Александр Тамоников
Свой с чужим лицом
© Тамоников А.А., 2021
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Глава 1
В первых числах декабря 1941 года началось контрнаступление советских войск под Москвой. Германская армия выдохлась, переходила к обороне. В войне на истощение солдаты вермахта оказались не сильны. Они впервые видели, чтобы противник бился до последнего солдата. Резервы у немцев исчерпались, а советское командование сохранило силы и постоянно восполняло потери. Блицкриг провалился, уничтожить Красную армию до зимы оказалось непосильной задачей. Германия втянулась в затяжную войну. Фюрер под давлением генералов подписал директиву о переходе к обороне по всей линии советско-германского фронта.
3 декабря 20-я и 1-я Ударная армии нанесли контрудары у Красной Поляны и начали теснить врага. 5 декабря перешли в наступление войска Калининского фронта. В тылу противника создалось угрожающее положение. Он упорно сопротивлялся, бросался в контратаки, однако командование 9-й немецкой армии отдало приказ об отходе из района Калинина. 16 декабря в город вступили советские войска. Правое крыло фронта вышло на рубеж Волги, охватило с запада и юго-запада город Ржев. 16-я и 20-я армии прорвали оборону на рубеже Истринского водохранилища, устремились на запад.
Самые тяжелые бои развернулись вокруг Клина. В ночь на 15 декабря части 30-й армии генерал-майора Лелюшенко выбили противника из города. 11 декабря двинулась вперед 5-я армия генерал-лейтенанта Говорова, отбросила немцев от Москвы-реки, заняла Локотню, освободила десятки населенных пунктов. На левом фланге шли соединения 29-й армии. Они не смогли прорвать оборону вражеских пехотных дивизий и все же 18 декабря вступили на территорию Волоколамского района. Оперативные группы генералов Катукова и Ремизова с тяжелыми боями подошли к городу и вечером 19 декабря устремились на штурм.
Удар был внезапный, немцы не рассчитывали, что все произойдет так быстро. Густели сумерки, когда пехота под прикрытием танков пошла в атаку. Артиллерийская подготовка не затянулась, но внесла сумятицу в действия врага. Походные колонны перестраивались в боевой порядок, шли в атаку.
Волоколамское шоссе было очищено, проблем с подвозом бойцов и боеприпасов не возникло. Воевать в темноте немцы не любили, но выбора у них не оставалось. Подступы к городу превратились в бушующий ад. Танки взломали оборону, устремились в прорыв. Часть пехоты перемещалась на броне, другие бежали по обочинам. Шинели и тонкие сапоги остались в прошлом. Бойцы были одеты в полушубки с белой оторочкой, светлые ушанки, валенки. Автоматы ППШ в пехотных подразделениях стали нормой жизни. Морозы в конце декабря не отличались свирепостью, но все равно было холодно, дули промозглые ветра. Зима фактически только начиналась, а уже доставила всем немало хлопот.
Но на зиму в этот год советские люди не жаловались. Лучшего подспорья и не придумаешь.
Лейтенант Шубин, одетый в щеголеватый полушубок, стоял у капота тарахтящей полуторки, курил, исподлобья смотрел, как мимо спешат пехотинцы, слушал лязганье траков танков. Бронетехника под Москвой предстала в полном ассортименте. Сверхнадежные, наводящие ужас на врага «Т-34», старые танки «Т-26» и «БТ-7», не отличающиеся боевыми качествами, но успешно воюющие, танкетки «Т-27», переделанные в тягачи.
Ленд-лиз уже работал, осуществлялись поставки с запада. К декабрю СССР получил уже 750 английских танков «Матильда» и «Валентайн», которые использовались по прямому назначению. До четверти броневых машин в штурмовых колоннах были иностранные. Шли громадины непривычных очертаний с красными звездами на бортах, с маленькими башнями, широкими окнами в броневых листах, прикрывающих гусеницы. Танки «Валентайн» напоминали немецкие – компактные башни, широкие колесные базы. На броне такого чудовища могло разместиться отделение пехоты.
Хозяйство Шубина перевозили три полуторки. Они прижались к обочине, в принципе не мешали движению. Но водители попутных машин выражали недовольство. Бойцы сержантов Пахомова и Левитина, сидящие в кузовах, в долгу не оставались, знали, что ответить.
– Опять разведка ничего не делает! – поддел их красноармеец, проходящий мимо.
– В этом они мастера! – заметил какой-то остряк, и колонна вздрогнула от хохота.
– Отвали, моя черешня! Вы сами еле тащитесь! – выкрикнул, свесившись с борта, один из братьев Ваниных и показал автоматчикам непристойный жест.
В принципе войска не тащились, колонны повзводно уходили с дороги, разворачивались в боевой порядок. Схватка шла в полутора километрах на западе. Окраины Волоколамска покрыли разрывы, вовсю работали батареи. Огненные сполохи плясали в темнеющем небе. Войска еще топтались у предместий, нащупывали слабые места обороны.
Бойцы взвода заметно нервничали. Застоялись они без настоящего дела.
Нетерпеливо притоптывал у полуторки Алексей Карабаш, ревниво поглядывал на пехоту, оседлавшую броню.
– Облепили, как мухи понятно что, – выдал светловолосый Асташкин, высовываясь из кабины. – Спешат, можно подумать, не успеют.
Шубин и сам не находил себе места. Состояние привычное. Порой устанешь до крайности, ноги еле тащат, мечтаешь о минуте покоя, а полноценный восьмичасовой сон, так это вообще из области фантастики. Когда же настает покой, приходит нервный зуд, начинаешь беспокоиться. Это вполне объяснимо. Ведь такие дела мимо тебя проходят!
Две недели прошло с того дня, как они вернулись из рейда в Булатово. За спасение Насти Томилиной разведчики заплатили несколькими жизнями, и это до сих пор ее мучило. Тарарам в селе, столкновение с немецкими, извините, коллегами в заброшенном Свято-Успенском монастыре, мелкие чудеса с участием тамошнего батюшки отца Кирилла. Все это ярко стояло перед глазами лейтенанта.
Умирали люди вокруг него, войска несли тяжелые потери. Из погибших ребят, воевавших под началом Шубина, уже можно было сформировать роту. Их лица отпечатались в памяти, жгли ее как раскаленное железо.
Полк, в котором он служил, понес такие потери, что был расформирован. Боеспособные кадры переводились в другие соединения. Вместе с ним и Настей от взвода уцелели четверо, отделались царапинами.
Все они попали в сводную оперативно-тактическую группу генерала Катукова. Это соединение состояло из танковой бригады и стрелковой дивизии, использовалось в качестве тарана на западном направлении.
За неделю боев полк, в котором теперь служили разведчики, поредел до пары батальонов. Погиб комполка Рябинин. Выбило почти всех командиров, особенно нижнего звена.
– Наслышан о твоих подвигах, будешь отвечать за разведку в моем полку, – сказал лейтенанту майор Суслов, временно исполняющий обязанности комполка. – Сформируешь взвод, наберешь себе толковых людей, если выживешь. Но пока не до этого, действуй с теми, кто есть. Бери взвод погибшего Московченко. В нем тридцать штыков, и ребята славные, не последние неумехи. Когда пойдем на Волоколамск, будешь у меня в резерве.
К западу от столицы разверзся огненный ад. Немцы сопротивлялись так, словно за спиной у них находился Берлин, пятились, хватались за каждый клочок земли. Погиб Гулыгин от шальной мины. Она взорвалась у бойца за спиной, оторвала ноги. Погиб Саня Левашов. Немцы предприняли контратаку, прорвались через перелески на мотоциклах. Саня, с ним еще трое отстреливались из березняка, задержали колонну. Левашов лег последним, подорвав мотоцикл.
Настю Томилину с этого дня Шубин оберегал, держал при себе, удивлял командиров и солдат, но в пекло не пускал. Когда она выходила из-под контроля, он устраивал ей суровые сцены. Девушка замкнулась в себе, утратила образ той бой-бабы, которой была пару месяцев назад. Он до сих пор не мог разобраться в своих чувствах. Настя прикипела к лейтенанту, а он по-прежнему держал ее на дистанции.
От Лиды Разиной, засидевшейся в партизанах у полковника Моисеевского, не было вестей. Отряд воевал в вяземских болотах, сведений о его разгроме не поступало. Но и к своим он не вырвался.
– Не пойму я твоих отношений к этой Томилиной, лейтенант, – проворчал майор Суслов. – Баба сохнет по тебе, а ты… неуверенный какой-то. Она что же, и впрямь такая способная разведчица, как ты расписал? Если хочешь, пристрою ее в штаб дивизии, пусть бумажки в канцелярии перекладывает. Странный ты, лейтенант, прямо как собака на сене. Сам не ешь и другим не даешь.
Война захлестнула его, вытеснила из головы все странные мысли.
В штабе не возражали насчет перевода товарища Томилиной в действующую армию. Женщины мобилизации не подлежали. У нее всегда была возможность вернуться к мирной жизни. После гибели Гулыгина и Левашова эта тема для Насти стала табу. В данный момент девушка находилась при штабе в безымянной деревушке Волоколамского района, и Глеб вздохнул свободно.
Части сводной группы вгрызались в город, а его люди бездействовали.
Лейтенант нервничал, блуждал вдоль обочины. Легкий морозец пощипывал кожу.
Карабаш махнул рукой и полез в кабину. Парень поседел за две недели, боялся смотреть на себя в зеркало. Асташкин успокаивал товарища. Дескать, не бери в голову, Леха, седина украшает мужчину. Это те же шрамы. Девки любить будут. Я тоже весь седой, только не знаю об этом, потому что волосы светлые.
По дороге прогрохотали тяжелые танки «КВ», оставив после себя тяжелую вонь.
– Ну, все, фрицы, капут вам в натуральную величину! – со смехом проговорил какой-то красноармеец.
– Товарищ лейтенант, долго еще стоять? – покричал сержант Пахомов, ладно сбитый плечистый малый.
– А я тебе горсправка? – огрызнулся Глеб. – Сколько надо, столько и простоим. А мы почему такие лучезарные? – Он покосился на братьев-близнецов Ваниных, свесившихся с грузовика уральских сталеваров, пришедших на войну прямо из мартеновского цеха.
Оба веселые, ушастые, сделанные под копирку, такие одинаковые, словно в глазах двоится.
Неделю назад произошел конфуз. Шубин только прибыл, успел лишь переговорить с Сусловым, как последовал приказ в темпе занять деревню Лебядино, оставленную противником, и выставить на западной околице пулеметный расчет. Немцы ушли из нее полчаса назад, а может, только притворились.
С бойцами лейтенант толком не познакомился, даже в лица не заглянул. Они бежали через заснеженное поле всей ватагой, спешили проскочить открытый участок до рассвета, пока у немцев куриная слепота не развеялась, ворвались в деревню, растеклись по ней.
Там не все было просто. На чердаке мастерских засел пулеметчик, однако красноармейцы вовремя его срисовали. Все это явственно напоминало засаду. Но Шубин грамотно расположил людей и смог избежать потерь. Еще одного пулеметчика они засекли у управы, обошли и сняли.
У мастерских же пришлось поползать. Пулеметчик строчил, крошил гнилые бочки. Бойцы отвлекли внимание врага. Шубин побежал к крыльцу, чтобы подорвать гранатой эту отчаянную голову.
Его опередил красноармеец, оскалился в лицо. Дескать, просим пардона, товарищ лейтенант, но тут уж мы сами управимся. Ваше дело – командовать. Он оттер офицера плечом, проник в здание. Шубин отступил, спрятался за горку ржавого железа.
Боец не тянул резину, использовал гранату, разнес чердак. Пулеметчик картинно вывалился из разбитого окна.
Сзади кто-то хихикнул. Дескать, Гришка мастер по этой части, он вообще по металлу молодец.
Шубин обернулся, похолодел, словно привидение увидел, машинально отпрянул, чуть не перекрестился. Ему до сих пор стыдно было за свою реакцию. Рядом с ним лежал тот самый боец, так же скалился, подмигивал, будто по волшебству перенесся с чердака. Но это невозможно. Хутор Диканька вообще не здесь! Шубин по-настоящему испугался, про войну забыл.
– Привычное дело, все так реагируют, – заявил красноармеец. – Вы не бойтесь, товарищ лейтенант, голову вам проверять не надо. Это Гришка там, брательник мой. А я Федор. Мамка нас такими родила. Вместе обычно все делаем, а тут споткнулся я, а пока вставал, Гришка умотал. А вон и он. Смотрите, на крыльцо вышел, довольный такой. Сейчас я ему вставлю, чтобы от семьи не отрывался.
Позднее на построении Глеб недоуменно всматривался в их лица, а бойцы посмеивались. Мол, бесполезно, товарищ лейтенант, не найдете ни одного отличия. Они из-под одного штамповочного пресса вышли.
– Как я различать вас должен, бойцы? – с улыбкой осведомился Шубин.
– Не стоит этого делать, товарищ лейтенант, – заявил один из братьев. – Мы вместе все делаем, начальство уже привыкло. Воюем, балагурим, а час придет, так и помрем вдвоем.
– Товарищ лейтенант, это, кажется, по нашу душу, – сказал вдруг красноармеец Иванчин, жилистый, подтянутый, с крупной головой и неприлично курносый.
Третья папироса осталась не прикуренной. По обочине катил мотоциклист в светлом полушубке. Он что-то кричал водителю полуторки, следующей параллельным курсом, махал рукой. Шофер сообразил. Секунду назад он не видел эту мелочь, еще немного, и сбросил бы в кювет. Полуторка сдала влево.
Мотоциклист подъехал, резко затормозил, спешился, небрежно козырнул.
– Товарищ Шубин? Старший сержант Уранцев, посыльный из штаба. Хорошо, что вы в город не пошли, а то искал бы полночи. Вас майор Суслов вызывает. Это срочно. У него майор из дивизионной разведки, уж больно нервный, нетерпеливый.
– Понятно, – сказал Глеб. – Куда бежать, Уранцев? Где сейчас комполка?
– Не надо бежать, довезу, садитесь. Если не боитесь, конечно, против течения да сломя голову.
Лихой пилот стряхнул его с мотоциклета на окраине крохотного населенного пункта. Гремящее шоссе осталось в стороне. Деревня носила название Романовка и была полностью завалена снегом. Впрочем, узкие дорожки красноармейцы уже прочистили.
Шубин засеменил к крайней избе. Рядом с ней стояли вездеходы и бронеавтомобиль БА на базе «эмки». У машин курили бойцы, очевидно, из резерва комполка. Часовой равнодушно покосился на лейтенанта, пролетевшего мимо. Он его уже знал.
Шубин миновал узкие сени, рискуя получить по лбу опасно выставленными граблями, обстучал снег с валенок, ударил в дверь и поволок ее на себя. В уши его ворвался треск телефонии, писк радиостанций.
– Разрешите? Товарищ майор, лейтенант Шубин по вашему приказанию…
– Давай без церемоний, быстро заходи, – заявил майор Суслов, невысокий, округлый, какой-то глянцевый, но вместе с тем нормальный командир, не боящийся принимать смелые решения. – Радуйся, Шубин, тому, что мы такие терпеливые.
– Так я вроде пулей, товарищ майор.
– Быстрее видали пули, лейтенант, – отрезал хмурый, ладно скроенный офицер с угловатой челюстью. – Все, проходи, давай к карте. Я майор Измайлов Федор Иванович, заместитель начальника дивизионной разведки. В Волоколамске доводилось бывать?
– Никак нет, товарищ майор.
– Хреново, лейтенант, очень даже. – Майор досадливо хрустнул пальцами. – А из бойцов у тебя местные есть?
– Вроде есть, товарищ майор. – Шубин наморщил лоб. – Слышал разговоры. Кто-то, кажется, родом из этого города.
– Вот так и воюем, черт возьми. Вроде, кажется! – Майор глухо ругнулся. – Ладно, получай приказ и выполняй или пеняй на себя. Да расслабься ты, лейтенант. – Майор Измайлов слегка подобрел. – Физиономия у тебя уж больно каменная, пушкой не пробьешь. Не злись, нервы у всех на пределе. Смотри, это город. – Измайлов обвел обмылком карандаша кусок карты, разложенной на столе. – Мы топчемся у предместий, несем потери. Идем вот по этой улице и по этой. Пытались обойти город с юга, но нарвались на станковые пулеметы и батарею полевых орудий. Пришлось вернуться. Будем брать в лоб, другого выхода нет. Ночку провозимся и утро. Надеюсь, к полудню город будет наш. Твоя задача – добраться вот до этой точки. Улица Первомайская, дом тридцать четыре. Это за центром, ближе к западной окраине. В здании до войны размещался клуб шарикоподшипникового завода. Этакий купеческий особнячок о двух этажах. В нем кино крутили, детские кружки работали. При немцах в здании располагался отдел военной разведки. Абвер, слышал о таком? Ладно, извини, ты же грамотный. Вникать во все нюансы тебе не требуется. Люди есть?
– Тридцать человек, товарищ майор, плюс три полуторки. Правда, бензина маловато.
– Ничего, на пять кварталов хватит. Три машины, это хорошо. Три десятка штыков – еще лучше. Роскошествуешь, лейтенант. У нас не в каждой роте столько наберется. Прояви смекалку, решительность, сам знаешь, как себя вести в сложных ситуациях. Ты должен пробиться через центр города и выйти в заданный квадрат. Силы немцев сосредоточены на восточной окраине. Постреляют по тебе, потерпишь. Смотри, тяжелые бои идут вот на этих участках. – Снова заскрипел обмусоленный химический карандаш. – Ты можешь проникнуть в город в районе турбинного завода. Там развалины, и наши танкисты отказались осваивать данную местность. Но на полуторках проскочишь. Дальше переулками, подворотнями, боковыми улочками. В общем, сам решай, разрешаю действовать по своему усмотрению. Стремительный бросок, чтобы немцы не опомнились, понимаешь? Ползти и перебегать – нет времени. Потери будут, но главное – сохранить костяк отряда. За своей головой следи. Бойцы без командира не справятся. Твоя задача – окружить этот дом и больше никуда не лезть. Никаких обстрелов, штурмов и тому подобного. Пойдут на прорыв – загоняй обратно, но стрелять на убой можно только по мелким чинам. Тех, кто выше, разрешаю зацепить, но чтобы без тяжелых ранений. Вести огонь исключительно для острастки, улавливаешь? Ты уже догадался, что нам нужен кое-кто из людей, находящихся в этом здании.
– Я понял задачу, товарищ майор. – Глеб не менялся в лице, но спина у него похолодела. – Вопрос разрешите? Вам нужен кто-то из руководства данного отделения абвера. Один или несколько, возможно, кто-то еще – не мое дело. Но с чего вы решили, что они сидят и ждут нас? Ведь дорога на запад не закрыта?
– Не задавай болезненных вопросов, лейтенант. – Измайлов поморщился. – Отсюда и спешка. Не исключаю, что отдел уже эвакуировался. Тогда к тебе никаких претензий. Но по данным нашей разведки и членов подполья, еще днем эти люди находились на месте. Эвакуировать целый отдел не так-то просто. Горы бумаг, транспорт и тому подобное. Немцы не ожидали, что мы так быстро выйдем к Волоколамску, надеялись, что обойдется. Не привыкли они отступать, были уверены, что останутся в городе, удержат его. До сих пор, наверное, так и думают. Слышишь, как стреляют? Но мы же прекрасно знаем, что город падет. Так что поспеши. Времени нет. Найди способ пробраться в город, заблокируй здание. Начнут фрицы сдаваться в плен – принимай. А мы придем к обеду и разберемся. Уверен, на вас там сильно давить не будут. У немцев по другому поводу голова болит. Возьми пару ручных пулеметов, побольше боеприпасов и выполняй задачу.
Глава 2
Все то, что сказал сейчас Измайлов, отчетливо смахивало на самоубийство. Но о смерти Глеб не думал. Нервозность майора передалась лейтенанту. Видимо, важные лица находились в том клубе. Не будет дивизионная разведка заниматься пустяками.
Уранцев летел как на крыльях, проделывал сложные трюки, не раз имел прекрасную возможность оказаться в кювете.
Бойцы дожидались командира, разбились на кучки, курили. Водители прогревали двигатели. Над восточными предместьями поднималось зарево. Наша артиллерия молчала. Очевидно, это немцы жгли город.
– Сержанты, ко мне! – скомандовал Глеб, спрыгивая на землю.
Уранцев ждать не стал, развернулся и быстро укатил.
К взводному подбежали Пахомов и Левитин. Второй был стройнее и выше товарища, имел незаконченное высшее образование, что несмываемой печатью въелось в его лицо.
– Архиважный вопрос, товарищи сержанты. Есть среди ваших ребят уроженцы Волоколамска? Нужен человек, знающий город.
– Так я сам уроженец Волоколамска, товарищ лейтенант, – сказал Пахомов. – Школу здесь окончил, жили с мамкой и батькой на улице Тульской, что на восточной окраине. Потом, правда, сменил место проживания, окончил ФЗУ, три года работал на заводе в Подольске, в армии отслужил.
– Что же ты молчал, сержант? – заявил Глеб.
На подобное везение он даже не рассчитывал. Но всякое бывает.
– Не молчу я, товарищ лейтенант, – с обидой произнес Пахомов. – Говорю как есть.
Лейтенант ставил задачу рублеными фразами.
Сержант выслушал его, озадаченно почесал затылок, облизнул пересохшие губы и проговорил:
– Через турбинный завод, стало быть? Да, это самый очевидный путь. Его развалины даже отсюда видны, там бои не идут, танки не проедут. Можно попробовать. Я эту местность хорошо знаю, вернее, знал. Там вряд ли что могло измениться. Небольшая промышленная зона, улица Коммунаров, затем еще парочка. Клуб завода шарикоподшипников как бы особняком стоит. Там маленький сквер, деревья.
– Ну, все, сержант, в твоих руках наши жизни и вся ответственность. Ломай голову, веди нас, Сусанин. По машинам, бойцы! Рассредоточиться равномерно, держать наготове пулеметы, под пули не лезть! Левитин, в замыкающую машину, я буду во второй! Дистанция между грузовиками – тридцать метров! Помолились на ночь? – пошутил он.
Без суеты не обошлось.
– По коням! – заорал сержант. – Всем лежать, над бортами не парить!
Суетились автоматчики, лезли в машины, вили гнезда в кузовах.
До окраин турбинного завода колонна добралась без происшествий. Городские предместья затянул смрадный дым, поэтому водителям пришлось сбросить скорость. Справа и слева – на улицах Промышленной и Трикотажной – шел бой. Противник сопротивлялся, медленно отходил. Немцы ожидали подкреплений, до последнего верили в победу. Но, согласно донесениям армейской разведки, резервы у фашистов отсутствовали.
Справа, на Трикотажной, положение было лучше. Красноармейцы углубились на пару кварталов, подтянули пулеметы и пресекли попытку неприятеля перейти в контратаку. Командиры копили силы для очередного рывка.
Слева, на Промышленной улице, что-то шло не так, войска топтались на месте. Чадили подбитые танки. Немцы стреляли из полевых орудий, сопротивлялись с невиданным упорством.
Невзрачные избы частного сектора облепили гребни оврагов. Через лощины, заваленные мусором и снегом, были перекинуты чахлые мостки. Танковые колонны здесь встали бы. Грузовики ползли по мосткам, скрипели хлипкие конструкции. Пехотинцы спешились, шли за машинами. Грузовики взобрались на косогор, встали, автоматчики забрались в кузова.
Им крупно повезло. Данный участок пулеметы не прикрывали. Все свои силы немцы бросили в бой.
Колонна погрузилась в низину. Водители на свой страх и риск выключили фары. Нельзя было привлекать внимание.
На улице Промышленной рвались снаряды. Что происходило справа, понять было трудно, но и там, похоже, все смешалось. В окрестностях турбинного завода не было ни одной живой души. Вздымались покалеченные стены, громоздился мусор. Грузовики петляли между кучами битого кирпича. Напряжение росло.
Шубин стиснул рукоятку автомата, вглядывался в лобовое стекло. Толик Иванчин, закусив губу, вертел баранку, жирный пот стекал по его лбу. Обычно не скупой на комментарии и присказки, сегодня он помалкивал.
Турбинный завод был разнесен вдребезги еще в октябре. Здесь пытался закрепиться наш отступающий батальон и подвергся артобстрелу. Тела убитых красноармейцев собирали местные жители под присмотром немецкой охраны. Ни к чему был оккупантам под боком такой рассадник заразы.
Головная машина внезапно остановилась. Глеб напрягся. Но вроде все нормально. Какая-то преграда на дороге. С кузова спрыгнули несколько человек, побежали растаскивать завал. Приподнялся пулеметчик с «дегтярем», зорко озирался.
Вылез на подножку водитель головной машины красноармеец Каратаев, плотно сложенный, рассудительный, далеко не юный, тоже стал оглядываться. Сержант Пахомов нервничал, энергично жестикулировал. Мол, быстрее!
Бойцы натужились, оттащили огрызок бетонной плиты, бросились обратно в машину.
Застыл в тридцати метрах грузовик, замыкающий колонну. В кузове шевелились размытые силуэты.
Водители снова объезжали препятствия. Мимо проплывали изувеченные стены заводских корпусов, разбитый башенный кран, похожий на скелет динозавра. Зияли провалы в кирпичных стенах. Валялся раскрошенный стенд с портретами передовиков производства.
Пахомов неплохо ориентировался на местности. Остановок больше не было. Сугробы здесь не скапливались, снег выдувался.
Машины миновали покалеченную заводскую ограду, несколько раз сворачивали. Мелькали низкие барачные строения. Грохот боя то отдалялся, то нарастал, вызывая у водителей резонное желание утопить педаль.
Пролаяла пулеметная очередь. Она явно была не шальная! Справа ухнул разрыв мины. Из кузова выпал боец, пораженный осколками. Ранение было смертельным. Парню порвало артерию, и кровь хлестала как из ведра. Он скреб ногтями заснеженную грязь, дрожал в конвульсиях.
Ругнулся Пахомов. Жив еще сержант. Без него сегодня как без рук.
Противник обнаружил три полуторки у себя в тылу. Среди мглистых строений забегали люди. Снова ударил пулемет, сеял смуту и смерть. Взвыл боец в головной машине.
Шубин высунулся из кабины, кричал, чтобы не останавливались. Парню на дороге уже не поможешь. Иванчин вертел руль, объезжая мертвое тело. Не мог он ехать по своему товарищу!
– Не вставать! Шпагин, ты чего плетешься как раздавленный? Догоняй наших! – прокричал Левитин в замыкающей полуторке.
Пулеметчик не унимался. Пули барабанили по кабине, ломали кузовные доски. Послышался вскрик, кто-то повалился на грязный пол.
– Товарищ лейтенант, Павлюченко убит! – услышал Глеб и подумал:
«Хорошо будет, если хоть кто-то доедет!»
Треснуло боковое стекло. Пуля прошла по диагонали, пробила потолок кабины.
– Лотерея, товарищ лейтенант! – нервно проговорил Иванчин. – Может, убьет, может, пощадит.
– Баранку крути, – процедил Глеб. – Думай о том, чтобы доехать. Когда о смерти вспоминаешь, она уже тут как тут.
– Точно, товарищ лейтенант. Некогда нам умирать. Столько дел еще впереди…
Поднялся пулеметчик в кузове, открыл огонь и попал. Ответных выстрелов не последовало.
– Молодец, Ломакин! – крикнул Шубин.
– Это не Ломакин, а Косаренко, товарищ лейтенант! – отозвался боец из кузова. – Ломакин, кажется, того… убили его, в общем.
Вскоре колонна вышла из опасной зоны, прогремела по мосту через речушку. Память Пахомова не подводила. Головная машина свернула в узкий переулок, остальные двинулись за ней. Тянулся каменный забор, глухие стены. В переулке громоздились сугробы. Тонули колеса, машины буксовали, с ревом одолевали снежную массу.
– Товарищ лейтенант! – проорал Пахомов. – Сейчас мы выедем на улицу Чкалова, свернем влево. Я не знаю, есть ли там немцы. Если есть, то проезжаем двести метров и опять уходим влево, в Столярный переулок. Если нет, дуем прямо.
– Понял, сержант. Давай по газам!
Поездка превращалась в какую-то спортивную гонку. Улица Чкалова была расчищена от снега, но немцев на ней не наблюдалось. Машины уходили влево, разгонялись. Улица была застроена старыми трехэтажными домами с облупленной краской. Колонна неслась на полной скорости. Дистанцию водители уже не соблюдали, им было не до нее.
Где-то справа был центр города. Там все еще хозяйничал противник.
До поворота осталось метров двести, когда из переулка выбрался взвод немецкой пехоты и двинулся навстречу полуторкам. Солдаты вермахта тащили на себе оружие, снаряжение, ящики с патронами. Наверное, в бой направлялись последние резервы.
Встреча на Чкалова стала неожиданностью для обеих сторон. Немцы поздно разобрались, кто перед ними. Потом посыпались тревожные выкрики.
Каратаев резко затормозил. Иванчину пришлось проделать то же самое, чтобы не смять ему зад. Пассажиры в обеих машинах покатились к переднему борту, крепкая ругань взмыла до неба.
– Пахомов, не останавливаться! – взревел Шубин. – Всем приготовиться!
Он мог бы и не орать. Бойцы подались на левый борт, приготовились к бою. Немецкая колонна встала, солдаты смешали строй. Их командир надрывал глотку, но сам еще не разобрался в ситуации. Ночь выдалась темной, а по силуэтам машин не всегда поймешь, кто перед тобой.
Бойцы Пахомова открыли беглый огонь из всех стволов. Фрицы бросились врассыпную. Несколько тел остались на дороге. Пулеметчик скинул с плеча МГ-34, но не успел им воспользоваться, повалился.
Голосил в кабине сержант Пахомов, крыл замешкавшегося Каратаева. Водитель опомнился, схватился за переключения передач. Полуторка, тряся бортами, сорвалась с места, протаранила нескольких фашистов. Остальные пришли в чувство, но попали под огонь из второй машины.
– Иванчин, гони, не останавливайся! – выкрикнул Шубин, прилаживая автомат к открытому окну.
Немцы метались по дороге, падали под проливным огнем. Офицер выбежал на середину проезжей части, палил вслед грузовику из пистолета. Когда он обернулся, убегать уже было поздно. На него летела машина. Страх заблестел в глазах этого типа, его пасть оскалилась.
Удар был чувствительный. Иванчин треснулся грудью о баранку, ахнул от яркой боли. Шубин чуть не выбил головой лобовое стекло, едва успел перехватить падающий автомат. Офицер отлетел на несколько метров. Он еще шевелился, когда по нему проехала советская полуторка.
Несколько немцев добежали до тротуара, где и попали под кинжальный огонь.
Полуторки мчались дальше, но до поворота не доехали. Прямо по курсу опять поднялась стрельба.
Пахомов, наверное, что-то придумал. Головная машина вдруг резко ушла влево, стала втискиваться в узкий переулок. Иванчин дал по тормозам, пристроился в хвост. Он что-то бормотал, нетерпеливо колотил кулаком по баранке. Шубин бил из окна экономными очередями. Стреляли все красноармейцы, которые находились в кузове. Они припали к правому борту и изводили боезапас. Машина вошла в переулок, бойцы отвалились от бортов, попадали на пол.
– Сержант Пахомов в обход нас повел, – заключил, отдышавшись, Иванчин. – Прямо немцы не пускают, так мы теперь огородами будем ездить. Почему бы нет, товарищ лейтенант? Попытка не пытка. В лоб фрицы пройти не дадут.
Третья машина ворвалась в переулок. Красноармейцы продолжали стрелять с бортов. Очевидно, немцы кинулись на перехват. Однако их попытка атаковать колонну была вялой и безуспешной. Кто-то из кузова бросил гранату, и все кончилось.
Полуторки прошли двести метров по узкой дороге и как будто попали в другой мир. Здесь было глухо как в танке, вокруг машин простиралось безлюдное пространство. В этой части города немцев не было. Мирные жители тоже не подавали признаков жизни. Дома преимущественно одноэтажные, заваленные снегом по самые крыши. Западный район города напоминал большую деревню.
Пахомов угадал, объезд был безопасный. Машины бодро прыгали по ухабам, сохраняя дистанцию.
