Александр Омельянюк
Детство
Посвящается моим родителям
© Омельянюк А.С., 2021
Глава 1
Новобрачные (июнь 1946 – август 1947 гг.)
Наступило утро понедельника 10 июня 1946 года. А вот и Москва!
Проводница энергично прошлась по плацкартному вагону, поднимая заспавшихся пассажиров, среди которых оказались и совы Кочеты.
– «Петь, просыпайся! Зарю уже проспал!» – погладила мужа по волнистым волосам уже вставшая Алевтина.
– «О! Мы уже Люберцы проезжаем!» – спрыгнув с верхней полки, узнал Пётр знакомые по прошлым поездкам места.
– «Петь, а это далеко от Москвы?» – спросила, оправлявшая платье, Алевтина.
– «Да нет! Километров двадцать!».
– «Тогда успеем собраться!» – успокоилась жена, расчёсывая гребешком волосы и закалывая их заколками.
Они убрали лишние вещи, попытавшись зайти в туалет, но тот из-за санитарной зоны оказался уже закрытым.
– Ничего, до дома дотерпим! От вокзала недалеко! – решил мужчина.
Тогда новобрачные присели на скамью, невольно вглядываясь в проплывающий за приоткрытым окном утренний пейзаж.
Лёгкий, свежий ветерок ласкал лицо Алевтины, от любопытства привставшей и высунувшейся в приоткрытое окно.
Но не успели они разговориться, как неожиданно сильный, прерывисто-протяжный гудок паровоза вывел их из задумчивости.
– «Уже Сортировочную проезжаем!» – узнал знакомое за окном Пётр.
И супруги стали стаскивать с верхней полки вещи, в то время как некоторые пассажиры уже потянулись к выходу.
– «Опять военные едут! Уж год, как война кончилась, а они всё едут и едут!» – услышали они за своей спиной недовольный женский возглас.
– «Да проходъ ты! Чо, ворчишъ-то? Тебе всё равно не достанется!» – возразил, следом идущий, другой женский голос постарше.
Вскоре к замедляющемуся стуку колёс на стыках рельсов добавился и металлический скрежет на стрелках. За окном стали появляться новые пути, а поезд стал сбавлять ход. Алевтина видела, как из-под их вагона выныривают новые рельсы, превращаясь в многочисленные пути.
– «Петь, посмотри! Это уже вокзал?» – спросила она мужа.
– «Да! Казанский!» – не глядя в окно, ответил Пётр, возясь с вещами.
Наконец, паровоз, с громким шипением выпустивший из-под колёс громадные клубы пара, громко и протяжно известил о конце их пути. И весёлые пассажиры дружно потянулись на выход.
– «Аль, не спеши, успеем! Стоянка здесь теперь долгая, пока все не выйдут!» – остановил Пётр, поспешившую было на выход жену.
Они вытащили на перрон все свои вещи и осмотрелись. Тут же к ним поспешил носильщик, но расчётливый Пётр отказался от его платных услуг.
А увидев немой вопрос на растерянном лице жены, пояснил ей:
– «Аль, да тут совсем недалеко! Донесём сами. Сейчас вниз спустимся и на метро доедем почти до самого дома!».
Но та уже не слушала мужа, озираясь по сторонам и с восторгом рассматривая окружающие их большие здания, а с любопытством – проходящих мимо людей.
– «Сколько же здесь много народу!?» – вслух удивилась она, спускаясь в метро.
– «Так город же! К тому же столица!» – с несколько снисходительной улыбкой глянул Пётр в светящиеся счастьем голубые глаза жены, с наслаждением вдыхая давно знакомый вокзальный запах ржавеющего железа, горячего пара и жареных пирожков.
Он порылся в нагрудном кармане, ища бумажный рубль, попутно вынув и старый билет в метро. Взглянув на дату, он хотел было уже выбросить просроченную бумажку, но Аля попросила оставить билет ей на память, внимательно разглядывая его.
– «Петь, а почему метрополитен назван именем Кагановича?» – поинтересовалась она, проходя с купленным билетом мимо контролёра:
– «Так Лазарь Моисеевич сам руководил его строительством, вот и назвали в его честь!».
– «А если была бы моя воля, то я назвала бы его в честь Сталина, или хотя бы в честь Ворошилова! А то… Кагановича? Как-то не звучит!».
– «Кстати! Я по случаю вспомнил анекдот про них – наклонился Пётр к самому ушку Алевтины – Как-то Каганович поссорился с Ворошиловым. А Сталин говорит ему: Лазарь Моисеевич, ты не прав! Надо бы извиниться перед Климентом Ефремовичем! Каганович звонит на квартиру Ворошилова и спрашивает: Это квартира маршала Будённого? А ему сам Климент Ефремович отвечает: Нет, это квартира Ворошилова! А Каганович в ответ: А-а! Ну, тогда извините!» – сам первый засмеялся Пётр.
– «Тщъ, Петь! Ты что ли больше не боишься, такие анекдоты рассказывать про руководителей нашей партии и правительства?» – приложила Алевтина палец к губам.
– «Так я же тихо, только тебе одной, на ушко. Ты ведь меня не выдашь?!».
– «Я-то, нет!» – на всякий случай опасливо оглянулась жена и посмотрела по сторонам, поняв, что из-за шума и занятости, вряд ли кто-либо из пассажиров мог услышать слова её шутника мужа.
– «Аль, смотри под ноги – здесь ступени крутые!» – указал тот жене.
Аля перестала озираться по сторонам, сосредоточившись на спуске. Но ступив на платформу и запрокинув голову вверх, начала рассматривать больше не метро, а людей, идущих по галерее над путями.
Пётр подвёл жену левее к первому вагону. Но не успели они опустить сумки на платформу, как с шумом от торможения подкатил ярко освещённый поезд метро. От такого обилия света под землёй, множества сосредоточенных и куда-то спешащих людей, Алевтину охватила неожиданная напряжённая радость, как во время кульминации какого-то праздника – не хватало только колокольного звона в ушах.
Зато в вагоне его заменил нарастающий шум, через приоткрытые окна доносившийся из туннеля. От этого женщина чуть испуганно замерла, взглянув сначала в спокойное лицо супруга, а затем и в лица других также спокойных пассажиров.
– Значит так и надо, всё нормально! – тут же успокоилась она.
– «Ой, а здесь всё по-другому!?» – кивнула она на мрачноватую в бардовых тонах станцию Красные ворота.
Через остановку они вышли на Кировской.
– «И здесь всё по-другому!?» – опять радовалась гостья столицы.
– «Да! Все станции метро разные и по-своему красивые!» – гордился Пётр метро, давно ставшего для него родного города.
– «Аль, а на эскалатор надо заходить смело и решительно!» – кивнул Пётр на, вступающих на ленту ступеней, пассажиров.
Внутренне чуть напрягшись, Алевтина сделала свой решительный шаг – даже сумки не оказались помехой.
– «Ну, вот, молодец! Здесь главное – не трусить, а делать всё спокойно и решительно! Теперь поставь одну сумку и держись рукой за поручень!» – напутствовал муж.
– «Да, всё просто… и красиво!» – рассмотрела выпрямившиеся ступени жена, переведя внимание на балюстраду с красивыми фонарями.
– «Ой, а как здесь глубоко?!» – обернулась она назад, от неожиданности чуть покачнувшись.
– «Осторожно! Лучше держись и не оборачивайся назад!» – поддержал жену, стоявший на две ступеньки ниже, Пётр.
– «Смотри под ноги и при сходе с эскалатора шагай быстрей вперёд, не задерживайся!» – указал он жене.
– «Оп!» – в ответ она ловко сошла с ленты эскалатора на каменную твердь и сделав по ней пару шагов.
– «Молодец! Правильно сделала! А то представляешь, что может получиться, если пассажир, сойдя с ленты эскалатора, остановится? Его тут же невольно сметут стоящие сзади! И давка будет! Жуть!».
– «Какой длинный коридор?!» – довольная собой и мужем, с любопытством смотрела Алевтина на левую стену тоннеля, ожидая, когда же закончится его затянувшийся левый поворот.
– «Туннель!» – поправил муж, искоса взглянув на жену.
– «Какие здесь крутые и высокие ступени?! Никогда по таким не поднималась!» – удивилась женщина, ступая с первой ступени на вторую.
– «Здесь действительно очень высокие ступени! По ним трудно подниматься даже без груза! Что-то строители тут не досмотрели!? Дайка мне одну сумку!» – забросил Пётр на плечо лямку ещё одной ноши.
– «Фу! Наконец-то мы поднялись!» – перевёл он дух, вступив на пол вестибюля.
– «А ещё говорят, что своя ноша не тянет!? А ты вон как запыхался! Давай сумку обратно!» – сняла Алевтина лишнюю ношу с плеча мужа.
– «Ну вот, мы почти дома! – вдохнул Пётр полной грудью ещё свежий утренний московский воздух – Вот за этими домами будет Сретенский бульвар, а за перекрёстком и наш Печатников переулок!» – кивнул он на небольшой квартал напротив метро.
– «А идти-то долго?» – поинтересовалась жена.
– «Да нет! Раза в два дольше, чем мы шли по вокзалу и спускались в метро! А то и меньше!».
– «А-а! Так это совсем близко!» – решительно подняла жена свои сумки.
И, переведя дух, супруги вновь двинулись в путь.
На Сретенском бульваре их взору предстала забавная картина. Лёгкий утренний московский ветерок по сухой поверхности главной аллеи, утрамбованной смесью песка с кирпичной крошкой, гонял тополиный пух, сбивая его в причудливые фигурки, скручивая в рулоны и спирали, собирая их в замысловатые колонии у бордюра и на кромках невысохших луж. Пух попадал в глаза и нос, цеплялся за ресницы и волосы, больше веселя предвкушающих скорое достижение желанной цели супругов, нежели раздражая их занятостью своих рук.
Лишь дойдя до перекрёстка Бульварного кольца со Сретенкой, они снова отдышались, поставив на землю сумки и отерев с лиц остатки тополиного пуха.
– «Петь, а что это за огоньки разные зажигаются?».
– «А это светофоры! Видишь? Вверху загорелся зелёный – значит, в этом направлении можно идти! А там внизу горит красный – значит, в том направлении идти нельзя! А теперь и там и там горит жёлтый – значит идти уже никуда нельзя, а стоять и ждать зелёного или красного!».
– «А зачем же тогда нужен жёлтый, если на него никому идти нельзя?» – задала естественный вопрос любознательная учительница.
– «А на него заканчивают движение те, кто ехал или шёл на зелёный, но ещё не успели дойти или проехать, и готовятся начать движение до этого стоявшие!» – уточнил москвич.
– «У-у! Понятно! Пошли – нам зелёный!» – по-деловому заспешила женщина первой.
Сначала они перешли Бульварное кольцо, а затем и Сретенку.
– «Альк! Только ты по сторонам всё равно смотри! – вмешался Пётр, видя как впереди него смело и гордо вышагивает на зелёный свет его молодая жена – А то какой-нибудь лихач или нарушитель неожиданно выскочит – костей не соберёшь!».
– «Да уж!» – полуобернулась Аля, подходя к тротуару.
Перейдя через перекрёсток, она остановилась:
– «Петь, а у вас здесь и церкви ещё есть?».
– «Да, но она давно не действующая!».
– «Прям, каку нас! Но эту, вашу, смотрю, не разрушили!».
– «Кстати! Лет десять назад…, даже больше, когда я здесь ещё не жил, мне этот перекрёсток весьма приглянулся! Правда, зимой это было! Вот, а теперь живу я здесь!»
Аля обернулась назад, разглядывая живописный городской пейзаж, и согласилась:
– «Да! Красиво! И дома, и зелень, и даже люди!».
– «Аль! – остановился Пётр пред магазином с надписью «Табак» – Ты подожди здесь, я забегу сюда – соскучился по нормальным папиросам!».
Почти всю войну Петру Петровичу Кочету приходилось в основном курить солдатскую махорку, лишь изредка разбавляя её случайными папиросами, а то и вовсе обходиться без курева.
И сейчас, зайдя в свой любимый табачный магазин, ассортимент которого существенно превосходил возможности табачных киосков, он окунулся в необыкновенно разнообразный мир табачных запахов и ароматов.
От этого пьянящего разнообразия вооружённые глаза Кочета просто разбежались. Он походил вдоль витрин, наклоняясь и вчитываясь в тексты на пачках папирос и сигарет, не зная, что выбрать сейчас, а что купить и испробовать потом.
И он решил пока не рисковать и не шиковать, остановившись на давно знакомых ему престижных папиросах «Казбек», производства табачной фабрики «Ява», которые в подавляющем большинстве курили сотрудники НКИДа, а затем и большинство советских офицеров.
Довольный покупкой, Кочет уже при выходе из магазина с нетерпением вскрыл пачку и сразу закурил, с наслаждением затягиваясь. После чего, передвинув папиросу в уголок рта, взялся за вещи. Супруги свернули налево в прохладу Печатникова переулка и облегчённо вздохнули. Солнце уже было довольно высоко, и жара стала одолевать москвичей.
Осмелевшая Алевтина поначалу пошла было рядом с мужем, но по брусчатке проезжей части. Однако вскоре намяла голеностоп и перешла на тротуар, идя теперь вслед за мужем.
– «А вот и наш дом двадцать!» – наконец обрадовал её Пётр, поравнявшись с трёхэтажным отштукатуренным домом.
Супруги свернули налево во двор, и перед Алевтиной предстал аккуратный дворовый садик, огороженный изящным недавно покрашенным в зелёный цвет деревянным заборчиком.
– «О-о! А у тебя тут и зелень есть!?» – чуть ли не вскрикнула Алевтина, обрадовавшись.
– «Да, мы его ещё до войны коллективно всем домом сделали! Теперь это наша любовь и гордость! Вон как клёны вымахали!».
– «Петь, какой же у вас прекрасный садик получился! Будет мне, где посидеть и деревню вспомнить!».
– «Кстати, нам надо в него зайти – там старик Жигачёв любит сидеть – мне надо у него ключи от квартиры взять, а ему за верную службу подарок вручить!».
– «Да ещё рано старикам гулятъ-то! Наверно ещё дома дела есть?» – предположила Алевтина.
У калитки поставив на землю вещи, Пётр полез в свою полевую офицерскую сумку, извлекая из неё трофейный японский штык-нож.
– «Петь, а откуда у тебя это? Я что-то раньше не видела!» – удивилась Алевтина.
– «Таку меня есть ещё кое-что, получше и покрасивее! Дома покажу!».
С этими словами он открыл калитку, заглядывая в садик через гущу веток молодых деревьев, но никого там не оказалось.
– «Наверно он действительно дома сейчас? Пошли, нам всё равно по пути!» – убрал он обратно подарок, поднимая сумки, выходя из садика и шагая в темноту открытой парадной двери.
– «Аль! Осторожно тут! Ступени вниз ведут! Со света их сразу не разглядеть!» – раздался из кромешной темноты предупреждающий возглас прошедшего вперёд мужа.
И вовремя. Аля уже хотела было ступить на предполагаемый пол, но успела задержать ногу над уступом.
– «Да здесь чёрт ногу сломит!» – быстро привыкнув к темноте, спустилась она вниз по двум крепким деревянным ступеням.
Зато необыкновенно прохладный домашний аромат, смешанный с лёгким запахом полуподвальной плесени, чем-то напоминавший запах деревенского погреба, вмиг вернул её в благодушное состояние.
А поднимаясь по изрядно и фигурно истёртым высоким ступеням из светло-бежевого гранита, Аля сразу вспомнила ступени на выходе со станции метро Кировская:
– «Петь, а у вас в Москве везде, что ли, такие высокие ступени?!».
– «Да нет! Мне лично нигде больше не попадались! Хотя я по многим таким ходил».
– «А-а! Ну, слава богу! Уф!» – совсем успокоилась Алевтина, дойдя до второго этажа.
– «Так тренируйся! Теперь тебе постоянно придётся по ним ходить! Может и по несколько раз в день!?» – одновременно расстроил и обрадовал жену Пётр, ставя сумки и стуча в дверь старикам Жигачёвым, жившим на втором этаже под комнатой Кочета.
– «Да не! Несколько раз на дню я ходить не буду – ноги целее будут!».
– «Там видно будет! Может, понравится! Ещё будешь по этим ступенькам бегать вверх – вниз и обратно!».
Но их перебил хрипловатый глухой мужской голос за дверью:
– «Кто там?!».
– «Кузьма Ильич, это Пётр Кочет!».
За дверью раздался лязг замка и щеколды, и она отворилась:
– «А-а! Пётр Петрович, дорогой, здравствуйте! Домой, значит, с… войны?!» – из темноты показался крупный упитанный старик с заметным животом, с седой окладистой бородой и в сдвинутых на кончик красного носа круглых очках.
– «Да, Кузьма Ильич! Здравствуйте! А вот и жена моя – Алевтина Сергеевна – учитель и директор школы!» – с гордостью представил Кочет супругу.
– «Здравствуйте!» – поздоровалась та.
– «Здравствуйте! Здравствуйте! А учительница и нкидовец – это очень хорошо! Очень…, а какой школы?».
– «Так ей ещё только предстоит устраиваться! Постараемся поближе к дому!».
– «А!? Да-да! Конечно! Вон, в двести тридцать первую! Куда ещё ближе? Там как раз завучем моя сноха работает!».
– «Попробуем…, а ключи у вас взять можно будет?».
– «Да, конечно, Пётр Петрович! Заболтался я старый что-то? А соловья…, то бишь…, как известно баснями не кормят!» – удалился довольный старик Жигачёв в темноту кухни-прихожей.
Но почти тут же вернулся с небольшой связкой ключей, протягивая её Кочету.
– «Пётр Петрович, а вы знаете – начал он заговорчески и в полголоса – ведь у вас там – показал он пальцем наверх – другая…, люди живут?!».
– «Да, конечно знаю! Я на время войны своих знакомых бездомных приютил!» – нарочно твёрдо, громко и уверенно успокоил всех Пётр.
– «Да ну? А-а! Ну, да! Да, да!».
– «Кузьма Ильич! А это вам от меня трофейный фронтовой подарок – японский штык-нож! Финка, в общем! Между прочим, меня ею япошки чуть не убили!».
– «Ой, Пётр Петрович, больше спасибо вам! Стало быть, вы с японцами воевали!?» – повертел старик в руках холодное оружие, видимо затрудняясь с мыслями о его дальнейшем использовании.
– «Да, только с ними проклятыми и довелось! Слава богу, успел!» – чуть задумчиво ответил возрастной старлей, поднимая сумки и благодарно кивая на прощание соседу.
И эта старая новость опять вернула радостных супругов на землю.
– «Петь, а этот… Жигачёв напомнил мне деда-мороза с новогодней открытки!» – всё ещё находилась плод впечатлением от встречи с соседом Алевтина.
– «Да, похож, похож…» – начал Пётр было с улыбкой, но тут же изменился в лице, вспомнив про возможно ожидающую их в квартире «снегурочку».
– Как всё теперь будет? Уехала Анька, или нет? Ладно, на месте разберёмся – рассуждал Пётр, как-то теперь понуро поднимаясь на свой третий этаж.
Это его состояние сразу уловила чуткая Алевтина.
– «Петь, да не переживай ты так! Я всё понимаю! Что-нибудь придумаем! Безвыходных ситуаций не бывает!» – уже у самой двери успокоила она мужа.
Но всё равно Пётр отпирал входную дверь своей давно им не посещаемой квартиры с каким-то внутренним волнением, но скорее теперь больше даже не из-за возможного присутствия там Анны, сколько из-за трепета давней разлуки со своим жильём и перед таинственной неизвестностью своей новой семейной жизни.
Давно забытый домашний запах сразу ударил Кочету в нос, как только он открыл входную дверь. На кухне-прихожей было темно, в комнатах тоже – в квартире явно никого не было.
– Вот и хорошо! Вот и прекрасно! Видимо все на работе? – радовался Пётр, включая свет, ставя вещи на пол и снимая с себя рюкзак и сумку.
– «Аль, проходи! Вот мы и дома!» – отпирал улыбающийся Кочет теперь дверь своей комнаты.
Он взял у жены сумки и пропустил её первой.
– «Ой, такая маленькая! – невольно вырвалось у Алевтины – Но какая светлая и уютная!» – собралась она.
– «Да, целых пятнадцать метров! На семью вполне хватит!» – с гордостью уточнил муж, занося в комнату все остальные вещи, и первым делом бросаясь к радиотрансляции, включая репродуктор.
– «Как же я давно не слышал новости, без которых жить не могу!?».
– «Петь, давай немного посидим, отдышимся. А потом ты мне всё покажешь и расскажешь!».
– «Хорошо! Только я сначала в туалет!» – согласился он с женой.
Пока Петра не было, Алевтина огляделась. Она обратила внимание, что в комнате Петра не было ни портретов Ленина, ни Сталина, ни других руководителей страны. Лишь на письменном столе она увидела маленький портрет М.И. Калинина, умершего неделю назад. А комната не только не выглядела заброшенной, но даже, наоборот, в ней царила чистота и порядок, хорошо пахло, здесь явно чувствовалось присутствие женской руки.
– Ладно, посмотрим на эту Анну. Здесь две кровати, одна из них полутороспальная. В конце-то концов, ведь я законная жена Петра со всеми вытекающими из этого последствиями! – думала Аля.
Но, как только она услышала звук спускаемой воды, так сразу с любопытством вышла на кухню. Пётр показал жене, как пользоваться туалетом, общим освещением, водопроводом и газом, тут же приняв у неё экзамен по практике и технике безопасности.
Аля долго и с наслаждением умывалась под струёй холодной воды из-под крана, попробовав московскую воду и на вкус. А затем самостоятельно вскипятила воду в чайнике, с гордостью принеся его в комнату, увидев мужа за чтением записки.
– «Аль, смотри-ка! Оказывается, Анна мне в знак благодарности за то, что я её в войну приютил, подарок сделала – денег нам на первое время оставила!».
– «Спасибо ей, благодарной, передай!» – чуть ревниво ответила Алевтина.
– «Ну, ты прям как будто заревновала!? А ты поставь себя на её место! Только представь мысленно!».
– «Да всё хорошо! Не ревную я!».
Супруги позавтракали остатками дорожных продуктов, в основном слегка зачерствевшими деревенскими пресняками, запивая их кипятком с кусками деревенского сахара вприкуску, а затем продолжили заниматься разборкой вещей. Закончив с этим и разложив пока вещи на виду, они решили сходить по местным магазинам – ознакомить Алевтину с их расположением, ассортиментом и отовариться лишь необходимыми на первое время продуктами.
Перед походом по магазинам предвидя естественный вопрос жены, Пётр успокоил её:
– «Аль, ты не волнуйся, у нас деньги есть! И не только Анькины. При демобилизации мне много денег дали! Так что на первое время нам хватит! А потом работать пойдём: я в МИД, а ты в школу!».
– «Петь, да я и не волнуюсь! Я ведь у тебя кучу денег видела ещё в Навашино, когда ты билет на меня покупал!».
Повернув направо на Сретенку, Пётр первым делом за углом табачного магазина подошёл к телефону-автомату позвонить на работу брату и сообщить о своём прибытии, и бывшей жене Лизе, чтобы у неё ещё и узнать по-поводу дочери Эли.
И каковы же были его удивление и радость, когда он сразу от Бориса узнал, что Эля уже в Москве, и, более того, сейчас гостит у него на даче в Малаховке, ожидая приезда отца и играя с двоюродным братом Олегом под присмотром и опекой тёти Ксении. Поэтому телефонный разговор Петра с Лизой, в котором он пообещал на днях съездить к своим в Малаховку, оказался короче. Лиза сообщила ему, что их дочь весьма успешно окончила семилетку и вместе с интернатом в конце мая возвратилась из Средней Азии в Москву. И более того, Эля была возвращена в свою семью, после чего вскоре была отправлена матерью на летние каникулы пока к дяде Борису в Малаховку.
Затем Пётр повёл Алевтину в магазин «Соки и воды», где она впервые в жизни попробовала виноградный сок. Аля долго рассматривала, на чём бы остановить свой выбор, пока догадливый муж не вмешался. Супруги обошли ближайшие к перекрёстку продуктовые магазины, овощной, «Молоко» и булочную, купив лишь самые необходимые продукты на ближайшие дни, и вернулись домой готовить сразу обед и ужин. Готовили они вместе. И по мере его приготовления Пётр всё больше убеждался в наличии у жены минимально необходимых кулинарных способностей.
– Значит, с голоду не помрём! Да и мне теперь возиться со стряпнёй не надо будет! Я же теперь всё-таки опять женатый человек! А если что Аленька пока и не умеет готовить, так со временем непременно научится! – мечтал Пётр.
Но к завершению приготовления еды с работы явилась шикарно разодетая красавица Анна, от которой веяло призывно-нежными духами. И хотя её приход супругами Кочет всё-таки ожидался, но всё равно появление жилички явилось неприятной неожиданностью для расслабившихся в совместном домашнем творчестве супругов.
– У-у! Всё же явилась, шлюха! – поначалу ревниво подумала Алевтина.
– «Здравствуйте, Пётр Петрович! – с порога нарочито официально обратилась Анна к Петру Кочету, одновременно доставая из сумки бутылку шампанского – Поздравляю вас с благополучным возвращением домой!».
– «Здравствуйте, Анна! – поддержал игру и Пётр Петрович – Проходите и знакомьтесь с моей женой Алевтиной Сергеевной – учительницей!».
– «Аня!» – сразу перешла к панибратским отношениям старшая по возрасту гостья, пытаясь парировать образованность соперницы, первой протягивая свою в маникюре руку, лишь успев нарочито степенно стащить с неё чёрную вуалевую перчатку.
– «Аля! – сориентировалась и Алевтина, заждавшись, крепко по-крестьянски пожимая хилую ладонь соперницы, словно давая той понять, кто в этом доме теперь хозяин, но тут же переводя отношения между женщинами на якобы дружеский лад – А мы как раз с Петей только что суп сварили и второе… состряпали! – и, как педагог, разряжая обстановку – Давайте обедать!».
– «Да! Давайте поедим вашу стряпню и с удовольствием отметим возвращение Петра… и ваш переезд в Москву… надеюсь, надолго?!» – всё же попыталась уколоть соперницу Анна.
– «Так навсегда ж!» – лишила её иллюзий Алевтина, заговорчески улыбаясь и чуть ёрзая на резном венском стуле ещё дореволюционного производства фирмы братьев Тонет.
– Навсегда, так навсегда! – поняла Анна, доставая из сумки сигареты, пирожные и конфеты:
– «А это к чаю! Жалко только, что к шампанскому у нас кроме конфет ничего нет!» – попыталась тонко подколоть деревенщину коренная москвичка.
– «Так если у вас нет, так есть у нас! Петь, намоешь яблок?!» – парировала её выпад Алевтина.
– «Да, конечно! Они к шампанскому – как раз в самый раз! Получше иных конфет будут!» – язвительно улыбаясь, поддержал находчивую жену Пётр Петрович.
– «Только я предлагаю перед шампанским всё же сначала пообедать домашней едой. А его оставить на вечер! Мы же сегодня никуда не спешим?!» – продолжил он.
– «А в перерыве разобраться с домашними вещами и обсудить наши дела…и отношения!» – подвела итог Алевтина, напугав хозяев.
– «А вечерком прогуляться по Москве!» – уточнил Пётр, чуть смягчая.
– «Ань, а тебе спасибо за деньги!» – тут же вспомнил он и о подарке квартирантки.
– «Да что деньги? Это тебе, Петь, огромное спасибо, что приютил! А то бы я здесь не выжила! Да и соседке Татьяне тоже спасибо! А, кстати, где они с Генкой и Николаем Семёновичем? Ещё не приходили?».
– «Нет, пока никого не было! А кто это такой…?» – вдруг всполошился Кочет появлению нового петуха в его курятнике.
– «А должны были уже быть! Они собирались поздравить тебя с возвращением! А Николай Семёнович – фронтовик, новый муж Татьяны – очень хотел с тобой познакомиться и вместе выпить за победу! Они собирались после работы Генку забрать и сюда, домой!».
– «Ну, это совсем другое дело! Аль, тогда вечерняя прогулка переносится на завтрашнее утро! А сегодня, как я понял, у нас намечается большое застолье! Аль, а ведь у нас с тобой сегодня начинается новая жизнь!».
– «Да, моя новая жизнь! Теперь в Москве! И начинается она, как в школе, с… понедельника!?» – засмеялась неожиданному совпадению осмелевшая учительница.
– «Женщины, давайте тогда хоть ещё картошки наварим!» – осмотрел Пётр скудные остатки от обеда.
– «Да нет, не надо! Татьяна обещала сырую с луком пожарить! А вот почистить надо бы! У меня есть запасы её!» – остановила его Анна.
– «И хорошо бы кое-что к столу ещё подкупить!» – добавила она, задумавшись.
– «Тогда я пойду, а вы чистите! А что купить лучше?» – бодро вскочил Кочет.
– «Нет, нет, Петь, я лучше сама схожу! Я знаю, что и где, и почём лучше брать! – всё ещё по-хозяйски возразила Анна – А вы лучше картошку почистите и лук репчатый тоже!» – ехидно улыбнулась она.
– «Ань, купи тогда водки и вина для женщин! Я денег и карточки дам!» – полез Пётр в карман висевшей на стуле гимнастёрки.
– Нет, нет, Петь, не надо! Деньги у меня есть, а карточки возьму!».
– «И хлеба ещё надобно добавить!» – по простоте добавила Алевтина в след слегка ухмыльнувшейся Анне.
И супруги Кочет принялись мыть и дружно чистить показанную Анной чужую картошку.
– «Петь, а правильно ли мы делаем, что чужую еду берём? Не попадёт ли нам?» – в нерешительности наклонилась Алевтина к стоявшему под соседским кухонным столом ведру с немытым картофелем.
– «Да нет, не беспокойся! Раз Анна так сказала, значит, Татьяна действительно разрешила!».
Когда они дошли до чистки лука, не помогло даже периодическое обмывание ножа под струёй холодной воды.
Видя, как жена прослезилась от лука, и, не желая больше видеть такую картину, Пётр отправил Алевтину в комнату – продолжать разбирать вещи, а сам, сняв очки и иногда подставляя лоб и переносицу под струю холодной воды, продолжил героические манипуляции с ножом и луком. Завершив чистку картофеля и лука, Пётр сложил всё в кастрюлю, залил холодной водой для хранения до прихода главной хозяйки, и пошёл помогать жене в разборке и раскладке вещей. А Алевтина заодно провела ревизию лежавшей и висевшей в гардеробе одежды, про себя отметив, что Анна предусмотрительно сложила все свои вещи на крайнюю верхнюю полку, а платья и пальто повесила на деревянные плечики, тоже сдвинув их к краю – к левой стенке. Замешательство у неё вызвали лишь общие постельные принадлежности. Но Пётр сам их разделил и разложил по местам, положив на отдельную полку, принадлежащие Анне, отметив её аккуратность.
Своё ложе супруги Кочет застелили вместе.
– «Аль, ты потом составь список, что нам нужно купить в первую очередь из одежды, обуви, белья и посуды!».
– «Обязательно! Только сначала проведу ревизию вещей, посуды и всего прочего!».
За приятными хлопотами Кочеты не услышали, как отперлась входная дверь, и шумная компания ввалилась в кухню-прихожую. Оказывается, Анна при подходе к дому встретила шедшую ей навстречу по переулку семью соседей, и начала с ними обмениваться последними новостями о приезде домой Петра Кочета с молодой женой из деревни.
Пётр вышел из комнаты, не закрывая двери, рукой показывая Алевтине следовать за ним.
– «О-о! Пётр! Здравствуй! Рады тебя видеть!» – первой заголосила Татьяна Тихоновна.
– «Дядь, Петь, привет!» – поддержал её уже чуть глуховатым голосом четырнадцатилетний сын Геннадий.
– «Здравствуйте, Пётр Петрович!» – первым поздоровался и Николай Семёнович Молчанов, представившись Кочету.
– «Здравствуйте! Здравствуйте! – поочерёдно обращался Кочет к соседям – А это моя жена Алевтина Сергеевна – учительница!» – по уже выработавшейся привычке представлял он жену.
– «Приятное знакомство! Теперь будет с кем поговорить!» – пытался своею сухой кистью крепко пожать руку возрастному старлею очкарику отставной подполковник юстиции и тем окончательно установить негласную иерархию в квартире. Но не тут-то было. Видя тщетные потуги старшего по возрасту и званию показать свою силу, Кочет перешёл в контрнаступление. Он крепко накрепко, как в последний раз, сжал худую ладонь Николая Семёновича. И тут Пётр не только ощутил, но и услышал, как головки пястных костей правой руки соперника, тихо похрустывая и чуть перекатываясь, прижимаются друг к другу, видимо причиняя нестерпимую боль, вмиг исказившую лицо соседа, и навсегда отбившую у него желание в дальнейшем обмениваться с Кочетом рукопожатиями.
– «Куда ты так…? Медведь прям!» – сразу потерял Молчанов поначалу напущенный на себя интеллигентский лоск, тряся кистью и растирая головки пястных костей, якобы вправляя их.
