Александр Сергеевич Акулов
Берёзовск-8. Эк-роман-лёт
В нелегальной лаборатории
– Омега-доуэлизация для слишком вредных и слишком хороших после несчастия с ними. Старость? Это тоже несчастие, а не закономерность. Правда, миллионы лет назад те, кто затеял катавасию с апгрейдом обезьяны, думали иначе. Они имели другие цели. Для них что люди, что двустворчатые моллюски для выращивания жемчуга – почти одно и то же, сущность похожая. А вот нам этот их жемчуг и даром не нужен, мы его не едим.
– …?
– И прочие животные для них. Не для человека же! Какие страсти кипят!
– …?
– Одной партизации мало. Абсолют требует обратного процесса!
– …?
– Вот они вселенные-то. Одна другой чище! Выбирай, сортируй, решай, где лучше. Путешествуй себе на здоровье. Власти ужасаются, конечно…
– …?
– А вот за то и это самое! Неповадно будет!
– …?
– Да не жемчуг эти миры! Совсем иное фермерство!
– …?
– А черт их знает зачем! У них проблемы с очередным концом света. Нас такое не касается. Мы не доросли еще.
ДОУЭЛЬ-ЦЕНТР
/Легальный/
– Так и остается? Что с ним делается?
– Сохраняется дыхалка, но не в смысле легких, митохондрий и кислорода. Вместо крови – не жидкость, а пиливоле. Пилеволе похоже и на промокашку, и на зонтик, на пар'ы внутри люминесцентной лампы. Но оно само по себе. Это быстро перебегающий, очень твердый невещественный газ. Для всего внешнего он сверхтверд, но внутри себя газообразен. А бывает наоборот – для внешнего газообразен, а внутри сверхтверд. Никакого отношения к физике и физиологии! Пилеволе – это край психики и ее же ойкумена! Пилеволе – продукт воли. Опять-таки никакой физики! Никакой физиологии! Даже психологии почти нет. Одна гума… Грубо – универсальный медиатор. Ему не нужны синапсы. И все же оно по ту сторону сознания.
– Что в сознании не есть интерфейс?
– Только пилеволе. А его не всякий почует. Не всякому ведомо, где и когда его чуять.
– …?
– Везде там, где немного показывается заграница местного сознания. Где сознание может немного тащить за волосы само себя… Смотри в места обрыва нитей жизни…
– Не расширение сознания, не растягивание психики.
– Хе! Психика де материя сознания…Ерунда, а может не ерунда, если…
– ….
– По простоте душевной вначале мы лепили из воображаемого месива шестеренки и турбинки.
– ….
– Как отпустить сознание? Его нужно избавить от всей той бяки, которой оно ежедневно, ежечасно занято. Убедить, что всё давным-давно решено, что никаких проблем нет.
– Решено – решето!
– Почти так!
ИФ
Впереди из дверей кафе вышли две дамы в шляпах с поднятыми вуалетками.
– Владелицы гостиницы и трех домов, – шепнул Федор и начал прощаться с Кирой, – К ним срочное дело! Извини, что покидаю. Увидимся завтра.
Федор забежал сбоку худосочных матрон, да так и ухлестнул за ними со своей хитрой тайной целью.
"Бросает деву, бежит за старухами, – начала проговаривать про себя Кира. – Что он там им лопочет?"
Дамы явно заметили Киру, оглянулись на нее. Та, что поважнее, громко произнесла:
– Что это ты, мóлодец, творишь? Такую дэушку кинул на тротуаре?
Федор опять что-то торопливо залопотал и двинулся со старухами к зданию гостиницы.
"Такой-сякой немытый-небрызганный, – подумала Кира. – Остался без меблирашки. Поди, вздумал менять гостиницу на студиошку. И ни гу-гу о том. Тоже мне сирота, наследство потерявший.
...................................
/Экзамен для смены карьеры/
– Поете или читаете? – Спросил председатель комиссии.
– Читаю.
– Прошу
– Федор начал воспроизводить наизусть начало "Старосветских помещиков", старясь говорить чисто, без подчеркнутой выразительности и особых ударений на эмоциональном тоне.
– Так. Достаточно. Вот вам зонтик. Держите. Поизображайте нам сценки. Представьте, что к вам приблизился сорокаметровый дракон и хочет напасть.
Федор, точно как цирковой шут, растопырился, принялся махать и отмахиваться зонтиком от воображаемой морды чудовища. В комиссии раздались смешки.
– Отлично. Правда, у нас не театр комедии. А теперь в выбранном вами амплуа все-таки попробуйте порубить зонтиком дрова.
Федор изобразил действия клоуна.
– Это вы умеете. Теперь продолжите пьеску-ремарку. Два офисных отдела. Начальники отсутствуют. Каждый отдел в своем помещении, ибо помещения недостаточно велики и вместе всех сотрудников не разместить. Жених и невеста – из разных отделов. В отделе, где невеста – девичник. Жених туда еще не допущен. Идет прощание с невестой ее девичеством и разговор о будущем свадебном путешествии, вернее о медовом месяце. При этом неясно, состоялась ли формальная процедура регистрации брака или нет.
В отделе, где жених – мальчишник, но вокруг молодого человека – одни девушки. Они прощаются с уволившимся, либо увольняющемся женихом. Вот когда жених перейдет к соседям – начнется девичник. Зато в соседнем отделе мероприятие с таким названием закончится.
Всё идет своим чередом. После вторых бокалов шампанского скромная толстенькая девушка из отдела, где "мальчишник", встает со своего места и задвигает задвижку на двери. Гул восторга. Сидящая недалеко от двери тоже скромная худенькая девушка встает с места, подходит к выключателю и тушит свет. Раздается более громкий гул восторга. Помещение тускло освещено слабыми дежурными лампочками и тусклым светом, проходящим из-за неплотно сдвинутых портьер.
Продолжите по своему усмотрению. Но лучше – "под Мураками".
– Так, – начал вслух думать Федор, – в лоб здесь ничего не выдумаешь… Можно впасть в пошлость. Перенести ударение в ту комнату, где выключателями не щелкали или вообще на улицу, в другое здание. Или считать, что все ряженые.
………………………………
– Ну, и? – недовольно произносит председатель. – Время вышло! Вот еще задание. Сочините историю, которая заканчивается словами: "А который сейчас час?".
Федор краем уха слышал эту задачку, но анализ верных и неверных ответов на нее подзабыл. "Что делать? А нужно брать инициативу и пытаться опять что-то переделать в самом задании. Рифмовать нужно. Рифмовать."
– А если эта фраза будет не только в конце, но и в середине?
– Начальным условиям это не противоречит.
– По улице Адваша важно шествует гусь – начал Федор задумчиво и с паузами. – Прохожие на тротуарах хихикают, ополоумевшие водители давят на тормоза, выжимают сцепление. Одна из фур останавливается. Из нее с криком: "Ах, вот ты где!" выскакивает экспедитор Степанов, чуть не на бегу хватает гуся, падает и летит в кювет. С руки экспедитора срываются часы и катятся по водосливному скосу. Не выпуская птицу, Степанов садится на край дороги, переносит гуся в подмышку, потирает ушибленные суставы. Затем несет гуся к машине.
В кабине он вслух спрашивает сам себя:
– Куда теперь? Домой или поворачивать назад к Наташке на рынок?
Шоферу кажется, что вопрос обращен к нему:
– А который сейчас час?
Степанов смотрит на руку и не видит там часов:
– Привед, медвед! Где теперь их искать? Столько отъехали… Теперь уж домой!
Месяца через четыре приблизился новый год. Гуся стали готовить по всем правилам, но поспешно.
Сидящий за столом Степанов заметил, что на большом блюде что-то блестит.
– Противоударные! Влагозащитные! – заметил он, хватая блестящий предмет, и начал заводить колесико. Секундная стрелка пошла. – А который сейчас час?
– А как же, медвед, суперздоровенный гусь мог залезть в маленькую подмышку? – попытался неудачно съязвить экзаменатор. – А Мураками где? – и объявил: – Три с плюсом. Шансов никаких.
– Пусть заходит следующий.
Вошла Кира.
– Вот вам задание. Два офисных отдела. Начальники отсутствуют.
....................................................
Помещение тускло освещено слабыми дежурными лампочками и тусклым светом, проходящим из-за неплотно сдвинутых портьер.
– Закончите это повествование по своему усмотрению. Стиль какого писателя вы бы избрали?
– Жюля Верна!
– Пожалуйста.
– Через полминуты ожидания кто-то включил стоящую за дыроскопом настольную лампу. Засветилась большая цветная карта Таинственного острова.
– А это вам с Мариной подарок, – заявила худенькая девушка. – Билет на этот заповедный медовый остров, расположенный … узнаете сами где.
– Что-то наподобие материкового рекламного ролика… А зачем тогда понадобилось запирать дверь? – заметил председатель.
– Для создания атмосферы необычности.
– Допустим. Теперь ответьте на такой вопрос…
После недолгих истязаний испытуемой главный экзаменатор объявил:
– Четыре с маленьким плюсом. Вы приняты.
Цирк Пафнутия
1
Для начала – разминка. Мы находимся на планете Земля и одновременно рядом с Юпитером. Хотя там только наши глаза, они защищены этими тяжеленными цилиндрами, кои на вас надели. Окунать вас прямо в юпитерианскую атмосферу не будут. Мы не ближе к ней расстояния в один диаметр гиганта. Любуйтесь, жаль не сможете сфотографировать. А зрелище, конечно, страшное и впечатляющее. Ощущение будто вращаешься вместе с этими бурными поясами. Как видите, здесь – не стереокино. Всё настоящее. Турбулентность фантастическая. Вспышки справа – не молнии, хотя похоже на электрические разряды. Можно сказать, специфическая форма жизни. Бывают и молнии. Уже кто-то схватился за грудину. Заканчиваем. Один путешественник выбывает. Тест закончен. Дальше будет сложнее.
2
Орида. Райская планета. Планета что надо. Пробудем здесь четыре минуты. Поэтому ныне ходим без скафандров, дышим сколько влезет. Можно мять этот "мох" и "траву" /в действительности эти организмы – не растения, не животные/ и ненароком давить то, что походит на бабочек. Наслаждаемся воздухом и видами. Но на этой планете запрещено есть и справлять естественные потребности.
На всякий случай напоминаю. Поскольку скафандры вновь не рекомендуются, сморкаться и плевать только в полиэтиленовый пакет. И всё прочее в пакет, если выданное средство оказалось для вас слабым. Повторяю:
– Никаких ахов, охов, восторгов! Нельзя сколько-нибудь бурно выражать знаки приязни друг другу. Даже взглядами. Влюбляться будете после возвращения на Землю. Органические чувства – хуже микробов. Наши микробы и вирусы здесь всё равно не приживутся. А вот острые эмоции – ай-ай-ай! Зачищать их последствия непросто, уйдут мегаватты энергии…
Фонтан времён
в голом Арзамасе
Обещанного желтого автобуса не было. И ничего не было, кроме ожидания. Вдруг подошла дама:
– Я – синица. Идите в переулок напротив. Остановка теперь там.
Все перешли улицу. Вот – переулок. Там действительно остановка. Появился темный автобус, но остановился почему-то за два метра до остановки. Только С. сел в него (и никто больше!) – дверцы захлопнулись, дома поехали назад. "Хорошо успел", – подумал С., садясь в кресло и оглядываясь. Езда. Езда. Гм… Когда успели выскочить на предокраины? Далекая, но огромная труба ТЭЦ казалась карикатурно приближенной, намеренно увеличенной. Из нее валил уже не бледно-серый, но какой-то черноватый дым. Где это, где? "Черным по-черному…, – начал произносить С., – черные завитки по черным завиткам…" Колдуном ли оказался? Уже и не было автобуса. Когда успел выйти? Черное, и правда, прошло по-черному, и кончилось. Черное наступило само на себя. С. не помнил, что произошло. Он стоял на огромном пространстве. Вокруг не было ничего напоминающего жилые кварталы. Страшные пересекающиеся дороги. Идущие во всех направлениях. Дребезжание снующего туда-сюда большегрузного транспорта, массивы зданий там и сям – но далеко. Впереди – труба ТЭЦ, исторгающая серое с примесью черного – совсем другой ТЭЦ. С. оглянулся – там еще одна, совсем другая ТЭЦ и тоже исторгающая серое с примесью черного. Было это всё, уже было. Когда было? И всё так же неизвестно, в какую сторону двигаться по этому рисованному на реальности дежавю.
Опять С. в автобусе, уже в каком-то служебном или экскурсионном. Рина достает из сумки журнал, потом еще один С. машинально берет протянутые ему журналы. Очень древние журналы. Он сам их давал Рине. С. рассматривает обложки и складывает протянутые журналы в портфель. А вот журналы незнакомые. На последней обложке гороховый колпак а-ля ку-клукс-клан… "Что бы все это значило? Ну, журналы. Ну, старые журналы. Ну, а зачем?" Физиономия у Рины странно меняется, расплывается, уходит, а мысль остается сновиденно-непрожеванной, но совершенно ясной. Были еще стручки на другой обложке, оттенки опять зеленоватые. Всё-то тайное общество, клуб. Нелегальные путешествия по планете и дальше планеты. Магистр Огурец возглавляет…
В пустом пространстве между двумя зданиями, словно бы подсвеченными изнутри, появилась размахивающая рукой девушка.
– Сюда, Пе-тень-ка! – громко пояснила она кому-то и зашла за восьмигранную тумбу.
В ту сторону двинулся белобрысый молодой человек с седыми ресницами, но тут же закрутился, схваченный двумя субъектами, похожими на переодетых гвардейцев.
Стоп! Отвлекли нарочно! Где поворотный круг? Знал и забыл! Огромный поворотный круг, но не для локомотивов, а для двух десятков промышленных кварталов.
Тьфу! За секунду до задержания неизвестного пребывали в некоем нигде люди в масках. Прозримые насквозь! С птичьими и растительными именами-псевдонимами. Плюс атмосфера намеренного одурения. Неужели из всего последнего мельтешения бессознательно считывается шифр? Мельтешение вне колец Арзамаса… Промежуточный выскок куда-то за три-четыре тысячи километров.
Конспираторы! Синхронно опускают шлагбаумы и фокусничают с перепадами больших масс. Желтый дом, а не желтый автобус. Запросто сойдут с ума потенциальные соглядатаи. Новейшая сепарация психики! Не толкование сновидений, а их толчение в ступе. Вместе с их обладателем.
ИЗ ПАПКИ № 97
3
В центре "Интегро" продолжать подробную экскурсию (которой оказалась дорога) не стали.
– Войдете в курс по ходу дела, – заявил Аркадий.
С двух сторон моего будущего офисного стола располагались приборы и ручки управления, а перед ним – бесшумный водопад за прозрачной перегородкой.
– Там вовсе не жидкость, – усмехнулся Аркадий.
– А рабочее место не только здесь, – добавил немного похожий на Буратино человек, вышедший из двери напротив.
За дверью оказалась полупустая комната с лежаком посередине. Вокруг него – три постамента с экранами, светящимися кнопками и рычагами.
– Так… Что-то это напоминает…
– Томографию мозга у нас не делают, – попытался пояснить Буратино, отцепил не очень-то длинный нос и бросил его в ванночку на стеклянном столике.
– Альберт, – тыча себя в грудь, представился Буратино. – Некоторые наши индивидуальные средства годятся и для маскарада. Еще один фокус в том, что испытуемым (чаще всего это мы сами) приходится пребывать в двух местах одновременно: там и здесь.
По жестам Альберта стало понятно: под "там" подразумевается "водопад", а под "здесь" – лежак.
6
Пока мой статус-кво окончательно не определили, остановился в гостинице для командированных из других секторов. Искусственное раздвоение сознания оказалось довольно рядовой вещью. Это было началом. Рано или поздно двоение должно смениться умножением, что означало действительно выход за мыслимые рамки. Но название центра "Интегро"! Раздирание на части позволяет здесь кое-чему объединиться. Сейчас об этом лишь намеки. Попытался прояснить вопрос у Альберта:
– И все-таки какова перспектива…?
– А кто поручится, что вы не откажетесь от экспериментов и выберете другое поприще? Вокруг Центра и без того масса лишних слухов.
7. Дюгеды
Я интуитивно чувствовал: конечно, выберу другое поприще, но не в обозримое время. Не в эти пять-шесть лет. А пока рассчитывал чего-то внятного добиться здесь. И вдруг… Однажды попал не совсем в свою тарелку. Двигался внутри здания Центра и проскочил нужный поворот, прошел какую-то арку и странным образом не смог остановиться, чтобы пойти назад. Пол под ногами оказался прозрачным, под ним – освещенное пространство… Гигантское! В нем медленно перемещались туманообразные существа, подобные горам. Бессмысленно было причислять их к какой-то форме биологической жизни. Им не требовались конечности…
Вывел из задумчивости хохот. Веселился Аркадий.
– Поспел пострел! – довольно объявил он. – Но это не единственная невинность, которой предстоит здесь лишиться. Дюгеды – этап, пусть не первый.
– Только вот незадача: я удивился только в первое мгновение.
– Пардон! Как-то подзабыл: с этого года кандидатов сюда стали лучше отбирать. Да и Арка у нас умная, кого попало сюда не пропустит. Можно считать: экзамен сдан автоматом.
Что было до?
8. Ante lucem
Средневековщина никогда не интересовала, тем более связанная с религией. Однако изредка, не чаще раза в пять лет, приходилось в нее углубляться. И вот полгода назад:
– Привет! – разбудил меня редактор Теребитько. – Что за "известные гравюры" к сочинениям этого монаха? Кто художник?
– Действительно. Было не до имен. Я пользовался доступом к библиотеке деда. Текст примечания написал лет в шестнадцать и оставил неизмененным.
Править, так править. В книжном зале на площади Островского пошли сбои. Слу-ча-ют-ся. Особенно с изданиями ХIX века. Иногда не найти шифров, а в бланке ставишь данные ссылки. Тогда вместо Августина вам приносят Иеронима.
А чертовщина произошла с прижизненными сборниками и переизданиями Василия Жуковского! В каталоге – проплешины. Книги продали? Украли? Обменяли? Сожгли в блокаду? Как водится, из каталога для читателей тогда оказался в каталоге для сотрудников, а затем – в основном фонде среди книжных стеллажей. Одиноко стояло дореволюционное полное собрание сочинений. Огромное. Но десятки других изданий отсутствовали.
Похожее путешествие совершил и на этот раз. Но теперь библиограф (прославленный Михаилом Эпштейном поэт-метареалист, скромно печатающийся в "Звезде") пригласил в свой закуток. Да не его этот угол! Пиит попал сюда вместо заболевшей сотрудницы. Что он сделал для оповещения неясно: нажал ли тревожную кнопку под столешницей, надавил ли на какой-то прибор в кармане, но здесь вошла будто с мороза раскрасневшаяся леди с безупречной фигурой, а сам он, не говоря ни слова, тихо-мирно удалился.
– Ох, не его это дело, – объявила дама.
– Публичная библиотека?
– Э, нет! Вдыхать книжную пыль как раз по нём! Я о функциях иноагента.
– Моссада или БНД?
– Назовите еще пришельцев из космоса! А здесь обстоятельства давние. Были у нас в двадцатых годах двадцатого века вполне легальные, но никому не известные диссиденты. Их не расстреляли, не выгнали за границу. А нашли им, черт возьми, достойное применение. Отнюдь не на каторге. Если хотите больше знать, то должны подписать кое-какие бумаги о неразглашении…
11
Время закрутилось и перевернулось. Ковер забвения вынырнул из тартара и расцвел неосязаемыми сущностями и существительными. Обозначились тропинки из ниоткуда в никуда, а из прошлого в сейчас.
Деталь особенная: задолго до пристального внимания к чему-либо обыденному на этом свете, я знал дюгедов и говорил с ними на беззвучном языке мысли. И больше в первые годы детства. Затем вроде и помнил о них, но абстрактно-неотчетливо и периферийно.
+ +
Замечание. Большая часть содержимого папки № 97 – страницы, покрытые неизвестными символами. Вероятнее всего, это не шифр, а принятое отображение чего-то относящегося к занятиям автора заметок в Берёзовске.
