Александр Амфитеатров
Елена Окрутова

* * *

Сергей Константинович Округов и Марья Тихоновна Бекасова сидели впотьмах на ступеньках дачной террасы.

– Значит, Марья Тихоновна, с вашей стороны это дело решенное, и вы беретесь хлопотать за меня перед Еленой Михайловной? – говорил Окрутов, сильно раздувая красную звездочку своей сигары.

– Душою бы рада, Сергей Константинович, кабы это сладилось. Лучше вас зятя мне и не надо. Но вы сами знаете мою Лелю: своевольница она; я ей приказывать не в силах. Пойдет за вас – слава Богу, не пойдет – не взыщите с меня, старухи!

– А как вы думаете, Марья Тихоновна: пойдет или не пойдет?

– Уж если откровенно говорить, батюшка, так скорее, что не пойдет. Стареньки вы для нее, а ей ведь девятнадцатый годок… Молодой о молодом и думает.

– Из меня, Марья Тихоновна, хороший муж выйдет: я Елену Михайловну ни в чем не стесню, во всем им дам полную волю…

– Дашь – хорошо, а не дашь – так она, батюшка, и сама возьмет. Характерная она у меня. Все по-своему, сама по себе… Вот и сейчас: сколько раз было говорено, чтобы не гулять в роще, на ночь глядя, – нет, убежала коза и пропадает… А я – мать! Я с вами говорю, а у меня сердце ноет: и простудилась-то она, и заблудилась-то она, и злые-то люди ее обидели…

– Вот и Елена Михайловна! – перебил Округов, заметив у калитки палисадника белую фигуру.

– Бога ты не боишься, Леля! – начала было причитать Бекасова, но осеклась, увидев, что дочь приближается к террасе какой-то странной, шатающейся походкой. – Да что с тобой? – вскрикнула она, хватая Лелю за руки и в полуобмороке втаскивая ее в дачу, к свету. – На тебе лица нет.

– Ох, дайте мне воды… вина… чего-нибудь, – прохрипела Леля сквозь стиснутые зубы, – мочи нет… устала!..

– Господи! На что ты похожа? Вся исцарапана, платье изорвано, в воде, в грязи…

– Это я сквозь кусты по болоту лезла напролом… Хотела пройти короткой тропой, да сбилась с нее, заблудилась, – вот и…

Голова утомленной девушки откинулась на спинку кресла; по белому как снег лицу побежали синие тени… Она была без чувств. Насилу ее оживили.

– Крестик-то свой бриллиантовый Елена Михайловна потеряли… – заметил с сожалением Округов. – Хорошенькая была вещица.

– Ну, батюшка, что крестик! – огрызнулась Марья Тихоновна, – хорошо, что голову-то еще не потеряла. Говорила я, что гулянки эти не доведут до добра…

Леля, как только очнулась, немедленно удалилась в свою комнату и легла в постель. Целую ночь Марье Тихоновне чудилось, что дочь не то стонет, не то глухо рыдает. Она вставала с постели, стучалась в спальню Лели, но отклика не было…

«Надо быть, во сне бредит, – решила старуха. – Этакая безумная! Можно же себя так уходить!..»

На другой день Леля отдохнула и казалась спокойною. Мать передала ей предложение Окрутова. К удивленно Марьи Тихоновны, Леля немедленно и даже как бы с радостью согласилась. Свадьбу сыграли два месяца спустя.