Александр Валентинович Куревин
Роман со змеей
– Что там? – спросил Толик.
– Корзина, – ответил я. – Грибы уже испортились.
Здесь, очевидно, Савроська услыхал медвежье рычание и крик Спонсора. До этого они стояли, курили, там, на дороге, и разошлись. Савроська – сюда, он увидел грибы, а Спонсор побрел вперед, пока не перешел Варваж по мосту к тому злополучному месту, – я почти гордился своим озарением следопыта. Толик молчал. Иногда очень интересно было бы узнать, что местные думают, что видят, читая следы. А видят они, конечно, больше, чем рассказывают, и даже больше, чем могут себе объяснить. Потому и молчат, – додумывают.
– Ну что, поедем обратно? – предложил Толик, так и не объяснив своих наблюдений. Я решил, что пришло время поближе познакомиться с горе – героем дня, хотя бы заочно:
– А Савроська, он кто вообще? – спросил.
– Придурок, – ответил Толик. Я подумал, что это не удивительно, если у них директор завода – Флора-дурочка.
– Чем он прославился, я имею в виду? Не считая последнего случая.
– Да, ничем. Друган покойного Славика-Чумы. Он да Никотиныч – вот троица была. Ни одна драка без них не обходилась. – Толик аккуратно объехал бревно на дороге.
Имя Славика-Чумы гремело, когда только состоялось наше знакомство с деревней. Однако Славик порой зарывался, и Рома однажды, после того, как Чума наградил его племянника французским прононсом, сломав нос, хорошенько поучил бойца, не смотря на дружбу с его отцом, Саней-Паритетом. С Саней я был знаком, пару раз выпивали вместе. Саня – Паритет был мужиком очень спокойным и таким здоровым, что ему подкову разогнуть, вероятно, было раз плюнуть, даже вместе с конем. Его лапу я не смог обхватить своей ладонью, когда здоровались. Она у него в толщину была как моя в ширину. Возможно, Слава-Чума и борзел так потому, что готовился со временем превратиться в такого же бугая, как его батя. Но не судьба… Плохо кончил Чума. Пырнул ножом Мусора-Митю и, не дождавшись суда, наложил на себя руки.
От Паритета еще раньше ушла жена. Нашла себе работу в Нижнем и нового мужика. А тут еще сын. Паритет запил по-черному, хотя до этого не злоупотреблял. Зная эту историю, я старался быть с ним предупредительным.
– А как Мусор себя чувствует после гибели Чумы?
– А что Мусор? Это же Славик за нож схватился, а не он.
– И посадил бы? Вот так запросто, знакомого из своей деревни?
– Должность такая. Он от людей отделен погонами. Сам ее выбрал. – Толик, очевидно, не собирался сочувствовать Мите и не любил его.
Толик высадил меня возле дома и уехал будить братана. Я запер в шкаф ружье, прихватил деньжат, и отправился за харчами. Мысленно возвращался в лес, на Варваж, туда, где мы с Толиком осматривали кусок берега, огороженный красной лентой. И, признаться, чем больше я вспоминал отпечатки на песке, тем сильнее ощущал какое-то смутное противоречие в увиденном, которого и сам себе не мог объяснить. Решил отложить разбирательство на потом, поскольку подошел к магазину.
Едва я потянул на себя тяжелую дверь, как не просто увидел глазами, – почувствовал всем своим существом ее, Ромину племянницу! Возле прилавка, в окружении краснокувшинских бабулек, она выглядела точно высокая американка во вьетнамской деревне из голливудского фильма.
– Здравствуйте! – громко сказал я, важно растянув приветствие. Моя краса-девица вместе с бабульками ответила мне, и опустила глаза, спрятав улыбку.
За прилавком стояла жена Хустова Стася, уличенная накануне в рукоприкладстве, худая, жилистая, похожая на Женьку-Джо, что было не удивительно, поскольку она приходилась ему родной сестрой. Главное, что Стася меня сразу узнала и заговорила со мной:
– Здравствуйте! Приехали?
– Здравствуй, Анастасия. Приехал я один пока. Товарищ догоняет. – Я хотел сказать «догоняется», так было бы точнее, но решил не компрометировать Валерика. – Как там Витя поживает?
– Поживает! – с чувством ответила Стася, вкладывая в это слово двойной смысл. Я сделал вид, что не знаю об их семейных разборках. Боковым зрением ловил взгляд Татьяны.
– Надо будет дойти до Вити. У меня к нему дело по его части, по электрике.
Последнее пояснение я сделал на всякий случай, чтобы Стася не думала, что городской ухарь хочет ее мужа, существо вне всякого сомнение невинное, втянуть в какую-нибудь грязную авантюру с девками, пьянкой, а возможно даже и с мордобоем! Я уважаю эксклюзивное право супруги лично охаживать своего благоверного.
К сожалению, от Татьяны меня отделяло несколько бабушек, и влезть без очереди не представлялось никакой возможности. Оказалось, не все еще пропало! Выйдя из магазина, я с радостью обнаружил, что моя девица-краса здесь, никуда не ушла. Стоит и разговаривает с Марией Васильевной, матерью Гоши, человеком, не лишенным чувства юмора.
– О! Привет! – увидела Гошина мама меня. – А где друг? Где шоколадка?
– Здравствуйте, Мария Васильевна! – с удовольствием сказал я, подходя к ней и к Татьяне. Сделал успокаивающий жест рукой, после чего извлек из пакета и протянул ей плитку шоколада. Она засмеялась, принимая угощение.
Это отдельная история. В Бродах, куда мы с Валериком ездили охотиться до Кувшина, был заведен особый порядок на некоторые вещи, а также кое-какие традиции, которые мы решили перенести сюда. Во-первых, никогда не поить местных, не приваживать. Кто-то заходит, – бутылку под стол! У нас сухой закон. Во-вторых, поддерживать отношения с хорошими людьми. В Бродах это были благообразные дедушка с бабушкой Матвеевы, которые переехали потом в Варнавино. Дядя Петя и тетя Тоня вели свое хозяйство, держали скотину, солили грибочки, топили баньку в выходной, – словом, могли встретить гостей. Тете Тоне Валерик привозил всегда шоколадку в подарок, и решил, пусть тут ее «должность» займет Гошина матушка.
К сожалению, в Кувшине отвадить гостей, пряча спиртное, не получилось, те приходили со своим. Когда оно выпивалось, Валерик, забыв о принципах, выставлял на стол наше. Привилась только шоколадка. Хоть Мария Васильевна удивлялась поначалу: «Что я, маленькая, что ли?» – потом привыкла и даже стала спрашивать сама: «А шоколадка где?»
– Вот! – с удовлетворением продемонстрировала Мария Васильевна шоколадку Татьяне. —Приходи, Таня, чаевничать!
Я был счастлив показать Татьяне, что у Марии Васильевны хожу в любимчиках.
– Гоша проснулся?
– Толька растолкал его… Что, ездили, видели, где у нас звери на людей нападают? Так что осторожно, без ружья не ходите… Ну, идите, что я вас задерживаю? Я – в магазин.
Мне понравилось это «идите». Мария Васильевна видит нас уже парой? Кажется, у меня начиналась «шиза». Гошина мама двинулась к лавке, я посмотрел на Татьяну, она – на меня.
Мне не пришлось подыскивать тему для разговора, Татьяна заговорила сама:
– А вы что, в лес ездили, на то место? И… как там?
– Да, никак. Лес как лес. Речка как речка!
– А… зачем вы ездили?
– Я – за дичью. Вообще-то это Толик предложил, просто из любопытства. Не знаю, что он там хотел увидеть?
Помолчали, я вернулся к вчерашней теме:
– Как мыши? Есть? Я завтра думаю съездить в Броды, к тому дядьке, за крысиным мором. Так что недолго им осталось!
– Хорошо. Они ночью так шуршат и гремят, жуть!
Я, конечно, готов был прийти к соседке, чтобы охранять ее от мышей, а заодно – от холода, от скуки, от одиночества… Правда, я полагал, что в Нижнем она вряд ли одинока, такая-то девушка! Но, мне на это было наплевать. У каждого свои недостатки! Я ведь тоже не прячу стыдливо обручальное кольцо…
После встречи с Татьяной я долго еще ни о чем другом думать не мог. Теперь я понимал атамана Разина, который вынужден был кардинально решить с княжной, чтобы вернуться к нормальной работе: выплывать из-за острова на стрежень на своем челне, ни на что не отвлекаясь…
Дедушку Алекса я набрал после шестнадцати ноль-ноль, когда, закинув за плечи ружье, раскатав болотники, пересек ручей Жилку и топал через сырую луговину к реке. Раньше не звонил, поскольку знал, что Александр Михайлович имеет обыкновение устраивать сиесту, как он называет свой послеобеденный сон.
– Здравствуйте, Александр Михайлович! Не разбудил ли я вас? – Начало беседы у нас всегда церемонно.
– Что вы, что вы! Возвращаюсь из леса, отягощенный двумя корзинами грибов.
– Классно! Я вчера прибыл, один.
– Знаю. Валерий Витальевич мне звонил. Собирается завтра ехать.
– Ага. Ну, он будет после обеда, не раньше… Александр Михайлович, у нас тут такие новости!
– Это ты про медведя? Я в курсе.
– Был сегодня на месте, сфотографировал кое-что. Хотел вам показать. Вы позволите вас завтра навестить?
– Любопытно взглянуть. И я же вам с Валерием Витальевичем всегда говорю: в любое время! Только позвоните за час, чтобы я приготовился.
– Спасибо, Александр Михайлович. Тогда, до встречи.
– До увиду! – сказал дедушка Алекс одно из своих любимых выражений.
Дойдя до извилистой Шуды, я профукал пару утей. Моя лапша улетела, на прощанье похлопав крыльями в ответ на мое хлопанье ушами. Не стоило и вскидывать ружье запоздало. Поднявшись из-под берега, они сразу ушли за деревья. Больше случая не представилось, сколько я ни подкрадывался к воде.
На обратном пути я увидел, как с тропы скользнуло в траву черное тело змеи. Вовремя заметил оранжевый венец. Это был уж. Он разбудил во мне шкодливое настроение. Я подумал, надо все-таки сделать подарок Валерику, и поймал красавца. Посадил свой единственный трофей в трехлитровую банку, закрыл ее пластмассовой крышкой, проковыряв в ней гвоздем отверстия для дыхания. Банку поставил на буфет, на самом видном месте. Хорошо бы еще соломки постелить на пороге, чтобы Валерик голову не разбил, когда будет падать в обморок, увидев пресмыкающееся. Тот, кто решит, что я впал в детство, пусть примет мои соболезнования, он слишком рано состарился. Считаю, что не следует этого делать раньше, чем стукнет сто тридцать лет, да и потом не стоит.
Я как раз закончил ужин, когда раздался стук в дверь и знакомое:
– Андрюха!
На пороге стоял Гоша. За его спиной угадывались фигуры братвы: длинного Женьки, круглого Рома, кого-то еще, всех я не мог рассмотреть. Было темно, лампа на столбе не горела.
– Флора приехала. Давай сходим, перетрем?
Я скорчил гримасу, спросил:
– А без меня никак нельзя?
– Что ты, Андрей? Ты – самый главный! – улыбнулся местный авторитет.
– Сейчас. – Я вздохнул и пошел накинуть куртейку да поменять тапочки на башмаки, полагая, что настал один из тех моментов, когда надо тренировать покорность судьбе и философское отношение к жизни. Навесив замок, присоединился к делегации. Хустов впервые после избиения вышел в свет… точнее, в ночь. А это кто? Только тут я заметил, что среди братанов имеется одна «сестра», и это Татьяна!
– Ну как Флора, держится? – спросил Гошу, поздоровавшись с народом. Если честно, хозяйку завода я видел один единственный раз, да и то издали.
– Переживает, Андрей. Но, виду не подает. Ей сейчас нельзя раскисать!
Да, я вообще заметил, что деревенские как-то спокойнее относятся к смерти. Наверное потому, что, живя на природе, чаще сталкиваются с ней. Там баба в лесу заблудилась, – не нашли. Тут сосед от вина сгорел. Мотоциклист по пьянке убился…
Про домашнюю живность вообще говорить не приходится. Скотину режут, это понятно. Гончара серенький волчок снимает прямо с круга, когда тот в азарте преследует зайца. Тяв! Тяв! Вдруг жалобно: Ав-у-у! И тишина. А безродную Жучку близкий родственник выдергивает из ошейника из будки, со двора, зимой. Кто-то из братвы, Хустов, кажется, стрелял в волка прямо из избы, через окно, не пожалев стекла, а потом выбегал за ним на мороз в одних трусах! Охотники – народ азартный.
К Спонсору люди еще привыкнуть не успели, новым человеком был, а уже наследство принимай! Кстати, интересный вопрос – о наследстве!..
Флора оказалась слегка располневшей восточной красавицей.
– Вот, Флора Зиннатуллиевна, знакомься. Андрей Владимирович Купавин, директор фирмы «Промхимобеспечение».
– Я приехал сюда, чтобы забыть о своем директорстве, Игорь Николаевич, а ты напоминаешь!
– Надо, надо!
Удивило наличие православных икон в красном углу у Флоры Зиннатуллиевны, но я решил пока не подавать вида.
– Все для меня так неожиданно случилось… с Дмитрием Петровичем… – вздохнула Флора, подсаживаясь к столу так, словно она была здесь не хозяйка, а гостья. Я подумал, и для Дмитрия Петровича это тоже было неожиданно, и для братвы, и пожалуй что и для медведя. – Мы не успели всего обговорить… Он сам решительно взялся за дело… Мне не требовалось во все вникать…
Я все ждал, в каком месте она заплачет, но Флора сдержалась и сумела закончить:
– … а теперь придется!
– Ничего, Флора, не переживай. Все образуется. У Андрея знаешь, какая команда? Машины посылают туда – сюда, контейнеры! Мужики знают свое дело, они – молодцы.
– Спасибо, Гоша, – взял я инициативу в свои руки. – Только сейчас, насколько я понимаю, рано говорить о поставках? Флора… можно так, по имени?
– Да, конечно. У нас все по-простому.
– Хорошо, у нас – тоже… Флора, скажите, ведь оборудование еще требуется подключить? Затем, извините, весь этот геморрой с согласованием: пожарники, «сэс», и так далее?
– Да, да, – Флора закивала мне, мол, она понимает. – Принципиально нового мы ничего не устанавливаем, поэтому все, можно сказать, согласовано. Обновить электрику Витя Хустов обещал. – Она посмотрела на Витю Хустова, я тоже на него посмотрел. Боюсь только, что мы посмотрели на него по-разному. – В две недели, думаю, уложимся.
Интересно, а Витя Хустов, тоже так считает?
– Вопрос со снабжением повис, – продолжала Флора. – И куда девать произведенную продукцию? У всех водочников уже контракты с другими поставщиками. Я не знаю, куда Дмитрий Петрович хотел сбывать наш товар? Откуда лучше везти сырье, где дешевле? Как выдержать себестоимость, обеспечивающую конкурентную цену?
Братва с серьезным вниманием слушала Флору и переводила взгляд с нее на меня.
– Вопрос поставки сырья мы решим, – заверил я. – Что там у вас идет, насколько я помню стекольное производство, сода кальцинированная, песок? Конечно, мазут дешевле вряд ли сделаешь, ну а в стоимости сырья значительную долю составляют транспортные расходы, поскольку само по себе сырье не дорогое. Их-то мы снижать, слава богу, научились. Собаку съели на логистике, можно сказать… А Дмитрий Петрович составлял бизнес план?
– Да, он есть, только в нем лишь цифры, без указания поставщиков и потребителей.
– Поставщиков мы подберем, это не проблема. Они все известны. Просчитаем, откуда, что лучше доставлять. С потребителями сложнее. Но, вы же сможете выдержать ассортимент, если потребуется, правда? В школьном музее я видел разные изделия завода. Теперь щекотливый вопрос.
– Да?
– Надо обговорить, за что Андрюхина братва станет страну на уши поднимать? – встрял заботливый Гоша. Я поморщился:
– Речь не о том. Если дело пойдет, фирма заложит свою коммерческую надбавку, это обычная практика… Скажите, не захочет ли кто-нибудь вернуть деньги Спонсора, простите, Дмитрия Петровича, себе? Я имею в виду наследников?
Флора растерянно пожала плечами:
– У него нет наследников. Он – бездетный, с женой в разводе больше десяти лет, именно по этой причине. Родителей тоже нет.
«Как удачно», – чуть было не сказал я.
– Свой вклад он как-то закрепил юридически?
– Нет, – еще больше втянула голову в плечи Флора. – Мы жили хоть и в гражданском браке, но счастливо, не ссорились, и вопрос не вставал. Я сказала, что переоформлю акции на него, половину, или все даже, но он только отмахнулся, мол, успеется. Думаете, надо проверить насчет наследников?
– Думаю, нет, – сказал я. – С наследниками можно и рассчитаться, позже, когда предприятие встанет на ноги. Как если бы вы пользовались у них кредитом. Ну а пока их нет, нечего и суетится.
– Ты сам-то, Андрей, тоже не должен здесь даром трудиться! – продолжал заботиться обо мне наш водитель.
– Здесь? – переспросил я. – А там кто будет? В Нижнем?
– Команда без тебя управится. Дело у вас налаженное.
– Мы устроим вас директором, – предложила Флора. – Здесь все основные акционеры присутствуют, сейчас и оформим.
Я посмотрел на присутствующих акционеров. Похоже, они все были не против и даже заранее это обсуждали. Мне оставалось только развести руками:
– Вообще-то я совсем не готов к такому повороту, если честно!
– Соглашайся, Андрюха! – настаивал Гоша. – Братва в Нижнем без тебя управится. Съездишь, когда надо. Там Валерик есть.
«Валерика там не будет, – подумал я. – Он окажется в дурдоме, когда узнает».
– Подожди, Гоша, не гони коней, – сказал уже серьезно я. – Давайте начнем дело делать, я не против помочь, а надо меня как-нибудь оформлять, не надо, решим потом. Хорошо? Флора, нам потребуется организовать бухучет. Кому- то надо печатать всякие письма, заявки.
– Бухгалтерия, Нинка, вернется из Нижнего. А печатать Таня будет.
Вот оно что! Если бы об этом сказали раньше, я сразу согласился бы принять должность директора, чтобы заполучить такую секретаршу и иметь возможность злоупотреблять с ней своим служебным положением!
– Таню в городе ничто не держит? – на всякий случай спросил я.
– Я возьму отпуск, а дальше видно будет, – сказала моя кандидатка в секретарши, сильно этим меня порадовав! Стало быть, нет у нее в городе такого бойфренда, к которому бы она рвалась поскорее вернуться?
– Очень хорошо, – сказал я, наверное, чуть более эмоционально, чем следовало. – Флора, я посмотрю бизнес план, составленный Дмитрием Петровичем?
– Конечно. Танечка, подай, пожалуйста! Вон, на тумбочке. Татьяна живо поднялась, а я поймал ее движение в «объектив», как кот птичку за окном.
– Женя, а ты передай папку, будь другом!
Джо обернулся, чтобы взять полиэтиленовый конверт из стопки на буфете. Я, заметив взгляд, которым они обменялись с Флорой, вспомнил, что он ведь был ее другом до Спонсора, так говорили. А что, если Спонсор знал об этом? Может, он не просто так хотел Женьку посадить?.. Флора взяла у него папку, вложила в нее бизнес-план Щербакова, защелкнула кнопку, и положила передо мной на стол. Я вытащил цветной пакет из кармана, который всегда ношу с собой по охотничьей привычке, расправил его, и, прихватив за край, опустил в него папку. Дома решил посмотреть, что там насчитал Спонсор.
По окончании официальной части решили идти ко мне, пить чай. Я мысленно показал язык своему второму «я», – оно же было уверено, что Татьяна никогда не появится здесь… Теперь я пожалел о том, что не выбросил и пивные бутылки тоже, вместе с мусором.
Дом у нас все-таки охотничий, половиков нет, поэтому обувь оставлять на пороге не требуется. Братва это знает. От топанья сапог задрожал буфет. Мое пресмыкающееся в банке напугалось, дернулось и зашипело.
– А! – взвизгнула Татьяна, ухватив меня за руку. От ее крика я и сам напугался, но сразу понял, в чем дело.
– Господи, Таня! – я слегка приобнял ее. – Ради бога, извини. Совсем забыл! Это всего лишь уж. Сюрприз для моего друга. Он их любит. Ага. Еще сильнее, чем ты.
Татьяна тяжело вздохнула. Женька и Рома засмеялись, а Гоша спросил:
– Андрей, ты не боишься, что Валерика кондрашка хватит?
– Скорее нас всех кондрашка хватит, чем его, – заступился я за своего товарища. – Проходите, рассаживайтесь. Я этого змееныша сейчас закрою. – Накрыл банку тряпкой.
– Пока чайник греется на газу, растоплю печку. Станет уютнее. У меня не жарко.
Братва расселась за столом, я поднес Татьяне толстый бушлат:
– Накинь-ка, Таня. Почувствуй себя охотницей! – я набросил бушлат ей на плечи. – Как тебя развлекать? Придумал! Дам пока тебе посмотреть фотографии.
Я вытащил из вещмешка цифровик.
– Вот, – включив его, я протянул ей, – здесь кнопка, чтобы листать. Разберешься. Ты не увидишь тут унылых физиономий родственников, это чисто охотничьи снимки: птички, змейки, рыбки. Трофеи. Природа. Смотри!
Моя гостья с интересом взяла фотоаппарат.
Уложив в печке поленья, я занес из сеней канистру, и, слегка накренив, плеснул из нее немного в пластмассовую банку из-под майонеза.
– Это что, Андрюха? – спросил любопытный Гоша.
– Пить это нельзя, – на всякий случай сказал я. – Солярка.
– Ты что, печку ей растапливаешь?
– Можешь меня презирать за это. Понимаю, никакой романтики. Коммунизм со мной не построишь.
– Береста на что?
– Берестой, Гоша, пользуется настоящий сельский житель, настоящий охотник. А я —городской. Чайник, – ответил я Игорю Николаевичу, закупорив канистру. – Увы! Береста закончилась. А солярка всегда под рукой. У меня машина на солярке ездит, – напомнил я ему.
– У него знаешь, какой джип? – решил Гоша похвастаться за меня Татьяне. Я не стал одергивать товарища. – Зверь! – отрекомендовал Гоша мой автомобиль.
– Правда? – спросила Татьяна.
– Ага, – подтвердил я. – Я десять лет на него копил, уводя деньги от налогов через серые схемы.
Татьяна улыбнулась, и за эту улыбку я готов был даже поцеловать Гошу в его небритую щеку. Я унес канистру обратно в сени. Чайник вскипел. В печке потрескивали дрова. На столе появились конфеты, баранки, колбаса и сыр для бутербродов. Разлив чай, я подсел к Татьяне, чтобы объяснять ей, при каких обстоятельствах был сделан тот, или иной снимок. Было ощущение, что вечер удался.
– Как будем электрику монтировать, господа растратчики? – спросил вдруг Рома. – Кабелей-то не хватит!
Витя с испугом посмотрел на него.
– Андрей в курсе, – сообщил Рома.
– Я – в сообщниках, – подтвердил я. Хустов усмехнулся:
– Хорошо погуляли…
– Что теперь делать? Надо к Флоре идти, пусть новую экспедицию снаряжает. Андрюха правильно сказал, – рассудил Гоша.
– Не надо сразу идти, – решил я отработать свое участие в сокрытии хищения денежных средств. – Флора обо всем догадается. Следует смонтировать то, что есть, а потом сказать, чего не хватает. Мало ли почему? Спланировали плохо!
– Ловко, – сказала вдруг Татьяна таким же голосом, каким она признавалась в том, что умеет стрелять из ружья.
– А то! – согласился я. – Десять лет все-таки… – напомнил ей.
Она подарила мне еще одну улыбку. Пожалуй, коллекционировать ее улыбки было бы еще интереснее, чем фотки в цифровике!
– На охоту-то не ходил еще? – спросил меня Женька, меняя тему.
– А! – я махнул рукой. – Упустил двух крякашей на Шуде. Задумался. Какая теперь охота?
– Одно другому не мешает, – философски заметил Джо.
«Еще как мешает!» – хотел возразить я, но промолчал, посмотрев на Татьяну.
– Этот ежик у нас здесь, в доме жил. Его пес из леса в зубах принес, – прокомментировал я ей очередной снимок. – О! Ты бы видела эту собаку! Еле ежика молоком отпоили после стресса.
– И пивом? – спросила Татьяна. Я готов был покраснеть и стал оправдываться:
– Хотел еще вчера эти бутылки из сеней выбросить, да хозяйственная жилка перетянула. Подумал, могут на поплавки пригодиться для сетки.
– Здесь на снимке бутылка, – пояснила свою фразу Татьяна.
– А! Точно. Я и не заметил. Вот они, особенности национальной охоты! Кого не снимай, обязательно бутылка в кадр попадет!
– Ружье новое, говорят, купил, Андрей? – спросил Женька.
– А ты не видел? – удивился я. – Весной еще обновил. Сейчас покажу.
Я достал из шкафа двустволку и подал Женьке. Джо стал вертеть ее с видом знатока, переломил, посмотрел на свет. Я знал, что стволы у меня вычищены до зеркального блеска, так что стыдиться нечего. Поговорили немного об охотничьем оружии. Татьяна продолжала смотреть фотки.
Гости поднялись и стали прощаться. Что станет делать Татьяна? – интересовало меня больше всего. С трепетом я ощутил, прощаясь с Гошей, взявшим Рому под ручку, с Женькой и Хустовым, что девушка остается рядом со мной и не торопится уходить.
Кто-то вкрутил лампочку на столбе, поэтому было достаточно светло. Четверка не успела от нас отойти далеко, когда перед ними вырулила из переулка явно нетрезвая парочка.
– О! Савроська! – резко окрикнул Гоша. – Никотиныч! Отдыхаем, молодежь?
Я видел, как Рома, высвободившись от Гоши, пошел вперед. «Если останусь, я за себя не отвечаю», – вот как я расценил бы этот нетерпеливый жест. Рома видел, что общительный Гоша надумал поболтать с пацанами, которых он не любил. Так оно и вышло.
– Все пьешь, Саврося? А ты, Никотиныч, чего? Ты же вроде бросил?
– Немного выпили, дядя Гоша…
Татьяна вдруг сказала мне:
– Я пойду.
Не знаю, что произошло, но я был уверен, что ее настроение отчего-то явно изменилось.
Следующим утром «будильник» тоже не подвел. Услышал стук в окошко. Повезло, повезло Валерию Витальевичу!
– Андрюха!
Уже открывая дверь, я вспомнил:
– Толик! Елки-палки! Ты про меня не забыл?
– А я все помню, я был не пьяный, – пропел в ответ Толик из Высоцкого. – Не суетись, я подожду. Бутерброд хоть съешь! – великодушно разрешил.
– Меня в Бродах накормят. Или я не знаю дедушку Алекса!
Когда Толик вывел свой оттюнингованный «уазик» на трассу, я понял, что и в лице Гошиного брата мне не найти исключение из правила: «Какой же русский не любит быстрой езды?»
– Значит, теперь ты у нас – пан директор? – спросил Толик, выжимая из своего автомобиля все, что можно.
– Это называется без меня меня женили! – признался я ему. – Я, конечно, сделаю все, что могу, но насчет официального директорства, это явный перебор!
– А Гоша считает, что нет.
В Плодовихе я поблагодарил Толика за то, что довез в целости и сохранности. Спустившись по песчаной дороге под гору в долину Чернявки, я пересек речку по высокому мосту, по которому, к счастью, перестали ходить лесовозы, так что он еще послужит. Мурлыкая себе под нос песенку солдата из фильма «Старая сказа», я углубился в лес.
Дорога, наконец, расширяется, видны первые почерневшие дома. Справа, когда выйду на поляну, покажется дом Матвеевых, в котором родилась традиция с шоколадкой.
Вот и он. И – кого я вижу! По тропинке, следующей от Лапшанги, топает товарищ Суков. За ним след в след, одна за одной, – три кошки, хвосты трубой. Суков возвращается с рыбалки, на плече удочка из орешника. Я не промахнусь! Фотоаппарат в моих руках появляется быстрее, чем кольт в руках ковбоя. Есть исторический кадр!
– О-кхе-кхе! Здорово! – приветствовал меня местный абориген поднятием руки. – Как оно, ничего?
– Помаленьку, – ответил я в тон ему. Как меня зовут, Суков вряд ли помнил. – Как рыбалка? Что елец?
– А! Твою мать, не клюет падла! За все утро… – Товарищ Суков приподнял пакет.
– Ну, ничего, – оценил я. Действительно, мне бы для удовольствия такого улова хватило. Когда же вопрос стоит о пропитании, ворчание рыболова можно понять.
– К Михалычу? – спросил Суков. – Сетку проверяет. Я от бани отходил, он к озеру пошел. – Суков потопал к своему дому, кошки – за ним.
Когда я присел на так хорошо знакомую скамейку под навесом, мимо прошел энергичной походкой тот самый Вовуня, который доводил собой число местных жителей до полутора. Демисезонное пальто, руки согнуты в локтях, ать-два, ать-два!
Меня Вовуня, готов поспорить, увидел, но не отреагировал. У него – ежеутренний оздоровительный променад.
Я сидел на скамейке и наслаждался тишиной. Вот чего не хватает в Кувшине! Собаки лают, «мациклы» трещат…
Я хорошо знал, в какую сторону смотреть, и вскоре среди невысоких деревьев, окружающих озеро, показалась знакомая телогрейка и один из головных уборов, составляющих у дедушки Алекса богатую коллекцию.
– Андрюха! Ты что же не позвонил?
– Проспал, – честно признался я. – С постели подняли, но не разбудили. А потом – гонка. Местные же медленно ездить не умеют. Зато, пока пешком шел, удовольствие получил. А что погода, все эти дни такая, чудная?
– Погода, Андрюха, сказочная! «Славная осень. Здоровый, ядреный, воздух усталые силы бодрит. Лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар лежит», – продекламировал по памяти наш Профессор, как его называют в Кувшине. – Льда, правда, пока еще нет, а в остальном…
– Вы дневник, конечно, ведете?
– А как же? Пойдемте в дом, Андрей Владимирович! Я вам за чаем зачитаю о событиях минувших дней. – Александр Михайлович любил свой журнал. Я знал, что обращаться к записям доставляло ему удовольствие.
От внимательного дедушки Алекса не укрылось то, что я как-то рассеянно прослушал про зайца, добытого возле Сергуниной старицы, про щуку на десять килограммов, которая обмотала вокруг себя всю китайскую путанку Кольки-Живодера, приезжавшего намедни, дабы расставить все свои сети, петли, капканы и самоловы. Действительно, меня больше интересовала погода.
– Ты что, Андрей, такой задумчивый?
– У меня, Александр Михайлович, этот случай с мужиком из Кувшина, Спонсором, из головы не выходит.
– Чем он так тебя заинтересовал?
– Да… всем! Смотрите, – я достал цифровик, высветил. – Вот. Окурки. Люди стояли и курили. Погода тихая все эти дни, у вас и в дневнике зафиксировано.
– Полный штиль, – согласился главный местный метеоролог.
– То есть, двое общались, и их было слышно. Не молча же они дымили вдвоем? Табачный дым я, некурящий, чую издали. О звере – говорить нечего! На лабазе ведь, когда медведя караулишь, курить нельзя?
– Ни в коем случае, – подтвердил дедушка Алекс. – Ни курить, ни пукать, ни чихать.
– Вот видите! Они стоят, курят, разговаривают, возможно, что и пукают, потом расходятся, а через пять минут на одного из них нападает медведь. Не странно ли это?
– Очень странно! – согласился Александр Михайлович. – Зверь давно должен был уйти.
– И я, хоть охотник не больно еще опытный, тоже так подумал. Правда, это была медведица с медвежонком.
– Ну и что? Она бы увела его за собой, и все! – воскликнул Александр Михайлович, в отличие от меня, охотник весьма опытный. Конечно до Ромы, убившего сто медведей, ему далеко, но, хаживал дедушка Алекс на «хозяина», хаживал!
– Я и думаю, почему же она напала?
– Что тебе сказать, Андрюша? Поведение животного не всегда укладывается в определенные рамки, как, впрочем, и человека. Вот у меня в Казахстане был случай. Пошли как-то раз на кабана…
Я добросовестно выслушал охотничью байку, поглядывая на репродукцию со знаменитой картины «Охотники на привале» на стене у Александра Михайловича, далеко, впрочем, не самым интересным экспонатом в его доме-музее, в сравнении с чучелами глухаря, белки, куницы, зайца, и так далее, лосиными рогами, многочисленными фотографиями. Про библиотеку вообще говорить не приходится! В другой раз я обязательно задал бы кучу вопросов, касающихся рассказанной им истории, но сегодня меня больше интересовала своя, и я вернулся к ней:
– Вот еще, Александр Михайлович, смотрите, – я перелистнул кадр в фотоаппарате, —медвежьи следы. Вы в следах, конечно, разбираетесь лучше меня, если учесть, что я вообще не разбираюсь. Но, даже я могу отличить, когда человек бежит, резко отталкиваясь от мягкого грунта, а когда идет спокойно, – я вспомнил Рому, удерживаемого за штаны Натахой. – Скажите, зверь здесь спокойно прошел, или рвался вперед, чтобы броситься на человека?
