В сущности, разум спортсмена представлял собой небольшую когнитивную программу по поиску и оптимизации процессов в конкретном виде спорта. Больше спортсмен ни о чем не умел думать. Все мозговые ресурсы были загружены тренировками и анализом этих тренировок. Его жизнь – волевое устремление на решение одной единственной задачи, за счет бесконечной химической стимуляции мотивационного отдела его мозга. В этом плане он ничем не отличался от тостера или утюга. Разве что был намного-намного сложнее устроен. Его, наверное, можно было бы пожалеть, ведь ему не предоставлялась возможность выбирать. Он был живым инструментом, марионеткой, которая быстро-быстро бегала внутри колеса, изнывая от чудовищных усилий, которым нет конца. Вот только любой из людей с великой радостью встал бы на его место, ведь спортсмен-олимпиадник был любовником «всеобщей игры», что являлось высшей целью и стремлением каждого положительного гражданина метареальности. К тому же никто из обывателей не имел понятия ни о настоящей жизни спортсмена, ни о том, какими жертвами окупаются его успехи. В новостных лентах граждане видели модные и счастливые скины, посещающие светские мероприятия, открывающие новые приложения допреальности и тематические миры, рассуждающие о политике и искусстве. И хоть все вокруг знали, что это результат кропотливой работы сценаристов и пиарщиков, все равно прекрасно верили в увиденное. И все потому что это было частью игры. А игра была превыше всего. Может показаться абсурдным, но если провести опрос всех зарегистрированных аккаунтов о значении игрового аспекта в их жизни, то более 90 процентов честно выберут варианты: «умеренный» или «минимальный». Людям эпохи игр в самом деле кажется, что они живут вполне серьезной жизнью, объективным целеполаганием и внимательным отношением к окружающему миру. К бесконечной игре и хаосу они относятся как к единственно возможному проистеканию хозяйствования и, не зная другого жития, не имея сравнения и референсов, всё воспринималось за чистую монету. Этот факт являлся апологией эпохи игр, который никто из живущих этого времени не сможет уразуметь. Жизнь вновь переиграла людей, сумев примерить истину и ложь, белое и черное внутри их цифровых голов. Игра без игры, серьезная несерьезность. Взаимоисключающие вещи стали отлично роднится и синергировать внутри поля «мира грез». Вся метареальность, изначально задуманная как исчерпывающий, окончательный рай, где не будет места исконным сомнам страданий человеческих, со временем превратилась в гигантский парк аттракционов, единственная задача которого – занять восприятие ее обитателей яркой мишурой смыслов, отвлечь их от себя самих, от очевидной бесцельности собственного бытия. Страдания при этом никуда не делись. Потеряв свою былую выпуклость и осязаемость, они теперь утончились, словно едва заметные ядовитые нити, и огромной паутиной пронизывали все профили, все структуры и алгоритмы новой реальности. Но кому было до этого дело? Среди множества множеств удовольствий самого широкого спектра несчастье попросту не узнавалось массами. А в метареальности всё, что не признавалось массами, вроде и не существовало вовсе. А потому не стоило об этом и думать. И старший системный администратор Савелий не думал. Сейчас ему было, чем занять свой ум. Отсмотрев все возможные логи за прошедшую неделю, он так и не смог понять в чем причина ухудшения производительности его подопечного. Все витамины и минералы поступали в его кровь в необходимом количестве. Потоки серотонина и дофамина обжигающей плетью подстегивали его неугомонное стремление к чемпионству. Зашкаливал и тестостерон, отвечающий за полубезумную ярость тренировок и бескомпромиссную ненависть к соперникам. Все было как надо. И все же спортсмен слабел с каждым днем. Сканирование технических процессов тоже не показало сбоев. И тело, и трон спортсмена работали исправно. На такой случай у Савелия не было инструкций. Оказавшись в тупике, он бесцельно принялся ходить вокруг трона, пытаясь взглядом наткнутся хоть на что-то, что бы могло дать ему зацепку. Наконец, вручную проверив каждый стык и каждое соединение и не найдя расхождений с нормативами, Савелий совсем отчаялся. Вероятно, следовало составить отчет и отправить его в вышестоящие органы, но Савелий знал, что в конце концов лишь он может помочь важному члену общества, ведь ни у кого другого не было доступа. Автономность серверов и самого физтела в этой ситуации играла теперь против них. Всё же уведомить спортивную ассоциацию было необходимым. Стоило этим заняться. Прежде чем возвратиться в свою капсулу, Савелий еще раз скрупулезно осмотрел каждую пядь комнаты, в конце остановившись на капсуле с телом олимпиадника. На перламутровом стекле капсулы было золотом выгравировано: «Гермес V, претендент» – имя спортсмена, счет его реинкарнаций и спортивный статус. Физтело быстро изживало себя и по необходимости заменялось клоном с полным сохранением памяти и навыков. Гермес умирал уже четыре раза – три раза от старости, а однажды от психического перенапряжения прямо во время тренировки. Это было большой редкостью, и Савелий тогда получил большой нагоняй от начальства, ведь инцидент, конечно же, списали на халатность ответственного специалиста. Савелий в свою очередь мог поклясться, что все показатели были на должном уровне, но люди метареальности настолько привыкли верить в непогрешимость ее автоматики, что в конце концов старший сисадмин убедил себя, что в самом деле был не прав. Впрочем, это недоразумение никак не повлияло на спортсмена, едва ли тот вообще понимал, что не раз уже умирал и воскресал вновь. А вот Савелию повезло, что спортсмен не погиб во время соревнований, ведь тогда его однозначно ждало позорное увольнение и ссылка на «край» метавселенной в дешёвую двумерную восьмибитную реальность, где он прозябал бы в одиночестве до конца веков. Такое уже случалось с другими. Одни сисадмин, обслуживающий футболиста из списка ТОП-10, по случайности ошибся в заданном диапазоне выработки адреналина – это привело к множественным разрывам кровеносных сосудов в мозгу спортсмена. Повреждения оказались столь серьезными, что личность футболиста не поддалась восстановлению. Тот день до сих пор почитается днём траура в большей части метареальности. Что касается виновника, то общественность выдвинула свой приговор. Его профиль встроили в программу классической видеоигры, пришедшей в метареальность еще из древних времен начальной компьютеризации. Легендарная «Змейка» была настоящим памятником истории и фундаментальной концепцией цифровых игр как таковых. Так вот, бедолагу сделали той самой постоянно возникающей на поле точкой, которую игроку следовало поглотить, управляя извилистым телом схематично нарисованной змеи. Теперь, когда кто-то в метареальности играл в «Змейку», тот парень оживал на каждый сеанс, для того, чтобы раз за разом быть пожираемым ненасытным двумерным червём. Стоит ли говорить, что программисты наделили процесс условного поглощения самой широкой дугой ужасающих ощущений, которую переживал осужденный и к которой не имел никакой накопительной резистентности. С учетом того, что одновременно могли играть миллионы людей, лишь отдаленно можно представить, в какой ад превратилась жизнь неудачливого сисадмина.
Чем-то похожим могла обернутся жизнь каждого «ангела-хранителя», который не сможет уследить за благополучием своего подопечного.
Савелий приник к прозрачной капсуле, внутри которой лежало скрюченное и неприглядное тело Гермеса. До боли напрягая бестолковое человеческое зрение, он вглядывался в каждую пору на теле спортсмена, пытаясь найти отклонение или аномалию. Все, конечно же, было в порядке. Единственное, что заметил Савелий, но в чем не был уверен – уродливое лицо Гермеса, обычно бесстрастное, теперь имело слабые маркеры печали. В это было сложно поверить. Чуть сведенные к переносице лысые брови, слегка опущенные уголки тонких губ. И в целом лицевая мускулатура казалась немного напряженной. Веки на закрытых глазах чуть подрагивали, раз или два каждую минуту. Савелий еще раз открыл журнал мониторинга жизнеобеспечения. До сих пор он смотрел лишь на показатели нейромедиаторов, которые и отвечали за психологическое настроение подопечного, теперь же он перешел на вкладку психоэмоционального поля, которую считал бесполезным придатком программы. Все показатели находились в красных областях значений. Это казалось совершенно невероятным. Выходило, что Гермес, несмотря на оптимальный уровень гормонов, находился в глубоком психическом упадке, на грани нервного срыва. Разум его испытывал интенсивные муки совершенно неясного происхождения. Савелий знал примеры, когда некоторые спортсмены испытывали упадок воли после проигрыша на соревнованиях, но то были единичные случаи, и даже тогда показатели психополя падали на десятые доли. Обычно гормональная терапия жесткими уздечками удерживала эмоциональный настрой претендента в нужном курсе. Спортсмен не имел воли и стремлений иных, кроме тех, что для него были предписаны текущими пожеланиями народных масс. Это была основа основ. Это касалось всех – политиков, учителей и ученых. Желания у масс тоже не возникали сами по себе, а диктовались из громогласных мессенджеров инфлюенсеров. О чем желать, чем восхищаться и на кого ровняться люди метареальности всегда узнавали из общего информационного поля. Те немногие, кто желал жить натуральными ощущениями и формировать взгляды на жизнь из собственного опыта, считались отрицательными членами общества и в лучшем случае подвергались игнорированию. В худшем их аккаунты отменяли. Отмена аккаунта – это тотальный мут по всем фронтам, отсутствие права голоса и мнения. А без этого ты не существуешь вовсе, превращаешься в бесплотного призрака, молчаливо бродящего среди толп беспрестанно галдящих масс. Это еще одно отличительное качество мира людей. Чем больше ты высказываешься, чем больше тебе позволено говорить, тем полноценнее и значимее считается твоя жизнь. Во многом это определяло статус твоего профиля. Поэтому в метареальности все без умолку говорили и писали, говорили и писали – только лишь для того, чтобы оставаться на виду. Но говорить и писать нужно было не абы что, а придерживаясь линии, выбранной твоим кумиром-инфлюенсером. Таким образом, ты вступал как бы в клуб по интересам, а на деле в настоящую банду, где каждый ее член имел круговую поруку. К примеру, если на тебя наехала локальная веган-тусовка из ста миллионов душ и пытается добиться отмены твоего аккаунта из-за того, что ты подверг критике их новое крем-мыло на основе коровьего навоза и полевого хвоща, то тебе необходимо состоять в банде бьюти-инфлюенсера с двухсот миллионной аудиторией, чтобы ты мог сослаться на авторитетного селебрити, тем самым как бы снимая ответственность за свои слова. При таком раскладе ты защищен, и веганы, умывшись своим навозным мылом, вынуждены отступить восвояси. Если, конечно, они не имеют поддержки покруче, например, со стороны светлоликого Себастьяна, являющегося без малого богом в вопросах, касающихся всевозможных экскрементов. Слово его – закон. И кто угодно прикусывал язык, когда великий гурман вещал о говне, видах его и значении для общества.
Поэтому современный обыватель метареальности сызмала выбирал целую колоду разномастных лидеров мнений, чьё влияние, словно щит, должно уберечь его от всевозможных бед, которые могут приключится на просторах цифровой вселенной.
Холодный ужас тем сильнее сковывал старшего системного администратора, чем больше он изучал психическое состояние вверенного ему спортсмена. Исходя из динамики, Гермес мог в любой день впасть в кататонию или лишится рассудка. Наконец, взяв себя в руки, Савелий было направился к двери между отсеками, чтобы поскорее вернутся в мир людей и доложить о ситуации, но на полпути вдруг остановился. Вероятно, в результате стресса в его голове всплыло неожиданное решение. Когда-то давным-давно его предшественник, который был из числа первых поколений, рожденных в метареальности, рассказывал ему, что во времена становления современного спорта сисадмины имели возможность подключаться к гиперпространству спортсмена для отладки и коррекции софта. Позже, когда появилась отлаженная схема, в этой функции отпала надобность, ведь всем руководила автоматика.
Савелий не знал, чем такое проникновение в разум спортсмена может помочь проблеме, и что вообще он собирается там предпринимать, но знал, что, когда будет отчитываться перед начальством, то несомненным плюсом будет то, что он, как ответственный сотрудник, предпринял все возможные меры для выхода из кризисной ситуации. Стоило попробовать. К тому же когда еще выпадет возможность лично побывать в гиперпространстве профессионального спортсмена. Далеко не каждый сисадмин может похвастаться таким уникальным опытом. Как и положено человеку эпохи игр, в старшем сисадмине заиграл жгучий интерес от возможности прикоснуться к запретному и недосягаемому. Неизвестно, чем могла закончиться эта вылазка. И, наверное, правильнее было сначала уведомить о своем решении вышестоящих. Но также существовала большая вероятность, что в ассоциации не дадут разрешения на столь рискованный шаг. Вне зависимости от последствий, Савелия ожидала самая интересная, самая уникальная игра, которую мог позволить себе человек его уровня. Через минуту азарт наконец победил осторожность, и Савелий тут же открыл приборную панель трона и стал искать нужную функцию. Найдя необходимые настройки, Савелий быстро пробежался по инструкциям и был немало удивлен, что подключение происходит через обычный модуль синхронизации мозговых электромагнитных волн, встроенный в трон – посредством старой доброй медитации. Необходимо было лишь настроить собственные альфа, бета и тета ритмы в определенном диапазоне, после чего их улавливал модуль и связывал с психополем спортсмена – так происходила синхронизация. Управлять волнами мозга Савелия научили еще на спецкурсе. К тому же он долгое время числился последователем культа теории межпространственного эфира, потому как в тот игровой сезон в метареальности было модно придавать своему профилю эзотерическую или откровенно псевдонаучную окраску. В той секте многодневные марафоны по медитации были привычным делом, и хоть целью тех практик, как позже узнал Савелий, был майнинг очередных мошеннических коинов лидером сообщества, все же он получил неплохие познания по сути предмета. В метареальности люди легко относились к обману. Обман был повсюду, он тесно переплетался с правдой и даже мог меняться с ней местами по многу раз год. При многих возможностях становилось много такого, что в одной части метареальности нечто являлось абсолютной истиной, в соседней же считалось абсурдной нелепицей. Но ни та, ни другая крайность не мешала существовать миру людей в целом, они не исключали друг друга в самом деле, а значит являлись лишь надуманным частным случаем, к которому можно было не относиться серьезно. Каждый придумывал свою правду в зависимости от того, что хотел получить, а благодаря техническим возможностям всё и всегда получалось. Поэтому среднестатистический житель метареальности давно привык существовать в условиях безусловности, не веря ничему по-настоящему, но с полным принятием и ответственно исполняя правила той игры, в которую ввязался сегодня. Все, что происходило сегодня воспринималось по-настоящему, завтра же уже будет совершенно по-другому – но тоже по-настоящему. Метареальность сама по себе переливалась, как перламутровая бесформенная лужа, каждую секунду меняя цвет в зависимости от угла, с которого ты на нее смотришь. Поэтому само понятие обмана истончилось и потеряло былое значение и теперь скорее понималось как корректировка или маневр, нежели как что-то такое, что не соответствует действительности. Потому что чего-то такого, что не соответствовало действительности в метареальности не было. Или, по крайней мере, ловко это скрывалось массами от себя самих. В общем-то, так и работала идея абсолютной свободы и принятия. Свободы для всего возможного и невозможного, и одновременное принятие чего угодно с чем угодно другим без каких-либо взаимоисключений, несостыковок и пререканий. Но об этом, опять же, никто особенно не задумывался, а если и задумывался, то в контексте какой-нибудь конкретной игры, а не как об общем основополагающем явлении того мира, в котором он проживал.