Александр Майборода
Мстислав Храбрый
Глава 3
Когда Тишка вернулся в избу, ужин заканчивался. Андрей окинул его хмурым взглядом и погрозил ложкой:
– Тихон, если ты еще раз опоздаешь к столу, то можешь вообще не приходить.
– Мне надо было, – с виноватым видом на лице проговорил Тишка.
– Братьев уважать надо, – сказал Андрей.
Но выговора дальше не учинил.
Тишка присел к краю стола. Радмила поставила перед ним миску с кашей.
Андрей отложил ложку и рукой вытер бородку.
Это был знак, и Радмила поставила на стол кувшин с медовухой и кружки.
Убрав миски и ложки, она наполнила кружки медовухой.
– Братья, теперь, когда мы все собрались, продолжим наш разговор, – начал Андрей.
О чем пойдет разговор, догадаться было несложно, правда Тишка предполагал, что он состоится только осенью.
Андрей продолжал:
– Зимой у вас свадьбы. Оба хотите отделиться.
Средние братья кивнули головами.
– Я этого тоже хочу, – проговорил Андрей. – Избы поставим. В своих хатах будете играть свадьбы…
За спиной Андрея встала Радмила. Она вытирала руки рушником.
Андрей покосился на нее и снова продолжил:
– Избы-то поставим. И скот поделим. И коней дам.
– Делить будем на троих или на него… – Василий кивнул на Тишку, который уже и забыл о каше, – тоже будем выделять долю?
Василий задал важный вопрос – ведь если Тихону дать равную долю, то братьям достанется меньше.
– Тишка еще молод, – проговорила Радмила.
Андрей кивнул головой:
– Поделимся честно. Но не о Тихоне идет речь. И даже речь идет не о наследстве…
Братья насторожились.
– И о чем же? – подал голос Василий.
– Ты чем собираешься заняться? – вместо ответа спросил Андрей.
– Как чем? – удивился Василий. – Как и наш отец, как и ты, мы мастера корчному делу…
– В деревне есть место только для одной кузни, – холодно проговорил Андрей и замолчал.
Тишке стало понятно, почему Андрей так легко соглашается отдать братьям их доли, хотя хорошо знает, что это сильно ослабит хозяйство.
Кузнец мастер на все руки – и по металлу коваль, и болезнь вылечить, и свадьбу организовать. Поэтому кузнечное дело прибыльное и убыль быстро вернется.
Но дело будет прибыльным до тех пор, пока нет соперника. Братья для Андрея были первыми соперниками – в мастерстве они мало чем уступали ему. Поэтому в интересах Андрея, да и самих братьев, было жить как можно дальше друг от друга.
Андрей отпил из кружки большую долю и обвел братьев тяжелым взглядом:
– В общем, так, месяц даю каждому сроку, чтобы решить, куда уедете…
Василий возразил:
– Куда мы поедем? Новое место среди чужих людей найти не так просто.
Андрей нахмурился:
– Вы об этом должны были подумать раньше. Надо было не за девками бегать, а думать, как семью кормить будете.
Второй средний брат, Денис, обычно молчаливый, пробормотал:
– Я, наверно, все же останусь в деревне. Вступлю в общину.
– Отец наш учил: свободой не торгуют. Кто раз продаст свободу, тот лишится ее навсегда. – Лицо Андрея побагровело. – Если кто захочет остаться в деревне, то либо должен работать у меня, либо оставить корчное дело.
– Нет… а я уйду в Чернигов, – задумчиво проговорил Василий.
– Верно! Иди! – обрадованно проговорил Андрей. – Чернигов – город большой. Там места всем хватит.
– А я? – спросил Тишка.
– А твоя доля останется у меня. Пока ты не станешь самостоятельным, – сказал Андрей.
Тишка больше ничего не стал спрашивать.
Доев кашу и запив молоком, он вышел из избы.
До темноты было еще далеко. Стрижи истошно щебетали, пикируя с высоты. Воздух был пропитан тонким, нежным и сладковатым ароматом цветущей липы.
Постояв немного у крыльца, Тишка взял прислоненную к стене удочку и отправился по тропинке вдоль реки.
Приятеля нашел под деревом на берегу омута. Вода в омуте бурлила. Первинок внимательно смотрел на поплавок, медленно плывущий в шаге от берега.
Тишка сел рядом.
– Как дела?
Первинок кивнул головой на веревку, одним концом привязанную к ветке дерева, другим – уходящую в воду.
Веревка была туго натянута.
– Поймал соменка? – поинтересовался Тишка.
– Нет, – сказал Первинок и потянул удочку.
На крючке оказалась небольшая плотвица.
– А тянула, как большая, – с разочарованием проговорил Первинок. Плотвицу бросил обратно в воду и сообщил: – Тиша, у меня еще на кукане сазан.
– На что ловишь? – спросил Тишка, готовя удочку.
– На пареную пшеницу, – сказал Первинок и пододвинул к Тишке лист лопуха, на котором желтела горстка пшеничных зерен. Коричневатая кожица на зернах была надтреснута, обнажая белоснежную сердцевину, нежную словно пух.
Тишка зацепил крючком за кожицу несколько зернышек и опустил снасть в воду рядом с берегом, где вода была спокойнее.
– И чего звал тебя брат? – полюбопытствовал Первинок.
– Собирается с братьями делиться…
– Ну, они же зимой женятся.
– Он им сказал, чтобы они уезжали из деревни. Чтобы не мешали – в деревне одного кузнеца хватает.
– А они что?
– Дениска хочет остаться в деревне. А Васька пообещал уйти в Чернигов, – сказал Тишка.
– И правильно. А ты?
– А что я? Я остаюсь при брате. Долю он мне какую-то даст, но года через три и мне придется уходить. Андрей упрекал братьев за то, что они заранее не подумали, куда им переселяться. Так что мне надо уже сейчас подумать об этом.
Глава 4
На исходе второй недели терпение княгини Аделины закончилось, и в отчаянии она собралась идти в церковь молиться, чтобы Господь привел непутевого супруга в здравый ум.
Во многих русских городах уже были христианские общины. Церкви обычно ставили в неброских местах, чтобы не вызывать неприязни язычников.
Правда, христианам на Руси опасаться было нечего. Языческая вера подразумевала терпимость к другим верам. А как же иначе? Бог – многолик. Но и язычники не терпели, когда им навязывали чужую веру.
В Киеве деревянная церковь находилась прямо напротив княжеского дворца, во дворе княгини Ольги.
Скромная церковь была поставлена еще в незапамятные времена самим князем Аскольдом.
Удивительно, но она уцелела даже несколько лет назад, когда Владимир, стремясь использовать язычество для усиления своей власти, устроил гонения на христиан. Однако даже он не решился что-то рушить на дворе своей властной бабки.
До двора княгини Ольги была всего лишь пара сотен шагов. Дойти – минуту. Не больше. Если бы для того, чтобы попасть в церковь, не надо было пройти по площади, где буйствовали дружинники.
Поэтому Аделина никак не могла решиться выйти из дворца.
Она проснулась посредине ночи. В комнате было темно.
В теле медленно разливался тягучий мед, приторно-сладкий, липко склеивающий пальцы. Он истекал откуда-то из нижней части живота и, касаясь сердца, заставлял его вздрагивать и нервно биться.
Что-то вызывало в душе Аделины беспокойство. Но что? Не понимая причин беспокойства, Аделина некоторое время лежала без движения с закрытыми глазами, прислушиваясь к гулкому сердцу.
Наконец она смутно начала догадываться, что вызвало ее беспокойство: было необычно тихо. А ведь еще вчера вечер клокотал адской смесью грубого пьяного хохота с визгливой истерикой флейт и тяжелой барабанной дрожью воздуха.
Аделина открыла глаза, и в глаза ей ударил яркий свет. В открытом окне горела раскаленная до нестерпимого блеска одинокая искра. Казалось, кто-то, находящийся далеко, подавал Аделине знаки факелом. Свет дрожал, заслоняясь чем-то большим и мохнатым. Свет исчезал, но через мгновение снова пронзал черноту ночи.
Заинтригованная этим, Аделина села в кровати. Опустив ноги, почувствовала мягкий ворс ковра. Она прошла к окну.
Комната Аделины находилась на верхнем этаже терема, и она подумала, что факел должен находиться на горе, так как свет не заслонялся городскими стенами. Но не было в округе выше горы, чем та, на которой находился город.
– Милица?.. – тихо проговорила Аделина.
За дверью послышался шорох, затем дверь приоткрылась, пропустив полосу дрожащего слабого желтого света. Следом протянулась рука со свечой. А затем и бледное лицо.
– Княгиня, ты не спишь? – негромко проговорил сонный женский голос.
– Не сплю, – так же тихо ответила Аделина.
Дверь окончательно открылась, и в комнату вошла молодая женщина в простой ночной рубахе со свечой в руке.
Было заметно, что она выше и более крепкого телосложения. Лицо круглое. В глаза бросался длинный тонкий шрам, протянувшийся от верхней губы через щеку и почти до виска.
Несмотря на шрам, многим мужчинам Милица казалась привлекательной. Однако Милица мужчин избегала.
Женщины всегда выбирают себе в подруги более некрасивых подруг, потому что те подчеркивают их красоту. Ведь красота познается в сравнении.
Но Аделина выбрала Милицу себе в служанки совсем по другой причине.
В 983 году по всей Европе прокатились восстания язычников против христиан.
Владимир только что закончил войну с братьями за наследство.
Любой более или менее умный правитель хорошо знает, что его власть держится на трех китах – на военной силе, на экономике…
С военной силой просто – среди людей всегда имеется множество людей, не имеющих таланта либо ремесла, но охотно соглашающихся рискнуть жизнью ради призрачного куша.
Имея силу, несложно приобрести богатства, для этого достаточно ограбить первого встречного или наложить дань на окружающих.
Но главное в управлении государством – идеология! Преданность деньгами не купишь. Ибо сколько ни плати, всегда найдется тот, кто заплатит больше. Только идея является тем клеем, что прикрепляет людей к власти.
У Владимира, с точки зрения обычного человека, было множество недостатков. Он был и жесток, и беспринципен, и лжив, но он не был глупым человеком.
Стремясь упрочить свое положение, он пытался реформировать язычество, чтобы превратить его в государственную религию. В качестве образца он использовал уже показавшие свою эффективность монотеистические религии, в том числе и христианство. Это вызвало такое недовольство народа, что Владимир почувствовал, как зашаталась гора, на которой зиждился его дворец.
Поэтому, когда язычники поднялись на христиан в Киеве, Владимир закрыл глаза на убийство жителей Киева, хотя и христиан. Более того, чтобы успокоить людей, он даже принес в жертву лучшего дружинника Иоанна и его отца Федора Варяга, бывших христианами.
На следующий день после убийства Федора Варяга и его сына во двор к Аделине пришел монах. Он попросил юную княгиню позаботиться о пострадавшей во время мятежа молодой женщине. Аделина согласилась, не раздумывая. В тот же вечер она ее увидела.
Женщина казалась старухой. Волосы ее были бесцветны. Глаза пусты. На лице глубокая рана, в глубине которой белела кость. Одежда изорвана в лохмотья.
Она все время в бреду звала ребенка.
Аделине пояснили, что у женщины был ребенок. Ребенок пропал. Очевидно, что его убили и выбросили в реку.
Аделина не верила, что она сможет выжить. Но она выжила. Раны зажили. Правда, печаль из глаз так и не исчезла.
С тех пор Милица и служит Аделине.
– Милица, иди сюда, – поманила она служанку.
Милица подошла.
– Княгинюшка, чего же ты не спишь? Ведь сегодня тихо. Угомонились, окаянные! – проговорила она.
– Погаси свечу, – сказала Аделина.
Милица быстрым движением пальцев сняла со свечи огонь.
– Смотри, – сказала Аделина и показала рукой вдаль.
– Смотрю…. – проговорила Милица, не понимая, что вызвало интерес у княгини.
– Видишь?
– Нет. Ничего не вижу… Темно.
– Ах, какая же ты слепуха! Прямо старуха… – расстроилась Аделина.
Милица пожала плечами.
– Княгиня, темно – ничего не видно, – попыталась она неуверенно оправдаться.
– Но – вон там! Видишь – сверкает огонь, – с долей раздражения в голосе пояснила Аделина.
Милица вгляделась и сказала:
– Это звезда.
– Слишком ярко светит, – усомнилась Аделина.
– Это утренняя звезда – Венера, – сказала Милица. – Она появляется на небе только перед рассветом и светит так ярко, словно там горит костер.
– Но ведь других звезд не видно? – сказала Аделина.
– Их свет не пробивается сквозь мглу, – сказала Милица.
– А мне показалось, что кто-то знаки подает… – промолвила Аделина.
Милица бросила на нее быстрый взгляд.
– Может, и так, – задумчиво проговорила она.
– Я давно в церковь собиралась, – сказала Аделина.
– Сейчас самое подходящее время, – сказала Милица. – Во дворе тихо. Наверно, все спят.
– Скоро рассвет, – сказала Аделина. – Давай одеваться.
Милица вопросительно взглянула на нее. В комнате было несколько сундуков, заполненных одеждой и обувью.
Аделина кивнула головой и промолвила:
– Для церкви.
Милица открыла один из сундуков.
В сундуке аккуратной стопкой лежало несколько платьев. Наряды были роскошные. Легкие – шелковые разных цветов и из тончайшего белого полотна, вышитые узором. Тяжелые, парадные – из парчи с вычурной отделкой.
Перед Богом должно представать в скромном виде. Один из главных грехов – гордыня. Ослепленный гордыней человек хвалится своими качествами перед Богом, забывая, что получил их от Него.
Аделина, не задумываясь, выбрала самое скромное платье – из темно-красного бархата, с белыми кружевами.
Женщина на улице не может показаться без головного убора, тем более в церкви. На голову Аделина взяла коричневый плат с белой полосой вдоль каемки.
Выбрав наряд, Аделина с помощью Милицы оделась.
Одевшись, Аделина присела к зеркалу. Мазнув взглядом, Аделина заметила, что Милица все еще в ночной рубахе.
– Сходи оденься, – сказала Аделина и вновь обратилась к зеркалу.
Милица ушла. Через несколько минут вернулась уже в полной одежде.
Другой бы удивился быстроте, с которой женщина оделась, но Аделина посчитала это само собой разумеющимся.
Она встала, сказала: «Пошли!» – и шагнула к выходу.
– Погоди, княгиня, – сказала Милица и накинула на плечи княгини темно-синий плащ с капюшоном.
– Зачем плащ? – спросила Аделина. – На улице душно.
– Это не для тепла, – проговорила Милица. – Плащом скроешь лицо.
Аделина кивнула и, пряча лицо в складках ткани, вышла на порог. Здесь остановилась, вспомнив, что хотела взять в церковь старшего сына.
Оглянулась на сопровождавшую ее служанку и спросила:
– Милица, где Мстислав?
– Его дядька забрал с вечера, – ответила Милица.
Глава 5
Несмотря на молодость – княгине Аделине было всего двадцать пять лет, – у нее было уже три сына – Мстислав, Станислав и Судислав.
Станислав и Судислав были совсем малыши-несмышленыши.
Как известно – люди не помнят жизнь до четырех лет. Пэтому по обычаю сын принадлежит матери только до четырех лет.
Мстислав был самым старшим среди детей Аделины – ему шел восьмой год. Поэтому он хорошо помнил, что происходило тогда.
В четыре года его посадили на коня. Обычно княжичей после этого отдают на воспитание дядьке – лучшему из княжеских бояр. Обычно это был кто-то из родственников по материнской линии.
У княгини Аделины в Киеве родни почти не было.
Отец княгини Аделины, зличанский князь Славник, по крови был близок к роду саксонских королей. У него было семь сыновей и три дочери.
Мать Аделины, Стрежеслава, княжна из рода Пржемысловичей, была редкой красоты. Дочери пошли в мать и поэтому представлялись для королевских домов желанными невестами.
Аделина не была исключением.
Аделина – блондинка. У нее длинные белые волосы с золотистым оттенком.
От лица невозможно оторвать взгляда. Лицо приятной овальной формы. Огромные синие глаза – особенную яркость им придают черные брови – смотрят загадочно, что притягивает взгляды мужчин, как магнит. Белая кожа лица матовая, на щеках едва заметный румянец. Небольшой прямой носик.
Пухлые нежно-розовые губы. Над левой частью верхней губы небольшая родинка, которая придает лицу молодой женщины особенную пикантность.
И другие части тела хороши.
Роста она выше среднего. Стройная, словно юная березка. Фигура гармонична – тонкая талия; хорошая грудь – из декольте выглядывает соблазнительными мраморными холмиками. Ноги длинные – высокий каблук делает их бесконечно длинными. Длинная узкая ладонь. Холеная шелковая ладонь, никогда не знавшая физического труда.
Одежда и украшения подобраны тщательно – не слишком много украшений и не слишком яркие, чтобы только подчеркнуть красоту молодой женщины.
Разумеется, о любви Аделины к Владимиру никакой речи нет. Отец Аделину выдал замуж чисто по политическим мотивам – он надеялся получить помощь Владимира в борьбе с родом Пржемысловичей за богемский княжеский трон.
В Киев зличанскую княжну сопроводил брат Часлав.
Передав сестру киевскому великому князю, он не вернулся домой, а вступил в княжескую дружину. Тем самым он сохранил себе жизнь, так как между Славниковичами и Пржемысловичами вскоре разгорелась ожесточенная война, в которой род Славниковичей был уничтожен.
Вполне закономерно, что воспитание Мстислава Владимир поручил Чаславу.
Как всякий здоровый ребенок, Мстислав был непоседлив и горазд на проказы.
Видимо, характером он пошел по бабкиной линии – в необузданных Пржемысловичей.
Даже Болеслав II, носивший прозвище Благочестивый, лил людскую кровушку, словно простую водицу.
Аделина считала, что брат потакал авантюрным наклонностям любимого племянника.
А дядька Часлав на ее упреки отвечал насмешками: глупая ты сестрица, если ты из княжича хочешь вырастить монаха!
Княгиня Аделина тихо вздохнула – слишком далеко заглядывал Часлав: Мстислав был всего лишь пятым сыном великого князя… Пятый сын при благополучном раскладе мог лишь получить какой-либо бедный далекий удел.
Глава 6
– Значит, Мстислав у брата… – с досадой проговорила княгиня Аделина, туже затянула узел на платке и вышла на крыльцо.
Раннее утреннее солнце всплывало над сапфировым горизонтом, словно спелое яблоко, туго налившееся пурпурным соком.
Пахло свежестью – ночью прошел дождь, покрывший изумрудную траву седым хрустальным бисером.
Во дворе не было ни души.
Спустившись с крыльца, княгиня Аделина направилась к воротам.
У ворот дружинник с багровой от перепоя мордой, закрыв глаза, мочился на изгородь.
Княгиня Аделина отвернулась.
Выскочивший вратарь оттолкнул пьяного дружинника.
– Будь здрава, княгиня, – поприветствовал он княгиню.
Аделина даже в скромной одежде была прекрасна.
Стан тонкий. Лицо светлое – прядь солнечно-светлых волос ручейком выпадает из-под темного плата на высокий чистый лоб. Большие глаза ласково светятся томной лазурью, точно утреннее небо после ночного чистого дождя. Хоть перед тем, как идти в церковь, и не прикоснулась к пухлым губам кармином, а все равно – губы, словно спелая сочная вишня.
Такая девица может присниться только во сне.
Тряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, сторож, скорчив умильное лицо, поинтересовался:
– А что так рано прекрасная голубица поднялась?
– Не вишь, что ли, спросонья, что в церковь княгинюшка идет! – ревниво вскинулась Милица.
– В церковь иду, – смиренно кивнула головой княгиня Аделина и укорила спутницу: – Милица, мы в церковь идем, успокой душу.
Похвала простого человека что-то тронула в ее душе, отчего вдруг появилось радостное ожидание чего-то необыкновенного и светлого.
– А что во дворе так тихо? – спросила княгиня Аделина, задержавшись на мгновение.
– Так князь с дружиной еще до восхода ушел на Перунову гору, – сказал вратарь.
Княгиня Аделина несколько удивилась ответу сторожа, вспомнив, что во время Корсунского похода Владимир принял от греков христианство. Однако она хорошо знала, что старые привычки неистребимы – ведь совсем недавно Владимир отдал на растерзание язычникам двух своих дружинников-христиан.
Однако, не желая идти в церковь в расстроенных чувствах, Аделина не стала дальше расспрашивать сторожа о делах мужа и продолжила свой путь.
Глава 7
Июньская ночь коротка. Не успела поблекнуть вечерняя заря, как восток набух белым молозивом.
Ошалевшие от летней бессонницы вестники зари, выполняя природный долг, уныло всхлипнули надтреснутыми колокольцами. Им немедленно ответил фанфарой сильный голос молодого кочета.
Старые петухи не стерпели молодого нахальства, и ночь рассыпалась длинной перекличкой – покатившейся все дальше и дальше, за розой, вскипающей над далеким горизонтом.
В темном хлеву обиженно вздохнула корова. Заржал конь.
Послышались людские голоса – особенно громкие в час, когда ночь прячется в тени.
Город просыпался – летом люди встают рано.
В церкви Аделина заметила гречанку Юлию.
Юлия была женой великого князя Ярополка. Когда Владимир убил своего брата, он обратил его жену в наложницу.
С Юлией, которую остальные жены считали слишком высокомерной, Аделина была в хороших отношениях, однако на этот раз не подошла к ней – беседа в церкви недопустима, так как мешает вникнуть в слова богослужения и собрать душу к исповеди.
Аделина молилась за спасение души мужа – густо обагрена его грешная душа кровью, похотью, насилием и предательством.
Но что толку молить Христа о наставлении на истинный путь варвара?
Запекшаяся кровь тысяч несчастных жертв черной плесенью глубоко въелась в душу властителя. Не отмыть ее, не отмолить.
Грешна была Аделина – надеялась на чудо там, где его не могло быть…
