Александр Назаров
Age of Madness: Утраченная истина
– Ну, здравствуй, Вечность!
Возможно, еще есть шанс, он сам в это не верил. Придя домой, он откупорил пузырек, вылил содержимое в чащу и выпил черный яд. Было ли то, что случилось с миром, предсмертным проклятием Сефиры, или это было последствием её отсутствия – неясно. Все умирало медленно. Люди еще с древности думали, что все закончится быстро и красочно: Армагеддоном, огнем, апокалипсисом. Нет, все было не так, но угасание было неизбежно. На это могли уйти года, даже века, тысячелетия, но конец был неизбежен. Того мира, в котором жили когда-то граждане республики, больше не существовало. Уже не будет той жары, весна уже не принесет радости.
В один момент из-под земли стали вылезать мертвецы. Скелеты слонялись повсюду, не нападая, но рассыпаясь в песок. Со временем мертвый костный песок стал заполонять землю, превращая некогда плодородные земли в холодную пустыню. Улыбки так навсегда и застыли на лицах «очищенных» Сефирой людей. Люди, которых поразило проклятие «любви и слабоумия», как называл его Прокуратор, стали преображаться: все они стали походить друг на друга. Лица всего народа смешались и образовали один облик, который принял каждый, кто пал жертвой проклятия. Не все подверглись этому одновременно, но это все равно коснулось всех, полное обращение оставалось неизбежно. Народ республики преобразился не только телами, но и разумом – души тоже перемещались, образовав единую субстанцию, единую личность. Один ужасный, безумный разум стал управлять их телами. Ирония заключалась в том, что те личности, что при жизни были сильнее и властнее других, и в проклятии вышли на первый план. Народ-монстр стал называть себя Магдой.
На крыше таверны за круглым столом сидели двое: Гипнос и Агнесс. Песок почти доходил до крыши, по нему они и взобрались. Двое молча взирали на умирающий мир, изредка отряхиваясь от костного песка.
– Это конец, мой дорогой друг, – Обращался Гипнос к Агнесс и взял её за руку.
– Да, все умирает, грядущего нету, – с улыбкой отвечала она.
Они совершенно спокойно ко всему этому отнеслись. Проклятие уже стучало об стеклянные стенки их разумов, но у них еще были силы сопротивляться. На улице появились два человека, что, покачиваясь, шли, поддерживая друг друга.
– Смотри, это Марк и Зефи, – обратила внимание Агнесс.
– Бедняги, как они были счастливы тогда, и как несчастны сейчас!
– Все проходит, и это пройдет.
Они молчали, а потом одновременно высказали одну и ту же мысль, что сформировалась у них в душе: «Они не заслужили тех же страданий, что и мы».
***
Ночной лес. Лагерь в овраге. В центре горит костер, согревая двух уставших егерей. Они на стороже, в округе все обтянуто нитками с колокольчиками. Если кто-то и появится, они об этом узнают и будут наготове.
– Могло быть и хуже, – прервал молчание один из них, – нас пока не убили.
– Это временно, – язвительно ответил второй, – Мы в лесах, тут даже стен нет.
– Назвался егерем – ночуй под елкой.
– Цыц, ты слышишь?
Колокольчики звенели в ночной темноте. Судя по звуку, кто-то направлялся прямо к их лагерю. Товарищи схватились за арбалеты. В свет от костра зашел мужчина. Старик в истрепанной старой одежде.
– Ты кто? Что ты здесь делаешь?
– Господа, у вашего костра не найдется место для уставшего путника?
Егеря смутились, но все же пригласили старика к костру. Ночь была спокойная, а сна все же не было ни в одном глазу. И тут егеря попросили рассказать старика какую-нибудь историю, ведь старые люди, по их мнению, всегда знают много интересных историй. И он стал рассказывать интересные истории о, судя по всему, выдуманном государстве. Во время рассказа старик думал: «И все-таки люди живы! Видимо, это потомки тех, кто находился в самых глухих деревнях». Ему вдруг очень понравилось рассказывать такие «сказки». Видеть интерес в глазах незнакомых людей было так приятно. Наутро он ушел в неизвестном направлении, и егеря больше никогда в жизни не встречали этого загадочного сказочника.
***
Прокуратор часто думал, почему проклятие, уничтожившее его родину, не только не задело его, но и сделало бессмертным. Зачем все это, почему он? Тогда в полном отчаянии он выпил яду. Но яд не прервал существование Прокуратора. Ничто не могло с тех пор прервать его. Он знал, что его проклятие заключается в вечности, что Сефира обрекла его на это, чтобы он сохранял память о сгинувшей цивилизации, пусть в виде сказок.
***
Город в пустыне. В пустыне жаркой, не такой, как холодная пустыня родины Прокуратора, который уже много веков называет себя Сказочником. Базар, смуглолицые торговцы зазывают покупателей. Добрый на вид старик со светлой кожей, контрастирующей с кожей местных жителей, идет по улице, осматривает прилавки. Вот, он подошел к одному шатру. Там продаются разноцветные пестрые одежды. Его внимание привлек сине-золотой наряд.
– Наподобие таких носят астрологи Либерпорта, – заметил он.
– Либер-что? – спросил торговец.
– Либерпорт, величественный торговый город на воде. Прекрасное место. А какие карнавалы там проходят!
– О, да вы, я смотрю, путешественник из далеких земель.
– Очень далеких.
– Тем не менее, вы прекрасно знаете Куэроский.
– Я вообще полиглот. Эх, знал я одного астролога. Хороший был юноша, но с характером. Он один раз чуть не убил меня, но я не в обиде. Он сам не знал, что делал. Что ж, я возьму наряд.
***
За окном ночь, по мостовой барабанит дождь. В кресле перед камином отдыхал, читая книгу, граф Эдмунд Лайтбрингер, владелец мануфактуры по производству зеркал. Его особняк находился недалеко от города Викториации близ горы Пик Грифона. Его покой нарушил привратник.
– Мой лорд. У нас на пороге появился странный старик в сине-золотых одеждах. Просит крова на ночь.
– Законы гостеприимства не позволяют мне отказать, пусти его.
Сказочник зашел в гостиную. Эдмунд Лайтбрингер взглянул на путника, который каким-то образом совсем не промок под дождем.
– Будь моим гостем, старче. Присаживайся, слуги скоро принесут вина и горячей еды. А пока расскажи, куда путь держишь и чем занимаешься? Спрашиваю из любопытства, это не допрос, – он улыбнулся.
– Путь держу в Винную долину, говорят, там прекрасно и интересно. Ни разу там не был. Что касается профессии, я – Сказочник. Хожу по миру и рассказываю истории да легенды.
– Расскажи и мне что-нибудь.
Скрипнула лестница, ведущая наверх. Сказочник обернулся, и сердце его на секунду остановилось. Сверху спускалась девочка, как капля воды похожая на Сефиру Даатскую. На вид ей было лет пятнадцать. Сказочник тут же успокоил себя: «Это не она, мне просто показалось. Сефиры давно нет на белом свете. Столько веков прошло. Хотя, какое поразительное сходство!».
– Папа, кто это? – спросила она.
– Гость, милая, Сказочник, – Ответил Эдмунд, после чего представил свою дочку, – моя любимая дочь, Элизабет, – он снова обратился к девушке, – Лиза, почему ты не спишь? Уже поздно.
– Я услышала разговор здесь, внизу, и мне стало интересно.
– Ну ладно, спускайся к нам. Старец расскажет нам интересную историю.
И сказочник рассказал. Он поведал историю о четырех верных друзьях, что отправились в горы, чтобы там обнаружить древний город из базальта, мрамора и обсидиана. Город в лучах предзакатного солнца. Очевидно, он немного скрасил эту историю, теперь он знал все истории, произошедшие с его народом, память Ленга сохранилась в нем.
– Это правда? – спросила Лиза в конце повествования, – Это было на самом деле? А что насчет Марка и Зефиры? Они поженились?
– Да, да и еще раз да, дорогуша, – ласково ответил старик, – все сказки реальны, просто время изменяет их, преображает. Они принимают новые черты и теряют старые. Но так даже интереснее. Простая ситуация может стать основой великой легенды, а трагедия целого народа лишь сказкой на ночь.
Эдмунд Лайтбрингер отправил свою дочь спать, а сам всю оставшуюся ночь разговаривал с гостем.
Первый либрариант
Шел холодный апрельский дождь, по небу медленно плыли облака пепельного цвета. Для Эба, бывшего егеря, это был особенный день. Он подошел к окну и слегка отодвинул шторы, оглянул улицу, что постепенно превращалась в реку. Меж стука дождя Эб пытался расслышать шум шагов. Но как бы он ни напрягал слух, у него не получалось уловить заветные звуки. “Время еще есть, – прошептал егерь себе под нос, – хорошо, приведу все в порядок”. Первым делом мужчина побрился: борода напоминала ему о былых днях скитаний по лесам. Это были не те воспоминания, к которым ему хотелось обращаться в такой день. Эб прибрался в доме, надел свой самый приличный костюм, после чего уселся в кресло и закурил трубку. Да, для Эба это был особый, серьезный день. День, когда его убьют.
Он понял это, когда начал ловить подозрительные взгляды в толпе, а ночью прямо под его домом стали ходить странные люди. Во время сна Эб слышал их шепот: слух егеря был крайне острым. Он даже знал, за что его казнят. Эб мог избавится от этого, но приговор подобное действие не отменило бы. Нет, даже его характер бы не позволил бы ему струсить, попытаться спастись. Он не станет бежать, не станет уничтожать предмет, из-за которого за ним придут. Вместо этого, он положил себе свой приговор на колени. То была большая книга в грубо сделанном кожаном переплете. Эб встретится со смертью лицом к лицу и усмехнется. Так было уже не раз. В прошлом с улыбкой на лице он расправлялся со своими врагами. Их ужасные гримасы, звериные лица мелькали в этот момент перед его глазами. Хотел бы он, чтобы и в этот раз можно было справится метким выстрелом из лука или внезапным ударом кинжала, но нет. Он не возьмет себе такой грех на душу.
А дождь все барабанил. “Если бы они вломились бы сразу, как я сел в кресло, было бы легче. Почему они медлят? – рассуждал про себя Эб, после чего достал сделанный из бронзы крест Элеоса, единственного из богов, после чего проговорил ему: я прожил хорошую жизнь. Бродил на природе, искоренял тьму, что поджидает нас за порогом. Слышишь ли ты меня сейчас? Достанется ли мне место на небесах?”. Через пару улиц от его дома находился храм, чьи шпили поднимались высоко к небесам. Прямо сейчас сотни людей молились там, упав на колени перед витражами, сделанными из стекла разных оттенков золота. И людям во время молитвы кажется, что, несмотря на дождь, идущий на улицах, сквозь витраж льется яркий свет. Эб думал об этом. Не сходить ли ему в храм, исповедаться под конец жизни, сбросить тоску и думы?
Тут он осекся. Сквозь шум дождя он услышал шаги. Кто-то вступил на крыльцо его дома. Эб сжал ладони в кулак. Сердце его забилось чаще. Вот сейчас. Пора, пора. В дверь постучали. Бывший егерь медленно поднялся с кресла. “Вот скоты, решили в кои-то веки повести себя культурно, дверь не выбили. Как хотят, открою”. Но пороге стоял пацан лет пятнадцати. Он был промокшим до нитки, но тем не менее улыбался.
– Здравствуй Эб, – сказал он егерю, который побледнел, увидев мальчика, – я зайду?
– Нет, Генри, только не сегодня, – голос Эба слегка надломился, – уходи. По-хорошему прошу, уходи.
– На улице дождь, неужели ты меня прогонишь? – шутливо ответил пацан.
Эб нервно оглядел улицу. Она была пуста. Ни одной живой души в городе. На секунду он поглядел на Великий храм, о котором думал некоторое время назад. Дождь разбивался о крыши храма, создавая водопады. Вдали виднелся приближающийся просвет. Через минут десять дождь затихнет, а затем с новой силой ударит по городу. Вид этот слегка успокоил душу Эба.
– Ладно, – вздохнул он, – заходи, Генри. Просушись и иди. Скоро дождь ненадолго прекратиться, сможешь вернутся домой.
Парнишка зашел внутрь, а Эб еще раз оглядел улицу, после чего вошел внутрь и запер дверь. С Генри Эб познакомился во время одного из своих походов в лес Солистеррас на севере от города. Компания детей игралась в руинах храма, который располагался в глубине леса. Старинное здание было разорено с десяток лет назад, еще в те времена, когда сама мысль выйти за стены города вызывала страх в душе. Эхо той эпохи и по сей день раздается по лесам и горам, по болотам и степям. Детям в лесу находится было не безопасно от слова совсем. Дикие звери были бы для них наименьшей угрозой. Дети, однако, не слушали опытного егеря. Вместо этого, они решили поиграть с ним в прятки. Подыгрывать им Эб совершенно не собирался. Он встал посреди руины и громким голосам начал рассказывать детям историю, с ним приключившуюся:
– Весело вам тут, детишки? А хотите знать, что тут случилось пару лет назад? Мы с другими егерями решили устроить здесь привал. Развели огонь, смеялись и шутили. Пили эль. Прекрасное было время… пока ночь не настала. То, что мы выставили дозор, нам не помогло. Зверолюды, такие твари поганые, напоминающие человека, только с рогами там, или клыками, окружили нас. Друга моего, Анхеля убили одним метким броском копья. Он только и успел, что предупредить нас о нападении. Мы выжили. Четверо из десяти. Один скончался днем позже. Ему повредили живот, он умирал медленно и очень мучительно. Я отделался потерянным глазом. А вот моему родному брату Лусио повезло меньше: лишился руки. Знаете, что было страшнее всего? Видеть глаза этих тварей. Лицами-то поганцы на людей похожи, но взгляд, взгляд звериный, яростный, полный злобы. Так вот, вы думаете, люди так просто не стали этот храм отстраивать? Единожды территория зверолюдов – всегда территория зверолюдов. Они учуют кого здесь, позовут остальных и порежут вас, а затем сожрут потроха. Солнце как раз скоро сядет. Я-то уйду, благо сноровки не потерял, к вечеру буду в городе. А вы как? Наигравшись тут, потеряв сил, сможете успеть до темноты?
Первым из детей к нему вышел именно Генрих. Он же уговорил остальных пойти. Эб вывел детей из леса, по пути рассказывая интересные истории про жизнь егеря или просто про лес. В последствие Генрих с друзьями неоднократно навещали егеря, дабы послушать его истории. Эб, который поначалу относился к этому с неодобрением и даже с раздражительностью, в итоге привык к детям. К Генриху, самому смышлёному из них, Эб даже привязался. Сейчас он испытывал к нему практически отцовские чувства. Детей у Эба не было, да и не хотел он их заводить. Свободолюбивый егерь не хотел привязывать себя ни к кому.
Эб сел обратно в кресло. А Генри уселся рядом с камином, протягивая руки к пламени, дабы согреть их. Егерь стал рассматривать книгу, из-за которой его казнят. Книгу, которую написал он сам. На полке позади него покоилось еще несколько книг, часть из которых были за его авторством. Эб часто делал заметки, пока находился в пути. Позже он объединял их в книги. Так он создал трактаты о самых разнообразных зверях, живущих в лесах долины Ваала, а также о всевозможных травах и грибах. На стенах висели нарисованные им карты. В своей семье Эб был единственным грамотным человеком, из-за чего ему пророчили совершенно другую судьбу. Работа писарем была для многих людей пределом мечтаний, однако, он избрал роль егеря, так как природа привлекала его куда больше, чем душные стены кабинета, в которых он бы день ото дня переписывал бы тысячи бумажек. От одной такой мысли, по всему телу Эба пробегали мурашки. Была и еще одна причина, почему он не хотел продвигаться вверх по службе писарем. Причина эта состояла в том, что Эб ненавидел дворян, с которыми ему бы приходилось постоянно иметь дело. Всего несколько случаев общения с людьми высшего сословия навсегда привили Эбу неприязнь к нему. Случаи эти состояли в том, что егерю приходилось сопровождать некоторых дворян через леса, или спасать заблудившихся представителей знати. “Жадные, самодовольные и тупые” – так охарактеризовал их Эб.
Случай, после которого он окончательно укоренился во мнении относительно высшего класса, произошел одним морозным осенним днём. Тогда Эб служил на севере от столицы, на Аргенском перевале. Те земли представляют из себя протяженную горную долину, заполненную густыми хвойными лесами. Ему и еще двум егерям было приказано сопровождать одного дворянина до затерянного в лесах сгоревшего несколько лет назад замка.
– По слухам, там даже камни оплавились, – рассказывал дворянин в начале путешествия.
– Мессир, а зачем вам, собственно, в этот замок? – спросил у него Эб.
– О, всё просто. Хочу посмотреть. Может даже приобрести. Как пойдет.
Через полчаса ходьбы дворянин начал ныть:
– Ну как мы пришли уже, а то больно долго идем уже.
– Никак нет, сэр, – отвечал егерь.
– Тут еще пол дня пути – не меньше, – продолжил за него Эб.
– Давайте на привал? – спросил у них представитель знати.
– Только что же отдыхали.
– Так, я вас сейчас как друг прошу. Потом буду требовать уже как дворянин.
Эб смерил его непонимающим взглядом, но потом все же согласился устроить привал. Егерь планировал затратить день на путь туда и день на путь обратно. Однако, экспедиция затянулась.
Когда экспедиция совершала переход через речной ручей по поваленному дереву, дворянин соскользнул с дерева и упал вниз, увязнув ногой по колено в грязи. Эба тут же прошиб холодный пот, ибо он понял, какой поток нытья и оскорблений ему придется слушать оставшуюся часть пути. Так и произошло.
– Не понимаю, как вы вообще так живете? Шастаете по лесам, сами по колено в дерьме. Кормите москитов, сами как собаки промокшие воняете. Питаетесь корешками. Живете в лесу, молитесь колесу, приняв его за крест Элеоса, ибо в жизни не видели нормального города с нормальной церковью. Проклятая природа. Все эти леса вырубить надо. Вот город. Прекрасное мето. Теплое, сухое и безопасное. Вам надо сказать нам спасибо за воздвигнутые города, за цивилизацию, – второй час причитал дворянин.
– Да?! – Эб не выдержал, – вам бы самим стоило сказать спасибо за то, что, пока вы прохлаждаетесь в городах, воздвигаете дворцы и храмы, мы зачищаем леса от того, что способно обратить ваши города в руины, если только переберётся за стены. Деревья, что способны сожрать человека, грибы, что прорастают в вены и начинают контролировать твою тушку, черные псы, что появляются из лесных кладбищ и прочая бесхозная нежить. Вы обдираете крестьян, пока мы живем с ними бок о бок. Вы пытаетесь возвысится до небес, строя башни на костях и сталкивая вниз каждого, кто рядом с вами. А ваши города? За что их благодарить, мы живем вне их стен, как и тысячи других. Частокол для многих предел мечтаний.
– Как ты смеешь, пёс?! Я прикажу тебе иссечь плетью. А потом отрубить тебе голову, а потом… повесить.
– А ты уверен, что ты вообще выйдешь из этого леса? Что ты случайно не упадёшь в яму и не застрянешь там? В лесу всякое может случится.
– Ты что, угрожаешь мне? – дворянин покраснел, на его лбу вздулась вена.
– Нет, всего лишь предупреждаю, что надо быть осторожнее. И тише. Если ты не хочешь быть съеденным, предлагаю пойти в тишине.
Не сразу, но дворянин согласился. Оставшаяся часть экспедиции прошла в гробовой тишине. Через пару дней после возвращения Эб узнал, что его отсылают в центральную Империю. Говоря проще, куда подальше. Как выяснилось позже, это еще егермейстер заступился за одного из самых умелых егерей империи. Однако, Эбу пришлось писать письменное извинение за свое поведение перед дворянином. Никогда еще он не испытывал такую ненависть к написанию.
Таким образом, он даже не сомневался в том, что бумажная работа и постоянное общение с представителями дворянства его убьют. И все же он нашел, куда применять свои таланты, начав писать книги. Из-за одной из них он и станет сегодня жертвой.
– Эб, ты сегодня какой-то расстроенный? – заметил Генри, – что-то случилось?
– Эх, как бы сказать. Сегодня ко мне придут нехорошие. Хотя нет, пожалуй, и хорошие люди. В общем, тебе скоро пора идти.
Вдруг Эб призадумался, глядя на Генриха, однако потом отогнал от себя пришедшую мысль. Он внезапно помрачнел, ибо идея, на секунду появившаяся в его сознании ему совершенно не понравилась. Егерь вдруг задумался о том, как бы он хотел умереть. Эб всегда думал, что умрет в лесу. Будет задран каким-нибудь животным или растерзан зверолюдом. Будет лежать под сенью деревьев и могилой его станет весь мир, он станет единым с природой. Простор и покой, словно тело и душа его сольются со всем мирозданием. Ему не хотелось умирать в городе. Положат его в обычную тесную могилу на городском кладбище. Среди сотен других мертвецов. И будет он лежать и в тесноте, и в обиде. Нет, в лесу было бы лучше. И достойнее.
– А что за люди? – продолжал задавать вопросы Генри.
– Эх, ну что же. Могу же я под конец быть честным? – вдруг спросил сам себя Эб, – я всегда был с тобой честен, не укрывал правду о мире. Скажу правду и сейчас. Это инквизиция. За мной идет инквизиция. Именно поэтому тебе следует бежать в скором времени. Тебе не безопасно попадаться им на глаза. Они таких беспризорников убирают только так, чтобы свидетелей не было. Когда мы очищали деревни от зверолюдов, не щадили никого. Женщины, дети, старики – им все одно. Все, кого коснулась скверна, должны исчезнуть. Даже те, кто видел скверну, при этом не нужен в борьбе с нею. Мне еще повезло, я егерь и имею право знать. Везение, конечно, относительное, но тем не менее, мне не угрожала смерть от рук зачистки. А вот простые крестьяне…
– Кстати, – Генри перебил его, словно решив сбить Эба с неприятных мыслей, – чуть не забыл, я принес тебе еще один камень.
С этими словами он достал небольшой кусок известняка и протянул Эбу. На середине осколка камня красовался отпечаток большой ракушки. Парень имел большой интерес к всевозможным камням, минералам и окаменелостям. Часть из своих находок он относил к Эбу, у которого скопилась весьма неплохая коллекция. Новую находку бывший егерь поставил рядом с другим куском известняка, на котором было видно древнее растение. Среди других элементов коллекции были кварциты, слюда и даже небольшая аметистовая жеода.
– Невероятно, Генри, – улыбнулся ему Эб, – где ты такой нашел?
– На берегу, рядом с портом, там еще много интересных камней. Потом там еще поищу. Найду чего – принесу.
– Это вряд ли, – На какое-то время егерь успокоился, однако, позже задумчивость вернулась к нему, он снова помрачнел, – Знаешь, у меня был день, такой же дождливый, как и сегодня, когда я думал, что умру. Я тогда едва уцелел. Лежал в овраге под поваленным деревом. Я был совсем один, продрогший и, признаться, напуганный. То были леса к северу от Рэдфилда. Лес был старым и довольно мрачным, большое число деревьев были мертвыми. Между стволами стелился туман. Помнится, дождь закончился, и я продолжил путь. Я аккуратно ступал по вязкой земле, которая так и норовила схватить меня. Вдруг я почувствовал нечто, что бросило меня в дрожь: вокруг стояла гробовая тишина. Ни птицы, ни зверя, никого. Я поднял глаза. На поваленном дереве, что соединяло два края оврага, сидела тварь, подобных которой я никогда не видел. Телом оно все еще отдаленно напоминало человека, но сходств почти не осталось. Пасть существа была разорвана, из неё вырастал длинный клюв. Все тело было покрыто черными перьями, а руки превратились в гигантские черные как ночь крылья. Ноги были деформированными, а ступни кончались длинными когтями. Даже будучи на приличном расстоянии от существа, я понял, что когти у него острые словно бритва. Мы оба оставались неподвижными. Те секунды, казалось, превратились в вечность. Да, видел я много тварей на свете, но мало кто одним своим видом вселял ужас, который мог парализовать. Аккуратными движениями я достал лук и натянул тетиву, готовясь стрелять. Наверное, я даже перестал дышать. Тут существо поднялось и прыгнуло в мою сторону, расправив свои невероятно большие крылья. Оно спикировало ко мне. Бой длился считанные секунды, все произошло так быстро, что запомнил я только отдельные мгновения: я спустил тетиву, затем почувствовал жгучую боль прямо рядом с шеей. Я упал и закрыл глаза, готовясь умереть. Однако смерти не последовало. Не угодно было Элеосу забрать меня в тот день. Поднялся и увидел: существо неподвижно лежит в метрах двадцати от меня. Я попал ему ровно в глаз. Тварь же была лишь на долю менее точна чем я. Буквально пара сантиметров отделяло меня от участи перерезанного горла. Я мог умереть тогда, в сражении с исчадьем тьмы. Это была бы достойная смерть, думается мне.
– Эб, ты говорил, что запрещено рассказывать людям о зверолюдах, распространять знания о них. Так почему ты мне все это рассказываешь сейчас? – спросил его Генри по окончании рассказа.
– Все просто. Не хочу я, чтобы знания эти канули в небытие, когда меня не станет. Ты парень смышлёный, надеюсь, понимаешь, что о том, что я тебе рассказываю пока не надо болтать кому попало. Я хотел бы, чтобы ты сохранил часть полученных мной знаний. А то получается, что я практически зря жизнь прожил.
– И именно поэтому за тобой сегодня придут, да?
Эб поник и отвернулся. Ему не хотелось говорить о предстоящей смерти Генри, но в тоже время его мучало желание хоть с кем-то по этому поводу поговорить.
– Да, – спустя какое-то время ответил Эб, – можно сказать и так, – с этими словами он подал пацану книгу, которую держал до этого у себя, – здесь хранятся все знания о зверолюдах, которые я накопил за долгие годы. Я уже не мог удерживать эти мысли в своем разуме, я исторг опыт в книгу. Вот он, перед тобой. Я совершил преступление, ересь, создав этот гриммуар. Нам не просто так нельзя рассказывать об этих исчадиях тьмы. Когда мы наконец победим их, низвергнем в небытие, мы должны будем забыть их как страшный сон, словно никогда и не было в Тенаре зверолюдов. Так говорили мне мои наставники. Но что будет, если мы забудем о ночи, скроем все об её существовании? Мы будем перед ней беззащитны. Разве можно скрывать знания? Право, я слишком долго находился наедине с самим собой, скитаясь по лесам. Еще и не такие мысли начнут лезть в голову.
Генри открыл книгу и начал читать: “Очокочи являются своеобразной помесью человека и козла, ростом немного выше обычного человека, твари эти имеют козлиные черты лица, длинные рога, копыта на ногах. Чаще всего живут небольшими племенами в горах или в лесах, совершая набеги на наши поселения. Не отличаются большим интеллектом, но иногда создают культы своих странных языческих богов в стаях и общинах. В открытом бою они довольно слабы, зато обладают завидной ловкостью и остротой зрения. Чаще всего используют весьма примитивное оружие: копье и пращу. Предпочитают окружить противников, после чего неожиданно напасть на него и прикончить, пока враг не успел среагировать. Большую опасность представляет их яд, который они варят из растений и грибов, произрастающих в болотистых местностях. Лучший способ победить очокочи – навязать открытый бой, либо сражаться на расстоянии. Ни в коем случае не давать себя окружить.” В книге подробно были описаны многие другие виды зверолюдов. Минотавры, помесь человека и быка, хоггеры, ужасающая химера человека и свиньи, гарпии – полуженщины, полуптицы и многие другие. На одной из последних страниц была зарисовка твари, о встрече с которой Эб рассказывал ранее. Генри поразило, насколько подробно были описаны зверолюды и способы борьбы с ними. В книге оставалось еще с десяток пустых страниц. Видимо, Эб оставил их для случая, если он встретиться с еще одной новой разновидностью зверолюдов.
– Но это же бесценно! – воскликнул Генри, пролистав книжку, – мы должны сохранить эту книгу.
– Хотел бы я, но не получится, уже сегодня она будет предана огню. А я… земле. Хм, – он снова впал в задумчивость, но в этот раз он вдруг улыбнулся, – хотя, может еще не все потеряно.
На обложке книги была нарисована большая буква “сигма” староваальского алфавита.
– Что это значит? – спросил Генри у автора книги.
– Я не стал подписываться настоящим именем. Поэтому решил обозначиться как Сигма. Выглядит хорошо, да и звучит тоже. Очень удобно в случае чего называться буквой. Быстро писать и проговаривать. А главное, если не условился с человеком, ему будет не понятно, кто такие, ну скажем, “Йота”, “Альфа” или “Тета”.
– А можно и мне такое имя? – спросил у него Генри.
– Конечно, почему нет. Выбирай.
– Хм, ну допустим… Дельта.
– Неплохо. Приятно познакомиться, Дельта – Сигма протянул руку, и Дельта пожал её.
– Погоди, ты это слышишь? – вдруг насторожился Генри.
– Да… окружают дом. У нас есть меньше минуты. Это конец, Генри. Прости. Сейчас все или ничего. Мне понадобится твоя помощь.
***
– Дом окружили? – человек со шрамом на пол лица. Одетый в красную мантию повернулся к двум другим людям в той же одежде.
– Так точно, двое по бокам, еще один сзади. Ему не уйти, – отчитался мужчина, вооруженный тяжелым арбалетом.
– Отлично, – командир инквизиции снова обернулся к дому, после чего заговорил громким и четким голосом, – Эб Снайдер, именем инквизиции приказываю тебе покинуть свой дом и сдаться нам добровольно. Ты обвиняешься в создании еретических писаний.
Вдруг из окна послышался крик:
– Премного благодарен, что вы пришли после окончания дождя. Решили не мокнуть лишний раз. И все-таки, немного жаль, я уже успел заскучать. Сейчас выйду!
Дверь открылась и на пороге появился Эб. С ним был и Генри. Егерь держал нож у горла ребенка.
– А теперь слушайте меня, – заговорил Эб, – Только попробуйте меня взять, нож в моей руке дернется. Реакция у меня хорошая, моргнуть не успеете, как ребенок отправится к Элеосу. Вы не будете меня преследовать, и ребёнок вернется домой живым и невредимым домой уже к вечеру. А сейчас вы прикажете всем уйти с моей дороги. Ясно?
Глава отряда инквизиторов слушал всё это с улыбкой на лице. А в конце похлопал.
– Неплохая попытка, егерь, – далее он обратился к своим подчиненным, – стреляйте.
– Но ребенок, – помедлил один из них.
– К черту ребенка. Таких еще много по окрестностям ходит. Стреляйте.
– Не знаю, сэр, я это, ребенка-то узнал, – сказал не послушавшийся приказа инквизитор, после чего его командир повернулся к нему с выжидающим и недовольным видом, – пацан того… дворянский.
Услышавший это Эб обмяк и выпустил ребенка из рук. Он был поражен:
– Что? Дворянский, голубая кровь? Не может быть, Генри, – голос, которым Эб произнес эти слова, был голосом человека, которого внезапно предали.
– Эб послушай, – начал Генри умоляющим тоном. Ребенок был готов вот вот расплакаться.
Инквизитор заметил эту сцену. Он развел руками.
– Вы только поглядите, – воскликнул он, – какая тут разворачивается драма! Пацан, может расскажешь старику, кто ты? Что-то он не особо дворян любит. Ты только что подтвердил то, в чем он обвинялся несколько лет назад.
– Генри, – Эб был в отчаянии, – это правда?
