Александр Николаевич Лекомцев
Гримасы Пигмалиона
Не в таком уже маленьком и захолустном городе Мыловаровск произошла эта удивительная, но реальная история, можно сказать, большой, чистой и, в какой-то степени, неповторимой любви. Но она слишком уж необычная. Поэтому, пожалуй, стоит её считать фантастической. Да это ведь и не так страшно. В нашей жизни давно уже переплелись реальность с вымыслом, стали единым целым. По этой причине каждый может дать всему происходящему своё, чёткое определение.
Тем более, речь в романе идёт о самом сокровенном, о любви, правда, несколько оригинальной и необъяснимой, что… Впрочем, любое чувство парня к девушке или наоборот, даже если оно и не столь глубокое, всегда оригинально и самобытно. Драма и комедия переплелись здесь настолько плотно и тесно, что оторвать их друг от друга просто невозможно.
Нас, проживающих на планете Земля, по весьма основательным подсчётам учёных, обитает уже более восьми миллиардов, и каждый воспринимает мир по-своему. Не только любит, но и ненавидит ровно так, как умеет или желает.
По этическим и моральным причинам автору пришлось сменить истинное название города и дать ему звучное и поэтическое имя Мыловаровск. Оно вполне подходит для этого населённого пункта уже потому, что там несколько десятилетий подряд успешно функционирует завод по производству не только туалетного и хозяйственного мыла, но и других моющих средств.
Достопримечательностей в этом относительно крупном населённом пункте довольно немало. Перечислять их через запятую не имеет никакого смысла. Долгая история. Да и не следует уподобляться заокеанским политикам и целого ряда стран Западной Европы, которые разного рода извращения и аномальные отклонения от общепринятых норм морали и нравственности навязчиво и усиленно называют ценностями. В этом повествовании речь о другом – о чистой и нежной любви.
Так что, напрасно считал мифический герой Пигмалион, что только он способен на самые высокие чувства, а все остальные – так… притворяются. Даже не трудно представить, как он из глубины веков показывает нам язык и гримасничает. Проще говоря, эгоистичен. Напрасно Пигмалион считает себя этаким… особенным, гримасничать мы тоже умеем и если уж полюбим, то окончательно и бесповоротно.
Самые разные истории подобного плана пишутся для мудрых людей, коих подавляющее большинство, которым не чужд юмор. Не только ведь можно посмеяться над неадекватными героями романа, но и над собой. Повод или причина для этого всегда найдётся. Не без этого. А если мы ещё и самокритичны, то задорный смех пойдёт нам только на пользу.
В небольшом сквере, находящимся рядом с магазином интимных товаров «Бешеный восторг», абсолютно холостой и довольно симпатичный на вид тридцатилетний фрезеровщик и в будущем токарь частного завода по производству малогабаритных насосов «Водохлёб», дверных петель и прочей бытовой металлической мелочи Иннокентий Маздонов познакомился со странным стариком. Тот со скептической гримасой на лице наблюдал за движением покупателей специфических товаров.
Главным образом, его интересовали молодые парни и мужчины среднего возраста, которые со счастливыми, можно сказать, радужными улыбками выходили из магазина с большими красочными коробками. В них в упакованном состоянии находились резиновые куклы, которые с переменным или, для некоторых, с постоянным успехом для некоторых представителей мужского пола должны были играть роль натуральных женщин, в данном случае, эротических партнёрш.
Глянув на Маздонова, который устроился рядом с ним, на небольшой, но уютной скамейке, представительный, седовласый старик, одетый в белый летний костюм и бледно-синюю шляпу с широкими полями, сказал, вероятно, самому себе:
– Но я могу ещё понять девушек и женщин, которые приобретают разные сексуальные штучки для утех, но парней и молодых мужиков – никак.
– Почему дамам можно что-то приобретать в таких магазинах, а нам – нет? – удивился Иннокентий. – У нас ведь равноправие.
– Временную и постоянную подругу, молодой человек, следует искать среди натуральных женщин. Желающих получить пусть временное, но личное счастье, предостаточно. Надо только присмотреться. А среди дам, к сожалению, очень много таких, которые слишком уж скромны и не всегда способны или готовы пойти на тесный контакт…
– Что вы подразумеваете под таким счастьем?
– Даже умственно отсталому существу понятно, что я имею в виду их возможную интимную связь с представителями мужского пола. Правда, женщины изобретательны и привередливы. Им трудно угодить. Но терпение и труд всё перетрут.
Старик с периодическими гримасами на лице показался Иннокентию интересным в перспективе собеседником. Маздонов даже предположил, что тот даст ему какой-нибудь дельный совет. Ведь в жизни может пригодиться всё, даже ржавый гвоздь, который пока ещё не вбит в какую-нибудь… деревяшку. Но при наличии гвоздодёра можно сделать и его своей частной собственностью.
Дело совсем не в том, что Кеша входил в число очень бережливых людей. Как раз, наоборот, всегда был готов поделиться самым последним с первым встречным. Просто здесь речь идёт о практической пользе того или иного предмета, явления или доброго слова. Не больше и не меньше. Это очень важное обстоятельство.
Случайные собеседники тут же познакомились, и Маздонов чистосердечно признался, что довольно часто заглядывает в «Бешеный восторг». Совсем не для того, он туда ходит, чтобы что-то приобрести и полюбоваться на изящные, обнажённые тела специфических кукол женского типа. Кеша постоянно пристально вглядывается только в их лица, чтобы проникнуть в светлые души искусственных женщин.
С этой целью он почти систематически, по-возможности, ездит на электропоезде в Санкт-Петербург и посещает «Эрмитаж». Там он тщательно разглядывает лица обнажённых женских скульптур и порой – портретов.
От дикого и странного откровения Маздонова на лице у старика образовалась такая зверская гримаса, что у Иннокентия моментально похолодела спина. Нет сомнения, что в подобной ситуации даже бывалый спецназовец испытал бы чувства страха. Левый глаз относительно интеллигентного деда поднялся к его широкому лбу, а правый опустился почти на самого рта.
Если что-то подобное кому-либо приснится, то уже не будет смысла и просыпаться потому, что, всё равно, уснёшь, но только не совсем обычным сном, а вечным. От подобных впечатлений, как правило, иначе не происходит.
– Молодой человек, славный мой Иннокентий, – в конце концов, старик успокоился, – а не проще ли почти красивому парню иметь дело с натуральной девушкой и приступить к изучению её души? При этом можно начать с планомерного исследования и её трепетного и ненасытного тела.
– Разве же таким образом, Генрих Наумович, можно изучать душу? – удивился Маздонов. – Ведь самое красивое и основное в женщине – именно она.
– Тебе, в твоём возрасте, Кеша, уже пора жениться. Кроме того, ещё вот, что скажу. Если ты будешь зацикливаться, в основном, только на душевных качествах своей юной супруги, то найдётся товарищ, со стороны, который начнёт осваивать её тело. Это, дорогой мой, природа, и против неё не попрёшь.
– Да, это я понимаю. Читал в разных книжках.
– Вот именно… читал. Да ничего ты не читал, кроме «Колобка» и «Курочки Рябы! Это я говорю, не очень молодой, но не глупый человек с фамилией Пигмалион!
– У вас какая-то интересная фамилия, Генрих Наумович, – задумчиво произнёс Иннокентий. – Где-то я точно такую же встречал.
– Чего там ещё думать, Кеша? – ухмыльнулся старик. – Каждый второй человек знаком с этой историей.
– Я вспомнил! Пигмалион – полководец, герой Бородинского сражения. О нём ещё Лермонтов писал: «Пигмалион сверкнул глазами…».
– Да, у Михаила Юрьевича имеются приблизительно такие поэтические строки, но он посвятил их Багратиону. Ума не приложу, где ты и что читал, Иннокентий. Пигмалион никогда и ни при каких обстоятельствах не участвовал в Бородинском сражении.
– Как же так? Не может быть!
– Я за свои слова отвечаю, молодой человек. Но сейчас мне необходимо кратко, но в своей интерпретации изложить историю о той странной, одиозной личности, о Пигмалионе.
– Это ваш родственник?
– Ещё чего не хватало! Моя настоящая фамилия Нуглер. А стал я Пигмалионом несколько лет назад. Сменил фамилию в знак протеста. Я категорически против действий и поступков того мифического героя Пигмалиона. Извращенец! Я хочу доказать если не всему миру, то некоторым жителям нашего славного Мыловаровска, что Пигмалионы могут быть и другими, вполне, порядочными и адекватными людьми. Без всяческих извращений и глупостей.
Очередная гримаса украсила озабоченную и крайне возмущённую физиономию Генриха Наумовича.
Он протестовал, и наверное кое-кто и кое-где встал бы на его сторону и даже вручил ему в руки какой-нибудь флаг и на, всякий случай, мегафон для того, чтобы новоявленный Пигмалион всенародно и популярно объяснил большой толпе, что к чему.
Пристально наблюдая за поведением своего собеседника, Иннокентий сказал, что глубоко уважает евреев за их пытливый ум, простоту и врождённую доброту.
– Моя недавняя фамилия Нуглер ни о чём не говорит, – из правого глаза старика в район подбородка покатилась слеза. – Мне с этим очень не повезло. Горько и обидно такое осознавать, но даже в пятом поколении по материнской и отцовской линии у меня не было ни одного еврея. А я ведь, Кеша, достоин в жизни гораздо большего, чем имею на самом деле. Просто не знаю, как с этим жить.
– Ну, ничего, Генрих Наумович, мужайтесь! – Маздонов положил руку на плечо старика. – В моей судьбе произошло то же самое, и ничего – я живу. Радуюсь летом теплым дождям, а зимой – жгучим морозам, чёрт бы их побрал.
Собрав свою волю в кулак, Генрих Наумович коротко и просто объяснил Маздонову, что он окончательно обрусевший немец или, точнее, швед по национальности. Такие вот сермяжные дела.
Но пытливый и любознательный Иннокентий вспомнил о том, что интеллигентный и, возможно, умный старик обещал на свой лад поведать историю о мифическом и крайне негативном герое Пигмалионе. А то ведь они, получается, укатились от основной темы, как две перезревшие груши под яблоню.
В очередной раз удивив молодого человека зловещей гримасой на задумчивом лице, Генрих Наумович начал рассказ о том извращенце и законченном эгоцентристе Пигмалионе. Понятно, что трактовал он эту неприглядную историю своими словами, но без использования ненормативной лексики по той причине, что крайне культурный и воспитанный человек.
…Совершенно не понятно, почему и на каком основании на первых порах своей деятельности богиня любви Афродита обожала тех древних греков, которые, что называется, невозмутимо путали кислое с пресным. Вполне, понятна любовь между юношей и девушкой, но не в какие ворота не лезет странные эротические отношения между женщинами, к примеру, на острове Лесбос.
Так же у Генриха Наумовича вызывало недоумение и категоричный протест против многочисленных мужских клубов, где они предавались извращённым страстям. Если проще сказать, они во время секса не имели ни малейшей надобности телесно сближаться с представительницами женского пола. Были, конечно, среди подобных людей физически и психические больные. Понятно. Но в основном такими… экспериментами занимались извращенцы. Тут уж можно просто закрыть глаза на стихийные совокупления юношей и девушек после вечеринок. Всё-таки, разнополые.
Кроме этого, Афродита смотрела сквозь пальцы на то, что люди вступают в сексуальные связи с животными, по сути, совершают над ними насилие. Ну, странная постановка вопроса.
А тут ещё разбалованный скульптор Пигмалион, обитающий на острове Кипр, скорей всего, даже представитель царской династии. В общем, как указывается в мифе, он создавал из подручного материала довольно симпатичных женщин, которые являлись произведениями искусства. Имеется предположение, что с каждой из Пигмалион вступал в половую связь. Впрочем, возможно, не со всеми или почти не вступал. Если факт такого безобразия не доказан, то не стоит оговаривать даже самого последнего негодяя.
В общем, эгоист и половой извращенец Пигмалион не обращал внимания даже на самых красивых и умных женщин. Более того, он даже их категорически не переваривал. Если бы имел возможность, то ежедневно убивал бы палкой или каким-нибудь древнегреческим кирпичом двух-трёх в обязательном порядке, и от этого получал бы эстетическое и моральное удовольствие. Художник ведь, а не хвост собачий.
Ему достаточно было для сексуального удовлетворения самого обычного куска глины. А иначе-то как? Ведь жил, как говорится, в гордом одиночестве.
Однажды в середине ночи, вероятно, после очередного трёхдневного запоя в гордом одиночестве на него нашло, как бы, великое творческое озарение. Под воздействием винных паров Пигмалиону удалось в короткие сроки вырезать, как ему казалось, из слоновой кости или обычного куска дерева очередную статую молодой обнажённой женщины. Короче, он в неё сходу влюбился. В его состоянии некоторые распущенные граждане поступили бы так же.
Во время белой горячки и в порыве неуёмной, но аномальной страсти он пытался овладеть ей насильно. Но поскольку физически к этому был не совсем готов, то начал предъявлять статуе необоснованные претензии. Активно возмущался таким обстоятельством, что скульптура, которую он назвал Галатеей, не отвечает на его вопросы и не задаёт ему своих.
Долго смотрела на такое безобразие со стороны богиня любви Афродита и решила появиться перед Пигмалионом. Увидев женщину, талантливый скульптор-извращенец, собрался ударить её кочергой. Но когда сообразил, что перед ним сама Афродита, упал на колени и начал уговаривать богиню, чтобы та оживила статую. Если великая Афродита положительно решит этот вопрос и срочно выполнит его заявку, то скульптор женится на Галатее прямо сейчас.
– Ты много пьёшь вина, Пигмалион, – сурово заметила Афродита, – но совершенно не закусываешь. Из ума выжил?
– Нет, не выжил. Я крепко и обстоятельно полюбил красавицу Галатею, – пояснил он, – которую только что вырезал из слоновой кости.
– Какая ещё там Галатея из… слоновой кости, недоумок? Ты сейчас обнимаешь обломок старой деревянной лестницы, которая сгнила ещё в позапрошлом году.
– Категорически возражаю! Я настоящий скульптор и художник! Я обнимаю конкретно Галатею! Я так вижу, так воспринимаю…
– Если ты явный представитель не совсем традиционного сексуального меньшинства, я готова пойти тебе навстречу.
– О! Афродита! Ты оживишь Галатею?
– Не собираюсь я оживлять какую-то деревяшку или даже… кость! Но я готова значительно расширить вот в этой двери замочную скважину и сотворить вокруг большого отверстия густой волосяной покров чёрного цвета. Всё будет натурально. Такой вариант, вполне, подходит для тех особей мужского пола, которые патологически ненавидят женщин.
Немного подумав и не выпуская из рук обломок лестницы, Пигмалион категорически отверг такой вариант. Ему он не пришёлся по душе. В общем, скульптор оказался в этом вопросе принципиальным.
Возмущённая и выведенная из терпения Афродита, гневно повела бровью и щёлкнула пальцами. На этот звук явились два крепких бородатых санитара.
– Что с ним делать? – поинтересовался у богини один из них. – Куда его?
– Доставьте алкаша в психиатрическую лечебницу, – распорядилась Афродита, – вместе с его деревяшкой! Пусть развлекается до конца дней своих!
– Как же так? – удивился второй санитар. – Вы же обожаете эротические эксперименты!
– Всё! Ставлю на них точку! – топнула ногой богиня. – Есть мужчины и женщины! Вот и пусть они любят и радуют друг друга… любыми способами. Всё остальное – дикость и моя технологическая ошибка. Я исправлюсь, господа. Обещаю!
Услужливые санитары крепко связали упирающегося Пигмалиона, взяли его за руки и за ноги и унесли в чётко определённом направлении.
После проведённой процедуры перед Афродитой предстал седобородый старик в белых одеждах, то ли Пантонат, то ли Минафонт. Поклонившись богине, он сообщил ей, что является известным сочинителем самых невероятных древнегреческих мифов и готов выполнить любой социальный заказ, но за определённую плату.
– В общем, напиши про этого пошляка какую-нибудь несуразную, но красивую историю! – распорядилась она. – Это необходимо для потомков, которые будут ещё тупее, чем мы! Пусть читают и блаженно улыбаются!
Насчёт Пигмалиона у сочинителя мифов уже имелся заранее заготовленный вариант. В общем, Афродита оживляет Галатею, созданную, как бы, из слоновой кости и даже благословляет молодожёнов. Богиня поступает таким образом потому, что всегда морально поддерживает светлые начинания самых необычных влюблённых.
В общем, предложенный сюжет необычной истории Афродита критиковать не стала, заранее зная, что он огромным тиражом в виде бумажных, а со временем и электронных книг обрушится на головы пытливых и любознательных читателей.
– И ещё, – сказала Афродита, – Минофонт или, кто ты там, дороги острова Крита пришли в полную негодность. Кругом ямы, выбоины и рытвины. Голову можно сломать!
– Ну и что?
– А ничего! Лично займись ямочным ремонтом!
– Но позволь, дорогая Афродита, я же не дорожный рабочий, а писатель.
– Вот как напишешь свою очередную галиматью о Пигмалионе, сразу же займись ямочным ремонтом! Через недельку прилечу на ваш остров и проверю качество работы!
Что уж там говорить, с высоким начальством не поспоришь. Себе дороже.
Рассказав Маздонову в оригинальной интерпретации удивительную историю об извращенце и алкоголике Пигмалионе, Генрих Наумович глубокомысленно скорчил рожу и заявил, что настоящий Пигмалион, именно, он, а не кто-нибудь другой. Почему? Да потому, что, как раз, он – настоящий художник и скульптор, и, к тому же, противник всякого рода и вида сексуальных извращений.
– Но, всё равно, Генрих Наумович, – тихо сказал Иннокентий, – даже в вашем странном изложении история о замечательном скульпторе и его любви к Галатее, меня очень взволновала. Мне кажется, что я душевно близок тому Пигмалиону.
– Я повторяю, что настоящий Пигмалион – это я! – повторил Генрих Наумович. – При следующей встрече я тебе о себе расскажу гораздо больше. А пока до встречи. Созвонимся! Номерами наших телефонов мы уже обменялись.
Ворчливый старик, продемонстрировав очередную гримасу, решительно поднялся со скамейки и отправился по своим делам.
С некоторой тоской и одновременно с грустью Маздонов смотрел вслед уходящему Нуглеру, то есть современному Пигмалиону. Парень интуитивно предполагал, что тот мифический скульптор не был хроническим алкоголиком и ни в какую «психушку» Афродита его не сдавала.
Чуть позже, через пару дней, Иннокентий окончательно в этом убедится потому, что прочитает интересную, познавательную и, во многом, поучительную книгу замечательного автора Николая Альбертовича Куна «Легенды и мифы Древней Греции».
Окажется, что богиня любви, на самом деле, оживила женскую фигуру из слоновой кости и сделала того Пигмалиона счастливым. Ещё Кеша поймёт, что конечно же, он не был участником Бородинского сражения. В общем, Маздонов лично познакомился с удивительной и красивой историей о великой и нежной любви. Разумеется, Иннокентий сообразил, что Генрих Наумович всё переврал и опошлил. Пусть он – почти интеллигентный и на вид временами условно приятный, но, всё-таки, вредный и склочный старик. Ведь не очень хорошо огульно оговаривать своего однофамильца Пигмалиона.
Но у Маздонова имелся стопроцентный повод в самое ближайшее время встретиться с Генрихом Наумовичем. Дело в том, что старик при первой их встрече, в сквере, перед входом в магазин интимных товаров «Бешеный восторг», уронил в траву, рядом со скамейкой, небольшую цветную фотографию обнажённой девушки необыкновенной красоты. Кеша с первого взгляда влюбился в неё, но не потому, что на теле прекрасной незнакомки не наблюдалось никакой одежды.
Полюбил её эмоциональный и впечатлительный парень за красивое лицо, возможно, через фото сумел разглядеть и её прекрасную душу. Цвет лица у девушки был не просто белым, а с матовым оттенком. Большие чёрные глаза, маленький рот, изящный подбородок и удивительный кожи… Разве это не могло не восхищать Маздонова?
Если бы Иннокентий являлся не совсем порядочным человеком, то он просто оставил бы это фото на память, себе. Да и не стал бы он звонить по сотовому телефону Генриху Наумовичу для того, чтобы вернуть находку. Он тайно любил бы прекрасную незнакомку и, возможно, в течение двух-трёх лент его устраивал бы такой вариант. Но Маздонов не без основания считал себя бескрайне честным человеком и потому, пусть с болью в сердце, но обязан был вернуть её старику Пигмалиону.
Он дозвонился Генриху Наумовичу только со второго раза. Первый звонок не принёс желаемого результата по той причине, что Маздонов спросил в трубку совсем не то, что следовало бы:
– Здравствуйте! Это Генрих Наумович Нуглер?
– Никаких Нуглеров я не знаю, гражданин или, как вас там! Вы категорически ошиблись номером, чёрт возьми!
С некоторым недоумением минут через пятнадцать Кеша решил повторить звонок по этому же номеру, ибо другого он в наличии не имел.
– Здравствуйте! Извините, – с некоторой надеждой сказал своему возможному собеседнику Маздонов. – С кем я разговариваю? Это Генрих Наумович Пигмалион?
– Привет, Кеша! Я тебя узнал, юный друг. Я сначала предполагал, что меня беспокоит анонимная сволочь, которая назвала меня, по каким-то странным причинам, Нуглером. Не знает, видимо, некультурный и невоспитанный хам, что я уже давно Пигмалион, и на всякие клички и прозвища не отвечаю.
После этого короткого разговора Иннокентий окончательно понял, что Генрих Наумович бесповоротно и основательно вошёл в роль Пигмалиона, но не того, древнегреческого, а современного, российского. Да и в паспорте у него была указана, обозначена конкретно эта фамилия, а не какая-нибудь другая. Всё очень чётко, ни один даже самый наглый и вредный комар носа не подточит.
Они очень резво договорились встретиться в этот же день и немного побеседовать. Разве не в радость заносчивому старику почитать морали первому встречному и ещё раз объявить себя особенным человеком? Тем более, он уже был знаком с Иннокентием, и радовался тому, что молодой человек терпеливо и внимательно его слушает. При таких обстоятельствах можно разные словесные рулады плести, даже кое-где и приврать.
Но, в принципе, жизненный опыт Пигмалиона позволял ему ничего особо и не придумывать, а рассказывать о себе разные истории, всего лишь, кое-что, местами, гиперболизировать. Да и ничего в этом особенного и нет.
Ведь даже самые ответственные господа и товарищи за большими трибунами редко всенародно объявляют, что они отвратительные и никчемные люди, и заботятся не о благе народа и, вообще, подчинённых, а только о собственном обогащении. Но официально и публично они утверждают совсем иное, зачастую, неправдоподобное.
Неопровержимым фактом являлось то, что романтическая натура плюс неуёмная фантазия заставили фрезеровщика Иннокентия Маздонова горячо и пламенно, всем сердцем и, конечно же, душой полюбить прекрасную обнажённую девушку, изображённую на маленьком, цветном фото, которое обронил господин Пигмалион.
При встрече с большой неохотой Кеша подал старому скептику и нигилисту, автору великого множества гримас по любому поводу фотографию прекрасной девушки.
– Надо же! – одновременно пошевелив щеками и бровями, удивился Пигмалион. – Я обронил изображение бледной Изы. Вроде, фотография у меня в кармане пиджака надёжно хранилась. Как же она оказалась она у тебя, Кеша? Странно.
– Но я, вообще-то, не щипач, не карманник, – пояснил Пигмалиону застенчивый парень. – Как только вы ушли, проклиная вашего однофамильца Пигмалиона, я обнаружил это фото в траве.
– Я не утверждаю, Кеша, что ты карманный вор. Я даже этого не предполагаю. Просто удивляюсь собственной рассеянности и невнимательности.
– Понятно.
Довольно небрежно Пигмалион сунул фото неотразимой девушки в боковой карман пиджака, словно это был пока ещё не использованный клочок туалетной бумаги.
С глубокой и непомерной грустью Иннокентий осознал, что расстаётся с образом навеки любимой девушки навсегда.
– Но фотография – ерунда! – Пигмалион выдвинул нижнюю челюсть вперёд и прикрыл левый глаз. – В далёкие молодые годы я умудрился потерять стадо, тогда ещё колхозных коров. Задремал на лугу – и бурёнки куда-то исчезли.
– И вас не спрятали за решётку? – поинтересовался влюблённый парень. – Оставили на свободе? Илия ошибаюсь?
– Нет. На меня, вообще, никогда и нигде не заводили уголовных дел. Все они тогда, в целости и сохранности, дружно и коллективно пришли к ферме КРС.
– Что такое КРС, Генрих Наумович? Комитет Российского Счастья?
– Что ты городишь, Кеша? Какое счастье может быть на ферме? КРС – это крупный рогатый скот. Не больше и не меньше. Всё очень просто. Правда, меня ученика десятого класса, в тот летний период с треском уволили с этой прекрасной летней работы. Мы почти все тогда, во время летних каникул, желали быть полезными обществу и заодно немного подзаработать.
Умело вращая по часовой стрелке большими оттопыренными ушами, Пигмалион сообщил, что коровы вернулись на колхозную ферму КРС не одни, а с небольшой стаей молодых волков.
Хищники находились в сытом состоянии. Просто им было интересно узнать, на всякий случай, где обитают такие большие рогатые существа. Любопытство.
– Их что, всех перестреляли? – спросил Иннокентий. – Наверное, ни одного в живых не оставили? Хищники ведь.
– Зачем же их расстреливать, в качестве врагов народа? – большие серые глаза старика чуть не выпали из орбит, и улыбка сделалась примерно такой широкой, как у симпатичной, но агрессивной африканской лягушки-быка.
– А что с ними сделали?
– Наш колхозный зоотехник Климент Егорович Швахов проводил их до ближайшей рощи. Позаботился. Могли ведь и заблудится.
Не сговариваясь, Маздонов и Пигмалион, нашли в небольшом дворике скамейку. Присели.
Собрав всю силу воли и подавив своё смущение, Иннокентий, наконец-то, поинтересовался, откуда Генрих Наумович знает, что прекрасную девушку на фото зовут Иза. Неужели этот мерзкий старик состоит с этим непорочным существом в интимных связях. Такое представить себе категорически невозможно.
– Какие у меня могут быть с бледной Изой, с моей славной Изольдой, интимные связи? – очередная жуткая гримаса нарисовалась на лице Пигмалиона. – У тебя, что, Кеша, на голове не голова, а мешок с опилками? Если бы ты соображал, что сейчас сказал, то смеялся без отдыха трое суток подряд.
– Меня очень радует, что она чиста и непорочна, – пробормотал Кеша. – Я так и думал. Она мне очень понравилась. Мне кажется и я даже почти уверен в том, что без неё не смогу жить. Изольда меня очаровала.
– Полный бред! Но если она тебе нравится, – он достал из кармана фото девушки и протянул её Маздонову. – Возьми её себе на память. У меня таких ещё двадцать штук.
Не в состоянии сдержать слёз, Иннокентий прижал фото к груди.
Потом он аккуратно и нежно спрятал фотографию прекрасной Изольды, бледной Изы, в свой небольшой кейс. Неуёмное сердце парня трепетало. Заметив это, Пигмалион, сделав пухлые мясистые губы трубочкой, вполне, серьёзно заявил:
– Не загружай своё слабое сознание понапрасну, Кеша. Она и ты – не пара.
– Она директор банка или уже замужем? – с болью в душе предположил Маздонов. – Ну, что ж, я всё переживу, но буду любить её вечно.
– Чушь какая-то! Изольда директор банка? – основательно выпучил глаза Пигмалион. – Моя славная, бледная Иза замужем? Ты будешь любить её вечно?
Старик с хохотом упал спиной на траву и, активно начал дрыгать ногами и махать руками, как утопающий. Таким своим неадекватным поведением он немного огорчил и даже напугал и озадачил Иннокентия.
Плотно сжав зубы, Кеша подал руку Генриху Наумовичу и бережно усадил его на скамейку. Мало ли что. Может быть, у дедушки внезапно сорвало «крышу».
Капризный и не совсем сговорчивый Пигмалион, который не так давно был Нуглером, старался уходить от прямых вопросов Иннокентия. Понятно, что безумно влюблённый парень пытался как можно больше узнать о прекрасной Изольде, бледной Изе.
Но Генрих Наумович, как бы, игнорировал острые желания Иннокентия обладать нужной для него информацией. Вместо этого старик несколько раз повторил, что, именно, он настоящий Пигмалион. Он объяснял Маздонову, что является не только талантливым скульптором-самоучкой, художником и умельцем на все руки. При этом старик утверждал, что даже безмерно счастлив оттого, что его не признаёт российская богема, повязанная круговой порукой и сомнительными, либеральными закордонными представлениями не только о культуре, но и обо всём, что существует на Земле.
При этом ведь он, истинный Пигмалион, создаёт прекрасное не для того, чтобы опошлять его своими вульгарными желаниями. Всякого рода и вида извращения он категорически отвергал, особо протестовал против таких вот «ценностей» сексуального плана. Да и какая, к чёрту, может иметься душа даже у самой симпатичной скульптуры? Никакой! Абсолютный нонсенс.
Набравшись терпения, Маздонов выслушивал всё то, о чём говорит старый нигилист и скептик. В принципе, новоявленный Пигмалион не напрасно показался Кеше умным, приветливым и пусть не полностью, но частично даже добрым. Понятно, что первое впечатление часто бывает обманчивым. Но какая разница. Иннокентий жил надеждой когда-нибудь увидеть прекрасную Изольду, которую он уже любил безумно.
Маздонов не только в знак уважения к преклонному возрасту собеседника, знакомился с откровениями Пигмалиона. Но влюблённый парень, всё-таки, дождался того момента, когда Генрих Наумович, начал, незаметно для себя, расхваливать необыкновенную, красивую, скромную, молчаливую и бледную Изу. При этом старик подчёркивал, что бело-синеватый, мраморный цвет её лица придаёт Изольде необыкновенный шарм.
Одним словом, такой другой, пожалуй, не встретишь не только в их городе, но, пожалуй, и в столице.
Ни в коем случае, с этим утверждением эмоциональный и влюблённый Кеша спорить и не собирался. Он даже мысленно делал предположения, что прекрасная Изольда, бледная Иза – внучка, племянница или близкая родственница старика. Скорей всего, Пигмалион по этой причине делает милой девушке рекламу и при этом корчит такие рожи, что редкие прохожие сочувственно кивают головами. Вероятно, предполагают, что у дедушки начался приступ неизлечимого геморроя или его тело грызут многочисленные насекомые, причём, конкретно изнутри.
Но, конечно же, Маздонов особо не нуждался в том, чтобы кто-то восторженно отзывался о его любимой, единственной и неповторимой девушке. Её фото лежало в глубине его кейса, не только согревало душу Кеши, но являлась неопровержимым свидетельством необыкновенной красоты Изольды. В конце концов, Маздонову было даже, в какой-то степени, приятно, что старик расхваливает Изольду.
