Александр Тамоников
Офицеры. Лучшие романы о российских офицерах

Семья Чирковых встретила Александра с Катюшей и Викой на вокзале. Затем они вместе отправились домой к Володе, где был заранее приготовлен стол. Оставили уставшую Вику на попечение бабушки. Сели за стол, выпили за возвращение. Смеялись над выходкой Чиркова, когда он подавал рапорт Куделину.

– Нет, ты, Сань, не можешь даже представить его физиономию. Рот открыл и смотрит бараном. А вокруг прихлебаи его. И все молчат. Короче – немая сцена.

– А Саша тоже решил уходить, – сказала Катя, – не знаю только, правильно это или нет…

– Даже не сомневайся, Катюша, – успокоил ее Володя, – мы с ним такие дела на гражданке закрутим, вы у нас королевами в поселке будете.

Шампанское расслабило компанию. Общий разговор скоро разделился. Даша с Катей перешли на диалог. Чирков предложил выйти перекурить. На кухне он сказал:

– А знаешь, Сань, новость в часть из округа подбросили?

– Что за новость?

– Роту приказано в Чечню отправить.

– И до нас добрались?

– Добрались. А знаешь, чью роту наметили?

– Понятно, что не твою.

– Правильно, не мою, саперов там, видно, хватает. Твою, Сань! Вернее, бывшую твою. – Володя похлопал друга по груди. – Так-то. Будет теперь Панкрату путевка на Кавказ. Узнает, сопляк, что рота – это тебе не просто так. Управлять ротой еще уметь надо. А то ходит адъютантом лощеным…

– Ты серьезно?

– Что серьезно?

– Что моих отправляют?

– Серьезно, а тебе-то что? Завтра кинешь рапорт, и пошли они все к чертовой матери!

Доронин не ожидал такого поворота событий. Почему комбат, когда он докладывал о возвращении, ничего не сказал? Александр задумался.

– Ну ты что, Сань? Решили же?

– Подожди, Володь. Голова от этой шипучки что-то плохо соображает. Это получается, Панкратов поведет роту?

– А кто же? Куделин по всей части разбазарил, что Панкрат ротный, а ты отстранен, остается только приказ получить.

– Без суда чести они меня не снимут. Если только по рапорту командира, но ни Куделин, ни новый по три месяца частью не командовали, значит, ходатайствовать не могли.

– Ты к чему клонишь?

– К тому, что на данный момент по штату я командир роты, вот к чему.

– И что это меняет? Говорю, завтра с утра кинешь рапорт, и все дела. Ты же не бежишь от Чечни, потому как о командировке знать не можешь. Комбат ничего же не сказал? Нет? Ну и все! Только пораньше, до построения, зайди в кабинет комбата и оставь рапорт. Все! Твои действия будут, конечно, обсуждать, но трусом никто назвать не посмеет. Во-первых, тебя все знают, во-вторых, еще до отпуска было понятно, что не станешь ты служить, да и Куделин кудахтал не по делу. Так что ничего в этом нет, в смысле порочащего тебя.

– Володь? Ты что, прикидываешься? Или серьезно не понимаешь?

– Чего я не понимаю?

– А то, что не могу я вот так. Уловить момент, тихо бросить рапорт и в кусты. А бойцы? Я не о том, как они расценят мой поступок, потому что поступить так – значит предать их по всей форме. Не об этом я.

– Так о чем? Просвети.

– О том, что с Панкратовым и молодыми взводными рота обречена, если будет послана в «горячую точку». Панкрат и сам погибнет, и ребят положит. Неужели не ясно это?

Чирков вздохнул, матернулся.

– И чего я распинался? Знал же, как ты среагируешь. Все правильно, Сань, но несправедливо, согласись, по-скотски вот так-то. То с дерьмом смешивают, а то вдруг…

– Ладно, Володь! Я решения своего не меняю. Пройдем командировку, вернусь – и на гражданку. Отсрочим только месяца на три нашу предпринимательскую деятельность, и все. Ничего же не меняется, Вова!

– Кто его знает – меняется не меняется. Не нравится мне такой оборот. Предчувствие какое-то. Эту командировку, Сань, пройти еще надо. Чечня – это сложно и очень серьезно.

– Не пасуй, Володь. Подумай сам. Прибудет необстрелянная рота – ее что, сразу в бой? Да и боев там масштабных давно не ведется. Определят на несколько блокпостов или перевал какой прикроют. Отсидим на позициях сколько надо и домой. В общем ребята у меня неплохие, за небольшим исключением, но война всех образумит. Там такие же пацаны воюют, чем мои хуже?

– Как Катюше-то скажешь?

– Правду скажу. Уверен – поймет.

– Давай только не здесь. Потом скажешь. Пойдем за стол, будто ничего не произошло.

На 9.00 Доронина вызвал командир части подполковник Горин. В 7.30 домой прибыл посыльный из штаба и предупредил об этом.

В назначенное время Александр вошел в кабинет командира части.

– Разрешите?

– Входите, Доронин.

– Товарищ подполковник, старший лейтенант Доронин по вашему приказанию прибыл.

– Присаживайтесь, Александр Владимирович. Мы с вами лично еще не знакомы. Позвольте представиться – подполковник Горин Сергей Александрович.

Александр присел за стол совещаний, Горин вышел из-за своего места и устроился напротив. Перед ним лежало личное дело Доронина.

– Я знакомился с личными делами офицерского состава части, прочитал и ваше. И, честно говоря, не могу понять, чего здесь больше: правды или предвзятого вымысла. У меня возникает вопрос: как командир отличной роты может быть, судя по этой писанине, извините за выражение, разгильдяем? По-моему, может быть одно из двух – или отличный офицер, раз рота отличная, или на самом деле разгильдяй, разваливший подразделение. И налицо первое – разгильдяй просто не может командовать лучшей ротой, причем на протяжении нескольких лет. Следовательно, предвзятое отношение. С кем вы в натянутых отношениях? Хотя можете не отвечать. Я уже знаю. И хочу заметить: хотя я и знаю Куделина с училищной скамьи, но по офицерской службе сталкиваюсь с ним впервые. Я вызвал вас по другому вопросу. Но сначала давайте закончим с вашим личным делом. Так как взыскания вы имеете от начальников до командира части, я снимаю их. Все! Причину вы, надеюсь, поняли. Нам с вами работать, давайте забудем старое и начнем службу с нуля. А теперь перейдем к главному. Вы готовы к серьезному разговору?

– Я всегда ко всему готов.

– Немного самонадеянно, но, верю, обоснованно. Так вот, Александр Владимирович, командованием военного округа приказано нашей части откомандировать одну роту в Чечню. Временно. Срок командировки – три месяца с момента прибытия. Возможны и изменения. Я человек новый, и мне, естественно, невозможно определить, какое подразделение является достойным и, главное, подготовленным для выполнения этой непростой миссии. Так что, выслушав заместителей, начальников служб и командиров батальонов – вывод делаю один. По всем показателям самой боеспособной ротой является пятая. Та, которой командуете вы. Если вы заметили, я сказал «по всем показателям». А подразумевает это все критерии – от личных, профессиональных качеств командира до подготовленности самого последнего бойца в строю.

– По-моему, товарищ подполковник, вы идеализируете ситуацию. В подразделении, подчиненном мне, достаточно проблем, до окончательного решения которых еще очень далеко.

– Может быть. Но вы работаете и решаете их. И вам многое удается. Никто в части, обратите внимание на это, никто, в том числе и подполковник Куделин, с которым у вас сложились, мягко говоря, неправильные отношения, не отрицает того, что пятая рота на данный момент лучшая в части. А Куделин? Я еще не во всем разобрался, но обещаю вам, что разберусь и справедливость восторжествует, и, если зам по воспитательной перегибает палку, он будет поставлен на место. Но вернемся к главной теме. Исходя из всего сказанного, я принял решение доверить выполнение боевой задачи вам, Доронин. У вас есть особое мнение?

– Никак нет, товарищ подполковник. Я человек военный и обязан выполнять приказ. И выполню, насколько это будет в моих силах.

– Достойный ответ, да другого я и не ожидал. Давайте тогда ближе к делу. Вы можете вывести из подразделения людей, которым не доверяете или считаете непригодными по разным причинам, и подобрать замену из других подразделений. Списки лиц, изъявивших желание добровольно отправиться в Чечню, я вам передаю. Вот они.

Горин протянул лист, Доронин увидел, что там довольно много фамилий.

– Как видите, немало военнослужащих готовы пойти с вами. Но окончательное решение по личному составу только за вами, Александр Владимирович. Это надо сделать сегодня. Вечером списки личного состава должны уйти в округ. Завтра же подразделение отправится на полигон, в учебный центр, для почти месячной подготовки. Целенаправленной и индивидуальной. Занятия будут проводиться по планам оперативного отдела штаба округа. Ну а затем, собственно, сама командировка. Если вдруг возникнут вопросы, обращайтесь сразу ко мне, ибо с сегодняшнего дня ваше подразделение выводится из-под управления батальона и на период подготовки будет являться отдельным, подчиненным непосредственно мне.

Доронин вышел из кабинета, прошел мимо Куделина, стоящего в коридоре, честь не отдал, как положено, на что тот, как ни странно, внимания не обратил, а может, сделал вид, что не обратил.

В 11.00 Доронин приказал построить личный состав роты перед казармой. В назначенное время прапорщик Мамедов вывел подразделение. Присутствовали и командиры взводов, в том числе и Панкратов.

– Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты! Я собрал вас для того, чтобы объявить, что в скором будущем нашей роте предстоит выполнение боевой задачи в Чечне. В чем она будет выражаться, я пока не знаю. Но в любом случае мы отправляемся на войну. Поэтому каждый должен принять решение самостоятельно. Я не хочу тянуть никого силой и предоставляю каждому из вас выбрать – идти с ротой или остаться здесь. Также я не хочу, чтобы решения принимались скоропалительно. А посему даю вам время обдумать все и окончательно определиться. С 14.00, после обеда, с каждым я буду беседовать лично в канцелярии роты. Решившим пойти со мной нужно написать рапорт. У меня все. Те, кто сомневается в себе, лучше откажитесь. Так будет честнее и по отношению к себе, и к товарищам, ибо на войне слабость одного может привести к трагедии многих. Все! Командирам взводов – личный состав ничем не отвлекать. Разойдись!

Рота не рассыпалась, как обычно, с веселым гомоном, а разошлась медленно, с пониманием того, что жизнь делает очень крутой поворот.

– Что скажешь, Кость? – спросил Колян. Друзья присели на скамейку в курилке.

– А что здесь, Коль, скажешь? Доронин сам все сказал.

– Это че? Если я не стану писать рапорт, меня не пошлют?

– Не пошлют.

– А кого пошлют, если все возьмут и откажутся?

– Лично я не откажусь. Да и многие другие тоже, так что с части роту-то наберут.

– Не откажешься? Ты же свалить хотел по весне.

– Свалю после Чечни.

– А если грохнут тебя там?

– Коль, ну ты чего опять непонятку свою врубаешь? Грохнут, значит, грохнут. Сам-то что решил?

– Ты дурь-то не гони. С какой радости тебе под пули лезть, коль слинять решил?

– Ну это мое дело. Ты-то что решил?

– Лично я отказываться не собирался. По мне уж лучше в окопе сидеть, чем на тумбочке торчать. Да Гольдина, если сунется туда, шугану так, что окурки, чмо, после меня собирать будет. Иначе в первой же перестрелке срежу очередью.

– Коль, ну зачем говорить то, что не сделаешь?

– Вот так всегда. Че ты обрываешь меня? Дай хоть помечтать… А это, Кость, Панкрат, значит, тоже в Чечне будет?

– Конечно. У офицеров желания не спрашивают.

– Вот это здорово!

– Что тебе здорово?

– А то, что этот урод рядом будет. В одном со мной окопе. Тогда и посмотрим, как будет он нос свой вверх задирать. Только ради этого я поеду в Чечню. Посмотрю, как этот вояка покажет себя в бою.

– А ты злой. И злопамятный вдогонку.

– И че? Меня не трогай, и я никого не трону.

– Значит, едем?

– Какой может быть базар? Конечно, едем. Хоть посмотрим, что там за дела.

– Тогда пошли писать рапорт?

– Пошли.

В 14.00 началось собеседование. Военнослужащие входили в канцелярию и клали на стол рапорта. Никто из подразделения не отказался. Доронина это тронуло. Оставалась самая «больная» категория – солдаты, едва прослужившие полгода.

Одним из первых зашел Горшков. Он подошел и аккуратно положил перед командиром лист бумаги. Доронин взял его, прочитал.

– Ты в школе учился?

– Учился. А че?

– Да у тебя, извини, в слове «еще» сразу три ошибки.

– Как это?

– Это я образно. Но ошибок очень много.

– Ну и че? Главное, понятно, о чем я написал.

– Да, смысл понятен. Хорошо подумал?

– Хорошо.

– Никто давления не оказывал?

– Не понял?

– Никто не заставлял тебя писать рапорт?

– А! Нет. Сам решил. Могу еще написать.

– Ты понимаешь, на что идешь?

– На войну, че не понять-то?

– А готов ли ты к войне?

– Разве я плохо стреляю? Я из своего пулемета мишени кладу с первой короткой очереди.

– Это так. Здесь ты мастер. Меня интересует, морально ты готов?

– К чему?

– Ну к войне, к чему же еще? Ведь людей, возможно, придется убивать.

– Если они, чечены, по нам палить будут, то че их не валить? Ждать, пока они замочат?

– Ну ладно, включаю тебя в списки. Давай следующего…

В 16.30 Доронин передал Горину список личного состава вместе с кипой рапортов.

– Что же, вижу, вы никого не стали менять?

– Никак нет. Все добровольно, в виде индивидуального рапорта изъявили желание принять участие в выполнении боевой задачи. Серьезного повода кому-либо отказать у меня не было.

– Это вас не удивило? Я насчет того, что никто не отказался? Не насторожило?

– Удивило? Может быть. А вот насторожило ли? Нет. Я с каждым провел собеседование и предоставил право выбора. Да и знаю я их всех как свои пять пальцев. Разные люди, но коллектив нормальный, боеспособный. Так что не было необходимости менять личный состав даже частично.

– Признаюсь, ожидал, что отказники будут. Но личный рапорт – это документ. Хорошо. Комбат заверил список?

– Так точно.

– Тогда все в порядке. Ну, товарищ старший лейтенант, как говорится, флаг вам в руки. Завтра в 15.00 выезд в учебный центр. Машины для вас запланированы на 9.00, грузите все необходимое – и в путь. На полигоне вас встретит подполковник Кузнецов Илья Борисович. Занятия начнете послезавтра. Планы у Кузнецова. По темам определитесь – какую задачу вам предстоит в будущем решать. Через несколько дней к вам прибудут инструкторы, специалисты в разных областях, прошедшие Чечню. График занятий вас ожидает плотный, но по Суворову – «тяжело в учении – легко в бою». До убытия на полигон мы с вами не увидимся – вызывает начальство. Нет вопросов? Хорошо. Можете идти.

Через день на полигоне начались занятия. Подполковник Кузнецов – начальник учебного центра, человек заслуженный, прошедший Афганистан, побывавший и в Чечне, где был ранен. Из командира штурмового батальона стал начальником стрельбища, как сам он называл свою должность. Основной достопримечательностью полигона являлась высота, носящая название Брана. Название это было перенесено офицерами одной из частей, выведенной из бывшей Чехословакии. Эта Брана и была основным местом проведения занятий с ротой Доронина, цель которых – «Организация и ведение длительной обороны ротного опорного пункта в условиях горно-пустынной местности». Прав был Горин – по теме занятий вполне можно было предположить, что действия подразделения в Чечне будут носить позиционный характер. Только вот какой? Активный или пассивный? Этот вопрос оставался открытым.

Несколько дней бойцы при помощи шанцевого инструмента создавали опорный пункт, с индивидуальными ячейками для стрельбы в полный рост, с многочисленными ходами сообщений, блиндажом, КНП – командно-наблюдательным пунктом, – хранилищами боезапаса и провианта. Траншеи выкапывались по самому хребту высоты согласно схеме круговой обороны. И хотя почва в данной местности была сравнительно мягкой, работа выматывала солдат до предела. А что будет в горах? Там придется буквально вгрызаться в каменистый грунт. Об этом не хотелось думать. Распорядок дня выработан был жестко. По сути, роте предстояло нести постоянный усиленный караул, и уже здесь он был введен, как только опорный пункт принял надлежащий вид. Пространство вокруг высоты окружили оцеплением и превратили в стрельбище. Огневая подготовка велась непосредственно из окопов. Чтобы максимально приблизить реальную обстановку к боевой, позиции роты несколько раз обстреливались из стрелкового оружия и два раза огнем минометной батареи.

Инструкторы, прибывшие сюда, делали свое дело мастерски. Пули, выпущенные ими, ложились совсем рядом с бойцами, заставляя последних постоянно падать на дно окопов, но тут же вскакивать и вести ответный огонь по мишеням, которые тросами подтягивались все ближе, к «мертвой», недосягаемой для огня обороняющихся зоне. Цель такого занятия состояла в том, чтобы под огнем «противника» уничтожить как можно больше мишеней, не допустив их в так называемую мертвую зону. Если это не удавалось, то «бой» считался проигранным и все повторялось заново. До тех пор пока солдаты не перестали шарахаться от свиста и близких фонтанчиков пыли, выбиваемых пулями, а делали свое дело – уничтожали приближающегося «противника».

Обстрел минометной батареей начался рано утром и заставил многих вспомнить маму. Начался он неожиданно и психологическое воздействие оказал большое. Мины ложились вокруг позиций, сам факт близких разрывов, пороховая гарь заставили бойцов вжаться в земляные стенки окопов. Растерянность была налицо, но паники не было. Урок был извлечен, и уже повторный удар не заставил солдат суетиться. Под разрывы мин они быстро и слаженно заняли свои позиции, готовясь отразить нападение.

Затем инструкторы провели целую серию занятий по рукопашному бою на случай, если враг все же ворвется в траншеи опорного пункта. Снайперы занимались отдельно и получили неплохие навыки. Отрабатывались даже действия при условном выходе из боя офицеров и большей части сержантского состава. За короткое время рота максимально была подготовлена, насколько позволили условия равнинного полигона, к выполнению локальной задачи.

Изменения произошли и с самими бойцами. Как внешне, так и внутренне. Лица посерьезнели, пренебрежение стариков к молодым явно не выражалось, и сигаретой теперь делился каждый, невзирая на сроки службы, что еще недавно в части было невозможно. Солдаты обращались друг к другу по имени, и между ними стало появляться нечто, похожее на братство. Не было взаимных оскорблений, и само слово «дух» выпало из лексикона. Теперь оно предназначалось для обозначения будущего противника.

Особенно доволен подготовительным этапом остался Николай. Делясь с Костей впечатлениями, он не переставал восторгаться:

– Вот это, Кость, я понимаю, служба. Это тебе не «равняйсь-отставить» или «дежурный по роте на выход», здесь так, как надо. Когда нас минометчики накрыли, видел, как Гольдин чайником треснулся в бруствер, нет? Он из блиндажа вылетел и каску на ходу, чудик, напяливает. Видно, не успел натянуть как надо, а все ведь бегом, поворота не усмотрел, как долбанется в бревно. А тут ему еще сзади поддал кто-то, так он встал раком и ни гугу, башка от удара, наверное, не соображала, так и стоял в позе «мама мыла пол». Пацанам через него, как через «козла» в спортзале, пришлось прыгать.

– А ты не струхнул?

– Струхнул, конечно, поначалу. Ничего себе! Ни с того ни с сего такой шухер. Но въехал я быстро и махом в свою ячейку. Только там, признаюсь, в землю и вжался. Как эта гадина, мина, воет, а? Кажется, прямо на тебя летит. Одна совсем рядом рванула, честное слово, я еще рот открыл, так земли и нажрался.

– Не заливай, Коль, смотрели же потом – воронки от позиций далеко были.

– Значит, так рванула, что вся земля на меня полетела.

– А чего ты рот-то раскрыл? От удивления?

– А черт его знает, только плевался потом полчаса, не меньше. А вообще – нормалек. Такая служба как раз по мне. Я только тут, между прочим, за все время и выспался как следует. Не знаю, как ты, а я доволен.

– Это же учения, Коль. В Чечне по-другому будет. Там мины если полетят, то в цель.

– Все ты норовишь настроение испортить. Паникер ты, Кость. А мины… Ты батарею, с которой по нам стреляли, видел?

– Нет.

– Вот и то-то, что нет, а я, когда они били, высунулся, интересно было – откуда по нам лупят?

– И хочешь сказать, увидел?

– В натуре увидел. Они с края рощи по нам огонь вели. Это метров пятьсот-семьсот, и, будь у нас оружие посерьезней, враз достали бы их. Даже я, со своего РПК, мог бы попытаться. А в Чечне у нас обязательно какая-никакая артиллерия, да будет. Или, может, че с воздуха прикроет. Так что это все фуфло. И мины. Видел, как падают? Одна от другой? Я, конечно, не спец, но видел эти трубы и как прыгают они, когда стреляют, хер они точно по траншее попадут. Ну, может, и залетит какая, но это уже кому как на роду написано. А от судьбы не уйдешь. Так и Глоба наша деревенская говорила. Слышь, Кость? Был у нас в деревне Булдыхай, Митяем звали, ну че его так прозвали, я не знаю, электриком пахал. Ну, значит, один раз Глобе этой свет он во двор проводил. Выжрал, понятно, ну и тряхануло его малость. Ему эта плесень и говорит – бросай, Мить, работу, к смерти она тебя приведет. Судьба, говорит, у тебя такая. Ну Булдыхай матернул ее по пьянке как следует и домой на полусогнутых. А через год примерно, прикинь, Кость, решил он дома дрелью чей-то просверлить. В розетку дрель воткнул, и кранты. Дрель замкнула, и накрылся Булдыхай крышкой. Точно как Глоба предсказывала. Вот и не верь в судьбу. Ты можешь хоть три войны провоевать, а придешь домой и утопнешь, раз на роду тебе написано утопленником быть. Это я тебе сто пудов говорю. Проверено. Вот так-то.

– Не пойму, Коль, к чему ты все это гонишь?

– Че с тобой базарить? Ты, Кость, иногда пацан как пацан, а иногда – не поймешь че. Витаешь где-то в облаках, все думаешь, думаешь. О невесте, что ли? Куда она от тебя денется, коль любовь у вас такая? Ты жизни радуйся. А то с думами этими чердак сорвет, кому ты тогда нужен будешь?.. Меньше думай – лучше будет. Короче, пора кончать базар, сейчас «парашки похаваем» и на боковую – готовиться в наряд. Нет, ты как хочешь, а мне такая служба в самый раз.

На финальной стадии рота в присутствии генерала из округа, командира части и большой группы старших офицеров провела показательные занятия с использованием всех ранее отработанных тем. Произвела благоприятное впечатление и была признана по итогам подготовки годной к непосредственному выполнению боевой задачи.

Через три дня отдыха и укомплектования по полному боевому расчету подразделение перебросили на один из военных аэродромов на территории республики, сопредельной с Чечней, тем самым начав новый отсчет времени в жизни этих молодых ребят.

* * *

Пройдя длительный марш, автоколонна с ротой Доронина прибыла в пункт назначения. Отдав распоряжения на разгрузку, Александр направился к штабной палатке батальона, в распоряжение которого согласно предписанию было прикомандировано его подразделение.

Доронина встретил сухощавый подполковник. Офицер, судя по орденским планкам на груди, заслуженный, прошедший не одну «горячую точку», а орден Красного Знамени говорил о том, что бравому комбату пришлось проявить себя еще в Афганистане. Кроме него, в штабе находились общевойсковой майор и капитан-десантник.

– Доронин? Я не ошибся? – спросил подполковник.

– Так точно, командир пятой роты N-ской части старший лейтенант Доронин, докладываю…

– Да чего там докладывать? И так все ясно. Как зовут-величают?

– Александр… Александр Владимирович.

– Ну а я – Галкин Пал Палыч, или Палыч, как тут все меня зовут, за глаза, конечно. Давай проходи, присаживайся. Добрались нормально? Больных нет?

– Все в порядке, товарищ подполковник.

– Личный состав чем занят?

– Разгружаются.

– Хорошо. Сережа, пройди распорядись, как да где разместиться роте, – скорее попросил, нежели приказал, командир майора и, когда тот вышел, объяснил Доронину: – Начальник штаба майор Гаврилов Сергей Ефимович, толковый офицер. Вернется – познакомитесь. А это, – комбат указал на десантника, – твое усиление. Капитан Егоров Валерий… Как тебя там по батюшке?

– Да просто Валера, товарищ подполковник.

– Значит, просто Валера, командир взвода спецназа. Твоя рота получает статус сводного подразделения специального назначения. До солдат об этом доведи, дух поднимешь. Ребята у Егорова отборные, контрактники, в бою не раз проверенные. Хлебают эту кровавую кашу не первый год.

Офицеры пожали друг другу руки. Между тем комбат продолжил:

– Задача у Егорова двоякая. С одной стороны, и это основное, он усиливает тебя, Доронин. С другой – выполняет собственные, специфические задания. В тесном взаимодействии и при согласовании с тобой. Понятно?

– В общих чертах.

– А большего и не требуется, подробности будут завтра.

Вернулся начальник штаба.

– Все, командир. С твоими, – обратился Гаврилов к Доронину, – ПНШ – помощник начальника штаба – занимается. Будем знакомы, командир нас уже представил, – протянул майор руку. Познакомились.

– Ну что, господа офицеры? Для начала, пожалуй, и все? – Командир посмотрел на подчиненных.

– Все ли, Пал Палыч? А как же традиция? – прищурив глаза, спросил начальник штаба.

– Сколько сейчас времени? – Комбат взглянул на свои командирские часы. – Так, почти восемнадцать. Ну что ж, традиция есть традиция – наливай, Сергей.

Начальник штаба достал из «тревожного» чемодана армейскую фляжку.

Егоров тем временем выставил пять кружек, хотя присутствовало только четверо. Доронин догадался, кому предназначалась пятая, – тому, кто никогда больше не сядет за общий стол. Павшему в бою. Затем десантник разложил мелко нарезанное сало с кусками черного хлеба и большой луковицей. Майор разлил.

– За встречу и знакомство? – поднял он кружку.

– За встречу и удачу… и за то, чтобы жить, – поддержал комбат.

Все дружно выпили. У Доронина перехватило дыхание – спирт, мать его! Могли бы и предупредить.

– Что, старлей? Не привык? На, запей. – Егоров с опозданием, но предусмотрительно подал ковш с водой. – У нас здесь только спирт в почете.

– Ну, военные, быстро закусили и по подразделениям. Ставить задачу буду завтра. В 10.00 быть всем у меня. Давай пошли, труба зовет!

Доронин с Егоровым вышли. Вдохнули полной грудью свежий предгорный воздух. Голова немного кружилась. То ли от спирта, то ли от чистого воздуха, а скорее от всего вместе.

– Ты впервые здесь? – спросил Егоров.

– Да. А ты, вероятно, долгожитель местный?

– Не то слово. Я в Чечне в четвертый раз. Начинал в декабре девяносто четвертого. Самый «веселый» в жизни Новый год встретил на улицах Грозного, под иллюминацию наших горящих танков и боевых машин, провались она, эта иллюминация, пропадом. До сих пор вот тут, – он ударил себя по левой стороне груди, – злость сидит. Как вспомню, что творилось в те дни, кровь в жилах стынет. Потом девяносто шестой год, Аргун, Гудермес, сейчас вот здесь.

– Привык, наверное?

– Ты считаешь, что к ЭТОМУ можно привыкнуть? К смерти привыкнуть? Не знаю. Я за всю войну потерял двадцать два человека убитыми в разное время, раненых и не считал, но до сих пор каждого в лицо помню. И подробности того, что видел. Может, другие и привыкают, я не смог.

– Как я понимаю, – сменил тему Александр, – если твой взвод придают мне, то дела нас ждут серьезные?

– Опасаешься? (Слово «боишься» здесь не принято говорить.)

– За себя скорее нет. А вот подчиненные? Они же только на учениях по мишеням стреляли.

– А ты думаешь, в Грозном в девяносто четвертом дрались подготовленные войска? Черта с два. У нынешних хоть какое-то представление есть – что да к чему. А у тех вообще ничего не было. Но дрались? Дрались. Выхода иного не было. А насчет нашей миссии представление имею смутное, но, скорее всего, заткнут нами дыру где-нибудь в горах. А там черт его знает. Узнаем точно завтра. Выпить еще хочешь?

– Да нет. Хватит, пожалуй.

– Ты насчет этого, – Валера хлопнул тыльной стороной ладони по горлу, – как? Заводной, когда хватишь лишку?

– Вроде нет, по крайней мере не замечал за собой. А что?

– Если заводной, не жить тебе здесь. Вообще, воздержаться лучше, если под градусом теряешь контроль над собой. Ну ладно, разошлись, что ли?

– Давай, Валера.

– До завтра.

Офицеры разошлись по своим подразделениям. Бойцы Доронина, кое-как разместившись в палатках, тут же уснули, устав от долгого марша и нервного напряжения. Сегодня они еще были солдатами мирной жизни. Завтра их ждала война.

* * *

Утром в штабе батальона собрался весь офицерский состав. Подполковник Галкин провел короткое совещание, разъясняя общую задачу временно сформированной отдельной части.

– Товарищи офицеры! Вы прибыли сюда из разных мест для временного нахождения в Чечне. Три месяца – срок командировки, но нет ничего постоянней, чем временное, гласит народная мудрость. Так что оставьте мысли о скором возвращении и сосредоточьте все внимание на тех задачах, которые вам с подчиненными предстоит выполнять здесь. В полном составе, как сейчас, мы встречаемся в первый, а возможно, и единственный раз, так как подразделения батальона будут действовать автономно, в постоянном отрыве от штаба и других подразделений. Каждому командиру будут доведены их конкретные задачи. Поэтому сейчас хочу акцентировать ваше внимание на общей обстановке в нашей зоне ответственности. Обратите внимание на карту. Сейчас мы с вами находимся здесь. – Галкин указал на населенный пункт. – С севера и запада – горы, с юга – плоскогорье, и на нем райцентр. Он укреплен внутренними войсками, так как в прошлом году за него велись ожесточенные бои. Через райцентр напрямую лежит путь в Грозный. Бандформирования пробивались в основном с востока, где в то время находились основные силы Масхадова. Но осенняя кампания вынудила боевиков рассеяться в горах, частично в близлежащих селах или аулах. Какая-то часть покинула территорию республики. Партизанские действия моджахедов в зимний период, судя по всему, заканчиваются. С появлением «зеленки» бандиты вновь собираются в стаи, чтобы активизировать вылазки. Что касается райцентра, то командование по-прежнему считает восточное направление наиболее вероятным для масштабного нападения. Этому имеются и подтверждения разведки. Но и про север с западом забывать нельзя. При желании бандиты могут организовать проход довольно крупной группировки по ущельям и тропам с территории сопредельного государства. Пока подтверждения замыслов боевиков в отношении северо-западного направления нет. И все же, просчитывая все варианты, командование решило перекрыть и его. Нашему батальону как раз и предстоит выполнить эти страховочные функции. Три роты, усиленные десантными взводами, при поддержке артдивизиона, о возможностях и порядке применения которого я скажу позже, займут господствующие высоты на трех направлениях. Здесь, здесь и здесь. – Комбат указал на карте места будущей дислокации подразделений. – Теперь об артиллерии. Дивизион может накрыть площади непосредственно вокруг высот при правильном наведении. Каждый из командиров рот совместно с начальником штаба и комдивом отработает порядок взаимодействия индивидуально. Об обеспечении подразделений. Оно будет осуществляться силами взвода материального обеспечения один раз в неделю.