмесячным окладом бывшего начальника станции В. Ф. Попкова и рабочего станции С. П. Романова и выдать пособие в том же размере семье И. З. Иванова».
В Институте вулканологии и сейсмологии долго вели споры обо всём, и в том числе о научной деятельности Попкова. Студенты старших курсов, уже молодые учёные, восхищались смелостью вулканологов покоривших лаву вулкана, а некоторые завидовали им. Были и такие, кто ставил под сомнение успехи Попкова и Иванова. Особенно возмущался молодой учёный Кухер. Он с жаром доказывал студенткам, окружившим его:
– Такое даже трудно себе представить, как это, плыть по раскалённой лаве, да ещё заниматься измерениями? Да это просто невозможно!
А одна из студенток Ольга, тихо возразила:
– Но ведь Попков получил одобрение академиков.
Её тут же поддержали:
– Попков получил премию, и знаете, за что? Представляете, они, как мальчишки, проплыли по раскалённой лаве вулкана сверху вниз, как по реке на плоту, и остались живы.
– А я верю в тот подвиг, – тихо сказала Ольга. – Попков честный и никогда не врал.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – согласился Кухер и, взяв под руку Ольгу, предложил. – Может пойдём пообедаем?
Студенты шумной гурьбой выходили из института. Они шли по главной лестнице и никак не могли успокоиться. Продолжая завидовать Попкову, они мечтали о своих сногсшибательных подвигах на вулканах. В вестибюле студенты остановились и опять заспорили.
– Не верится что-то, разве это возможно?
– Это какой-то цирк! – рассмеялся рыжий студент.
– Что ты понимаешь в этом, – чуть не сбил его с ног какой-то вихрастый парень. – Нужно учиться у Попкова смелости и одержимости в достижении цели настоящего учёного. И он это показал, впервые измерив температуру движущегося лавового потока вулкана.
В вестибюле института было, как всегда шумно. Все столпились там и обсуждали последние новости о начавшейся войне с фашистами.
Виктор Попков вошёл в вестибюль и, продравшись сквозь толпу студентов, стал подниматься по главной лестнице. И вдруг он увидел свою Ольгу, которая спускалась по лестнице под руку с каким-то кучерявым хлюстом.
«Какой франт, весь разодетый! Кто он такой»? – подумал он.
И услышал голос Ольги:
– Виктор, где ты ходишь? Вот познакомься, мой друг молодой учёный Кухер.
Попков, раскланявшись, стал подниматься по лестнице, как вдруг услышал голос своего любимого преподавателя:
– Виктор, зайди ко мне в кабинет.
– Извините, – пробормотал Попков, – я пойду к Заварицкому.
Обернувшись, он сказал:
– А вам я желаю счастья!
– Витя, ну погоди. Ты не так всё понял, – кричала ему вслед Ольга, но увидела лишь спину своего прежнего обожателя.
А Попков бежал по коридору, в голове его рождались проклятья одно за другим:
« … не дождалась меня! Нашла себе другого «домашнего» учёного…»
«Ну и пусть, а я останусь с вулканами и только с ними!» – решил он и вошёл в кабинет.
Академик Заварицкий, директор Камчатской вулканологической станции, тепло встретил Попкова, обнял и сказал:
– Война, Виктор!
– Знаю, меня призвали в ряды Красной армии, я ведь лейтенант.
«Эх, – подумал академик, – не успел я отправить такого перспективного учёного на Камчатку. Не успел!»
Заварицкий достал початую бутылку коньяка и, разлив её, поднял свой стакан:
– Ну что ж, Виктор, давай выпьем за победу!
