Александр Олегович Фирсов
Про крыс и людей
И было это большим заблуждением. Дело в том, что хоть к выступлениям короля большинство крысиного народа относилось подчеркнуто снисходительно, в то же время каждый, может быть, неявно для самого себя, стремился быть в курсе его мнения по любому вопросу, потому как король всегда думал и говорил только то, о чем думают и говорят народные массы. Для этого существует специальная служба статистики, которая занимается постоянным опросом населения по тому или иному поводу. В дальнейшем эта информация анализируется, и на основе выводов команда психологов-спичрайтеров готовит основные тезисы и набор эмоциональных паттернов к ним, созданных специально под королевский психотип, с помощью которых Пуччи сможет ненавязчиво, просто и конкретно разъяснять народу то, чего тот хочет, но не может сформулировать для себя самостоятельно. Весь этот процесс происходит вполне естественно, так, чтобы никто не мог заподозрить ничего дурного. Поэтому реальное влияние короля нельзя было недооценивать, и все, кто был сведущ в делах государственных не понаслышке, хорошо это знали.
Именно поэтому Сакс так фигурно стелился под его высочество. Всё, что он говорил сейчас королю Пуччи, за исключением, пожалуй, грубой лести, было придумано за пару часов до этого общими усилиями всей команды. Действовали согласно плану. Сакс горячо и убедительно рассказывал о том, что комиссией была проведена титаническая дипломатическая работа, целью которой являлось достижение мирных взаимоотношений между людьми и крысами.
– И вот наконец сложнейшие переговоры принесли плоды, нам удалось заключить мир! – почти кричал Сакс, тряся документом «о намерениях», на котором кажется еще не обсохли чернила. – И тут же…мы еще доложить не успели об успехе, как они наносят удар. Какое коварство! Как недостойно и подло, мы, конечно, ожидали подвоха, но… чтобы такое! – Сакс истерично заламывает руки. – Мы старались вести себя достойно, как и полагает цивилизованным существам, но теперь после гибели столь большого числа наших…ваших подданных, им нет прощения. – Сакс яростно сжимает кулаки.
Далее он в деталях описывает, каким образом конфедерация будет наносить ответный удар и красочно предсказывает, насколько сильно враги отечества будут сожалеть о том, что решились на войну с крысами. Затем более сдержанно и официально представляет план военных действий, основой которых в большей степени является организация различных сборов и учений для мирного населения с целью пропаганды, нежели реальные боевые столкновения с противником. Заканчивает доклад Сакс пафосной речью о том, что комиссия приступит к исполнению плана, как только Король его одобрит и что он лично не будет спать и есть до тех пор, пока каждый из убиенных крыс не будет трижды отомщен. И сожалеет он лишь о том, что самолично по состоянию здоровья не сможет пойти на фронт, дабы искупить кровью вину за то, что позволил людям захватить комиссию и его лично в врасплох.
Король Пуччи все время доклада рассматривает то стены в кабинете, то потолок, лишь изредка понимающе поглядывая в сторону Сакса и еще реже на дрожащего Саймана, который стоит у дверей и хвост которого все это время обильно потеет от ужаса.
Саймана не покидало ощущение нереальности всего происходящего, как будто он оказался в дурном сне. Вот он стоит в кабинете самого короля и является причастным к чудовищной по своей сути и масштабам лжи, которую они пытаются всучить монарху, словно слепому, неразумному крысенку, и всему свободному крысиному сообществу. А ведь где-то там, в действительности, гибнут его сородичи, а им нет никакого дела до того. Он, и Сакс, и все остальные озабочены только лишь своим благополучием. И борются они не за жизнь даже, а лишь за материальный достаток и не достаток даже, а за его излишество, потому что для этих крыс было мало быть просто обеспеченным, им важно было быть богаче остальных. Сайману стало страшно и противно, что он к этому причастен, но что-либо изменить ему не хватало духу, и от этого становилось еще страшнее и противнее.
Когда Сакс замолк, король, не поворачивая в его сторону взгляда, тихо заговорил:
– А ведь такого раньше никогда не случалось, ведь так, Арчибальд? Никогда еще люди не шли войной на крыс так открыто и масштабно. Это войдет в историю, как, по-твоему?
– Несомненно, ваше величество, – молниеносно отвечает Сакс.
– Вот и я также думаю. Знаешь, Арчи, у нас ведь довольно скучная история, последние века так точно. Все хорошо, стабильно живем, рождаемся и умираем, и ничего не происходит. Разве может быть такая унылая история у столь славной цивилизации? Вот, я думаю, что нет, – затем он оборачивается на Сакса и несколько секунд пристально вглядывался в него.
– Не пойми меня неправильно, но я даже рад, что это произошло. Я всегда надеялся на что-то подобное. Видишь ли, я отчаянно не хочу остаться одним из этих безликих лотерейных королей, ничего не значащие имена которых вписаны в наши летописи. Я хочу, чтобы меня запомнили как…не знаю… миротворца или избавителя, защитника…хочу быть как Маркс-Смитт или вроде того. В общем, тем, о ком будут вспоминать, как о личности, благодаря которой… и на которую стоит равняться. Ты меня понимаешь?
– Разумеется, – неуверенно подтвердил Сакс.
– Короче, я подпишу этот ваш план и скажу за вас перед народом, если только вы сумеете создать славную страницу истории и впишите туда мое имя заглавными буквами.
Делать было нечего, и команда снова села за переписывание плана. Король хотел эпичного противостояния, такого, которое запомнилось бы на века как славный подвиг мужества крысиного народа, а самое главное – его собственного. Сказано – сделано. Ларису решено было не подключать, Сакс пожадничал, уж больно у нее был высокий прайс. Сам тоже не участвовал, по причине того, что, как он сказал, «должен был подготовить почву и встретиться кое с кем». Лишь перед уходом сказал, что сделать нужно до конца дня и сделать с размахом и что попытка лишь одна, оттого очень важно не обосраться. Саймана он взял с собой. Остаток дня они катались по коммуне и стучались в кабинеты различных политкомиссий, в которые Саймана не пускали, а Сакс исчезал за большими дубовыми дверями, где пропадал обычно ненадолго и выходил, как правило, с недовольным лицом, тихо приговаривая ругательства различной степени отвязности. Впрочем, однажды ему все-таки повезло, и он вышел довольный и даже приобнял Саймана за плечо:
– Вот так, товарищ председатель комиссии, терпение и труд все перетрут. – Конспирологический блог согласился нас поддержать на своих условиях, конечно, …но тем не менее. Они ценный союзник, несмотря на всю их фимозность и отмороженность, многие к ним прислушиваются, а это как раз то, что нам нужно. Так что это победа. Чего рожа такая кислая? – поинтересовался Сакс.
– Да так, мистер Сакс, мне просто кажется, что мы совершаем огромную ошибку, что мы не решаем на самом деле проблему, а делаем только хуже. Весь этот спектакль, неужели нельзя по-другому? Чтобы правильно было, по совести!
Сакс вдруг круто развернул его и с силой прижал к стене. И зашипел тихим, но пугающим голосом:
– Ты что это хочешь сказать, каналья? Думаешь, самый умный? Решил, что знаешь, как лучше будет? Может ,хочешь все сам разруливать? А то давай? Давай, сделай все правильно, – и Сакс пальцами показал кавычки. – А ты уверен, что знаешь, как это правильно-то? И для кого правильно? Для тебя? Для совести твоей поганой? Так вот знай, что никто этого не оценит, чего бы ты ни сделал. Поэтому нужно всегда делать только для себя, понял? Я тут жопу рву, пытаюсь договориться с этими дебилами, – он жестом указал на дубовую дверь. – А ты, паскуда, мне тут решил за мораль предъявить? Мол, не по понятиям всё?
– Да нет же, нет… Я просто подумал, что…может… – Сайман принялся лепетать что-то невнятное.
– Что подумал, что может? Может, тогда я буду думать, да? Раз ты ни на что не годишься.
– Да, давайте… – с облегчением капитулировал Сайман.
Сакс строго посмотрел на него и отпустил.
– Смотри мне, еще раз такое – удавлю! – и он погрозил кулаком, а затем как ни в чем не бывало в своей привычной манере, совершенно спокойно и непринужденно, перевел разговор:
– Который там час, не подскажите, глава комитета по противодействию внешним угрозам?
Сайман сбивчиво ответил.
– Пора ехать в офис. Все уже должно быть готово.
К тому времени, когда Сайман и Сакс вернулись в офис, там и, правда, все уже было готово. Еще какое-то время заняла перекройка плана под условия конспирологов, но к концу дня у них на руках был готовый план, который должен был устроить всех, кто являлся к нему причастным. Сакс и несколько приближенных еще допоздна обсуждали детали, остальные же устало свалились прямо тут же, в офисе, кто куда. Сайман пристроился на диванчике в приемной. Странно было лежать на этом роскошном кожаном диване, который никак не соответствовал учению Маркса-Смитта и единому свободному духу. Теперь слова Ларисы уже не казались такими уж еретическими. Рассуждая холодно, на самом деле можно было убедиться в том, что все это учение на первый взгляд такое справедливое и мудрое, на деле лишь всячески ограничивало людей, давая взамен призрачные и расплывчатые обещания различных благ неясной этимологии. Но с другой стороны, никто не был против и всех все устраивало. Народ был доволен или, по крайней мере, убеждал себя в этом. Существовала стабильность и конкретная понятная каждому цель и общее стремление, и, наверное, это и было главное. Сайман тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел на дверь. Ему отчаянно хотелось убежать, скрыться от всего этого, лишь бы только не участвовать в этом балагане. Но он знал, что, если он убежит, лучше не станет. Он пытался убедить себя в том, что он здесь единственный, который в случае чего не даст зайти этой авантюре слишком далеко. Так он, тихонечко и повторял, постепенно убаюкивая себя, провалился в болезненный и нервный сон.
Утро для команды наступило еще засветло и сразу стало суетным. Всех разбудил Сакс, по виду которого можно было понять, что он вообще глаз не сомкнул. Под воодушевляющую матерщину начальника все стали подниматься и наспех приводить себя в порядок. Сайман с трудом открыл глаза и теперь мутным взглядом глядел по сторонам, силясь распознать, реальность ли это или очередной завиток сюжета кошмарного сна, который ему снился всю ночь. В итоге, он решил, что одно и другое примерно равноценно и стал тяжело подниматься с дивана. К нему подошел Сакс и одобрительно хлопнул по плечу. Несмотря на опухшее лицо, он казался бодрым и даже веселым.
– Проснись, начальник! У тебя сегодня ответственный день, нужно быть на высоте. От тебя многое зависит, не подведи нас всех, – и тут же убежал, попутно раздавая указания другим членам команды.
Дальнейшие несколько часов прошло в полнейшей суматохе. Работа кипела не на шутку. Каждый занимался своим делом. Сайман, быстро приведя себя в порядок, наспех теперь ознакамливался с официальной речью, которую ему сегодня предстоит произнести перед народом. Вчера он не слишком участвовал в обсуждениях плана, находясь по большей части в прострации и экзистенциальном самокопании поочередно, поэтому сейчас, когда он читал и вникал в свою речь, шерсть на его теле повсеместно вставала дыбом.
Из текста становилось понятно, что при успешном голосовании начнется полномасштабная межвидовая война с известным врагом вплоть до убедительной победы. Будет производиться тотальная мобилизация народа из всего униона для обучения в специальных полевых лагерях. А по прошествии курса молодого бойца призывники будут направлены по желанию в одну из двух армий на выбор: армия класса «земля» либо класса «вода». Смысл в том, что война планируется вестись на два фронта. Армия земли двинется войной на людей, армия воды же на их тайных пособников – ненавистных и трусливых (так и написано) дельфинов.
Самое страшное, отчего у Саймана затряслись лапы, так это тот факт, что войну против дельфинов предполагалось вести, согласно тексту, «путем самоотверженным и волевым», что на деле значило организацию разных по величине отрядов смертников, которые десантировались бы в различные точки океана, где предположительно находятся главные штабы дельфинов-заговорщиков, и уничтожали бы противника ценой собственных жизней, отправляясь затем прямиком в объятия большой духовной крысы. Для этого планировалось использовать электронные батареи, специально законсервированные для таких случаев с индустриальной эпохи. У каждого «отважного сына отечества» такая будет за спиной, активировав заряд которой, по заверению экспертов, энергия электричества должна была уничтожить всех дельфинов на расстоянии километра. Каким-то неведомым образом потенциалы суммировались, то есть, скинув в одну точку к примеру десяток крыс, радиус поражения увеличивался соответственно. Так же электричество действует только на дельфинов, остальные же мирные существа в океане не должны пострадать. Герой же погибает от нехватки кислорода, которого по заверениям «инженеров-технологов» должно хватить только на погружение, так как на безопасный подъем нужен намного больший объем кислорода, и такие баллоны технологически невозможны, да и будут слишком большими, что может выдать бойца и дать время врагам улизнуть.
Против людей было принято решение воевать с использованием биологического оружия. Добровольцев будут вакцинировать инфекционной болезнью (к счастью, не опасной для крыс, но зато смертельной для человека) под кодовым названием «ЧУМ-а», после чего боец должен был вступить в прямой контакт с врагом для успешного заражения последнего. Большой плюс заразы состоял в том, что в дальнейшем она передается автоматически от человека к человеку, а это значило, что необходимо было провести лишь одну массовую операцию, что гораздо снижало риск возможных потерь с нашей стороны.
Такова была информационная составляющая его обращения. Так же там было много пафосной «воды» о величии и избранности, рассуждений о свободе и интересах крысиного народа, искренних сожалений о существовании подобных конфликтов в современном мире и тут же разжигание ненависти к лютому врагу (особенно горячей получилась линия для конспирологов – та, что о дельфинах) и прочая пропаганда.
Почти часовая речь. После прочтения Сайман настолько оцепенел, что минут десять не мог сказать ни слова. Думать о том, что придется нести эту околёсицу перед аудиторией целого униона, наперед зная, к каким катастрофическим последствиям это приведет, было жутко. Не просто жутко, а кошмарно. Саймана стошнило прямо на пол, а затем он потерял сознание. Его долго приводили в сознание, и Сакс лично тряс его за грудки и раздавал пощёчины для оптимально эффекта. Затем его умыли, накачали успокоительными, и Сакс провел разъяснительную беседу, суть которой сводилась к тому, что если Сайман сдрейфит или хотя бы вдруг прочитает речь без должного энтузиазма, то Сакс лично утопит его при случае в первом же полевом нужнике.
– С тобой или без тебя, мы это провернем! Так что просто не усложняй нам и себе жизнь! – вот и все напутствие.
Немногим позже весь состав комиссии, закончив последнюю подготовку, дружно отправился на площадь, где Сайман должен был зачитать обращение, затем выступить король Пуччи, а уже потом начаться процедура всеобщего голосования и последующая этому процессу бюрократия. Ну а закончиться мероприятие должно было большим концертом всех звезд эстрады с ободряющими песнями и напутствиями от народных любимцев с целью создания необходимого настроения, да и вообще, чтобы подогреть кашу в головах до нужного, для неадекватного восприятия реальности градуса. В общем, всё в лучших традициях свободного крысиного общества.
Сайман Куцехвост стоял за массивной трибуной, а перед ним расстилалась огромная поляна, до отказа заполненная разношерстными в прямом и переносном смысле собратьями. Их было так много, и стояли они так тесно, что казались единым, неведомым существом, трепещущим и гудящим от возбуждения. «Вот же она, большая крыса», – подумал Сайман. Вот только совсем не духовная, а наоборот, мирская, бесформенная и глупая. Его разрывало изнутри противоречие. С одной стороны, ему было жалко этих неразумных крыс, которым всю жизнь пудрят мозги и эксплуатируют, с другой стороны он испытывал жгучую ненависть к ним ж за их невежество и нежелание разобраться и задуматься хоть над чем-нибудь, что лежит глубже их основных потребностей и инстинктов. Поэтому чувства его были не однозначны и оттого особенно мучительны. Вот у Сакса, который стоял чуть поодаль от него, наверняка сомнений на этот счет не было. Он считал весь этот народ кормом и удобрением для почвы, на которой будут прорастать его славные, жизнеспособные гены и потому относился к ним соответственно. Ни жалости, ни сожалений. Они ведь просто исполняют свое предназначение, это нормально и естественно. Эх, если бы только Сайман мог до них достучаться, сказать что-нибудь такое, чтобы они поняли, прозрели…но чем больше он смотрел на беснующуюся толпу, тем сильнее понимал, что стальная клешня единого духа крепко-накрепко держит их рассудок и лепит из него тот сосуд, что больше подходит для заполнения лапшой в условиях текущей геополитической и экономической ситуации, которую и реализуют такие, как Сакс и прочие, равные ему. Хотя, если быть честным, до недавнего времени он и сам был таким же, точно как они, плясал под дудку, искренне веря, что все это, вот это, вокруг него действительно важно и имеет какое-то сакральное и бытийное значение. Теперь он узнал, увидел, как бывает на самом деле. Но всем не покажешь, хотя бы потому, что некоторым показывать бесполезно. Они ведь ничего не хотят видеть. Им уютно в своих конформистских гнездах, сплетенных из предсказуемой рутины, милых сердцу традиций, ритуалов и обычаев, создающих иллюзию упорядоченности, безопасности и оправданности от результатов своего путешествия, а точнее бесцельного дрейфа через океан жизни.
