Александр Майборода
Мстислав Храбрый
Глава 8
Дружина великого князя делилась на старшую, младшую и среднюю.
Старшая дружина состояла из князей, бояр и мужей, служивших отцу великого князя. От отца она переходила к наследнику, вооруженная прежним влиянием и авторитетом в дружинной и общественной среде.
Из ее рядов назначалась княжеская администрация – тысяцкие, посадники и прочие представители.
Бояре составляли князю постоянную компанию – обедал ли он, молился ли или охотился. Они были его советчиками. Что бы князь ни затевал, он всегда должен был «явить» свой замысел служившим ему боярам, рискуя в противном случае лишиться боярской поддержки, что грозило ему неудачей.
Из старшей дружины неизменно выделялись командиры воев – ведь они самые опытные и доблестные.
Средний слой дружины составляла гридьба – мужи. В отличие от бояр, привлекавшихся к управлению, мужи занимались только военной службой. Эти дружинники составляли основной боевой контингент личных воинских сил князя.
Однако со временем, когда положение молодого князя становилось прочным, он начинал тяготиться старшей дружиной, не прислушиваясь к советам бояр. Князь предпочитал опираться не на отцовских дружинников – бояр, а на своих сверстников.
Основной слой средней дружины составляли сверстники князя. Они росли и воспитывались с князем с детства. Вместе с этими дружинниками князь обучался военному делу, ходил в походы. Таким образом, сверстники были ближе всего к князю, и он опирался на их поддержку.
Как видно, старшая и средняя части дружины представляли собой личную гвардию, охрану и княжескую администрацию, а всего насчитывала от двухсот до восьмисот человек.
Эти люди подбирались по принципу личной преданности. Чтобы быть принятым в дружину, требовались рекомендации дружинников, поэтому случайный человек, каким бы он ни был храбрым и умным, не мог попасть в их ряды.
Иное дело – младшая дружина. Это домашние, но и военные слуги князя: отроки, детские, милостники, пасынки, также в зависимости от отдельных поручаемых им обязанностей мечники, метальники, вирники и другие. В их числе оказывались даже рабы.
Для ясности картины следовало бы добавить, что дружина получала денежное содержание из рук князя или пользовалась отчислениями от волостных кормов и различных платежей, поступающих от населения, исполняя при этом полицейские, судебные и административные поручения князя.
Великие князья имели личные земельные владения – пахотные, охотничьи, рыболовные. Свободные или захваченные земли они раздавали своим друзьям и дружинникам в управление.
Таким образом, бояре и мужи землями распоряжались только как представители князя.
Глава 9
Брат жены великого князя, независимо от возраста, по своему статусу входил в старшую, боярскую часть дружины. Таким образом, дядька Часлав в дружине Владимира числился боярином.
Часлав был старше Аделины всего на два года. Так же строен и высок.
И лицом он был очень похож на сестру. На лицо Часлав приятен. А вот волосы, постриженные, так что едва достигали плеч, более темные, чем у сестры – русые. Бородка и усы изящные по форме, но с рыжеватым оттенком.
Тело Часлава было хорошо тренировано, о чем свидетельствовала атлетическая фигура с широкими плечами.
Княжеские сыновья много времени тратили не только на изучение наук, но и на совершенствование тела – ведь они должны были стать и правителями, и первейшими воинами.
А вот в одежде Часлав не уступал сестре – так же тщательно подбирал наряды, но в украшениях из золота и серебра не скупился. На шее золотая цепь с подвешенной серебряной гривной с золотым львом. Пояс украшен золотыми и серебряными фигурками зверей. На рукояти меча, гордости воина, – большой красный самоцвет.
Хотя Часлав жил в Киеве уже чуть ли не десяток лет, но своего двора так и не завел.
Для житья ему на княжеском дворе была выделена клеть – небольшая скромная комната, соединенная с другими помещениями переходами.
Глава 10
Мстислав обычно ночевал в комнате у дядьки.
Еще было темно, но как только Часлав зашевелился, просыпаясь, он вскочил, стирая рукавом рубахи сон с глаз, отражавшихся в зеркале рядом с окном большими пуговицами на белом полотне лица.
Глаза ему достались по наследству от матери – большие, синие, обрамленные густым опахалом длинных черных ресниц.
Такой прелести могла позавидовать любая девица.
А Мстислав стеснялся – из-за больших красивых глаз он смахивал на девчонку, что служило предметом насмешек его сводных братьев. Поэтому, чтобы уменьшить глаза, он щурился, точно был близорук.
Старшие сводные братья Вышеслав и Изяслав на Мстислава не обращали внимания. Хотя они и были старше его всего на пару лет, но они считали себя слишком взрослыми, чтобы опускаться до насмешек над младшим братом.
А Святополк вечно был занят книгами – все разговоры с ним неизменно переходили в философские рассуждения.
Из братьев Мстиславу он был более всех мил.
Мстиславу казалось, что он даже дружил с ним. Хотя для княжичей это было небезобидным поведением. Ведь никто не знал, как разведет судьба. А могло случиться так, что приятелям придется воевать, и причиной этому станет не личная ссора или личная неприязнь, а интересы дружины. Ведь князь зависит от дружины, не меньше чем дружина от него. В мире, где все решает сила, верная дружина дороже всякого золота.
Но все же, несмотря на хорошее отношение к Святополку, Мстислав считал, что ему следовало бы меньше показывать свою гордость и начитанность и больше заниматься воинскими искусствами. В мире, которым правит сила, науки не ценятся.
А вот другой брат, Ярослав, был большой заразой!
Хотя он был сверстником Мстислава, он не упускал возможности поизгаляться над ним. Даже обидную кличку придумал ему – «юница».
Правда и Мстислав в долгу не оставался – он не был на язык столь остр, как Ярослав, зато на руку был сильнее и проворнее его.
Ярославу немало доставалось тумаков от Мстислава, однако охоту тому к зубоскальству не отбило. Настырный был этот несносный мальчишка.
Мстислав считал, что в Ярославе соединилось все плохое, что было у его отца и матери.
Заметив, что Мстислав проснулся, Часлав спросил на чешском языке:
– Ты чего вскочил?
– Пора идти! – сказал Мстислав на русском.
– Говори на чешском, – сказал Часлав и зевнул. – Куда это ты собрался?
– Крушить языческие кумиры! – сказал Мстислав на русском.
Часлав сел и, томно потянувшись, пробурчал на русском с сильным чешским акцентом:
– Не такое это дело, чтобы опоздать на него…
Понятно, что в душе Часлав презирал Владимира за его дикую хитрость. Ведь понятно было, что Владимир устраивает из крушения старых кумиров комедию. Он хотел показать наивным людям бессилие их богов и делал это самым варварским способом.
– Отец велел дружине собраться на рассвете, – напомнил Мстислав.
– Помню! Но только надо сначала штаны надеть, – с недовольным выражением на лице проговорил Часлав, окончательно просыпаясь.
Перекрестившись, он прошел к небольшому окну. Посмотрел. Зевнув, заметил:
– Нет еще никого на дворе.
Мстислав уже натянул на себя штаны и рубаху. Теперь оборачивал вокруг талии кушак.
– Меч брать? – спросил.
Часлав сердито проговорил:
– Ты, Мстислав, великий торопыга. Прежде чем вязать кушак, умылся бы.
Странно – все мальчишки почему-то не любят умываться и все почему-то думают, что этого не заметят. Покраснев, Мстислав торопливо проговорил:
– Я лицо уже сполоснул водой.
– Ладно, – миролюбиво проговорил Часлав. – Сейчас умоюсь. Поедим. Тогда на сытый желудок и можно идти на двор… Совершать подвиги лучше всего на сытый желудок!
Последние слова он произнес с явной насмешкой.
Часлав подошел к кадке с водой в углу комнаты. Скинул рубаху. Зачерпнул липовым резным черпаком воды, отпил немного и протянул его Мстиславу:
– Полей-ка.
Он нагнулся над ушатом на лавке, и Мстислав стал лить воду на его спину тонкой струей. Часлав фырчал от удовольствия, разбрызгивая воду.
Как Мстислав ни уклонялся, брызги попадали ему в лицо. Вода была холодной, но это было приятно.
Во двор они вышли, когда дружинники уже собрались около крыльца, ожидая выхода князя.
Вышеслав, Изяслав и Ярослав стояли около дворцового крыльца.
Мстислав подошел к ним и по-взрослому поприветствовал:
– Здравы будьте, братья!
– И ты будь здрав, – ответили Вышеслав и Изяслав.
Ярослав не преминул съязвить:
– А вот и юница появилась.
Мстислав почувствовал, как его лицо вспыхнуло и ладонь сама собой сжалась в кулак. Заметив это, Вышеслав тронул его за плечо и проговорил:
– Мстислав, остынь. Ты же знаешь его…
О, Мстислав хорошо знал этого мерзкого мальчишку, который насмешками отравлял ему жизнь, и готов был его убить.
Мстислав, наверно, все же съездил бы Ярославу по уху, однако для этого одной насмешки было маловато. Князь Владимир не любил, когда его сыновья дрались, поэтому было бы лучше, чтобы драку начал Ярослав.
Не знаю, сколько бы Мстислав терпел, но подошел Святополк, и Ярослав перенаправил всю злость на него.
– А вот и монах – сын двух отцов! – воскликнул он. – Сейчас нам проповеди читать начнет.
– Стоит ли поливать помоями тех, кто чище тебя? – недовольно проговорил Вышеслав.
– Его мать наложница! – зло выпалил Ярослав.
– Его мать – греческая принцесса, – спокойно проговорил Вышеслав.
– Его мать греческая принцесса! – повторил Мстислав слова Вышеслава и с вызовом резанул Ярослава по больному месту: – А твоя мать – кто?
– У нас один отец. И мы все братья, – примирительно вмешался Изяслав.
– Святополк мне не брат! – зло бросил Ярослав.
– Зато мне брат, – сказал Мстислав, предчувствуя удовольствие, с каким накостыляет вздорному мальчишке, когда тот бросится в драку.
– Успокойтесь! А то я сам всыплю вам обоим! – пригрозил Вышеслав.
Святополк слышал оскорбительное замечание Ярослава, но сохранил невозмутимость, хотя волнение выдавала дрожавшая щека. Он поклонился и поздоровался.
Вышеслав подал ему руку и поинтересовался:
– Брат, ты с нами пойдешь крушить кумиры?
Святополк пожал плечами и задал вопрос:
– А надо ли?
– Отец велел всем быть, – сказал Ярослав.
– Мне он этого не говорил, – небрежно бросил через плечо Святополк.
– Тебе что, не нравится приказ отца разрушить языческих кумиров? – с ехидным выражением на лице задал вопрос Ярослав.
Вопрос был с подвохом.
Однако Святополк не испугался и прямо ответил:
– Не нравится.
– Тебе не нравится желание отца заставить народ принять христианство? И тебе, христианину, это не нравится? – быстро спросил Ярослав.
– В отличие от тебя, я христианин от рождения. Я знаю, что веру не навязывают насильно людям. К вере – приобщают. Что навязано человеку против его воли, никогда не станет его истинной верой, – снисходительно заметил Святополк.
В разговор вмешался Вышеслав:
– Хватит спорить! Отец выходит.
Изяслав шепнул на ухо Ярославу:
– Ярослав, прекратил бы ты приставать к братьям, а то они тебя поколотят.
– Не поколотят! – фыркнул Ярослав.
– Тогда скажу дядьке – уж он точно тебя выпорет, чтобы ты не ссорился с братьями, – сказал Изяслав.
Ярослав покосился на Изяслава.
Ему пришла в голову мысль, что отец, чтобы занять киевский стол, убил своих братьев и что и им придется убивать друг друга, чтобы получить наследство отца. Но об этом было нельзя говорить вслух, и Ярослав, против обыкновения, на этот раз ничего не ответил брату.
А тому было уже не до шкодливого младшего брата – отец был уже рядом.
Молодые княжичи, выстроившиеся в ряд, поклонились и дружно поприветствовали отца.
Владимир окинул довольным взглядом сыновей – крепкие, здоровые ребята, смотрят весело.
Один Святополк хмурый – словно волчонок в клетке. Но этот вечно недоволен. И Владимиру хорошо известно – почему.
Владимир, уступив дружине, объявил ребенка жены брата, взятой им в наложницы, своим сыном.
Родной сын от Олавы Вышеслав был почти одного возраста со Святополком. Владимир считал Вышеслава своим наследником. Поэтому знал, что если с Вышеславом что случится – погибнет или умрет от болезни, – то возникнут большие проблемы: Святополк будет первым в очереди на великокняжеский престол.
Но все прекрасно понимали, что Владимир сделает все, чтобы Святополк никогда не стал его наследником: он живое напоминание совершенных преступлений.
Поступали доносы, что Святополк называет его убийцей отца и узурпатором.
За это можно было бы его посадить в тюрьму, но Владимир мер пока никаких не предпринимал – не пришло еще время.
Вот когда старшая дружина отойдет от дел, тогда…
Уделив внимание сыновьям, Владимир прошел к дружинникам – воевода Добрыня выстроил их в линию.
Дружинники уже знали, что им придется делать, но Владимир еще раз объяснил.
Речь его была коротка:
– Братья, нами давно решено обратить народ в христианство. Народ не хочет отказываться от веры в старых богов. Поэтому для успеха завтрашнего дела надо лишить их предметов древнего обожания – сокрушить старых кумиров, так чтобы от них не осталось и следа. Надо все сделать быстро. Пока они будут в изумлении и расстройстве лить слезы, мы их загоним в воду и окрестим. А кто не захочет – тех плетями и палками.
Глава 11
После объявления плана действий дружина отправилась к святилищам на Перуновой горе.
Часть – на конях. Часть – пешком.
Святилище никто не охранял. Никто и не предполагал, что оно может быть уничтожено. Даже печенеги, осаждавшие десять лет назад Киев, не посмели нарушить покой чужих богов.
Дружинники ворвались в святилище, словно ураган. Одни накидывали на деревянные статуи веревки, валили их на землю. Другие рубили их топорами. Третьи обкладывали сухой травой и поджигали.
Княжичи присоединились к дружинникам.
Статую Перуна, главного из богов, свалив на землю, сначала били палками.
Волхвы, что жили рядом со святилищем, попытались облагоразумить дружинников, но их плетями отогнали от низвергнутого и оскорбленного кумира.
Лица старых волхвов окаменели. Брови гневно нависали над огненными глазами.
Рядом с ними начал собираться народ. Послышались возмущенные возгласы.
Владимир сказал Добрыне, чтобы тот принял меры для охраны дружинников, если народ попытается напасть на них.
Вскоре на склоне горы выстроилась цепь воев с копьями наготове.
Убедившись, что охрана построена, Владимир, подъехав ближе к толпе, объявил:
– Видите – мы свергли Перуна, и он ничего не может сделать нам. Христианский Бог сильнее! Завтра утром все горожане, вельможи и рабы, бедные и богатые, чтобы шли на реку креститься в новую веру. Кто не примет новую веру, того на первый раз будут бить палками. А кто будет упорствовать, того будем казнить – топить в реке или жечь огнем!
Из толпы послышались крики и плач.
Владимир обратился к Добрыне умышленно громким голосом:
– Объяви об этом в городе. Чтобы каждый знал.
Затем Владимир подал знак. Дружинники веревкой привязали статую Перуна к конскому хвосту и с гиканьем потащили его с горы.
Дотащив до берега, божество столкнули в воду.
Иссушенное многими годами дерево не тонуло. Ветхий фетиш качался на поверхности воды, перевернувшись ликом вверх. Казалось, что он мокрым от слез лицом с надеждой смотрел в синее небо, где жили те, кого он олицетворял.
Однако древние боги молчали.
Может, они, занятые своими делами, как всегда, не хотели слышать людей. Люди существа вздорные – их желания часто противоположны. Но когда их мольбы не сбываются – ведь невозможно сразу всем угодить, – то люди вымещают свое недовольство на неповинных предметах. Истуканов били палками и плетями, рубили и сжигали – обычное дело для того, кто считает себя равным богам.
Всемогущие боги не поняли, что на этот раз происходит нечто необыкновенное – из земли выкорчевывали не деревянные столбы, а всю прежнюю жизнь, цивилизацию, созданную десятками тысяч лет.
Мстислав заметил, что лишь Святополк стоял в стороне и наблюдал за происходящим с задумчивым видом, и ему почему-то стало стыдно и за себя, и за остальных. Ему хотелось что-то сделать, чтобы спасти несчастных богов.
Он отошел в сторону от беснующихся дружинников и подошел к Святополку.
– О чем думаешь, брат? – спросил его.
Святополк повел на него взглядом, в котором читались печаль и сожаление.
Мстислав стал оправдываться:
– Князь должен быть с дружиной.
– Да, – проговорил Святополк.
– Почему же ты меня жалеешь? – спросил Мстислав.
– Я не тебя жалею. Я жалею народ, – сказал Святополк.
– Почему же ты жалеешь народ? – удивился Мстислав.
– Потому что, чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его веру, – туманно проговорил Святополк.
Мстислав, не поняв его рассуждений, лишь пожал плечами.
Глава 12
Отстояв утреню, Аделина направилась было домой, но на выходе из церкви ее подхватила за локоток Юлия.
– Княгиня Аделия, погоди!
Ее печальная судьба была всем известна.
Великий воин Святослав, увидев прекрасную греческую монахиню, похитил и привез ее в Киев, как самую ценную добычу. Он подарил ее любимому сыну.
Князь Владимир, влюбившись в Юлию, презрев людские обычаи и честь рода Рюрикова, взял жену убитого им брата в наложницы.
Юлия была несколько старше Аделины. Ее красота иного рода. Она была красива, словно греческая богиня любви Афродита.
Но, как и богиня, обладала скверным характером: горда как горный пик; холодна словно лед и властна без меры. Ее черные глаза горят жарким огнем. Она подобна розе – яркому цветку с острыми колючими шипами, ранящими плоть при неловком движении.
У великого князя почти тысяча наложниц, но княжна не была одной их них.
Когда Владимир взял беременную жену брата в наложницы, это вызвало осуждение дружины – даже по тем грубым временам поступок считался непозволительным. Чтобы сгладить недовольство, пришлось Владимиру обеспечить жене брата достойное ее статусу положение, а затем объявить рожденного ей ребенка своим сыном.
Хоть и невелика разница между женой и наложницей, однако Юлия заняла место среди жен.
– Будь здрава! – ответила Аделина.
Юлия повлекла ее в сторонку к лавочке под кустом сирени. На служанок, потянувшихся за ними хвостом, строго шикнула: дайте поговорить! – и те отстали.
Сев на лавочку, Юлия поинтересовалась:
– Как тебе спалось, княгиня?
Аделине показалось, что по алым губам Юлии скользнула едва заметная усмешка. Она поправила ладонями платье на коленях и уклончиво проговорила:
– Хорошо!
– Да? А отчего же у тебя глаза красные? – подчеркнуто удивленно проговорила Юлия. Ответа дожидаться не стала. – Странно, что ты хорошо спишь, когда во дворце содом и гоморра.
– Ты его ненавидишь! – сказала Аделина.
– А кто его любит? – спросила Юлия. – Рогнеда, которую он насиловал на глазах отца и матери, а затем убил всю родню?
– Такова женская доля. Иисус терпел и нам велел терпеть, – сказала Аделина. – Его любит только Олава.
– Зря она надеется на ответную любовь, – сказала Юлия. – Олава уже старуха. А Владимир любит молоденьких.
– Но мы-то еще молоды, – заметила Аделина. – А что будет завтра? Стоит ли об этом загадывать?
– Конечно, гадать о завтрашнем дне не стоит. Как Бог даст, так он и сложится, – сказала Юлия.
– Я слышала, что Владимир принял от греков веру? – спросила Аделина.
– Добыл мечом, – с насмешкой поправила Юлия.
– Вера стоит на любви к людям, сострадании к слабым – ее нельзя добыть силой, ее можно принять только душой, – возразила Аделина.
– Душой? – По губам Юлии вновь скользнула насмешка. – Бог дает власть избранным. Он дает ее только тем, кто способен перешагнуть человеческие заблуждения и слабости. Сильные пишут законы для слабых, и слабые обязаны их исполнять. Ибо простой человек – всего лишь раб другого человека. Сильный человек никому ничего не обязан, потому что он Божий избранник, а потому его устами говорит сам Бог.
Аделина на секунду задумалась, пытаясь вникнуть в смысл слов, но, так и не поняв сказанного, поинтересовалась:
– Говорят, Владимир привез новую жену?
Юлия кивнула головой:
– Ты в Киеве не так уж и давно, потому всего не знаешь. Киевские князья всегда враждовали с греками. Однако после победы Владимира в борьбе за великокняжеский трон отношения начали меняться – власть Владимира над свободолюбивыми племенами опиралась на силу. Подкрепить свое положение Владимир решил с помощью единой веры. Вначале он попытался опереться на языческих богов – но это не дало результата, так как боги славян – не господа над ними. Тогда Владимир с боярами ознакомился с иными верами и пришел к мнению, что самая лучшая – греческая. В это же время император Василий столкнулся с большими проблемами – в войсках возник мятеж среди военачальников. Сначала восстал командующий восточными армиями империи Варда Склир. Для борьбы с ним Василий направил бывшего мятежника Варду Фоку, популярного в войсках. Однако тот, одержав победу над Вардой Склиром, провозгласил себя императором. В начале позапрошлого года мятежные войска подошли к Константинополю, от которого их отделял только пролив Босфор. Одновременно с этим болгары опустошали владения Византии на западе. Василий отчаянно нуждался в военной помощи. Узнав о желании киевского князя Владимира принять греческую веру, Василий поторопился послать послов в Киев. И заключили они договор о свойстве, согласно которому Владимир женится на сестре императора Анне. Узнав о договоре, Варда Склир ушел в Корсунь, который и захватил Владимир. Там Владимир дождался Анны. Был крещен по греческому обычаю и привез греческих священников, мощи святых, иконы, всякую утварь и медные статуи.
– И где же он будет это держать? – спросила Аделина.
Юлия бросила на Аделину любопытствующий взгляд:
– Ты разве ничего не знаешь?
– А что я должна знать? – Щеки Аделины порозовели. – Я, после того как вернулся Владимир, уже вторую неделю не выхожу из палат.
– Ага! – кивнула Юлия. – Предстоят великие дела. Сегодня князь с дружинниками отправился крушить кумиры на Перуновой горе. А завтра будет крестить народ в реке. На месте языческих кумиров будет поставлен храм.
Аделина перекрестилась и испуганно промолвила:
– О Господи, чудны Твои дела – руками варвара творятся дела во славу Твою!
Юлия встала:
– У меня возок подготовлен. Так поедешь со мной смотреть, что будет происходить на Перуновой горе? Я ведь, собственно, это и хотела спросить.
– Не поеду, – отказалась Аделина.
– Отчего же? – спросила Юлия.
Аделине показалось, что по губам Юлии пробежала едва заметная улыбка.
– Знаешь, Юлия, я стала бояться закрытых комнат… – проговорила вполголоса Аделина.
– Что случилось? – удивленно спросила Юлия.
– У меня стоит перед глазами та несчастная девушка, что назвалась царевной. У меня в ушах слышится ее плач, – сказала Аделина.
– Да, эта бедолага пострадала невинно, – согласилась Юлия. – Ведь она не по своей воле назвалась царевной. Владимир поступил очень жестоко. Но он такой человек. Для него люди, что скот.
Аделина бросила встревоженный взгляд на Юлию и задала вопрос:
– А что, если он так поступит с кем-либо из нас? Ведь ему все равно, кто перед ним.
– Ты права. Он убил моего мужа и объявил меня наложницей. Он силой взял Рогнеду и убил ее родню. А после приказал ей зваться Гореславой. Вчера он казнил греческую девку. А что ждет нас завтра? – задала вопрос Юлия и сама же на него ответила: – Несложно догадаться. Он привез новую жену – греческую царевну. Анна поставила условие, что Владимир примет христианство и будет придерживаться христианских обычаев. А по христианским обычаям у него должна быть только одна жена.
По щекам Аделины побежали алые пятна.
– Ты думаешь?.. – пробормотала она.
– Я пока ничего не знаю.
– Но что нам тогда делать?
– Не знаю, – холодно ответила Юлия. – И знать мне незачем! Я только наложница…
Аделина опасливо оглянулась – рядом никого не было.
– Если бы он умер… – едва слышно пробормотала она.
Юлия накрыла ладонью руку Аделины и тихо проговорила:
– Не отчаивайся. Все в Божьей воле. Все наладится.
